Как найти Линь Ян Шо

Сбежала. Гунмао понял, что кошка не уехала на пару недель, не вышла в магазин и не отправилась во Францию по неотложным делам. Она просто исчезла, гуляя сама по себе. Он этого боялся, и сейчас, когда оказался один в опустевшей квартире, почувствовал щемящую тоску одиночества, которого не замечал прежде. И он знал, что Цирилла не давала обещания не возобновлять попыток что-то с собой сделать. Кот подошел к окну и закурил, глядя на город, раскинувшийся далеко внизу. Там её не было. Не могло быть, она была либо во Франции, либо в монастыре, адрес которого Гунмао не узнал за все это время. Прежде Цирилла брала билеты до Лхасы, искать нужно где-то там.

Первый день прошел в том, что все подчиненные Кота искали хоть какую-то информацию о монастыре с названием Линь Ян Шо, и не нашли ничего. Второй и третий дни прошли точно также, а Бизон и Шмыга уже были в Лхасе, где расспрашивали местных жителей. И снова никакой информации. Четвертый день Гунмао толком не помнил, потому что пил с самого утра, отчаявшись узнать хоть что-то. На пятый день приехал Ху и великодушно разрешил четыреста двадцать шестому ехать в Лхасу лично, дав неделю на поиски.

Уже вечером Кот был в тибетской столице. Возможно, его считали ненормальным: он допрашивал о Линь Ян Шо всех, кого встречал, от носильщиков в аэропорте и торговцев на рынке до паломников и монахов, которых встречал на улицах. Не все говорили на путунхуа. Под вечер Гунмао заметил, что понимает отдельные фразы на тибетском. В принципе, все диалоги были одинаковы, никто не знал или делал вид, что не знает, где находится этот таинственный монастырь.

Уже стемнело, когда Кот зашел в одну из чайных, где пристал со своими вопросами к владельцу заведения. Тот долго не говорил ни слова, только принес противный тибетский чай, который с солью и маслом, и велел это выпить. Тест на готовность к Просветлению, не иначе. Гунмао послушно выпил горячий напиток, после чего владелец чайной сел напротив и задумчиво на него посмотрел.

- Тебе никто не скажет. Линь Ян Шо рядом с городом, но найти его может лишь тот, кого он сам позовет. Пойми, для чего ты его ищешь.

- И что мне делать? – немного растерянно спросил Кот.

- Пока ты сидишь тут, ты его не найдешь. Ищи и думай.

Кот остановился на ночь в одном из гестхаусов, но заснуть толком не смог. Глова болела из-за того, что не хватало воздуха, а редкие минуты сна казались кошмаром, в котором он видел перед собой ворота, отдалявшиеся с каждым его шагом.

Весь следующий день Гунмао ездил по пригородам, снова спрашивая о Линь Ян Шо. И ещё пару дней после этого. Он отпустил всех сорок девятых, суеверно решив, что может найти монастырь только сам. Он молил всех неведомых богов, чтобы помогли ему вернуть Цириллу. Затем, чтобы помогли ему её найти. Потом уже о том, чтобы просто убедиться в том, что с ней все в порядке. Уже под вечер третьего дня он оказался в одной забытой небом деревушке. Рыночная площадь уже пустовала, только какие-то два запоздалых торговца на тибетском обсуждали прошедший день. Из множества незнакомых слов Гунмао услышал или ему лишь показалось, что он услышал название монастыря.

- Таши-деле, гонгдак*, - произнес он с трудом вспомнившиеся тибетские слова. – Вы не знаете, где Линь Ян Шо?

Один из торговцев посмотрел на Кота с усмешкой, но второй, постарше, задумчиво прищурился.

- Да вон по той дороге на север, - сказал он, указав направление.

- Тху-дже-че**, - сказал Гунмао и низко поклонился тибетцам.

