Кто не видел трикотаж - Детский мир, второй этаж!

Руслик уснул только под утро. На душе было откровенно гадко и хотелось свалить чем дальше, тем лучше, а вчерашнего мужика вообще больше никогда не видеть. И забыть про данное вчера слово. Но не сбегать же отсюда теперь, правда? Как это выглядеть будет? Руслик совсем потерялся. Окончательно. Итак, сейчас мужик будет на шухере стоять, а он полезет в комнату мастера и раздобудет это чертово белье. Руслану стало плохо почти физически от одной мысли, что надо будет по чужим комнатам лазать. Нет, вот к Вике. к примеру, он залез бы в легкую и пастой бы ее намазал, как в лагере. Что тут такого. А вот ко взрослой женщине - стремно.
- Трус, ты просто трус, - сам себе мысленно сказал Руслик.
Но тут же кто-то другой возразил:
- И никакой не трус, это я просто потому что это плохо.
Тот противный только заржал, что мол надо Руслику читать книжку "Что такое хорошо и что такое плохо", что он совсем маленький, что ничего сам решить не может. И Руслан как-то немного собрался. Они условились с Дверком, а мужика звали именно так, что в назначенное время после обеда мальчишка будет ждать его неподалеку от корпуса мастеров. И вот Руслан ждал.
А на душе кошки скребли. Ох как скребли, просто невыносимо. Руслик, обычно улыбчивый и довольный если не положением вещей, то жизнью в целом, сейчас на себя был не похож. Какой-то сумрачно-замороченный, хмурый. Не ребенок, а камикадзе перед вылетом.

Твердая хватка, мягкая ладонь – она опустилась мальчику на плечо и сжала, как пасть зверя. Он выступил из тени, бледный, но уверенный. Маленькая игра для дьяволенка. И хотя Двер сам не был уверен, азарт плясал в его глазах черными бликами.
- Я стою здесь, Руслан. – змеиный шепот, еще раз, повторяя веселый план. – Ты идешь туда и ищешь белье. Трусы, лифчики, можно и то и другое вместе. Берешь пару штук и уходишь.
Мальчишка дрожал под его рукой, или это только казалось? Но ведь в комнате не было ничего страшного, он все проверил: Хамфри ушла, а если бы и вернулась, - есть оборотень, который задержит или прикроет. Пэйн сам мог справиться с такой незатейливой шуткой. Зачем же ему пацан?
Нюхая воздух, волк сам соображал над этим. Как бес попутал: он редко творил гадости. И если бы мальчик не нашел его днем, то скорее всего, просто забыл бы. А ведь когда-то они с Бобом точно также пробирались в чужую комнату: Двер на стреме, Еванс в качестве ключевой фигуры. Только там никто ничего не тырил и тем более не ставил целью опозорить девушку. Оливия, как же ты его достала, знала бы только. И днем и ночью он только и думал, что о тебе, коверкая чистые помыслы в сущую грязь. Воистину это любовь, когда хочется делать гадости.
- Окей, я остаюсь здесь. Если стукну в дверь – прячься, постараюсь ее увести. Если вдруг не получится, подсоблю тебе с наказанием.
«И если вдруг не получится, а ты меня спалишь – будешь иметь дело с недобрым дядечкой Двером.» - добавил мысленно монстр, открывая податливую дверь.

Ладонь легла на плечо и мальчишка вздрогнул. А внутри будто обмерло все и захотелось, теперь уже так сильно, что просто вот хоть плачь, убежать отсюда. Руслан не улыбался, бледное лицо было напряжено, губы сжались в белую нитку... Он зашептал, и от одних этих слов - трусы, ливчик - Руслика чуть не вывернуло. Все происходило, как в бреду. Как во сне. В очень нехорошем сне. Одном из таких, где бежишь, бежишь и не можешь остановиться. Или наоборот хочешь бежать, а не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Дрожь стало все сложнее скрывать, слезы начали подступать к горлу, сколько бы сейчас отдал Руслан, чтобы только не идти в эту злосчастную комнату. Этот зловонный шепот словно замер в ушах и хотелось заткнуть их пальцами. Если бы на Руслика сейчас поглядел кто-то из взрослых, хорошо его знавших, то непременно отправил бы в кровать, потому что мальчик стал белее больничных простыней, а под глазами выступили какие-то круги. Мама и бабушка, да и приемные родители уже знали, что это предвестники особенно сильного приступа. Руслик и сам знал, что если его состояние становится похожим на то, словно он не принимает участия в событиях, а глядит со стороны - кончится дело кровотечением и этими вот вспышками видений. Но сейчас Руслику было не до своего состояния. Он все выслушал и прекрасно понял, он был словно взведенная пружина. Почему-то к горлу подкатил ком, но это были уже не слезы, а тошнота.
- Ага, - глядя в одну точку, как-то отрешенно ответил Руслик Дверку и пошел.
