Бескрайняя мировая держава с богатой историей и культурой. Здесь медведи свободно разгуливают прямо по улицам городов, мужчины в шапках-ушанках и валенках круглый год играют на балалайках, в каждой квартире обязательно стоит русская печка, и красны-девицы варят вкуснейший борщ и ароматнейший сбитень. Здесь русская душа настолько же загадочна, насколько и широка, а люди умеют смело смотреть в лицо любым трудностям.
Автор | Пост |
---|
Обитатель | Поход на ярмарку был Светкиной идеей, и лучше бы Светка держала ее при себе. Олю совершенно не прельщали антисанитарные лавки с едой, дешманские аттракционы и пара блеклых аниматоров — Светка почему-то каждый раз выбирала что-то такое. Но надо же было однокласснице это ляпнуть при Олином папе... Да вся ситуация была театром абсурда и неправдоподобия. Выходные у отца были редкостью, со школы Олю он давно уже не встречал (чай, не маленькая, пол улицы по прямой до дома пройти сумеет), а Светка после школы задерживалась редко, спешила домой. И все же каким-то образом все закончилось тем, что Оля стояла у школы со Светкой под боком, а у входа ее дожидался отец. И вот надо было ей в двух шагах от ворот вспомнить про эту клятую ярмарку! — Пойдем, пойдем! — убеждала она медовым голосом. — Классно же будет: игр столько, а еды... Там столько всего, что и тебе на твои аллергии найдется какая-нибудь вкуснятина. Что вкуснятина найдется, Оля даже не сомневалась: разумеется, та, что окончится анафилактическом шоком, не меньше. А одноклассница все распиналась. — ...и метание ножа, и с закрытыми глазами угадывание, где чего. Да там даже гадалка будет. Не как эти, обычно, а настоящая. Говорят, правда видит. Оля про себя презрительно фыркнула. Ну да, гадалка. Настоящая. Это она, Оля, настоящая. И не гадалка какая-нибудь, а прорицательница. А эти на ярмарках... Шарлатаны на шарлатане, тоже мне. И вот именно в этот момент отец оказался достаточно близко, чтобы услышать про ярмарку. Это бы даже не проблема, если бы он просто промолчал или сказал бы что-то, когда Светки рядом не будет. Но беда пришла откуда не ждали. Оле на ярмарку не хотелось совсем, но и какую никакую подругу без причины динамить — тоже. И она помнила, очень хорошо помнила, у кого ночевала чаще, чем дома, когда Настя уехала в этот свой монастырь, а с родителями контакт не находился вообще. Неблагодарной Оля не была. — Свет, прости, я бы пошла, — извиняющимся тоном начала она, разводя руками. — Но у мамы по субботам день закупок: буду помогать пакеты таскать. — Оля скривила губы, показывая, что ее такое времяпрепровождение не впечатляет, но это же мама всё-таки, против мамы не попрешь. И вот здесь вмешался папа. Он прямо при Светке заявил, что абсолютно ничего страшного, если Оля в эту субботу маме не поможет, что у него вот сейчас внеплановый выходной и он прямо сегодня с мамой за покупками сходит, а если ей и в субботу помощь пригодится, то к ним как раз собирается дедушка на недельку приехать. Оля взглядом пыталась папе показать, что не надо, что ей эта ярмарка вообще никуда и никак, но то ли папа не умел читать взгляды, то ли решил, что, если Оле не хочется идти, стоит честно сказать об этом подруге, а не придумывать отмазки. Так что спич свой папа довел до конца. И, правда, у Светки такая яркая улыбка была в этот момент, и она всегда так поддерживала и выручала, и так редко действительно что-то просила, что Оля решила: ладно, ярмарка так ярмарка, ничего страшного. Посмеётся с аниматоров в нелепых костюмах, схомячит сахарной ваты и подшутит малость над "самой настоящей" гадалкой. Чем не развлечение? Я бы всегда делилась новостями в первую очередь с сестрой, но она уже и так все знает. |
Обитатель | Ей чертовски холодно. Серьезно. Погоду обещали теплую, и температура в районе +10° — это не крайний Север, хватай три пальто и две шапки, но ветер... Какой же холодный дует ветер! Оля озябла уже в первые пять минут. Они только с автобуса сошли, ещё даже войти не успели на место проведения ярмарки, а ее уже знобит как в лихорадке. А Светке хоть бы хны, что за несправедливость?! — Идём, идём. Она ещё и поторапливает! А Оле — в толстой куртке, с рюкзаком за спиной и в перчатках, — вообще-то неудобно. Она не может бежать так быстро, как летом, в шортах и майке. Но очередь у входа стремительно растет, и если они не поспешат, застрянут стоя на холоде ещё как бы не на час. Поэтому Оля пересиливает себя и торопится. И все понятно, конечно, но почему здесь так много людей? Как будто пол Москвы собралось исключительно на эту ярмарку, забыв про все остальное в городе. Взгляд падает на семью неподалеку: отец усадил на плечи сына, девочка цепляется за мамино пальто, а мама пытается распаковать ей шоколадку. Мужчина говорит что-то с отчётливой улыбкой на лице (наверное, подшучивает над женой, которая уже несколько минут пытается эту шоколадку открыть), девочка и мальчик смеются, женщина отмахивается, якобы обиженная, но полуулыбка на лице выдает ее чувства с головой. И Олю вдруг пронзает отчетливая тоска. Когда они в последний раз были такой семьёй, когда действительно выбирались куда-то все вместе, а не только обещали, что "в выходные — обязательно" и "на следующей неделе — точно"? Оля толком и не помнит. Все вылазки, и так редкие из-за папиных переработок, прекратились, когда пробудились Настины способности, а потом Настя и вовсе уехала и вернулась, только чтобы снова уехать. Оля замирает. Она любит сестру, она знает, как тяжело ей было. И тот факт, что в момент тоски Оля первым делом как будто обвинила ее, оставляет горький осадок в сердце. Это ведь даже не Настина вина. Если и винить, то родителей и деда. Опять, как в предыдущие несколько лет, которые Оля решительно хотела оставить позади. Но все же, если дедушка знает о магии, то почему он не мог просто обучить Настю здесь — и все? Зачем увозить ее в храм где-то в Тибете и разлучать с семьёй, единственной опорой и поддержкой? Да, в храме много тех, у кого тоже есть силы, но это все ещё незнакомцы. А многие из них тоже новички. Кто знает, сколько несчастных случаев там уже произошло, а Настя просто не стала говорить, чтобы никто не волновался? Оля вспоминает последний видеозвонок. Неужели она одна заметила, какой грустной и уставшей казалась Настя? Как все ее рассказы сводились к обучению, в основном — в одиночестве, и периодической помощи кому-то в деревне? Как ей просто нечего было сказать о своих друзьях, которые тоже не все время в монастыре живут и, наверное, не так уж часто с ней видятся? Как одну из подруг она перестала упоминать вовсе? — Оля! — Резкий окрик подруги приводит ее в чувство. — Ты чего застыла? Плохо, что ли? Светка беспокоится, и Оля через силу давит из себя улыбку. Качает головой и кажется, будто тело это не ее даже, как будто она где-то далеко и никак не вернётся. — Просто задумалась. — Только и может сказать она. — Пойдем? Я бы всегда делилась новостями в первую очередь с сестрой, но она уже и так все знает. |