Часам к девяти вечера Кот стоял у ворот Линь Ян Шо. Таких, какими он их видел во сне. Закрались подлые мысли, что Цириллы здесь может и не быть, и что её может уже не быть вовсе. Надпись на воротах была на китайском, она обещала, что добрый увидит добро, мудрый – мудрость. Про кошку здесь не было ни слова, но Гунмао понимал, что не так просто проделал весь этот путь. Сейчас он не был похож на прилизанного четыреста двадцать шестого: он был весь в дорожной пыли, уставший, небритый и еле стоящий на ногах от усталости. Кот зашел в открытые ворота и осмотрелся. Он не видел вокруг людей, да и не знал, что у них спрашивать, если увидит, и на каком языке к ним можно обращаться. Но первый же встретившийся, кажется, кто-то из учеников, говорил на китайском и охотно показал дом Цириллы Грей.

Гунмао подошел к указанному дому и осмотрелся. Вокруг никого не было, а в доме, как ему показалось, было тихо. Свет ещё не горел, на улице в это время светло. Он положил сумку возле двери и обошел дом, заглядывая в окна. Цирилла сидела в комнате, и Кот почувствовал, что сердце забилось чаще. Он усмехнулся.

Легкое покалывание вдоль позвоночника сменилось жаром и зудом, и через какое-то время на месте Гунмао уже стоял здоровый мохнатый кот, который потянулся, привыкая к новым ощущениям от тела. Мейн-кун недоверчиво посмотрел на узкий подоконник, но затем с удивительной для своей массы легкостью прыгнул на окно. Когти с противным звуком царапнули металл, но Гунмао удержался на узкой жердочке и принялся смотреть в окно на Цириллу, дожидаясь, что она его заметит.

Сколько дней прошло с тех пор, как она уехала? Цирилла старалась не считать, но все равно точно знала, сколько именно, с фанатичностью идиота подсчитывая даже часы. Хорошо, что хоть не минуты с секундами. За это время она успела сцепиться с Шири и вылежать в лазарете пару дней, попросив Шэн, чтобы она убрала страшный шрам на руке - не захотела оставлять память о своей дурацкой попытке. Тигрица ничего не сказала, как обычно, но просьбу выполнила. Теперь на месте шрама была лишь розоватая линия, которая в скором времени должна была пропасть. Энергия возвращалась мучительно медленно, по каплям, и сейчас Цири могла только держать слабый щит, опять боясь кого-нибудь накрыть. Припадков больше не случалось - а ведь именно из за них она уехала. С последнего особенно запомнившегося ей, когда она жалась к холодильнику, случилось еще два, когда Мао не было дома, а на третий она вдруг сорвалась с места, чувствуя, что не может больше так жить, и сбежала, боясь сделать ему больно. Ей казалось это наиболее правильным - кроме страха была еще вина. Она неправильная, недоженщина, она ничего не может, только нервы ему истрепала и жизнь испортила.

Сейчас давило только в сердце, да иногда накатывала дикая грусть, которую она опять старалась не показывать. Цирилла честно попыталась вернуться к нормальной жизни - занятиям, посиделкам с Лин, обычному ритму, но поняла, что ей просто пока надо побыть одно некоторое время. И проводила его либо в доме, зачитываясь до ночи или рисуя, щурясь при свете свечей, либо около озера, где в это время года было не так много желающих померзнуть. Сегодня она читала толстенную книгу, названия которой уже не помнила - проглатывала их, не запоминая сути, только чтобы занять чем-то голову - и собиралась просидеть над ней опять всю ночь. И она так бы и сделала, если бы ее не отвлек металлический скрежет. Цирилла подняла голову.

- Ой, киса, - проговорила она, садясь на кровати, где ранее разлеглась со всем удобством. Котище казался ей знакомым - может быть, это кто-то из новых учеников, о котором она еще не знает - Цирилла не интересовалась жизнью монастыря. Или просто деревенский кот - заглянуть глубже она не могла по той простой причине, что сейчас энергии не хватало, и чувства немного притупились. В окно заглянуло заходящее солнце, и Цирилле пришла на ум идея - все таки кошки лечебные, и пообщаться с собратом она была не прочь. Англичанка нашарила в прикроватной тумбочке зеркальце и, поймав отражение солнца, пустила солнечный зайчик сначала на лапы коту, а потом ниже, на пол. - Красивый. Кис-кис-кис.

