Подслушивать нехорошо, но иногда приходится

Осень вступила в свои права. Пока ещё было относительно тепло, но одежда с длинным рукавом была как нельзя кстати. Хотя Тэрус всё упрямо продолжал ходить в своей немного потрёпанной футболке.
Жизнь в монастыре для него текла размеренно и даже интересно. Сколько всего было интересного, нового, необычного и весёлого. Стивен пока болел, и мальчику больше не с кем было играть, так как ребят его возраста было не так много, и с ними он был знаком заочно - какой-то мальчик с щенком и какая-то девочка наружности этой или соседней с этой страны. Тэрри не знал даже её имени, но ему больше нравилось общаться со Стивеном. С ним действительно было интересно.

Но сейчас так получилось, что мальчик был один. Несмотря ни на что, у него было прекрасное настроение, он только что отдежурил в столовке, учился готовить и порезался. Наскоро перевязав палец платком, случайно оказавшимся в кармане джинсов, он позже заметил, что кровотечение остановилось. Всё-таки хорошо, когда хорошая свёртываемость крови.

Сейчас, в этот тёплый осенний день, он был занят тем, что просто шёл по тропинкам и что-то тихо напевал себе под нос, периодически жуя хлебушек, взятый перед уходом из столовой. То есть только что. Сейчас он думал немного погулять, а потом снова взяться за изучение языка, которым он постепенно овладевал, но все тонкости которого понять ещё был не в силах. Некоторые речевые обороты, очень много исключений из правил, когда слово читалось так, а не иначе, его приводили в тоску. Но пока он упрямо не обращался к мастерам за помощью, решив, что сначала освоит всё сам, а потом, если что будет непонятно, начнёт интересоваться у мастеров. К тому же практики и без того было достаточно...

Практика... мастера уехали. Какое-то время не будет урока по каллиграфии, не будет урока по кунг-фу, и мальчик расстроился. Вспомнил недавний разговор с мастером Ху, потом вспомнил, что пару дней назад совершенно случайно подслушал разговор мастеров Бо и Ху, а вчера и вовсе увидел, что они вместе покинули территориб моначтыря. Но мальчик не придал этому значения, так как ничего не понял.

Он стал прыгать по камешкам, которыми были выложены тропинки, в том числе и тропинка, ведущая к корпусу мастеров. Хоть какое-то развлечение. И продолжал грызть хлебушек, зная, что это неприлично и, кажется, запрещено.

Он что-то насвистывал себе под нос, грыз хлебушек, думал, что же теперь будет с ними, если мастера, уехавшие куда-то, вернутся нескоро. Он хотел научиться рисовать, всмысле, научиться каллиграфировать. И продолжал прыгать по камешкам, которыми была выложена тропинка.

Так и допрыгался, что чуть не врезался в мастера. Поднял глаза и убрал руки за спину, очень надеясь, что она не заметила, что он кушал хлебушек. Всё-таки аппетит нельзя перебивать, а до ужина ещё далеко.
Он икренне надеялся, что никто не заметит в руке остаток хлеба, но не догадался стереть крошки с лица и футболки. Всё-таки дети непосредственны, иногда неряшливы и не всегда понимают, что кушать надо в определённое время.

Он только открыл рот, чтобы сказать всё. что знает, но вот его опередили. Мастер сама спросила о мастере Ху.
- Эм... да, знаю... он уехал вчера. С мастером Бо... куда-то... - он попытался вспомнить название места, но оно было непроизносимое, поэтому он даже и не надеялся. Потом прикусил губу и глядя на неё, спросил:
- А вы с ним поссорились, да?

Разговор сутки назад с мастером Ху его ничему не научил. Наверное, для того, чтобы избавить своё буйное любопытство, нужны не дни, а недели и даже месяцы. И если раньше он боялся за что-то получить наказание, то сейчас у него было очень хорошее настроение, и наказалниями его нельзя было напугать или испортить настроение. Сейчас он был доволен. Дежурству на кухне, песенке, которую только что напевал, солнышку, которое пока ещё было тёплое. И он не прочь был поработать. Всё равно делать нечего сейчас.

Наверное, на лице итальянки было написано все, что она сейчас испытывала. Ей стало страшно. Действительно страшно, да еще и эта паника… Он уехал, она опоздала. Что делать?! Почему он уехал? Вернется ли? У кого все это можно узнать? Черт, да он же не любит сифу Бо, во всяком случае никогда не был от нее в восторге… Или ей всего лишь так казалось?