Это было, как в видеоиграх, когда видишь на мониторе лишь собственные руки, перезаряжающие оружие или меняющие какие-то предметы. Мальчишка именно так себя и ощущал, из-за стекла будто. Он развернулся и пошел. Прямиком в комнату.
И стоило войти, как вдруг стало... стало еще тяжелее. Руслик глядел по сторонам и не мог понять, что происходит, но он будто попал в топку. Зачем она так натопила у себя? Почему так жарко? Руслан почувствовал, что ему остро не хватает воздуха, почти физически, как там, на озере, когда его настоятель вытащил. И голова заболела. Надо было скорее сделать, что просят и выбираться отсюда. Тошнота усиливалась, голова уже и вовсе пошла кругом, а он и минуты тут не пробыл.
Не желая больше откладывать, мальчишка бросился к шкафу. Он понимал, что ведет себя не по-воровски громко, но руки дрожали и не слушались. Первое отделение было явно не с нижним бельем, лежали какие-то майки, футболки. Хрень какая-то. Но, закрывая шкаф, Руслан случайно коснулся рукой одной из этих самых злополучных маек...
А дальше удушье стало таким сильным, что Руслан сейчас бы просто из окна выпрыгнуть мог, ка бы был в состоянии. Стук чьего-то сердца, такой бешеный, горло сдавило, и перекошенная рожа Дверка. Огромная, в полкомнаты. Руслику казалось, что он орет изо всех сил, но мальчишка уже лежал на полу и лишь открывал рот, держась за горло обеими руками и суча ногами по полу, словно кто-то невидимый душил его. Бывали у Руслана иногда видения сильнее обыкновенных. Куда сильнее, когда рука его касалась предметов, связанных в прошлом с какими-то остроэмоциональными и страшными событиями. И вот теперь он корчился на полу, переживая чужую, так и не состоявшуюся смерть, а из обеих ноздрей уже побежала кровь. Давно ее не было. С того момента, как приехал в монастырь по сути. Но вот опять. Только стук ног выдавал, что в комнате творится что-то неладное, голоса же мальчик подать не мог. Горло так сдавило, что он лишь ловил губами воздух. Он ее хотел убить! Он убийца! Быть может это был первый раз, когда Руслан хоть что-то понял в своих видениях четко. Мысль об убийстве врезалась в мозг с силой металла. И самое противное - теперь Руслан чувствовал себя пособником. Как-то все странно связалось в его юной головенке и мальчику казалось, что нынешняя кража - это первый шаг на пути к этому убийству, что его втянули не в глупую шутку, а в нечто куда более серьезное. Что он видит будущее.
Но длилось это не долго, уже секунд через пятнадцать тело Руслана расслабилось и он так и остался лежать на полу, возле шкафа. Без сознания. Но приступ был пережит и на бледной коже мееедленно начал проступать румянец, рот был открыт, мальчик дышал. С перебоями, неровно, но дышал.

Дверь впустила юркую маленькую фигурку без скрипа, и оборотень слегка прикрыл ее, обосновавшись у стены. Камень грел спину, через щель Пэйн мог мельком наблюдать за нехитрыми действиями ребенка, открывавшего шкаф, но как будто бы это оказалось скучнее, чем пялиться в потолок: он изучал неровные узоры из выступов. Плевая операция должна была занять от силы пять минут, и то если Хамфри свою одежду зачем-то прятала. Убранство комнат в монастыре всегда выглядело бедноватым. Маленькое пространство, захламить которое даже волку было едва ли под силу – помимо разбросанных на полу вещей, у него был идеальный допотопный порядок с историческим слоем пыли и протоптанной дорожкой к шкафчику и матрасу.
«Долго еще?» - нетерпение поигрывало на нервах, заставляя барабанить по стенке пальцами, но Пэйн не торопил ребятенка. Какой-то он бледно-дерганый показался, будто собирался не иначе, как грабить банк и душить охранников. Что ж, может, для мальца это и правда великое дело – трусы воровать.
Но хладнокровие дрогнуло, как только в комнате раздался странный неритмичный стук, и по камням оборотень почувствовал, как сучит мальчуган ножками. Что-то странное происходило и, распахнув дверь, маг даже не замер – полетел к постреленку. В критические моменты, отчего-то, он никогда долго не думал. Есть ситуация, и она не останется статичной, не будет ждать решения. Пэйн оказался на коленях, грубо просматривая ауру, крикнул что-то в коридор, вроде «на помощь!» или «доктора!», приподнял мальца, обхватив сзади, тряхнул, ища рациональные потоки в сознании. Что-то странное с головной чакрой, и как будто чужая ладонь печатью лежит на шее: он что, эпилептик? Не мог сразу сказать?
Двер не был врачом, но слышал, что такие заглатывают свой язык, - давятся, потому полез в рот, разжимая зубы старым приемом с болевыми точками на скулах. Пены не было, слюны – не больше, чем при тошноте, и Руслик не так чтобы сильно дергался: на этом уровне с дыханием все было в порядке. Тогда дело в чем?