Не узнала. Гунмао едва не офигел от такой наглости, а от солнечного зайчика и вовсе выпал в глубокий дзен. Человеческая часть его натуры говорила, что он устал, приехал не с зеркальцем играть, и ему есть что сказать Цирилле после её побега из Пекина. А вот звериная считала иначе. Кот вытаращенными глазами посмотрел на лучик, скользнувший по лапе, затем привстал на задних лапах и замахнулся, когда солнечный зайчик скользнул в комнату. Окно было открыто, и мэйн-кун ловко впрыгнул в комнату, тут же припадая на передние лапы в том месте, где только что скользнул лучик. Чем больше он гонялся за пятном света, тем больше слушал инстинкты, а не себя как человека. Он уже злился на нематериальную дичь, которая оказывалась на лапе, стоило лишь её настичь, и даже пару раз недовольно рыкнул. После этого с оглушительным «мяу» Гунмао обернулся на Цириллу, державшую зеркальце.

Он замер на пару мгновений, позволяя нужным мыслям победить охотничий инстинкт. Он чуть прищурился, глядя на лицо девушки, затем, высоко подняв пушистый хвост, с важным видом подошел к ней, запрыгнул на кровать и потерся ухом и плечом о ногу Цириллы, тихо замурлыкав. Гунмао было уже интересно, узнают ли его в таком виде.

Кошка выглядела бледной и уставшей. Она похудела и как-то осунулась, а в её глазах была видна грусть, пришедшая на смену прежней пугавшей пустоте. Она выжила, и сейчас находилась там, где решила сама. Гунмао принял сложное для себя решение уйти, если она его так и не узнает. Он нашел Линь Ян Шо после того, как решил, что должен убедиться в её благополучии. Можно считать, уже убедился.

Играет! Цирилла радовалась, как ребенок, играя с котом и заставляя его то в одну сторону прыгнуть, то в другую, то вокруг своей оси повернуться. Красивый какой. Все-таки кошки - удивительные существа. Цирилла оживала на глазах. А потом и вовсе почувствовала, что сейчас запищит от восторга, когда кот потерся о ее ногу. Девушка сгребла животное в охапку и принялась ласково наглаживать между ушами, почесывать под подбородком, заглядывать в глаза с интересом маленького любопытного котенка и ласково мурлыкать в ответ.

- Эх и шикарный же ты котище, - Цирилла смолкла, до того знакомыми показались эти слова, а рука как-то сама собой зарылась в шерсть коту и там осталась. Шикарный котище...шикарный...котище...Такого кота она знает только одного. Такого шикарного. С таким важным видом и такими кисточками на ушах. Цири задумчиво осмотрела кота, а потом наклонилась к нему и легонько, приветственно, боднула его головой в пушистую щеку, как обычно делаю кошки в момент наивысшей привязанности к человеку. - Ты все-таки нашел меня.

Что это? Облегчение в голосе? Нет, даже радость. Даже умиротворение. Или все вместе - какой-то странный коктейль из чувств, которые она так старательно пыталась спрятать, а сейчас они опять вырвались. Сейчас ведь нечего бояться, да? Сейчас она почти здорова, во всяком случае психически точно. Ее больше не тянет умирать, уходить или делать что иное страшное. Почему она не узнала его раньше, почему казался таким знакомым и незнакомым одновременно? Цири не чувствовала привычной остроты запахов, плохо слышала без кошачьего слуха, который различал скребущуюся мышь несколько десятков метров, зрение было чисто человеческим, и от этого англичанка испытывала некоторые проблемы, щурясь в темноте и плохо видя. Но теперь узнала - интуитивно, почувствовав что-то родное, любимое, теплое, в этом комке пушистого меха.

Знакомые руки его тискали, знакомый голос говорил приятные вещи, но она не узнавала. Когда Гунмао уже начал уговаривать себя уйти быстрее, пока решительности на это хватает, он заметил взгляд Цириллы. Он потерся щекой о её щеку и благодарно зажмурился. Узнала. Кот спрыгнул с кровати и отряхнулся, а мурашки уже бежали по коже, сменяясь почти терпимой болью обратного превращения.

