Признание в любви

Как и сказал, он пришел обратно в беседку, как только успокоился и сделал некоторые поручения Руж. Пришел довольно рано: спешил, потому что время не было оговорено. Да даже если бы и было, Энекен все равно сидел бы здесь за час или два, рассматривая узор крыши или просто пялясь вдаль под мерное течение мыслей. Ему уже было все равно, что она там подумала. Те чувства, которые вызывала, требовали выражения, и сейчас просил у неба только об одном: пусть не придет, и я не скажу, не признаюсь. Но если, если… Он очень хотел, чтоб пришла, хотя и страшился.
Очень медленно текло время. В трепетном ожидании, Феннерс успел десять раз все сказать и расстаться, отвергнутый. Ой да ладно, что там будет? Не слишком же плохо стать другом, сейчас-то вообще вон – никто, едва ли знакомый. По-детски наивный, юноша еще не знал боли, которую могло причинить лишь одно слово. Не знал и не хотел узнавать, интуитивно желая, чтоб гром разразился и пришлось бы бежать в комнату, пропустив эту «важную» встречу. И все-таки, все-таки – для него это было свидание.
Потому он по-взрослому вырядился в красивое: ну, как утром, но штанишки новые, и причесался, хотя это было так некомфортно – сидеть и думать, что ветер растреплет волосы, постоянно руками по ним водить, проверять, портить прическу, которой как бы и не было в короткой небрежной стрижке. Он не знал, что ей еще подарить. Цветы было уже, в тот же день да с такими же – банально ведь выходит. Посему пришел со статуэткой, которую делал так много лет назад, для мамы. Мог бы стырить из храма, красивенькую – но эти она видела, решит, что не от чистого сердца. А так вот… хотя бы… тьфу, какого же он ей решил подарить уродца! Зачем, такой-то красавице?
Энекен опустил вниз голову, вертя фигурку в пальцах. Как-то не выгодно все выходило: у Оливии много парней, она такая открытая и общительная, ей, наверное, дарят много подарков. И тут он, неопытный, младше на несколько лет, заикающийся, не умеющий правильно реагировать. Не придет ведь, забудет, фыркнет: фи. Ну а он? А он просидит до полуночи, значит. Надеясь на вдруг, на авось, нарушит правила.

После встречи в беседке утром прошло уже довольно много времени. Прошёл обед, прошли занятия, она даже успела посидеть на берегу ручья и попрактиковаться в магии Воздуха. И сейчас в это время, вертясь в своей комнате, перед зеркалом, девушка взглядом зацепилась за букетик цветов, который она поставила в вазочке на чайном столике. Ну а что? Не выбрасываться же. К тому же, если Кораев вдруг поинтересуется откуда, можно будет прямо ему и сказать - поклонник подарил. Правда, не уточнять, что поклонник этот младше Лив года так на два-три. Она точно не знала. Решив, что не придти в беседку было бы не очень хорошо, британка, накинув сверху кожаную куртку, быстрым шагом вышла из комнаты.

Надо сказать, ей было любопытно, зачем Энекен попросил её придти. Было свободное время, было скучно. Почему бы и нет? Да и вообще, кто этого паренька знает, как он к ней относится. Ещё разобьет ему сердце своим неприходом или ещё чего... Хотя нет, что-то она себе напридумывала. Когда, наконец, от беседки Оливию отделяла пара деревьев, девушка вдруг остановилась и принюхалась. Если Энекена нету в беседке, значит можно будет спокойно пройти мимо и пойти к озеру, немного потренироваться. Но, принюхавшись, она обнаружила знакомый запах человека. Кивнула сама себе, думая о том, что тренировке не суждено состояться и направилась в беседку.
Энекен выглядел напряженно, всматривался в пол, что-то теребил в руках, явно нервничал. Британка тихо, не говоря ни слова зашла в беседку и села прямо напротив блондинчика, внимательно на него смотря, а затем улыбнулась. Мол, вот она я, пришла, как ты и сказал.