Размашистой ладонью, резко, волк ударил мальчика по щеке: приходи же в себя, идиот.
- Помогите! – еще раз крикнул он, уже подхватывая обмякшего малого на руки, чтобы пулей метнуться в лазарет. Вот ведь горе нервное – а у мальчика ноги трясло судорогами.
- Тшш, тшш, тшш… - оказавшись в коридоре, успокаивал чудика на бегу. В чакрах начало проясняться, след ладони на шее рассасывался, из черного багровея. «Что за мистика?» - Пэйн в такое не верил, но чувствовал, как засосало под ложечкой. Волк внутри повернулся, сверкая злыми глазами: «Ты, ты, ты… дорогой человечек».

Руслан не сразу понял, что с ним. Точнее, что с ним делают. Ему казалось, что он лежит на полу, захотелось сесть, но тело не слушалось. Пальцы рук выгибались в каких-то странных вытяжках, словно он разминал их перед карточными фокусами... Голова была такой тяжелой, что не поднять. Но легкие все лучше и лучше наполнялись воздухом, кислород быстро пошел в мозг, возвращая организм к жизни. Сперва наладилось дыхание, потом непроизвольные движения рук и ног успокоились, и, наконец, Руслан открыл глаза. А зря... Образ лица Дверка, искаженного какой-то звериной злобой, еще стоял перед глазами, а тут мальчишка снова увидел его. первый инстинкт сработал раньше, чем ребенок вообще успел подумать о том, что происходит. Он не понял, что там - было видение, а тут - реальность. Что Дверк держит его на руках. Что его несут к врачу и все будет хорошо. Он ничего не успел понять. Он остался в мире своего кошмара, где руки именно этого человека только что сдавливали его горло, где не было воздуха, где тени смешались с явью, а прошлое с будущим и его возможными вариантами. И потому Руслан дернулся так, словно Дверк его продолжал душить. Или собирался продолжать, но вот сейчас почему-то ослабил бдительность и временно хватка стала не такой жесткой. Все тело ныло, восприятие рассыпалось на множество отдельных эпизодов и Руслик даже не соображал, в какую сторону он щеманулся, а со стороны это выглядело еще замечательнее. Ребенок вырвался каким-то невообразимым движением, как уж вывернулся, шмякнулся об пол, даже толком не поняв этого, подскочил, ударился о стену, что-то закричал, побежал, отмахиваясь руками, будто за ним кто гнался. Но это были последние резервы организма. Руслик споткнулся фактически на ровном месте, рухнул, понимая, что по следам идет убийца, отполз в сторону и, видя надвигающегося Дверка, зажмурился, втягивая голову в плечи и выставив вперед руки, и заорал, что было сил:
- Помогиииииииииите! Аааааааа! Он убийца! Он ее убьет! И меня убьет!
Дверк стал в воспаленном воображении каким-то монстром во плоти. Руслик не мог разобраться в прошлых ощущениях Оливии и своих собственных. Все смешалось и понятно было только одно, что дядька этот злой и на самом деле убийца. А вот кого он хочет убить? Или обоих? И Руслик, несмотря на изнеможение, орал так, что впору было мертвому подняться. Иногда дети так после кошмаров ночных просыпаются, но тут то мальчишка не мог понять - он проснулся или все еще видение продолжается?
- Не подходи! Ааааааааа! Помогите!

Держать на весу легковесного ребенка было не сложно, но до тех пор, пока он не начал брыкаться. Пэйн по ауре почувствовал – его отпустило, в лазарете отпала надобность, хотя провериться на всякий случай следовало: мастеру было бы страшно, если бы при нем мальчуган и откинулся, а тут еще мало ли – и вовсе из-за него. Волк замедлил бег, пошел ровнее, шепча про себя невразумительные ругательства, глядя в бледное лицо и ощущая липкий пот на спине и ладонях. И даже не знал, кому сейчас хуже: себе или Руслику.
- Тише… - попробовал перехватить дите поудобнее, но вдруг получил по подбородку ботинком. Так занятно: никто еще не бил оборотня безнаказанно, помимо разве Киана, но это ведь было другое. Ребенок снова задергался, теперь размашисто, осознанно, и вдруг не удержался на ладонях и шмякнулся, вскочил и побежал.
- Куда ты? – Пэйн оторопело стал посреди коридора, через минуту кинулся следом: ему-то что, шаги большие, в два прыжка достал. А мальчик ругался, кричал, поря горячку, бился с несуществующими демонами и полз прочь… от кого? – Эй, кто убийца? Кто убьет? Ко…
Сердце заколотилось. Рука на шее – он помнил. Даже слишком пьяным, помнил, и не мог стереть страшного образа. Ребенок не мог знать – это собственная совесть оборотня заела, и он побелел, присаживаясь рядом на пол и закрывая лицо ладонями. Двер не был убийцей. Не считал себя ни убийцей, ни маньяком, хотя кража трусов – это какое-то извращение. Все было не так. Он же был бухой, а значит, это не был именно он. Он бы не сделал.