Гунмао поднялся на ноги и улыбнулся, надеясь, что девушка не заметит блеск в его глазах. Какое-то время он молчал. Голова все ещё немного кружилась после превращения, а нужные слова все никак не находились. Он даже не думал о том, что скажет ей при встрече, просто сейчас с плеч свалился груз, совместимый с массой всего Тибетского плато.

- Здравствуй, кошка, - Гунмао подошел к девушке и провел рукой по её волосам. – Я скучал.

Слова пустые, ими не сказать того, что чувствуешь, потеряв все, и обретя мир заново. За эти дни, проведенные на Тибете, Кот слишком много боялся, слишком часто позволял себе надеяться, и часто разочаровывался, оказываясь на грани отчаянья из-за того, что Линь Ян Шо казался несуществующим местом. И сейчас эта встреча казалась уже невероятной, как подарок небес, а не просто результат долгого пути.

Гунмао присел на край кровати, затем крепко обнял девушку, уткнувшись лицом в её волосы, будто боялся, что она – всего лишь наваждение, мираж, что мерещится усталому путнику, готовый исчезнуть, стоит к нему приблизиться.

Это все таки был он. Не смирился. Искал и нашел. Цири прижалась к любимому, закрыв глаза и просто тихо наслаждаясь его близостью. Он выглядел не лучше, чем сама она - а зеркало по утрам не врало и не показывало приятных иллюзий. Устал, забегался, растрепан и небрит, а тоска в глазах стремительно меняется на облегчение.

Ладони нежно гладили плечи, спину, останавливались на затылке, на мгновение зарываясь в густые волосы, а затем исследовали лицо, едва касаясь, тихонько проводя кончиками пальцев по щекам, скулам и подбородку, кололись о щетину, но ни в коем случае не останавливались. Цирилла молчала от внезапного счастья, боясь, что это опять всего лишь сон - и так видела его каждый раз во сне - но, кажется, сейчас это было все по-настоящему, и девушка прижималась щекой к его щеке, осыпала легкими поцелуями, проводя дорожку от виска к губам, надолго останавливалась у губ, впиваясь требовательным поцелуем, а затем целовала в уголок рта, чувствуя тонкой кожей губ уколы жесткой щетины, но не обращала на это внимания, и молчала, словно пытаясь почувствовать его до конца, понять, что же такое неуловимое в нем изменилось.

- Я больше никогда от тебя не уйду, - прошептала Цири, потому что говорить вслух казалось почти-то преступлением, ей не хотелось разрушать этот момент какими-то словами, он чудесен тем, что искренен, и такие мгновения нужно ценить, потому что они случаются редко. Из таких мгновении состоят самые яркие вспышки жизни. - Никогда, что бы ни случилось. Обещаю.

Если ему так важно это обещание, она готова дать его, потому что чувствует, что не может без него жить. А те дни, что провела без него - и не жила вовсе, а просто существовала полумертвая. И только сейчас начала возвращаться в мир - когда он рядом.

Это была Цирилла: единственная женщина, заставлявшая Гунмао чувствовать подобное, единственное, чьи прикосновения и поцелуи пробирали до сердца, с кем хотелось вечность быть рядом и все равно чувствовать, как её не хватает. Женщина, которую он любил, и за время разлуки это чувство не ослабло, напротив, разгорелось пожаром, измотавшим нервы, не дававшим быть собой. Гунмао не знал, что способен испытывать что-то подобное, пока жизнь сама не научила его, едва не лишив самого важного.

Он целовал губы, лицо и шею девушки, обнимал её, в каждом все более жадном прикосновении будто старался изучить заново то, что мог забыть за несколько дней разлуки. Но прозвучавшее обещание стоило ещё больше, чем радость этой долгожданной встречи. Кошка боялась давать обещания, он это заметил уже давно, и потому особенно ценил то, что услышал сейчас.

- Спасибо, - прошептал Гунмао, касаясь губами виска девушки. – Почему ты уехала?

Этот вопрос не давал ему покоя все эти дни. Ему казалось, что все проблемы, что свалились на них в последнее время, они могли решить, и при этом Кот, живо вспоминая ту жуткую ночь, когда Цирилла хотела уйти из жизни, больше всего на свете боялся её новой попытки. Он отлично понимал, что случилось бы, если бы он задержался на круге дольше, хотя бы на полчаса. Воображение человека, многое видевшего в своей жизни, услужливо подсказывало, что могло произойти с Цириллой за то время, пока её не было с ним, с учетом её желания уйти из жизни, когда она не стала давать обещание, о котором Кот просил.

