Любопытство не порок, но порой оно не впрок.

Пэйн спешил как мог, а дорога нарочито медленно стелилась под ногами. До ворот он шел быстрым шагом, а оттуда припустил и бегом, впрочем, понимая, что надолго такого темпа не хватит. Маг помогал землей: пласты, повинуясь размашистым движениям рук, волнами толкали его вперед. Выглядело это как катание на серфе, только оборотень не просто стоял, балансируя на доске, а бежал по ней, тяжело ухая ногами, отталкивался от почвы, как на плохом батуте, прыжками преодолевал расстояние.
Тот путь, что проделал мальчик за пол часа, занял у Пэйна минут десять-пятнадцать, но он все равно опоздал. Раздраженным взглядом Двер провожал автобус, скрипя зубами от негодования: если он и остановит эту поездку, то с печальными последствиями для водителя. И секундное замешательство не шло оборотню на руку: расстояние продолжало увеличиваться.
- Стой! – он крикнул, хотя нельзя кричать на бегу. Дыхание тут же сбилось, в груди больно кольнуло и от нехватки кислорода потемнело в глазах. Пэйн никогда не был хорошим марафонцем, равно как и спринтером, все, что он умел – это крошить стены кулаками. – Тормозни, там мой ребенок!
Ему не пришло на ум ляпнуть ничего другого. Просто в какой-то мере Руслик действительно был для Двера своим, как бы маг не отнекивался. Ни с кем из детей у него не ладилось, даже с собственным мелким, Мальком, да и не любил он никаких детей! Однако за этого чувствовал ответственность, наверное, больше, чем его личный куратор. Руж, будь она не ладна, могла бы смотреть за своими подопечными!
Хотя с другой стороны, смотрел ли оборотень? Небось, без записки и не догадался бы, что у Данзаса «горе», что он уехал: маг бы просто пожал через месяц плечами, мол, а сдачу мне когда вернут, если бы и про это не забыл. И ведь он избегал Нори, так навязчиво ищущую с ним занятия, с первой встречи больше не видел Габриэлу, пацанов своих так и вовсе забыл, кого как зовут. Он не был мастером в этом монастыре, по крайней мере – не тем, которого здесь хотели видеть. Ему на всех было наплевать, кроме себя и Хизер.
- Да тормозни ты! – автобус не слышал волка, водитель не видел, как размахивает оборотень руками. Он медленно скрывался за витиеватым поворотом, огибая гору, и если бы Двер что и сделал, то машина точно полетела бы вниз с отвеса или впечаталась в стену. Он не имел права так рисковать не собой. – Катись оно пропадом!
Его зверь внутри поднялся на лапах, проскулил, просунув нос между прутьев решетки. Он не бился, не голосил, просто так невзначай обозначил: я могу бегать, я почую запах. Пэйн удерживал волка внутри: никогда еще не превращался днем, да и никогда не будет такого жеста доброй воли. Эта тварь просто загрызет, если найдет Руслана.
Дверу надо было возвращаться в монастырь. Он долго думал, пока бежал, что же будет, если не догонит. Следующий автобус в полдень, и мальчишка успеет потеряться в большом городе так, что сами улицы его забудут. Магу надо было собирать поисковую команду, потому он развернулся, медленно шлепая к остановке, а оттуда – через деревню. Усталый взгляд как-то рассеянно прошелся по толпе, и оборотень даже приметил знакомое мальчишечье лицо на скамейке, но не обратил на него внимания и просто прошел мимо. А через десяток шагов обернулся в некотором замешательстве: ты ли это, Руслик?
Они уставились друг на друга. Малой – такой потерянный, зареванный, шуганутый: явно не хотел увидеть тут Дверку. И оборотень, запыхавшийся, ошеломленный, явно не шибко доверяющий тому, что мелкий не уехал тем автобусом. И до чего была бы комичной сцена, если бы водитель остановился: Пэйн искал бы постреленка под сиденьями?
- Пацан? – маг сделал робкий шаг в направлении к скамейке и замер, следя за невольно подернувшимися плечиками Руслика. Он не хотел, чтобы ребятенок дал деру, стоит только приблизиться. Но мальчишка прирос к сиденью попой и не двинулся с места. – Я твою записку прочитал. – Двер извлек из кармана смявшуюся бумажку и протянул Данзасу: возьми, мол, ага?