Но противная животина ворочалась, проснувшись и не желая уходить на покой. «Ты, мой друг, ты… Не беги от себя, знаешь ведь: бесполезно. Я найду тебя, по кровавым следам, я найду». Мелкая дрожь по телу: этого не понять ребятенку. Кого он испугался? Нет, точно не Пэйна. Мастер хороший. Мастер никого не обидит.
- Не бойся…
А помнишь, как Хизер сказала? Ты бы плакал над ее хладным трупом. Ты сначала убил бы, потом только плакал. Ты же, Пэйн, ненормальный, ты знаешь? «Ну заткнись!» – и до боли язык закушен. Двер не зря ненавидел волка. Но что думать сейчас о себе: вон, ползет он, вжимается в стену, боясь. Он все видит, этот ребенок.
- Руслан… Погоди. Там же нет никого.
И ты смотришь глазами потерянного, как будто это тебя оправдывает. Ты не псих, ты в здравом уме. Эгоист, мой оборотень.

Он орал и жмурился, но никто не появлялся. А вот Дверк подходил все ближе и ближе, но только что-то выглядел он как-то совершенно не так, как положено убийце и лицо его было нормальных размеров, а смотрел он не просто растеряно, а как-то даже потеряно. И бормотал что-то себе под нос. И реальность медленно но верно начала возвращаться: ведь когда на тебя не нападают - и защищаться необходимости нет. Первым делом Руслик докричал свое последнее, уже хриплое, потому что чуть голос не сорвал с перепугу: "Аааааааааа!" и замолчал. Как-то очень резко, словно ему кто рот заткнул. Но, кстати, даже его собственный крик способствовал выходу из мира видений прошлого - он словно сам себе этот выход прокричал, словно там, в мире теней, не выдержали такого шума. Почему-то подумалось, что так никогда не кричат. Там. Значит, это уже не там, а тут. Постепенно, после контакта с зыбкими гранями, мозг перестраивал свою работу на восприятие нормальной, привычной реальности и законы ее существования. Руслан еще тяжело дышал, воздух с каким-то присвистом-хрипом выходил из легких, мальчик глядел на Дверка во все глаза. А еще теперь, когда видение точно кончилось и из мрака выплыл такой знакомый коридор, неизвестно как, но в голове пошла обработка полученной информации. Руслан сам никогда в жизни не рассказал бы, чего и как случилось, срослось, соединилось в его башке, но внезапно он понял еще одну вещь - это прошлое. Это так уже было. Или так могло быть. Но видение резко отличалось от того пророческого сна, когда он запустил в небо над монастырем фейерверки... Но этого точно не было на самом деле. Руслан никогда раньше разницы не чувствовал, а вот сейчас ощутил. Нельзя было сказать как, но это было словно... словно ... серое и черное. Похоже, но не одно и тоже.
После страшных видений Руслан дома привык молчать, все думали, что он просто сознание теряет - ни врачам, ни родителям, ни маме и бабушке - никому он не говорил, что что-то видит. Но здесь, в монастыре, взрослые знали что к чему и скрывать не имело смысла.
А Дверк между тем опустился неподалеку - тоже по стеночке съехал и Руслик понял, что и ему нехорошо. Мама иногда приходила с работы и ложилась на диван, минут на 20. И говорила, что вот так сразу не может за домашние дела, что надо хоть дух перевести. Вот и этот сейчас "дух переводил". Но факт о том, что Дверк не убийца - был уже установлен. Вариант ли это будущего, или же прошлое - Руслик не мог сказать точно, свой лимит в области прорицаний он исчерпал полностью, на пару дней вперед, а может, и больше. Да и сейчас не вел он себя как убийца - скорее сам перепугался.
И Руслик начал рассказывать, потому что ответы сейчас можно было найти только у Дверка.
- Там, в комнате, - голос был сиплый, а мальчик еще боязливо косился на старшего. - Я хотел взять... - что взять, Руслик сказать постеснялся, - и коснулся какой-то одежды. И было... такое... плохо... как будто ты ее душишь... и лицо на полстены... такое страшное.
Теперь Руслан уже четко понимал, что там - это там, а тут - это тут. А по опыту он знал, что там и тут не всегда совпадают. И страх перед Дверком постепенно уходил. Тем более он был здесь единственным взрослым. Какой-никакой, а сидит вот тут. И не рыпается. И не оставляет его одного. Видение все больше и больше воспринималось, как сон, а ведь во снах чего только не увидишь, но чем больше времени проходит после их окончания - тем меньше они влияют на тебя и тем хуже ты их помнишь. Руслик еще боязливо косился на мужчину, но это был уже не тот изначальный ужас первых минут. Он даже решился кое-что сказать. Наверное сейчас Руслан первый раз в жизни действовал, сам того не понимая, как прорицатель, способный как-то изменить чью-то сюдьбу, предостеречь от ошибок. Девушка была жива, все были живы, ничего не случилось, но будь то прошлое или вариант будущего, Руслан как-то не по-детски уверенно поглядел на взрослого и сказал:
- Вы к ней не лезте лучше. Вам нельзя. Как мне много в компьютер играть нельзя, так и вам с ней нельзя.