Он почувствовал ее присутствие скорее интуитивно, чем по звуку шагов или отбрасываемой тени на полу. Долго, долго не хотел поднимать глаза, потому что… боялся. Здорово, что пришла! Значит, не все потеряно. Значит, интересуется им, а не просто отмахивается, как от мухи назойливой. Такая чувственная милая девочка, ну что с того, что взрослая? Оливия добрая, ей не плевать на щенячьи взгляды рабов из ямы, пускай сама королева. Она необычная… Красивая… Почему других таких нет, не занятых мастером Кораевым?
Их молчание, долгое, казалось Энекену уютнее разговора. Он, возможно, раздражал своей нерешительностью пылкого огненного мага, и ему было бы неприятно, если бы девушка это продемонстрировала. Но поразительное чувство такта, вроде бы не присущее Лив в общении со многими другими, сейчас было даровано юному влюбившемуся созданию. Могло ли это значить, что его ощущения взаимны? Могла ли она тоже… тихонько симпатизировать маленькому мальчику? Феннерс очень надеялся, и очень переживал.
Пожалуй, надо было начать разговор? Ох, надо. Раз пришел, и раз она пришла – придется. Поднявшись, словно перед учительницей виноватый озорник, глянув на нее из-подо лба, он сосредоточил взгляд на розовой щеке и опустился к шее, к простой, удобной и хорошо сидящей на Оливии одежде, к ладоням, сцепленным на коленях перекинутой одна за другую ног. Ей было также, как ему, некомфортно? Она смущалась?
Энекен покраснел. Лицо вспыхнуло розовым румянцем, а он не то что сказать, подумать даже не успел. «Я тебя люблю». Как она, как отреагирует? Тяжело, очень трудно быть искренним, даже если говорить надо не гадости. Тем более – если говорить надо не гадости.
- Привет… - начал он, унимая дрожь в голосе. Надо же, в этот раз удалось сказать без заикания, хотя так неуверенно и тихо. Боже, у него уже самообладание опустилось в пятки, так что скоро начнется. Хорошо хоть в руках была чертова статуэтка, которую можно было вертеть в ладошках, занимая нервы и просто пальцы. По крайней мере не руки по карманам – и то поза приветливее. – Как прошел твой день?
Он отходил от плана придуманного текста, силясь свести его в сторону. Как прошел день, хах? Ты ее с утра видел. Потом все были на общественных работах и учениях. Как обычно у нее день прошел, все прекрасно знаешь. И все равно – это было важно.

Молчание затягивалось и нетерпеливая Лив с трудом подавляла рвавшийся усталый вздох. Она никогда не задумывалась особо о поступках других людей, о их мыслях, переживаниях, действиях. Всё то, что она не понимала - было для неё чуждо и неправильно. И она совершенно не понимала, почему Энекен молчит, стесняется, робеет и заикается. Кому какое дело для того, что он делает и думает? Разумеется, многим хочется нравиться людям или какому-то конкретному человеку. Оливия это понимала, но относилась просто. Она точно знала, что нужно сделать для того, чтобы заинтересовать и понравиться и делала это, когда считала нужным. И искренне не понимала, почему так не могут поступать другие люди. Вот, например, Энекен. Его неловкость раздражала, но какая бы британка не была дерзкая и язвительная, она всегда была доброй. По поведению видела, что мальчику не комфортно и интуитивно старалась вести себя так, чтобы это не усугублять.

Вот только терпение не было бесконечным, особенно в её случае. Она начала продумывать в голове то, что могла бы сделать полезного вместо того, чтобы сидеть вот так вот и молчать. Как раз в этот момент блондинчик поднял на неё взгляд и оглядел с ног до головы. Как-то стыдливо, будто бы подглядывал или видел её голой. На этот раз, уже Лив решила выдержать паузу. Она внимательно, так же с ног до головы оглядела Энекена и вздохнула. Повезло ей, конечно. Пантерка сменила позу и теперь нога уже не была сложена на другую, руками она упиралась в скамейку. С легким наклоном головы и прищуром откровенно его разглядывала, чисто инстинктивно ощущая себя каким-то хищником перед беззащитной жертвой.