- Поругались? – Даниэла аж вздрогнула от неожиданности. – С чего ты взял? – Она даже не знала как лучше ответить, чтобы мальчик не подумал ничего лишнего – не хватало еще только сплетен и слухов – учитель тогда обоих растерзает за нарушение традиций. Хотя… Какие, к черту, традиции? Куда уехал Чин?! Зачем? В голову даже сумела закрасться мысль о том, что между ним и воином клана белых тигров что-то есть…

Дани облокотилась на перила терраски, чтобы не упасть, хотя костяжки рук побелели от напряжения – на столько сильно она сжала кулаки. Во рту появился уже привычный солоноватый железный привкус крови. Она опять искусала губы до крови. Черт! А еще стала много ругаться. Опять. Пусть и про себя..

- Что-то случилось, что они так скоро уехали? – Итальянка понимала, что приехать Чин мог только вчера, но вчера же и уехал. Да еще и с Шэн, которая не покидала стены Линь Ян Шо, во всяком случае, никуда и никогда не уезжала и не планировала уезжать…

Мальчик смотрел на изменение лица мастера и отошёл от неё на шаг. Ему казалось, что ей плохо. Он, конечно, не мог ей помочь, но... уже в который раз он убеждался, что вообще детям ничего нельзя.

Первой его мыслью было сказать "не хзнаю" и уйти. Но зачем это делать, если он знает, что мастер Ху уехал с мастером Бо на войну. По крайней мере, он так понял.
- Ну... я слышал, что мастер Бо уехала к себе на... битву... - мальчик запнулся. Слово "война" для него значила почему-то тот момент, когда мафиози убили его родителей. По телевизору иногда передавали "война двух группировок", поэтому и осталось это слово в памяти как то, что с ним произошло. Всё остальное он воспринимал как битву.
Кстати о битве. Он, когда случайно подслушал разговор, услышал это слово и решил, что действительно сифу Ху вызвали на войну. Может, это было не так, но мальчик зацепился за это слово, и с его бурной фантазией ему показалось, что это именно так.

- А мастер Ху напросился с ней... они отправились в эту... Пхатру... Партху... короче куда-то туда...

Он посмотрел на мастера, которая облокотилась о перилла, пошарил в кармане и посмотрел на платок, который немного пропитался кровью от его пореза. Подумал, что мастеру понадобится платок, он подошёл к ней и протянул ей платочек.

- Я просто вчера видел мастера Ху... он был какой-то... он грустил, и я поинтересовался, почему он вернулся один...

Да, ребёнок помочь не может. Ничем и никогда. Это плохо, и это его угнетало. От этого ему становилось больно. Раз ему никто не помогал, то он искренне надеялся, что может кому-то помочь. Только вот взрослые... они все эгоисты, они не принимают детскую помощь, и мальчику казалось, что они вообще не считают детей за человеков. Просто у Тэрри много таких случаев было, что приёмная мать была чем-то расстроена, он хотел её успокоить, а она его посылала... так как расстроена она была из-за него.

- Покхара, - сорвалось с губ итальянки.

Наверное, это было самое страшное, что она могла услышать: «битва» и «Покхара». Итальянка нервно сглотнула. Страх резко сковал все тело, все мысли вылетели из головы – только страх и паника. Он ушел вместе с Шэн. Шэн – высококлассный воин клана белых тигров, она и бровью не поведет, когда речь заходит о необходимости участвовать в схватке, или умереть за кого-то… А Чин… Он же бывает таким безрассудным… Наверняка же полезет в бой. Нет, только не это. Она не переживет, если потеряет его, только не так…

- Я… - девушка откашлялась, почувствовав как глаза начало предательски щипать от подступивших слез. Нельзя, чтобы ученик видел ее волнение. Она Мастер, пусть и младший. Она должна быть сильной, она сумеет пересилить себя. Она его дождется, ведь он обязательно вернется. Он не может оставить ее сейчас, когда она и так переступила через саму себя, когда она забыла что такое гордость, а все ради того, чтобы быть рядом с тем, кого любит всем сердцем. А еще он грустил… Конечно, он расстроен. И наверняка исключительно ее поведением, но это лишь значит, что она ему не безразлична, что есть шанс…

- А ты не слышал зачем туда поехал сифу Ху? Он же не собирается участвовать в бою… Он же не воин…

Мальчик большими любопытными глазами посмотрел на неё и снова протянул ей платок, думая, что он может пригодиться.

- Я слышал, что мастер Ху отправился с мастером Бо, чтобы... ммм... успокоиться. Ему было плохо, он напросился с ней просто уехать. Я ничего не слышал по поводу того, что он там будет делать...