Он не мог объяснить почему, хитросплетения отношений взрослых были ему еще неведомы и непонятны. Но он это чувствовал и сказал честно.
Кровь из носа постепенно утихла, руки ноги возвращались в прежнее состояние. Только вот теперь слабость пошла по всему телу такая, что Руслан едва удерживал сидячее положение. И голова опять заболела. Теперь уже ровно. Как послесловие.
- Вы как мои мама с папой, вы вдвоем драться будете, - эта аналогия пришла внезапно. Из прошлого. Оооочень далекого и болезненного, видимо сильные эмоции, пережитые только что, вызвали из прошлого переживания не менее сильные. Папа тогда напился и пихнул Руслика, когда тот полез к нему баловаться. Четырехлетний мальчишка упал навзничь, не успев подставить руки и ударился головой, сразу заревел. На крик ребенка прибежала мама, подняла его поцеловала,а на папу напустилась "Ты что делаешь, гнида, ты на кого руку поднимаешь, поскуда! Ребенка не трогай, сволочь!" Папа ударил и ее тоже, Руслик заплакал еще сильнее, потому что в детской голове не укладывалось - как могут так кричать друг на друга самые близкие люди...
И эти слезы, так давно, казалось, пережитые и забытые, стертые тысячей более поздних событий, внезапно брызнули из глаз. Или это нервная система так снимала нагрузку после пережитого стресса? Но только Руслик уже не боялся. Пережив только что трагедию чужих отношений, он невольно ушел в свои. Те самые, детские. Такие далекие и в то же время такие близкие.

Волк вытянулся на лапах: почти как кошка, только вместо нее все-таки собачий увалень. Слежавшаяся шерсть на загривке, пара колтунов на шее – он выглядел таким неухоженным, старым, что казалось, пора на замену. Но зубы в пасти были так же опасны, как и раньше, пускай немного пожелтели от времени.
«Тебе было весело, когда ты делал это? - встряхнувшись, зверь подошел к прутьям проржавевшей клетки. Желтые глаза уставились на ограничительную полосу, очерченную для смеха: кроме смотрителя Пэйна, никто не ходил в зоопарк. Что интересного в одиноком запертом волке? - Расскажи-ка, а то я забыл».
Он нервно переступал на лапах. Очень мягко, в такт стучащим по коленке пальцам правой руки, но Двер не чувствовал этой дрожи. «Там был не я. - ступая за грань, маг встретился взглядом со зверем. – Это был ты, дьяволенок.» - ладонь коснулась холодных прутьев, и по костяшкам пробежало пламя.
Волк не отпрянул. Этот забор – он для них двоих. Хищнику не достать человека, но и человеку не тронуть его. Оскалившись, он только смеялся, и в этом было что-то сатанинское, жуткое, заставляющее волосы подниматься на коже дыбом. «О, ты правда думаешь, что это был я, мой мальчик? – издеваясь, монстр сделал круг по клетке, но остановился там же, где начал говорить. – После пачки той дури, что ты принял, чтобы вырубить меня, да? Дурашка Двер не понимает, что только я его и сдерживал от сумасшествия? – зверь хохотнул и клацнул зубами, ставя лапы на прутья и сравнявшись с магом ростом. – Посмотри на себя. Посмотри, мой человек. Ты думаешь, что болтаешь с волком, но разве мы умеем болтать? Я же только вою: ауууу! – он вскинул голову, подражая человеческому голосу, и стало еще более жутко. – Скажи мне, ты псих? Или все-таки я разумен?»
Пэйн отпрянул. Нет смысла слушать чудовище, и тем более нет смысла с ним спорить. Он отвернулся к мальчишке, усилием воли возвращая себя в реальность, но «ты ее душишь» еще цепляло изнутри. Эти нервно выплюнутые, скомканные слова оказались единственными услышанными из всего бесформенного бреда, рассказанного ребенком. Грудь больно кольнуло, оборотень сжал пальцы, от воспламенившихся костяшек пошел дым и запахло паленым, Двер запоздало, но все-таки спохватился, гася огонь с испуганным «ау!», и резво затряс ладонью. Он посмотрел на бледного постреленка, посмотрел на себя – вернее, прикинул, как, должно быть, выглядит, - и решил, что не время для посиделок. Мужчина не мог ничего ответить, просто не мог. Сглотнув набежавшую слюну, он просто встал и сделал то, что сделал бы любой взрослый: сменил тему.
- Ты эпилептик? У тебя кровь из носа. Нам лучше сходить в лазарет.