- Да... Как обычно. Скучно, однообразно, - перечисляла она, а затем, помолчав немного, решила спросить таки. - А у тебя?

Ему хотелось говорить о ней, а предстояло – о себе. Окей, не сложно, или… Черт, сложней всего, конечно. Мальчишка завис, как это у него уже бывало, задумавшись, а хочет ли она знать о его дне так же, как он, или спрашивает лишь для галочки. Но, начав отвечать односложно, в итоге расписал весь день:
- Да так же. Знаешь, сначала утро холодное, а мне солнца хотелось, а потом эти занятия нудные, и еще в столовой бобы, я не люблю, а потом когда в комнате убирал, туда шершень залетел, и вот. – он показал руку, где над косточкой у запястья красовалась большая красная шишка с одутловатостью, посмотрел на нее сам, смутился, что демонстрирует такие вещи девушке и покраснел, но тут же забыл, потому что появился новый повод стыдиться: в протянутой руке была зажата та самая фигурка-статуэтка, которую взял с собой.
Неловко похлопав глазами, словно сомневаясь, стоит ли про эту уродскую штуку что-либо говорить, парень все же протянул горгулью Оливии:
- Знаешь, она не очень красивая, как ты… - ой, как слова неудачно сложились, сбился, исправился: - В смысле, ты гораздо красивее. Но возьми, пожалуйста. Это от сердца.
Стоило ли говорить, что выточкой из камня Энекен перестал заниматься давно, сделав эту фигурку в память о матери? Ей незачем знать. Когда-то она была очень дорога ему, потом – стала казаться ненужным напоминанием. Может, если бы Лив взяла – приобрела бы другое значение, более радостное, позитивное.
Он мялся. Ждал, когда коснется руки. Очень хотел почувствовать это прикосновение, ее ласковые пальчики: благо, сейчас неожиданной поллюции не ожидалось. Энекен смотрел на нее, не на лицо, потому что боялся глаза поднять, а на ладони, с такой нежностью и трепетом, которые были позволены только наивному еще ребенку. Он ее песик. Ее черный, лохматый, преданный песик. Он должен был что-то сказать, что-то добавить. И он сделал это, как-то ничтоже сумняшеся передернув плечами:
- Лив, я могу тебе понравиться?
Здесь была подоплека в вопросе. Могу – не значит нравлюсь уже. Может быть что угодно, так ведь? А значит, не будет ответа «нет», если не хочет отрезать пути.
- Погуляем?

С легким, плохо скрываемым, удивлением девушка слушала Энекена. Вау, значит, он не всегда заикается. Перенервничал? Стеснялся? Что же, интересно, изменилось за день, что ему стало спокойнее. Или же парнишка просто взял себя в руки и решил перестать позориться? Ну да, пора бы уже, потому что утренняя их встреча была... мягко говоря странной, потому что... в общем, не важно. Даже пуленепробиваемую Оливию и то начинало бросать в краску от тех воспоминаний. Это что-то значило. Очень сложно было смутить её и у Энекена это получилось, пусть и не специально.

Но, что-то она задумалась, а стоило больше внимания посвятить Энекену. Британка слегка наклонилась, стараясь продемонстрировать интерес к укусу. Интерес деланный. Она вообще чувствовала себя перед ним немного виноватой и, честно говоря, воспринимала его не иначе как ребенка, наподобие своей маленькой сестренки. Будь это кто-то другой, больше чем безразличное "вау" она бы не выдала. А так, приходилось распинаться. Это раздражало и девушка пожелала сама себе поскорее избавиться от назойливого ощущения вины.