Цирилла чувствовала, как повзрослела за последнее время, отправной точкой для чего послужила та роковая поездка в Лондон. С тех пор минуло почти шесть месяцев, а, казалось, прошли десятилетия, даже эпохи. Раньше обещания казались ей ерундой - когда ты даешь его, ты можешь и взять обратно, и обещать что-то было легко. Она женщина, она кошка, которая не любит быть обязанной, и любая, самая ничтожная мелочь, могла послужить тому, чтобы она поступила вопреки своему обещанию. Теперь обещание было чем-то непреложным, через что ни в коем случае не хотелось переступать. За месяц она пообещала уже дважды, и девушка сама стремилась к тому, чтобы обещать то, о чем просил ее мужчина.

- Тогда был не последний приступ. Их было еще три, но тебя не было дома. Я боялась, что следующий раз может опять случиться ночью, когда я не смогу ничего сделать. Мне было страшно за тебя. Я подумала, что так ты будешь в безопасности. Сейчас я почти не могу пользоваться своими способностями, даже превратиться не могу, но приступы прекратились, и теперь все налаживается, - объяснила Цирилла, зная, что что бы он не ответил, она больше никогда не отпустит его. Как обещала. Цири чувствовала, как щемит сердце от нежности и любви, что она готова была подарить Гунмао за то, что он все-таки нашел ее, несмотря ни на что. Ему пришлось долго искать - оно видно по нему, но он не сдался, бегал, искал. Она была ему за это безмерно благодарна. Англичанка вновь надолго прильнула губами к его губам, не желая отпускать ни на секунду.

- Посмотри, - Цири показала Коту левую руку с тонкой розоватой ниткой, что осталась от уродливого шва. Хотелось рассказать ему обо всех маленьких победах, что она над собой сделала, а сейчас она ощущала себя на высоте, готовой на все. Никогда еще ей не было так хорошо, как сейчас, как будто она нашла свою вторую часть, потерянную когда-то, и теперь стала единым целым, полной, завершенной.

Она победила и по праву гордилась своей победой. Гордая кошка, ушедшая, чтобы самой решать свои проблемы. Гунмао понимал, что ничем не мог бы ей помочь, когда она не справлялась со своей магией, но было немного обидно, что его не было рядом. Он коснулся губами тонкой полоски на левой руке Цириллы, оставшейся на месте следа от почти смертельного пореза. Теперь все это можно было оставить в прошлом, чтобы начать новую, более правильную жизнь без прежних бед и страхов.

- Ты вернешься со мной в Пекин? – с надеждой спросил Гунмао, затем, нехотя, добавил. – Через два дня я должен вернуться.

Лунтао и так было сложно отпустить от себя главного по силовым операциям на целую неделю, когда в столице неспокойно из-за кантонцев. Кот знал, что ему суждено вечно разрываться между домом и работой, но он не мог просто все бросить, предав тех, кто ему доверял. Слишком много крови уже пролито за этот мир, чтобы, забив на все, понадеяться на возможность спокойной жизни, даже когда кошка этого заслуживала. Гунмао надеялся, что она его поймет.

Даже та злополучная стрелка, когда он чуть не опоздал, доказывала, что в столице ещё есть за что воевать, чтобы когда-нибудь стало спокойнее. Чтобы появилась возможность предложить какую-то альтернативу, когда лунтао в следующий раз вызовет среди ночи. Или, в идеале, чтобы у Ху не возникала такая необходимость.