Пэйн мог бы добавить про умопомешательство, если б не знал, как прав оказался ребенок. Но что он понимает? Откуда мальчишке судить, как может сложиться их с ней история? Да и… «Я не хочу быть с ней.» - синяя энергия окутала ладонь, восстанавливая кожу на костяшках после ожога. Двер откинулся на стену, вытирая рукавом подбородок со следом песка от ботинок. «Может, с Хизер мне тоже нельзя? Может, мне вообще нельзя ни с кем?» - внутри закипало отчаянье, граничащее с паникой. Во что превращается банальная кража трусов? Его там не было, нет, не было, и никто никого не душил. Это все волк. Дурацкая алчная животина, чтоб ему пусто было. Всем ясно?

Руслан не глядел на Дверка - все куда-то в сторону, в бок. И взгляд его замер, было ясно, что мальчишка далеко за пределами этого коридора. Из оцепенения его вывел резкий запах дыма - к удивлению мальчика у мужчины воспламенилась рука. И, кажется, сделал он это не специально. Кошмар постепенно отступал, но было еще страшно - Руслика никогда не душили. Били - да, но не до смерти и не с целью причинить вред здоровью. А школьные драки - так это все так, подумаешь, никто ведь никого убивать не собирался. Сравниться с этими ощущениями могло только недавнее утопление. Бррр, жутко стало. Дверк между тем очухался и поднялся, спросив про... эээ... что?
- Кто я? - не понял Руслан, он и слов то таких не слышал раньше, не говоря уже о том, чтобы хоть мало-мальски понимать их значение. - Это магия что ли такая? Нее, вряд ли, сифу Руж мне сказала, что я прорицатель, только еще маленький и толком ничего не умею. Но если я касаюсь вещей или людей, я иногда вижу прошлое или будущее. Только плохо понимаю, что именно. Вот я тебе точно говорю - ты к этой Оливии не подходи на пушечный выстрел, а то ты ее задушишь. И она будет в этой одежде из шкафа. Понял? Я тебе правду говорю, ты мне верь, я не ошибаюсь.
Вот последнее было уже фуфлом полным, но теперь Руслану после всего этого захотелось как-то восстановить себя в глазах мужчины. И он попробовал встать. Даже получилось - слабость отпускала, но, конечно, сейчас хотелось лечь. И лежать пластом эдак часа три. Давно у Руслика не шла кровь...
- Не, не пойду в лазарет... - Руслик завертел головой и она снова едва-едва не пошла кругом, но теперь это не пугало, потому что все было позади. - Не люблю я его. Ты меня ко мне отведи, я чет как-то спать хочу.
Волк сегодня определенно где-то сдох. Если Руслан сам говорил, что хочет лечь, это означало, что чувствует он себя не просто паршиво, а отвратно. И вот сейчас было это отвратно. Руслик не хотел спать, нет, просто организм его исчерпал резервы и испытал стресс, а потому просто устал. Но Руслику казалось, что хочется именно спать. На самом же деле это была слабость.
- А кровь у меня часто после видений, - пояснил он, чтобы уж точно в лазарет не потащили.
И маленькая ладошка ухватила большую руку Двера, мол, доведешь до комнаты?

Мужчину настораживала эта привычка хватать за ладони: он опять ощущал неловкость, как будто навязчиво сокращали пространство, а ему хотелось побыть в отдалении. Нехотя сжав ручку, оборотень чуть опустил плечо, чтобы ребенку было комфортно, покосился на него, шатающегося, а потом подумал и присел.
- Залазь на спину.
Он не решился бы вести постреленыша в комнату без осмотра, тем более что был уверен, будто это эпилепсия. Ни один прорицатель при Двере так четко событий не чувствовал. То есть, они не кусались, не ранили и не душили, что бы там ни показывали, но Еванс говорил, будто голова от видений потом дня два раскалывается. Меж тем, мальчишка повторил предупреждение касательно Лив, и оборотень вздохнул.
- Будущее меняется, пацан. – сказал он сухо, и словил себя на мысли, что рад, потому что ребенок не въехал, что это уже было. «Ничего не было.» - подтвердил его внутренний голос уверенней, скрепляя обманчивое, но притягательное убеждение. – Прорицание вообще – чушь.
Пэйн в общем-то верил в то, что сказал. Удивительно, с ранних лет сталкивался с магией, творил чудеса, а в банальной экстрасенсорике сильно сомневался, как будто не было Ванги и Нострадамуса, а уличные шарлатаны не угадывали имен по руке.
- Постарайся одежду кровью не заляпать, ладно? - он покосился на ребятенка, на черную рубашку, стиранную недавно: вечно с этим не везло. То Лив или Хизер поджигали, то вон пачкался сам где-то.

Ну еще чего, верхом ездить, не, не, не. Руслан отстранился от взрослого, не отнимая впрочем руки.
- Не надо.