С любопытством она взглянула на статуэтку, которую он ей протянул, а затем перевела такой же заинтересованный взгляд на блондина. Страшненькая штучка. И, кажется, она не была украденная. Значит, его личная. Действительно от сердца. Британка улыбнулась, осторожно забирая подарок и стараясь не касаться его руки, а то мало ли каким конфузом это обернется. Впрочем, у неё не получилось. Повертев фигурку в руках, девушка подумала о том, что надо постараться не забыть её где-нибудь. И вообще-то она не любила гулять с занятыми руками. Ну что поделать.

- А почему нет? - легкомысленно ответила девушка сразу на два вопроса, поднимаясь со своего места. Но, кажется, фраза относилась скорее к первому вопросу. Ну а почему нет? Шансы есть, обычно, всегда и у всех. Главное то, как ими воспользоваться. Да и не думала Оливия о Энекене как о ком-то большем, чем о друге. А на дружбу шансы... Почему нет?
- Любишь солнце, да? - задумчиво глядя в даль спросила девушка. Она уже поняла, что сегодня роль ведущего их беседы придется брать на себя.

Энекен обрадовался. Она взяла его подарок, не смотря на немного странное преподношение, и стало как-то легче. На сердце. Только касание было каким-то опасливым, будто девушка боялась заразиться шмелиным укусом или еще чем-то вроде, но это ладно. Мальчик заставил себя улыбнуться.
Да, у него есть шансы! Не смотря на Дамьяна, не смотря на каких-то других ухажеров – она рассмотрит его кандидатуру. Надо только показать себя с лучшей стороны, а не как с утра… Оливия же не заметила, что было не так утром?
Феннерс неловко развернулся, изучая ее красивые распушенные от ветра волосы. Девочка вкусно пахла цветами, и вообще была вся такая воздушная, что ему казалось, отвернется – а у нее за спиной раскроются большие крылья, цветные, как у бабочки. Она фея. Его фрейлина. А еще солнце очень красиво играло на ее лице, потому да, он любил солнце. И в общем…
- Угу. – Эн не знал, о чем говорить. Рассказать о себе побольше, чтобы признание в любви не звучало слишком резко? Может, не стоит в этот раз? Все же так делают, наверняка: целуют ей ручку и потом читают какие-нибудь стихи, а он ни коснуться, ни сочинить ничего не может. Глупая, глупая голова!
- Ты видела обрыв, Оливия?
Чего он у нее это спрашивает? Конечно, видела. Не первый месяц тут живет. Это, наверное, самое любимое место всех магов воздуха, но там часто проводят занятия, и потому оно немного приелось. Правда, сам Феннерс давно не был на обрыве. «Вот что. – подумал он. – Если там никого не будет, я ей признаюсь. А если будет, то просто покажу ей что-нибудь. Главное, я не должен сейчас молчать. Она не любит, когда молчат».
- У меня есть собака, Оливия. Он большой и черный, ты видела его? Я люблю собак.

Оливия не особо задумывалась, куда они идут. Просто шла рядом, предоставляя право выбора её "кавалеру". Она и правда его так называла за глаза. Ну а что? Он краснеет, смущается перед ней, дарит цветочки и всякие милые вещицы для сбора пыли в комнате. Разумеется, он не просто так всё это делает. Британка вертела подарок в руках, наблюдая, как солнечные блики играют на дереве. Время от времени она переводила взгляд на Энекена, который явно ощущал себя не в своей тарелке. Лив старалась не особо смотреть на него, потому что тоже начинала чувствовать себя не очень хорошо. Гулять просто так, без цели - странно. Она забыла, когда в последний раз этим занималась. Жизнь в Линь Ян Шо была слишком быстрая и суетливая, чтобы оставалось время на умиротворенные прогулки. Они больше всего подходили влюбленным, как ей казалось, а влюбленные предпочитали не демонстрировать свои отношения. Все, конечно же, и так знали о этих отношениях, как бы парочка их не скрывала. Так бывает, когда множество людей живут на одной небольшой территории.