"Хиросима, моя любовь". Единственное, что пришло сейчас в голову англичанки, когда она выслушала просьбу Кота. Французская аристократка и китайский уголовник - на каждого из них давит груз прошлого, от которого не избавиться, и все таки они пытаются быть вместе, не смотря ни на что. Фанатичное желание Кота верить в то, что когда-то в Пекине станет спокойнее - не иначе, как после Третьей Мировой Войны - порой ее поражало. Цирилла никогда сознательно не воспитывала в себе цинизм, но именно сейчас она чувствовала, как сквозь пальцы, как вода, набранная в детские ладошки, ускользает надежда на спокойную и счастливую жизнь. Опять посыпаться утром от того, что Гунмао собирается на работу и не знать, вернется ли он обратно невредимый, или хотя бы живой. Опять ждать ночами, чтобы самой убедиться, что с ним все в порядке. Каждый раз находить новые шрамы на теле, казалось бы, давно изученном, видеть ссадины на костяшках от ударов, чувствовать, как в квартиру вместе с мужчиной вплывает запах крови, впитавшийся в его одежду, и пытаться каждый раз от него избавиться. Сколько это еще будет продолжаться?

- Я всегда буду с тобой, - напомнила Цири, потому что, даже если брать во внимание все вышеперечисленные недостатки жизни с Котом, по сравнению с тем, насколько сильно она его любит, все это кажется какой-то сущей ерундой. Главное верить вместе с ним, что все будет хорошо. Когда-нибудь, но будет. - Но ты же останешься на два дня, правда? Я покажу тебе монастырь. Помнишь, мы хотели несколько дней за городом вместе провести? А потом вернемся.

Цирилла умоляюще посмотрела в глаза Мао. Да, она старалась немного оттянуть их возвращение обратно, потому что ему тоже нужен отдых. Цири была виновата в том, что последние недели Гунмао сбился с ног, пытаясь уследить одновременно и за своими делами и за ней, и еще неизвестно, на что у него уходило больше сил. А тут он может на немного забыть обо всех проблемах, потому что до Линь Ян Шо внешний мир редко когда добирается.

Хотелось на всякий случай уточнить, здесь ли Ян, потому что с ним как-то совершенно не хотелось встречаться, но Гунмао все же не стал этим интересоваться. Возможность два дня отдохнуть от Пекина и беготни выпадает не так часто, чтобы от неё отказываться. Гунмао поцеловал Цириллу в губы, крепко прижимая её к себе.

- Хорошо, эти два дня я только твой, - согласился он, улыбнувшись. – Спасибо тебе.

Он обещал не ей, а себе, что сделает все возможное, чтобы дела триады её не касались, потому что понимал, как велик будет риск. Его жизнь по-прежнему не будет позволять что-то всерьез планировать, лишь учиться жить каждым сегодняшним днем, пока есть возможность быть вместе и быть счастливыми. Каждым часом, каждой минутой, зная, что следующий день может что-то сломать. Гунмао не был уверен в том, что кошка знает, во что ввязывается, но эгоистично не хотел её от себя отпускать.

- Моя кошка, - сказал он, улыбаясь. – Глупая любимая кошка, - Гунмао вновь поцеловал девушку, проводя ладонью по её шее.

Рядом с ней было хорошо и спокойно. Кот чувствовал, что те опасности, что нависали над её жизнью несколько дней назад, сейчас растворились, Цирилла уже пережила боль и справилась с ней, а он старался не думать, как сложилась бы их жизнь, если бы врачи справились.

- Глупая, - не стала отрицать Цирилла. - Но все равно ведь нравлюсь?

Англичанка сладко потянулась в его руках, словно красуясь, откинула длинные волосы за спину, ласково пробежалась пальцами по его груди, расстегивая пуговицы пиджака, добралась ладошками до спины, осторожно, еле касаясь, провела коготками, так, чтобы не оставить следов, но заставить Кота отозваться на прикосновения. Зеленые глаза не отрывали взгляда от его лица, как будто вспоминая того Гунмао и нынешнего, сравнивая, с любовью изучая каждую черточку.

Цирилла внезапно начала осознавать, что, даже бы если ей и предложили, она бы ничего не стала менять в Мао, оставив его таким, какой он есть. Может быть, это и есть настоящая любовь, когда не ты хочешь изменить свою половину, а сам меняешься ради нее, принимая все недостатки и причуды того, кого любишь? Сейчас это было также важно и ясно сколь то, что она ради этого мужчины сделает все, на что только способна. Он хочет, чтобы она была рядом? Она обещала ему это, и никогда больше не оставит его одного. Он хочет сына? Она подарит ему сына, двух сыновей, да сколько угодно, лишь бы только он был счастлив.