И замолк. Словно вот воды в рот набрал. Меняется... чушь... он не верил. Ну и что, пускай не верит. Но Руслану стало обидно, ведь сомневались в его магических способностях. А ведь Руж говорила, что они у него есть! Точно есть. Паренек насупился. Ну да, конечно, он же мелкий, фигня какая! А этот вон какой взрослый. Только Руслан знал - просто знал, как прорицатель, что ничего хорошего не выйдет из этого союза. И пытался предупредить. Ну что ж, он свою миссию выполнил, а этот баран - как хочет. его проблемы в конце концов, что ему, Руслику, больше всех надо? А девушку он тоже предупредит. Вот найдет и предупредит. Если этот совсем дурак ничего не понимает, так может та больше верит в прорицателей и послушается его? Будет обходить Дверка стороной. И никто никого не задушит. Комнату то Руслан запомнил и имя тоже. Ну найдет как-нибудь и отзовет в сторонку, да скажет по секрету, чтоб держалась подальше от этого малого.
Однако он не удержался и все же опять буркнул, как-то не по-детски уверенно:
- Я тебя предупредил, а дальше, как хочешь.
И после этих слов Руслик почувствовал, что вот теперь - всё. Словно слова эти нужно было сказать в любом случае. И Руслан снова стал обычным мальчишкой. Только кровь эта осталась, голова кружилась и тело стало каким-то не своим.
- Пойдем быстрее, - как бы ни ослаб Руслан, он потащил взрослого вперед, потому что потребность принять горизонтальное положение все сильнее заявляла о себе. - Я чего-то устал.
Руслик снова начал бледнеть, но теперь уже это была обычная бледность переутомления и не более.

Бледность пацана Дверу однозначно не нравилась. Как и не нравилась зацикленность на теме. Он не хотел обсуждать свои отношения с ребенком, а к Руслану относился именно так – как к мальчишке, не способному ни в чем разбираться. В десять лет, что он понимает? Ему бы играться с машинками и кататься на велосипеде, а не советовать взрослому мужчине в выборе спутницы жизни.
Впрочем, оборотень не считал Оливию даже потенциальной девушкой, не говоря о жене или матери его наследника. Даже Хизер на эту роль мало подходила, но он не говорил никому, что взбалмошная женщина – не его тип. Тогда, когда они познакомились, Пэйну гораздо больше импонировала другая – хорошенькая Гвендолин, спокойная, хрупкая, слабенькая, но определенно нежная и умеющая ценить его преданность. Она так и не узнала о его симпатии: духу не хватило признаться, а после волчара ее не видел. Но запомнил. И вспоминал иногда до сих пор.
Двер вообще не любил говорить об отношениях. Если его прорывало на откровенность с Бобом, то зачастую только благодаря изрядной дозе алкоголя в крови, а пили они много и часто. Сейчас маг предпочитал молчать о своих чувствах, тем более что ощущал запутанность. Когда он сказал Хизер, что любит? Не раньше, чем месяца через два уже после того, как у них постельный режим установился. Но даже тогда он еще не до конца понял, говорит ли правду. Порой ему казалось, что это все-таки не любовь. Что если он и влюбился, то не в девушку, а в страдания: Пэйн с ума сходил, когда она отдалялась, и эта ее измена… Встреть он Килколлена, башку бы ему разбил, хотя прошло столько времени, что ой-ей, пора бы забыть и вдохнуть полной грудью. Хизер все еще не его. Она принадлежит Мальку, принадлежит погасшему, но способному вспыхнуть прошлому, развратному и веселому. Она любит развлечения.
Оборотень же другой. Ему не в кайф завораживать публику, он не интересуется игрой на чувствах и соблазнением «ради галочки», для самоутверждения ему это не надо. Он одиночка, и любит изучать себя, запирается без ключей и замков, не ищет общения. Так какого же черта дал слабину? Что так потянуло к кошке, если она не более чем развратная малолетка, определенно дающая фору Хизер? Вдвойне безумная идиотка.
Ответ мог оказаться очевидным для любого мужчины. Секс – что еще ему было надо? Просто не хватало опыта, и ладно бы его вообще не было: Двер бы спокойно ушел в монахи и не знал бы, что упускает. Как кобель в вольере, не понимающий, для чего остальные бегают за сучками. Но он попробовал, и теперь нет-нет, да задумывался: а если Хиз не такая горячая, как мне кажется? А если я не умею что-то, и оттого ее не устраиваю? Должна же быть причина, по которой она переспала с Килколленом?
Однако мастер не сказал об этом мальчику ни-че-го. Просто нахмурился, стал еще строже и пренебрежительней к этому предупреждению, резко встал и схватил ребятенка за руку. Даже на спине кататься отказывается, хех. «Ты не взрослый, Руслик. Ты ничерта не разбираешься в чувствах взрослых». И он повел малого из корпуса по террасе, выводя на свежий воздух, и даже сам вдохнул облегченно, оказавшись снаружи.