- Да, он красивый. Меня воздуху учили там, - решив быть терпеливой, девушка спокойно отвечала на самые тупые вопросы, стараясь показать, что всё хорошо и волноваться ему не нужно. В конце концов, если он перестанет нервничать и ей станет комфортнее. Можно было сделать вывод, что идут они именно к обрыву.
Собаки... Мохнатые, вонючие и слюнявые. Преданные до безумия и способные стерпеть всё что угодно. Конечно же, они ей не нравились. А вслух:
- Нет, не видела, но мне, честно говоря, больше нравятся кошки. Собаки порой на меня... странно реагируют, - замолчать вот так вот просто было бы не очень хорошо. Блондинчику опять пришлось бы придумывать темы для разговоров. Чтож, придется болтать без умолку и наблюдать за реакцией.
- А почему ты спросил, можешь ли мне понравиться? - прикинемся тупой, ага. - А зачем позвал? Я, честно говоря, не смогу очень долго с тобой гулять. Максимум минут тридцать-сорок пять. Я обещала с Дамьяном встретиться. То есть... с сифу Кораевым. Он будет меня ждать.

Сначала разговор заладился. Энекен обрадовался, подхватив тему про обрыв, стал рассказывать, как тоже учился в беседке с Руж и еще одним мальчиком, и это было здорово: чувствовать свою стихию. У него тогда плохо получалось сначала, но сифу Адлер была мастером своего дела, а еще – первым человеком, с которым мальчик нашел общий язык. Это потом он более менее стал общаться с другими обитателями храма, и Ян ему понравился, и Дани с Чином, а еще Мэйлин познакомилась с ним из-за собаки. Вот только круг друзей оставался для Феннерса по-прежнему узким: он и пес. И еще его принцесса, Оливия. Она шла с ним рядом, приноровившись к неспешному темпу мальчишки, и хотя Энекен все также ощущал неловкость, беседа клеилась. До поры до времени.
- Пол часа? – внутри все ухнуло, и сердце защемило. Этого слишком мало, чтобы девушка смогла узнать его. Но можно же назначить еще одну встречу? «Зачем позвал, зачем спросил…» - он повторял в голове вопросы, выискивая правильные способы ответить: отшутиться или сразу начистоту. А потом она сказала про Дамьяна, и стало как-то совсем неприятно, зло, больно. – С Дамьяном?
А, ну да, они же встречаются, конечно. На что ему рассчитывать? Кораев видный мужчина, тем более мастер, ей под стать, и даже глупо пытаться встать у него на пути. Ну чем, чем Энекен может быть лучше? Он не такой брутальный, да и вообще испугался, неопытный с девушками, не знает, про что говорить. Вот и сейчас растерялся, потому что… ох, как же это неприятно!
- Я просто. – мальчик остановился, сжимая в руки кулачонки, но поворачиваться не стал. Ему не хотелось думать про Дамьяна, говорить про Дамьяна, прикидывать время и ждать, что она пойдет к Дамьяну. Ничего плохого в болгарине: тот хороший, очень здорово помогает монастырю и как учитель классный. Сам вырос здесь, прямо как Феннерс. Только когда про него говорила Оливия, становилось не по себе, так что даже в пальцах кололо. – Ты же не можешь отложить встречу с сифу Дамьяном, потому что он твой куратор, да? – теша себя надеждой, только и спросил Эн. И все-таки, надо ей признаться! Как же так: побежит к нему, и не будет знать, что… Будет обнимать, даже не задумываясь о том, как делает больно кому-то.

Только спустя пару секунд, после того как девушка сказала про встречу с Дамьяном, до неё дошло, что Энекену, как её кавалеру, это наверняка не понравится. Она слегка скосила глаза, потому что захотела поглядеть на реакцию. У неё вообще так было почти всегда. Скажет что-нибудь, не подумав, и только спустя время понимает, как её слова могут влиять на окружающих. А если она ещё и раздражена или злая, то это вообще прискорбно... И главное, не может ничего с собой поделать. И шея вроде не длинная, и рост не высокий... а доходит как до жирафа.

