Неустроенность (продолжение)

Ветер дул в спину, поднимая более темную шерсть на хребте и загривке, донося до ушей отдаленные звуки людского поселения. Волчица была несказанно довольна, она чувствовала себя маленьким, еще нежно-пушистым щенком, в первый раз выбравшимся из-под присмотра матери.
За долгое время лапы истосковались по свободному бегу, ощущению скорости, виду постоянно мелькающих холмов и трав. Правда, здесь были горы. Не очень крутые, так что по ним можно было спускаться, не боясь покатиться вниз кубарем. У волка же четыре лапы, он устойчивый зверь. В общем, Нори наслаждалась мелкими радостями бытия, как то: шуршащие из под лап мелкие камешки и песок, лунный свет, играющий на неровной поверхности земли, теперь казавшийся родным и приятным, собственный голос, рычанием вырывающийся из приоткрытой на бегу пасти. Можно было даже, заигравшись, клацнуть зубами в листву кустарника, представляя, как разбегаются от острых зубов боязливые листочки, гонимые ветром.
Игривое настроение преследовало волчицу до тех пор, пока она ощущала одиночество, а оно, в свою очередь, означало безопасность. Ей не хотелось встречаться с кем-либо, она сама с собою была не в ладах. Сейчас человек не сдерживал, отпуская ее бежать на все четыре стороны, глаза волчицы радостно горели желтым, хвост был горделиво поднят.

Перепрыгнув через крупный камень, выступавший высоко из горной породы, волчица пробежала еще несколько метров и замерла. Она уже достаточно далеко отдалилась от монастыря, но ей все еще можно было опасаться как людей, так и других хищнков, а обитает ли здесь кто-то более крупный, чем она сама, Нори пока не знала. Что за местность?
Нюх не давал однозначных подсказок, чья это территория и от кого, при встрече, можно ждать агрессии и атаки. Да, видимо, ото всех.
Один, один…всегда один. В стае в сто раз легче выжить, найти пищу и отогнать врага, всегда есть, кому улыбнуться, а кому показать клыки. А в одиночестве – хоть вой с тоски. Наверное поэтому человеку всегда снилась стая, множество серых лап, подминающих снег или траву, и очень редко волк-одиночка. Это было подсознательным стремлением.
Резко повернулась голова, задвигались и замерли уши, уловив посторонний шорох. Поменявший направление ветер донес запах, знакомый и незнакомый одновременно. Человек его знать не мог, но волчьи инстинкты подсказывали, что где-то недалеко зверь. Добыча. Волчица заволновалась, возбужденно принюхиваясь и прикидывая расстояние. Ее никто не учил охотиться, она не знала самых простых вещей, и все же стала действовать примерно так, как действует любой хищник, учуявший зайца.

Тибетский заяц, активный с темное время суток, уверенно подгрызал вкусные стебельки летней травы, скрытый темнотой ночи. Он привык, что в горах было немного хищников, и опасаться любой тени было не в его правилах, но все же заяц оставался собой и не терял бдительности. Его серая, с рыжиной на спине, шкурка, отлично сливалась с землей и позволяла прятаться в кустарнике, норка, расположенная в расщелине меж камней, глубокая и выстланная теплым мохом, была надежна, как скала. Так что заяц не особенно боялся выходить на кормежку. Ночь была теплая, а расстояние еще не позволяло учуявшего его хищника.

Нори сбавила шаг, осторожно пробираясь по направлению, указанному носом, и вглядываясь нетерпеливо в темноту, чтобы заметить зайца первым. Надо было припасть к траве, прижать уши и ждать, когда заяц сам подойдет ближе, на расстояние, когда только самый неудачный прыжок может погубить охоту. В общем, минимизировать вероятность промаха. Но волчица, увлеченная и взбудораженная жаждой живого мяса, жаждой охоты, шла на запах, как молодой охотник, которому впервые в руки дали ружье и сказали «на, только в людей не стреляй». Конечно, между волком и человеком разительное отличие – зверь никогда не станет убивать ради забавы. Но у Нори от голода и предвкушения сводило нутро, а пасть наполнялась вязкой слюной.
Заяц, заяц, заяц…

Наконец через несколько минут поиска, тягучих, как густой мед, выглянув из-за куста, волчица заметила пушистую шкурку зайца, который, ничего пока не подозревая, как обычно проводил одну из мирны ночей, хрумкая вкусную травку. Если бы он случайно в этот миг повернул голову, то от взгляда уставившихся на него лихорадочно горящих глаз бросился бы с перепугу в норку. Но Нори довольно быстро сообразила, что маскировка, хоть какая то, необходима на таком расстоянии, и спряталась, залегла на живот в зарослях кустарника. Заяц, быстро осмотрев территорию и не заметив ничего подозрительного, продолжил свою трапезу, а волчицу окончательно заело нетерпение. Вот так наблюдать и ждать, пока эта серая шкурка сама подойдет ближе - можно сойти с ума.

Зверь, посчитав, что вот он - удачный момент, который нельзя упускать из лап, вынырнул из тени под серебряный свет луны и большими скачками понесся к добыче. Радости Нори не было предела, а вот мастерства никакого, да и логики, собственно, тоже недоставало в ее действиях. При охоте на зайца, зверька юркого и быстрого, просто необходимо было подпустить его на длину прыжка, а волчица уже потратила несколько драгоценных секунд, позволив зайцу оглянуться на шум прыжков и хруст ломаемых веточек и лицезреть ее величество хищника во всей красе ее счастливой серой морды, в ореоле из лунного сияния. Эффект неожиданности с треском провалился, заяц не стал любоваться на красоты природы в виде летящего на него волка, и даже не стал тратить времени на то, чтобы подумать, а откуда тут, в его родных горах, волки. Он просто напросто сбежал, резко рванув к спасительной расщелине в скале со всей быстротой, на которую были способны его лапы.