Он не стал говорить больше слова о войне. Он услышал это слово, но туда ли отправлялась сифу Бо? Фантазия ребёнка не имеет границ, и он воспринимает всё буквально. Если ему сказать, что за дверью в сарае прячется страшное и опасное существо, которое может загрызть, искусать, съесть, наконец, то ребёнок, каким бы он ни был храбрым, ни за что не пойдёт один в этот сарай. А уж если в сарае не включается свет, то вообще ребёнок туда никогда не пойдёт, даже со взрослым. Особенно если панически боится темноты.
Поэтому он принял эту предполагаемую причину буквально, но, видя, что сифу Конг невесело от этой мысли, решил больше не заикаться об этом. А наоборот хотел как-нибудь... даже если не успокойить, то просто сказать, что всё будет хорошо.

- Не переживайте, сифу Конг. Они вернутся. Сифу Бо сказала, что она уедет на два или три дня. И мастер Ху вернётся с ней. Верьте в это, сифу Конг, - искренне сказал мальчик слова, значение которых он не знал, особенно это касается последних слов, не переставая смотреть на девушку.

Успокоиться?! Теперь это так называется?! То есть, если не дай бог, кто-то на кого-то сильно обижается, то всенепременно, для снятия напряжения и успокоения себя любимого надо рваться на поле боя, чтобы показать какой ты, к чертовой матери герой, что тебе все нипочем: что мороз в 40 градусов, что пули автоматов, что сталь клинка… И_Д_И_О_Т! Губи итальянки побелели от напряжения. Ее буквально разрывало от собственных же чувств: с одной стороны хотелось плакать от ужаса – не дай бог с Чином что-то случится – она себе этого никогда не простит, будет винить только себя в случившемся; Но с другой стороны, она хотела его сама придушить, собственноручно, чтобы знал как в следующий раз творить подобную херню, от которой у нее волосы чуть ли не дыбом встают.

Пусть они только попробуют не вернуться – она же их обоих из-под земли достанет. Конечно, потом туда уже будут закапывать ее саму, потому как Шэн наверняка с нее за подобное без разборов три шкуры сдерет. Черт! Да что же такое?!

- Пусть только попробуют не вернуться, - глаза итальянки сузились в хищном прищуре, а на душе так громко скребли кошки, что хотелось выть. Нет, она придушит этого малолетнего идиота Чина собственными руками. Определенно придушит.

А мальчик как последний идиот протягивал девушке платок, хотя был уверен, что она его сейчас отправит с этим платком куда подальше, чтобы не мозолить ей глаза. В принципе, это самое верное решение было. Дать ему хороший подзатыльник и поставить на внеочередное дежурство, чтобы больше неповадно было подслушивать и совать свой нос в чужие дела. В дела людей, которые его совсем не касаются. Изачем он только полез к ней? Почему он не умеет врать? Наверное, было намного проще, если бы она узнала это не от него, а от другого. От очередного взрослого человека.

- Не переживайте, сифу Конг. Я... меня учили не врать... вы меня спросили, не видел ли я ва... мастера Ху. Верьте, что они вернутся...

Он встал на носки и всё-таки повесил платок на перекладину перилл, понимая, что тот может пригодиться. А потом отошёл от неё на несколько шагов и поклонился ей. Наверное, надо уйти, но мальчик решил почему-то остаться. В нерешительности посмотрел на неё, думая, уйти ему или остаться.

Тэрри – очень славный мальчик, но как же он сейчас раздражал итальянку. Но дело было не в нем. Ее сейчас бесило абсолютно все, но в первую очередь – поведение ее возлюбленного. Она, значит, плюет на свою гордость, посылает все свои принципы и привычки к чертовой матери ради того, чтобы вернуться взмыленной в монастырь и обнаружить, что этот обиженный герой-любовник отправился поиграть в войну?! Ох устроит она ему военные действия по возвращению, что мало не покажется – сто раз пожалеет, что ему такое посмело в голову взбрести. Она же не сможет себя простить, если он вдруг не вернется. Нет, об этом думать никак нельзя. Мальчик правильно говорит – надо верить. Надежда дает силы. Злость подпитывает упрямство и уверенность в собственных мыслях.

- Спасибо, - как можно болен спокойным голосом произнесла итальянка. – Прости, что задержала.

Итальянка, от греха подальше, чтобы ни на кого не сорваться, тем более не сорваться на несчастного американца, что сообщил ей столь радостные новости, развернулась и, подхватив вещи, направилась в свою комнату, довольно-таки громко хлопнув дверью, которая тем более была не виновата в том, что случилось.