Она не ошиблась. Реакция действительно была. Парень как будто побледнел, поджал губы и явно расстроился. Лив сейчас же отвела взгляд в сторону и пристально начала вглядываться в деревья, размышляя о своем, о женском. С одной стороны ей было безумно приятно. Ну какой девушке было бы неприятно от того, что её ревнуют и хотят с ней быть? Разве что, очень-очень хорошей. С другой стороны ей было жаль Энекена. Его детская стеснительность и непосредственность почему-то нравились британке. Но она ведь не виновата, что он младше и что она умудрилась влюбить в другого, ведь так? Именно умудрилась, потому что дожила до шестнадцати лет так и не заимев каких-то любовных отношений с парнями. А тут всё как-то само получилось... Интересно, если бы Энекен узнал, как не хотела Лив первое время этой любви, ему бы полегчало?
Разумеется, выкладывать все свои душевные переживания блондинчику она не собиралась. И в очередной раз сыграло любопытство.
- Ну... Если расскажешь, зачем позвал, может быть, сифу Кораев сможет немного подождать. - улыбаясь сказала она, опять скосив глаза. Интересно, какого ему на этих качелях "воодушевление-уныние"? А Дамьяну можно было так прямо и сказать, почему она опоздала. А еще сообщить, что ей подарили цветочки и деревянную фиговину. Чтоб не забывался. Вдруг тоже что-нибудь подарит?

Если бы сейчас на минуточку отвлечься от эмоций, если бы вдохнуть свежего воздуху и не чувствовать тепла ее тела, если бы понять, отчего это так беспокойно и откуда рождается злость к сифу Кораеву, Энекен мог бы ощутить себя пусть немного, но легче. Он привык рационализировать: возможно, не досконально, но знать, откуда идет природа тех или иных мыслей, особенно если они необычные. Ему нравилось себя слушать, потому что потоки мыслей похожи на ветер, и как облачка, они рвутся при малейшем касании, обретая новые формы. Но сегодня был слышен лишь звук барабана: это его сердце, стучащее не в том, не в привычном ритме, особенно громкое, так что даже она… наверняка слышала.
Мальчику стало стыдно за свое сердце. Слишком громкое, оно навязывалось ей, хотя не было нужным. Столько парней, и встреча с Дамьяном сегодня, и то что Оливия пришла – она ведь не знает, зачем он позвал, может, только из любопытства или вежливости согласилась пройтись бок о бок. И вот сейчас она хочет все знать, так поспешно, неправильно, что Энекен потерялся, опять словив себя на заикании:
- Я, я… - ну скажи ты уже, это два слова всего лишь, не трудно! – Я, я… - а он мялся, как дурак последний, обзывал себя олухом и остолопом, и краснел, и бледнел, и ладошки вспотели, когда обернулся и встретил ее взгляд: блестящий, задорный, смеющийся. И прекрасные милые губки в полуулыбке, и вся эта свежесть, воздушность, легкомыслием трогающая по волосам, что они развеваются, даже без ветра. Нет, он должен собраться, он не должен смотреть, и если говорить, то сказать все как надо, как думал, как запланировал. А на деле все опять вышло по-своему:
- Я… знаю, Оливия, тебе часто говорят такое. – покосился в сторону, закусил губу, помял в пальцах майку. – В общем. Прости, но я в курсе про мастера… про Кораева. И про некоторых других… я следил, но не должен был. В общем. – и дыхание в груди перехватило, и во рту пересохло, и только «бум-бум» - стучит в голове сердечко. – Я. Люблю. Тебя. Вот.
И не зная, как дальше: бежать прятаться, стоять ждать чего-то, он просто отвернулся и пошел прочь, хотя знал, что мужчины так не делают. «Идиот. – внутри трепетало, разрастаясь тревожным негодованием. – Дурак. Идиот!»

