Поймать скорпиона за хвост.

Всякий мужчина любит игрушки. Это может быть что угодно – от марок с машинками до девочек, и цена не важна, главное ведь – трепет и жгущий пальцы азарт: я нашел то, что хотел, я держу это в руках, и оно блестит. Дверу нравилось оружие. В этом плане он был старомоден: его впечатляла не убойная сила гранаты, не скорость «пах-пах-пах» пулеметной очереди, не даже утонченное убийство незаметным ядом, растягивающим смерть на долгие годы, прежде чем человек покроется язвочками и умрет якобы своей болезнетворной смертью. Оборотень любил мечи.
И в этот раз, найдя, наконец, время, он с удовольствием копался в оружейной, пока не нашел ИХ. И тогда сердце затрепетало, а глаза маниакально загорелись: вот это практически то, чего ему не хватало! Широкая рукоятка, перетянутая изысканно красным, великолепный баланс – даже для того, кто в этом черт те что смыслит, убийственный клинок, где на лезвии нет зазубрин, в отличие от доброй половины мусора, относящегося к имуществу храма.
- Вы такая прелесть. – любезно промурлыкал он оружию, пробуя замах одним из мечей: два было слишком сложно. И все равно взвалил второй на плечо, выходя из домика: вдруг таки имеют какие-то незаметные пока отличия? – Мы с вами поиграем…
Ба-бах. Не успев договорить, во что, волчара впечатался в массивную фигуру стоящего в проеме человека. Иногда эмоции и мысли так переполняют тебя, что ты теряешься где-то там внутри и не обращаешь внимания на происходящее снаружи. Оборотень мягко толкнул мужчину в плечо ладошкой, полагая, что тот отстранится, и даже не удосужился посмотреть тому в лицо.
- Прошу прощения…

- Да, конечно, - автоматически ответил Акио, шагнув в сторону. Чуть напряг память, вспоминая имя встреченного европейца... Пайн? А, нет, Пэйн. Попробуй тут вспомни, в западных языках такое количество похожих слов...
Сасори уже собирался дать европейскому мастеру пройти и забыть о встрече - когда его взгляд упал на то, что нес в руках Пэйн, и акариюси резко втянул воздух сквозь зубы.

Повинуясь правилам монастыря, Сасори хранил оружие в отведенном для него месте, хотя и чувствовал себя при этом неловко - обычаи Девяти Семей диктовали совершенно другое. Будь его воля - он бы вообще не расставался с клинками, как и положено, однако же не стоит приходить на чужую гору и звать с собой своих ками.
И потому Акио дисциплинированно приходил в оружейную каждый раз, как собирался взять знакомое, сотворенное своими руками оружие для тренировки, очередного ощущения порхающей в руках стали.
А теперь клинки были в чужих руках, и на мгновение Тагара даже дернулся.

Этикет Девяти Семей говорил об оружии очень много. И касание чужого было редкостной грубостью - клинок другого бойца можно было взять только с его разрешения, причем бережно и расстелив ткань на руках. Даже оружие побежденного врага следовало поднимать лишь с краткой молитвой-извинением перед павшим.
Усилием воли Тагара загнал вспышку изумленной злости вглубь. Это гайдзин. Он не знает многих обычаев, в том числе и обычаев Девяти Семей... возможно, даже не знает об их существовании.
Недолжно стихийному воину вести себя подобно невеждам.

- Прошу прощения, Пэйн-доно, - Акио мягким, но решительным движением задержал европейца, коснувшись его плеча, - но это мое оружие.
Слово "мое" он выделил - легко, но заметно.

Редкий человек, кроме Нори и Дамьяна, пытался задержать Двера на «поболтать», потому рука на плече заставила оборотня напрячься. Такие жесты редко приводят к чему-то хорошему. Он поднял глаза на незнакомца: да, волчара не удосужился запомнить всех мастеров, и этому места в памяти выделено тоже не оказалось. С какой-то неохотой отвлекаясь от воодушевленных мыслей, маг свел к переносице брови, несколько секунд вникая в извинения, и наконец выдал:
- Разве?
В его понимании, все, что хранится в мастерской, принадлежит храму, а личные вещи, само собой, в комнатах. Пожалуй, заблуждение следовало из того, что Пэйн попросту не имел собственного оружия.
- Ладно, брат, тут их два. – в конце концов согласился мастер и протянул с плеча клинок от широты душевной: тот самый, обделенный вниманием, которым не пытался пока размахивать. – Они вроде одинаковые.
И он снова стучался в широкую фигуру, как мотылек, ища выхода к свету на улице. Красивые игрушки, действительно утонченные, немудрено, что спрос на них большой.