Знакомый голос вырвал Руслана из мира собственных переживаний. Первые минуты мальчик глядел на мужчину и не мог понять, что этот кусочек прошлого, от которого он так тщательно отрекался, делает в его настоящем. Это он за ним пришел? Это за ним? Бросил все, монастырь, и пришел? Мальчуган глядел на Дверка немного удивленными, немного непонимающими глазами. Мужчина явно торопился, бежал... Вон, весь в пыли, весь взлохмоченный... Взгляд паренька забегал по Дверку удивленно.
Руслан так и не взял свою записку. Только слезы еще обильнее потекли из глаз. Он отвернул лицо, хотя уже не стеснялся, уж кто-кто, а Пейн его слез насмотрелся, чего тут уже в пиццот первый раз прятать. Сперва пришло в голову, что раз решил уезжать, надо уезжать, даже несмотря на то, что друг пришел за ним. И Руслан, будто ему все равно, постарался заговорить спокойно, объясняя ситуацию:
- Я на автобус опоздал... Просто не знал,как сдачу вернуть с билета... - на этих словах к горлу начал подкатывать конкретный ком, Руслик попробовал еще больше лицо отвернуть, но не сидеть же к Дверку спиной, - и пока письмо тебе писал.... он ушел....
Как все это было фальшиво, как Руслан сдерживал слезы и давился всхлипами, но разве мог он долго это выдержать. Этот спектакль одного актера закончился весьма неожиданной развязкой - Руслан бросился к Дверу и обнял того, где достал. Прижался, уткнулся в бок... И просто заплакал. Ничего не объясняя, ничего не рассказывая. Все и так было ясно.

Оборотень опустил руку. Прижал постреленка просто, не слишком вслушиваясь в объяснения и всхлипы – не ожидал он такой реакции, больше думал, малой решит дать деру. Погладил его по спине, а потом обнял двумя руками: ну тише, тише.
- И зачем ты убегаешь? – спросил мягко, но именно так: убегаешь, а не «решил уехать». Маленькие человечки ничего толкового не решают. – Хочешь, чтобы я до конца жизни думал, будто ты на меня обиделся?
Худое тельце под лапами судорожно дернулось и затихло, а через секунду мальчишка разразился еще большими рыданиями. Пэйн не чувствовал, как мокнет рубашка на животе: боже, этот ребятенок такой мелкий, что едва доставал ему до пояса, а теперь еще весь скукожился. Двер не знал, как на такое реагировать: слезы при нем обычно прятали, так что такой неловкости не было, и сейчас ему было впервой. Жалеть, гладить по растрепавшимся волосам, говорить, что не держит зла? Его, твою мать, с утра пробежаться заставили!
- Руслан… Эй, Руслааан. – маг ласково потряс постреленка за плечо, но тот только сильнее вцепился кулачонками в гладко выглаженные Хизер брюки. Это все ладно, это всего лишь одежда, Пэйн никогда из-за подобного не загонялся. Помятое – не сгоревшее, потому волчара только погладил мелкого по голове и прижал сильнее. – Пойдем уйдем с дороги… Поговорим, ладно? Хочешь, я тебе мороженого куплю? – маг проверил, на месте ли кошелек: захватил все-таки. – Кто тебе уже сказал гадость, Руслан? Давай я этому нехорошему человеку в нос дам? – а сам думал, только бы то не настоятель оказался. – Ну пойдем, пойдем, дитя ты беспутное.
И знаете, в кои-то веки Двер искренне и тепло улыбнулся. Мальчик не видел, он так вжался в живот головой, что похоже, ему абсолютно не было дела до того, что вокруг творится. А на них смотрели люди. Непонятно, как, но точно не умильно. Волк бы сказал, что скорее укоряюще: папашка, посмотрите, сам весь такой разодетый, при деньгах, а сынишка в тряпье ходит. Руслик ведь не взял монастырской одежды, натянул то, в чем был, как приехал. И оборотень чувствовал себя неловко. Не любил он отношения на публике выяснять, просто не любил.