Ну вот, очередное зависание. Как и сегодня утром, Лив это забавляло. Ей было непривычно видеть такого подростка. Те, с кем она общалась в Бристоле почти все были напористые и уверенные в себе. В том обществе неуверенному мямле пришлось бы туго, потому что каждый посчитал бы своим долгом тыкнуть носом слабака в его слабость. Как она когда-то с Френки, сработала выработанная годами привычка. Были, конечно, неуверенные... Всего один или два, но у них были хорошие друзья, которые не давали в обиду. Рядом с блондинчиком Лив таких друзей не видела. Хотя, может, в Линь Ян Шо, они были просто не нужны? Это было странно, но желания тыкнуть Энекена носом в его недостаток не было. Действительно странно. Ей было его слишком... жаль. Или это просто сочувствие?

О, отвис. Лив снова перевела взгляд на юнца и даже остановилась, видя его странное поведение. Взгляд был заинтересованный, улыбающийся. Смотрела на него как на какую-то нелепую интересную вещицу. Так еще, иногда, смотрят на чужих маленьких котят и щенят. Энекен от чего-то начал бледнеть и краснеть, Лив даже слегка испугалась. А он в обморок случайно не упадет, нет? Хотя, она теперь могла бы его хотя бы в лазарет оттащить, потому что это случилось с ним не по её вине.

Оу... Следил. Оливия удивленно вскинула брови и первой реакцией, конечно же, было раздражение. И как давно следил? Как часто? Про некоторых других это про... Кертеша?! Эм-м-м... И как много он, интересно видел? И на пруду их тогда видел, и беседку с Дамьяном? Стало как-то неприятно но, честно говоря, смущения Лив не испытывала.
- Всё любят меня, - как-то уверенно и одновременно рассеянно заявила Лив в пол голоса. И тут Энекен резко развернулся и пошел куда-то. И вот тут Оливия не знала, что ей думать и чувствовать: жалеть его, злиться на него, удивляться?
- Эй! Ну и куда ты пошел-то? - наконец, прикрикнула она, ускоряя темп ходьбы, чтобы догнать блондинчика.

Он не хотел делать ей больно. Не хотел толкать, да и ничего же не случилось: Оливия не отшила его, не сказала ничего грубого или того, что он сам и без нее не знал. Все любят ее. Конечно, все любят таких девушек. Только ей никогда не понять, что для него она – принцесса, настоящая, вдохновляющая, такая милая девочка, которую он хочет просто держать за руку, или свернувшись у ног калачиком, охранять сон как прикроватный мопс. Энекен знал, что она сама по себе очень сильная: как-никак, маг и пантера, а еще с ней Дамьян, который в случае чего так наваляет, что мало не покажется. Ему казалось бессмысленным с ним бороться, и даже не потому, что мастер был сильным и опытным, вовсе нет. Просто ведь Лив была счастлива с сифу Кораевым, а с ним ей было неловко. Неприятно.
Он ускорил шаг, едва ли не переходя на бег: так всегда делают, когда догоняют. Но остановился, зная, что будет выглядеть как трусливое чмо: сказал и свалил, заставив ее самой разбираться в словах и испытывать чувство вины за чужую любовь. Мальчишка обернулся: снова эти черные волосы, эта несвойственная темнота в глазах, и во рту колят зубки: что со мной происходит?! Попытался ей улыбнуться, - вместо этого немо покачал головой:
- Прости, Оливия. П-пожалуйста, я сам все знаю. Я не должен был говорить, прости. – отступая на шаг, задел ветку, и она громко хрустнула. Звуки стали такими объемными: что дыхание, что стук сердца, что ветер. Эн почувствовал, как стал ниже ростом, как будто пригнулся, и в глазах всполыхнуло, меняя яркость, все, что видел вокруг себя. Мир как-будто поблек, посерел в эту минуту, а мальчишка рванул прочь, прошептав только: - Не иди за мной, не надо…
Он бежал, вдруг почувствовав, что земля необычно летит под ногами. Четыре лапы, пушистый хвост - пес несся в свою комнату, еще не понимая, что будет скрести дверь когтями, прежде чем сможет открыть. Какой-то странный был день, и запахи сильно кружили голову. Желая быстрее спрятаться, мальчик просто бежал далеко.