Тагара вздохнул. Снова напомнил себе - что это гайдзин, он не понимает и объяснять надо подробнее.
- Пэйн-доно, - мягко произнес он. - Да, они одинаковые - потому что были скованы парой, как оружие, должное использоваться вместе. Я лично сковал их, еще дома, и принес в Линь Ян Шо, оставив здесь, потому что этого требуют правила. Однако они по-прежнему остаются моим оружием - по всем критериям, особенно по обычаям Девяти Семей. Я прошу вас выбрать себе иное оружие для тренировки, поскольку Летящие Жала с момента сотворения принадлежали лишь моим рукам.

О том, что приличный человек извинится после того, как допустил такую бестактность, Сасори пока что упоминать не стал. Все-таки ошибка была совершена по незнанию, и скорее всего Пэйн-доно ее исправит.
В конце концов - он, вероятно, разумный человек, и просто не знаком с тем, как должно обращаться с оружием. Хотя и удивительно - вроде бы у европейцев немало своих обычаев, касающихся клинков?

Оборотень тоже вздохнул, только по-своему, как-то ласково и нежно, заглядывая в глаза мастера с искренним непониманием: разве можно быть таким жадным? Вот в детстве он делился с сестрой конструктором, и машинками тоже делился, и даже любимый журнал с наклейками мальчикам давал листать. А тут ишь какая засада, жалко япошке клинок побаловаться одолжить. Что за раса противная. И волк начал втолковывать, медленно, как ребенку, положа этому кузнецу на плечо руку:
- Меча ведь два? Два. Они одинаковые? Одинаковые. Так дай я один возьму, позже отдам. Я первый пришел.
Логика здесь была железная, Двер не стал бы с собой спорить. Чужую собственность он, конечно, чтил, а потому сделал мастеру еще один подарок: стащил с клинка ножны и молча сунул японцу в руку. Лезвие выглядело красиво. Маг мог спорить, так девушки в зеркала собой любуются: он разглядывал отражение на поверхности острых граней, чуть раскосое, вытянутое, словно меч хотел сделать из оборотня азиата. «Я твой хозяин на ближайший часок.» - мурлыкал волчара клинку, осторожно касаясь лезвия грязным пальцем, ласкал его, оставляя жирную полосу, но не видел, как мрачнеет хозяин оружия.
- Куешь здорово, если не врал. – меч опущен острием в пол, Двер пересилил себя, оторвав от игрушки взгляд. Пару раз хлопнув ладошкой по внушительному плечу, он опять мечтательно улыбнулся – и развернулся уходить. «Поговорил, убедил, похвалил.» - так вырисовалась у него картина произошедшего, и японец начисто выветрился из поля соображений. Пэйн сделал шаг за порог.

Акио закрыл глаза и вознес краткую молитву. Ему казалось, что он уже достиг состояния спокойного пламени, и пребывает в гармонии со стихиями внутри себя; однако гайдзин умудрился коснуться одного из немногих больных мест, которых вообще мог коснуться.
Смотреть, как чужие пальцы пятнают чистый клинок, было практически невыносимо, но Тагара в очередной раз напомнил себе о правилах монастыря и поведения, и сделал последнюю попытку:

- Пэйн-доно, - сказал он сквозь зубы. - Я не знаю, какие правила поведения приняты в вашей стране, однако по обычаям, в которых я рос, взять чужое оружие без разрешения, а уж тем более обнажить его и касаться клинка - оскорбление и проявление великого неуважения. Я прошу вас вернуть Летящие Жала на место и выбрать себе иное оружие для занятий. Я на этом настаиваю.

На последнем слове Тагара сделал особый нажим; в голосе даже скользнул шелест Огня. Его слегка смягчала недоуменная мысль - как с таким поведением этот человек смог дожить до своих лет и не лишиться ни одной конечности? Право же, в Европе явно очень мягкая жизнь... или очень хорошие врачеватели.

Тон мастера начинал оборотню досаждать: они же вроде все решили, какого черта тот еще брыкается? Не поворачиваясь, Двер сильнее вцепился в рукоятку, и уже закипая, выдавил:
- В моей стране кто нашел, того и мясо. Я отдам через час.
Безделушки – это то, за что готовы драться мужчины. Как мальчишки, главное – не выпустить пистолетик из рук, иначе его перехватит пацан из другой песочной банды. И потом, даже девушки – кому они были нужны без споров? Без этих мелких потасовок, без ревности, без драк? Слишком скучные и бестолковые. И сверлящий спину взгляд согревал, расползаясь по телу жаркой первобытной озлобленностью. Это ведь как покушение на вожака стаи, что ты себе позволяешь, япошка?
Но волк боялся сделать новый шаг. Напряженный, он не хотел пасовать, не чувствовал более сильного: жаждал проверить. Но, чисто по-человечески, знал, что не прав, и немного боялся.
Это не стоило минутной выдержки. Скорпион давно прицелился, готовый к стремительному удару. Маг же был не готов: он не знал, что такое воинская ярость. И в таких ситуациях все решалось обычно попроще, как у котов – сначала голосовыми связками помериться, потом уже биться. И если Пэйн только начал закипать, то Сасори, похоже, закончил предварительные беседы.
Тяжело отрывая прилипшую к полу ногу, как если бы взгляд стал свинцовым и давил на плечи, оборотень сделал шаг, подставляя меч бликам солнца. И там, в лезвии, увидел стремительное движение противника, но уже не успевал среагировать.