- Колешься, - забавно фыркнула девушка, чуть отстранившись, но тут же потерлась щекой о колючий подбородок, прижалась обратно, не желая на на мгновение отпускать от себя желанного мужчину. От его прикосновений по спине бежали мурашки, девушка прижималась к Мао все теснее, мечтая продлить ласку. Произошедшее все еще казалось предрассветным сном, когда с первыми лучами солнца иллюзия пропадает, оставив после себя лишь сожаление о том, что все это было неправдой. - Как ты меня нашел? И ты вообще без вещей?

- Нравишься, - охотно согласился Гунмао.

Он прикрыл глаза, почувствовав, как нежно и немного требовательно Цирилла провела ноготками по его спине. Он коснулся губами уха девушки, вновь поцеловал её в губы, затем обнял её за талию, забираясь рукой сзади под тонкую ткань её рубашки. А кошка продолжала задавать вопросы, требовавшие ответов.

- Ну, сначала я велел ребятам выяснить, где находится Линь Ян Шо, - честно признался он. – Они ничего не выяснили. Потом я сам приехал в Лхасу и стал расспрашивать о монастыре всех, кого встречал. Никто не знал, что такое Линь Ян Шо. Да тут ещё все на тибетком говорят, китайский либо не знают, либо делают вид, что не знают. Потом я обошел, наверное, все окрестности Лхасы, и в одной из деревень мне подсказали дорогу, - Гунмао улыбнулся. – Я оставил сумку на крыльце, нужно её забрать.

Он вновь поцеловал Цриллу, затем немного отстранился, вспомнив о том легком упреке, который только что прозвучал. В Пекине Гунмао всегда был при параде и всегда гладко выбрит, но в эти дни ему было не до того, поэтому щетина успела заметно отрасти. Да и в целом его вид был далек от привычного. Складывалось впечатление, что он постарел на пару лет, и было заметно, что несколько дней он практически не спал.

- Прости, я эти дни не брился. Если сильно колюсь, пока целовать тебя не буду, - сказал он, хитро прищурившись.

Цири выгнулась дугой, остро и так откровенно реагируя на близость Кота и теплые нежные прикосновения, едва сдержала сладкую дрожь, обвила руками шею, прижалась всем телом, натянутая, словно струна.

- Ну, потом заберешь, - неопределенно ответила Цирилла, потому что думать о таких мелочах удивительно сильно не хотелось. По большому счету, ничего страшного не произойдет, если сумка пока полежит в одиночестве на крыльце. А вот если она сейчас его отпустит - то точно случится что-то ужасное, например, это все окажется все-таки сном. Поэтому лучше держать Гунмао двумя руками и никуда не пускать. Говорят, что монастырь может найти только тот, кто достоин или нуждается в нем. Еще говорили, что сюда приводит сама Судьба. Наверное, судьба все же устала играть с ними в шутки, раз позволила Коту найти ее, вернуть к себе, не дать умереть от тоски и одиночества, когда чувствуешь, что не можешь быть с человеком только потому, что являешь собой опасность в чистом виде. И к тому же Цирилла была не уверена, что Мао после ее малодушного поступка захочет ее искать. Захотел, искал и нашел.

- Не будешь? Тогда, наверное, будет честно, если я тебя тоже не буду пока целовать? - нагло сверкнув зелеными глазами, предложила Цири, не менее хитро поглядывая на Кота. Англичанка будто бы случайно коснулась пальцами груди Кота, и еще более случайно расстегнув одну пуговку на рубашке, потом вторую, а затем и третью, а потом сделала вид, что это не она, и руки сами по себе. Девушка горделиво приосанилась и вздернула подбородок, с превосходством поглядывая на мужчину, мол, кто первый сдастся? Но руки все-таки были сами по себе - ласкали шею, спускались на грудь, уходили на спину, сползали на поясницу к самому поясу. А потом Цирилла приблизила губы к губам Гунмао, но так и не коснулась, лишь оставляя на них свое горячее дыхание и заигрывая.