Мужчина держал парня крепко и вел не в комнату – к лазарету. Пацан бы заметил и стал возмущаться, ведь все они бесятся, когда что-то идет не по плану. Но Двер-то уже вырос и имел определенную долю ответственности. Ручку ребенка он твердо решил не отпускать, если понадобится – тащить силком. Эпилептик, кровь из носу, смотри как бы в обморок не шлепнулся – лучше пусть дежурные осмотрят. Так и то спокойнее.

Заявление Руслана, кажется, разозлило Дверка еще больше. Ну, тот факт, что к нему он не прислушался, был очевиден. А еще насторожило то, что мужчина... Или Руслан ошибся? Нет, тот точно хмурился и выглядел каким-то сердитым. А еще мальчик почувствовал, как сильно сжалась рука взрослого, прямо до боли в костяшках. Разозлился? Руслик чуть ускорил шаг, чтобы оказаться перед Дверком и заглянуть ему в глаза, пытаясь определить, что у того на уме. Но лицо мужчины выражало только крайнюю степень раздражения. А тут еще Руслик хотел повернуть к корпусам, а взрослый не дал ему, пускай мягко, но все же одернув за руку. И до мальчишки начало доходить, что идут они совсем не в его комнату, тем более, что и сейчас уже было понятно, что направление явно другое. А что у нас в том направлении? Лазарет! Глаза у Руслика расширились, он остановился и с силой дернулся, пытаясь вырваться:
- Пустииии, я не пойду, пусти! Я не хочу в больницу, там уколов наделают, не хочууу! Пустиии! - Руслик начал упираться и дергаться, снова поднимая крик.
Ну не любил он больницы. А в лазарете в монастыре вообще ни разу еще не был. Маленькие ссадины залечивал сам, царапины тоже. Ему почему-то казалось, что если уж обычные больницы - это жуть, то магические и того хуже.
- Двееерк, я к себе хочу! Ну пожалуйста! - голова снова закружилась от резких движений, но Руслан старался не обращать внимания и пока это получалось. - Я спать лягу, прямо сейчас! Обещаю! При тебе разденусь и лягу и буду спать до утра! Ну не наааадо! Ну Дверк!
Руслик вырывался все слабее, потому что сил становилось все меньше. А мужчину все эти попытки освободиться, кажется, даже не особо то и напрягали: мальчишка был несравненно меньше Пейна, как он ни рвись, а даже с места того сдвинуть не мог. А уж руку вырвать и подавно.
- А я тогда всем все расскажу, зачем ты меня к Оливии послал, - да-да, и мы не такие безобидные, и у нас зубы есть, поняв, что просто так не вырвешься, Руслан пустил в ход куда более грязные методы.- Понял? Все расскажу! А они у меня обязательно спросят! А я все расскажу, как есть!
Угу, и взгляд голубых испуганных глаз горел решительностью. Ты со мной вот так, да? Ну тогда и я вот так! И квиты! Что-то подсказывало Руслану, что Дверк иначе не понимает.

Двер тоже остановился. Тащил еще упирающегося ребенка, а потом резко встал, когда надоело. Интересно, он хоть понимает, что злит так еще больше, и если б оборотень вел его, скажем, к мастеру, то непременно бы за шкирку дотащил и отвесил подзатыльника? Малой дергался, болтался, вис на руке и орал, вызывая стойкую головную боль. Но самому ему явно было плохо: иначе бы вырывался сильней. Или это хватка оборотня стала каменной?
Руку он не отпустил. Развернул пацана к себе лицом: да тот и не особо сопротивлялся, - поймал его взгляд и вздохнул. Угрозы-шмугрозы… Все это было несущественно, волчара действительно чувствовал себя достаточно взрослым, чтобы не повестись. Да и опытней он был в интрижках, как никак, потому просто расфокусировал взгляд, изучая ауру постреленка. Давление низкое… Энергии явно не хватает, ему бы шоколадку сгрызть какую, авось в лазарете дают. По сжимавшей пальчики ладони, оборотень пустил аккуратную ленту, обвивая ей венки и энерготоки, заряжая своей внутренней силой, пусть они немного не сочетались: воздух и земля. Мальчик должен был почувствовать тепло: от руки и до самого сердца, а оттуда, разливаясь, - по всему телу. Поначалу его шатнуло – неприятно горячая сила, чужеродная, организму не сразу понравилась. Но срослось, и минут через пять ребятенку захочется бегать, а Дверку он пнет по коленке ботинком. Маг все еще не отпускал: боялся, что чудик упадет.
- Знаешь, если я скажу, что мимо проходил и поймал тебя на воровстве, кому по-твоему поверят больше? – он усмехнулся, ощущение превосходства оборотню нравилось, хоть и было незаслуженным. – Ты дал мне слово помочь, а задумку не выполнил. Еще и брыкаешься. Уймись.
В лазарет Пэйн, однако, идти передумал. Намекнет просто местным, чтобы присматривали, а сейчас отпустит. Жизни мелкого вроде ничто уже не угрожало.