Удививший самого Акио своим спокойствием внутренний голос произнес несколько слов, которые в приличном обществе не стоит даже говорить - но думать никто не запретит. А характеризовали ситуацию и ее виновника они абсолютно точно.
Пэйн не просто не прислушался к голосу разума и приличий - он еще и ответил так, что не сдержался бы, пожалуй, даже Гакэ-сенсей при всем его несокрушимом спокойствии.

Говорить было больше не о чем. И лишь многолетняя закалка характера вкупе с четким пониманием того, где и в каком качестве он находится, не позволили Тагаре действовать так, как диктовали бы обычаи - да и не понял бы Пэйн, поступи он по правилам... Но оставить без должного ответа такое Сасори не мог - он бы просто не простил себе, и мог бы надеяться, что ками Семей извинят после тысячи молитв.
Вместо жаркой стихии взвилась незримая - при быстром, легком, стремительном движении обеими руками. Подобный прием бойцы Девяти Семей отработали давно - но обычно он применялся, чтобы обезоружить противника и разорвать дистанцию...ну так почему бы и нет?
Упругий поток ветра, мощное щупальце незримого воздуха скользнуло к петле рукояти и гарды - обвить, выдернуть оружие к себе. Одновременно с этим - столь же упругая, но более широкая волна воздуха, способная с легкостью отшвырнуть крупного человека.

Что, собственно, и желалось. Вернуть клинок - и вышвырнуть оскорбителя наружу.

Какой смысл вышвыривать оскорбителя, если сам собираешься потом выходить, Двер бы не понял, если б его спросили. Ожидая удара, он успел только развернуться к мастеру лицом, неуклюже выкидывая вперед свое новое оружие, и почувствовал, как дребезжит от ветра металл. Что-то происходило. Невидимые потоки опутывали кисть, резкие, хлесткие – не столь утонченные, как если бы это был телекинез. Руку откинуло к дверному косяку, ударило, да так, что пальцы сами разогнулись, не в силах удерживать клинок. Меч звякнул, перевернулся и полетел острием вниз, но о пол не ударился. В это же мгновение Пэйн ощутил тяжелый толчок в грудь, спиной полетел за порог, группируясь, чтобы обезопасить падение. Взмывшая в воздух нога двинула по лезвию сбоку ботинком, кусок подошвы оторвался – хорошо не с пальцами, - а опасная игрушка оказалась теперь в середине комнаты. Оборотня понесло дальше, и он непременно бы прокувыркался метра три, несомый сильным ветром, однако успел тронуть землю ладонью. Устойчивость, тяжесть – что может противопоставить горе громкий шепот невидимого урагана? Сидящий на попе, волчара лишь только поднес к груди руку, с хрипением делая судорожный вдох. Горит – легкие горели, дыхание перехватило, но правила игры Пэйн уже поймал, и вставал. По хорошему делиться японцы, значит, не умеют.
- Жить надоело? – недобрый оскал, голова чуть опущена, стальная волна пробегает по телу, и мышцы привычно напрягаются сами по себе. Гадко не от того, что пропустил удар и выронил игрушку: просто магию в таких потасовках оборотень не любил. Зачем, если ты ростом как я, и не боишься? – Дай мне меч, если хочешь разобраться по-мужски.

Акио бережно поднял оружие, извлек из кармана чистую ткань, которую всегда носил с собой, и тщательно вытер лезвие, устранив жирные следы. Он поморщился - как европейцу самому не было противно совершить такое?
Только вернув Жало в ножны, Тагара обратил внимание на гайдзина, услышав его гневное шипение.
Огонь резко вспыхивает и может столь же резко опасть. Акио знал за собой привычку быстро остывать, если что-то все же вызывало его гнев - и сейчас он уже постепенно опадал. Это те, кто нес в себе Огонь и Землю, разъярялись медленно, но держались в этом состоянии долго и стремились во что бы то ни стало сокрушить противника.

Но драться с человеком, который даже не понимает сути оружия.... это недостойно прежде всего клинков. Акио отстраненно подумал, что стоит теперь хранить Жала у себя в комнате, известив старших мастеров об этом.
- Пэйн-сан, - холодно проронил Тагара, переступая порог оружейной. - Я не намерен извлекать клинки в вашем присутствии. Я надеюсь, что вы поняли совершенную ошибку и не станете совершать ее повторно.
Он уверенно двинулся к Дверу... да нет, мимо него. Сасори намеревался пройти мимо получившего краткий урок гайдзина и постараться забыть об этом неприятном происшествии.
Самого же нечестивца лучше всего игнорировать.