Дверк никогда так не говорил. Нет, ну говорил, но вот чтобы так ласково и спокойно - Руслан не помнил за ним. И он не упрекал за слезы, не говорил, что это некрасиво и не по-мужски. И очень правильно делал, потому что Руслика сейчас меньше всего заботило, что по-мужски, а что нет. Куда важнее было то, что Дверка пришел за ним, а точнее прибежал. Что теперь прижимал его к себе.
- Я не убежаааал, - сквозь слезы принялся объяснять мальчишка, - я не хочу уезжать, я с тобой хочуууууу.
И он действительно хотел, но не находил выхода из сложившейся ситуации.
- Ну только я очень плохо сделал там, в монастыре. И все будут меня обзывать. И он меня теперь ненавиииииидит.
Под "он" подразумевался Роксбери, но Руслан не думал о том, что мужчина сейчас может просто не понимать, о ком идет речь. Последний день он так был погружен в свои переживания, что ему казалось, что весь свет уже в курсе о том, что случилось.
- Я больше не буду, Дверка, - и Руслан продолжал реветь, не думая о том, что на них смотрят. - Я поиграть хотел. Я только поиграть! А он подумал, что я вооооор, что я украсть хочуууууу. А я не вооор. Я больше не будууууу...
Руслик не мог успокоиться. Он так долго носил все в себе, кажется, целую вечность. И ему так хотелось поделиться, но было не с кем. А вот теперь тут стоял Дверк. Такой большой, умный и способный на многое, и прижимал его к себе. Вот слезы и текли...
- Я не хотеээээл, я больше не будуууу, а он меня никогда не простиииит, - Руслик говорил и говорил, уткнувшись лбом в бок Дверку и не выпуская из рук его одежду.
Ему казалось: отпусти пальцы - и он снова останется тут один. Со своим горем.
- Не надо его бить. Он хороший, это я плохоооой. Я у него вещи взял без разрешения. Но я больше не бууууду.
Мальчишка трясся уже разве что не всем телом. Как долго его организм ждал этого момента - выплеснуть все наболевшее. И вот теперь они стояли тут, на остановке, маленький и большой. Оба растерянные и не знающие, что делать. Но большой прижимал к себе маленького, а маленький жался к большому. И уже это чего-то да стоило. А все остальное... люди, взгляды, суета сует.

Оборотень качал головой: «Ой, ну ладно тебе, плохой он. На меня посмотри.» - и меж тем думал, стал бы его кто так вот жалеть, начни он бить в грудь и топать ногами. Двер никому не был нужен. Ни как мастер, ни как любовник, ни даже как папа, о чем ему всякий раз давала понять Хизер: она сама справляется. Семью волк покинул, сестра, с которой сохранялись самые теплые отношения, вышла замуж, а он даже не был на свадьбе, и теперь не осталось ни единой ниточки, способной удержать оборотня над пропастью из собственных краеугольных поступков. Маг за все отвечал сам. Он привык, он подстроился быть одиноким. Но ему не хотелось, чтобы такую судьбу повторял ни в чем не повинный мальчишка. Хороший, правильный, просто немного балагурный озорник Руслан.
- Пойдем, пацан. – Пэйн навязчиво потащил ребятенка за шкирку, пытаясь отодрать от штанов, перехватил руку, которая вдруг, показалось, удобно легла в ладонь, и неспешно двинулся вдоль улицы от остановки. – У кого ты там что украл, дадим ему денег, тебе купим свое и покруче, только успокойся, пожалуйста. – он еще раз потрепал мальчишку по голове и обнадеживающе улыбнулся ему, на этот раз не так сердечно, как в прошлый. Волчаре было грустно.
- Вот что, Руслан. Неразрешимых проблем не бывает. Мы сильные только тогда, когда можем признать ответственность за свои поступки и ужиться с ней. Если с разбитой чашкой ничего нельзя сделать, постарайся аккуратнее обращаться со следующей. – маг не умел читать такие лекции, философия определенно была не его коньком, с этим проще к Евансу. Он все также сминал в руке записку, не зная, выбросить ли ее в мусорку или лучше сейчас сунуть обратно в карман: все-таки постреленок не всем такие написал, значит, это должно представлять какую-то ценность. Пэйн просто хотел купить мальчишке мороженого, себе – стакан разливного пива, живого, светлого, успокоить наконец дрожащего ребятенка и вернуться в храм даже не героем-спасителем, а просто… как будто ничего не было. – Все образуется, Руслик, я обещаю.

Дверка как-то помрачнел, а Руслану так не хотелось расстраивать еще и его. Ребенок немного уже пришел в себя, немного успокоился, ведь теперь рядом был взрослый. Пусть взрослый этот по ходу сам не очень знал, что делать, но он тут был. Рядом. Живой, большой, теплый, умный. И мальчуган, отлепившись от мужчины, подхватил сумку и побрел за ним, держась за руку. Так хорошо было от этого вот "пацан"... Только Пэйн так называл Руслана во всем храме. Дверк просил, чтобы мальчишка успокоился и тот часто засопел носом, унимая слезы, даже ладошку отнял, чтобы вытереть глаза, а потом опять поймал руку взрослого.
Пэйн между тем уже со свойственной ему оперативностью предложил план действия. Если это, конечно, можно было назвать планом. Но Руслику слова показались вполне реальными, точнее, что Дверк правда собрался так поступить.
- Нее, - принялся он объяснять. - Я ничего не испортил, я все вернул. Как было. А он обиделся, что я залез в его комнату... И теперь всем скажет, что я вор.
Вот тут парнишка съежился и с надеждой в голосе обратился к Дверку:
- А я ведь не вор? Ну если я назад хотел вернуть с самого начала, я ведь не вор? - и было видно, что от того, что скажет сейчас взрослый, зависит очень многое.
Дверку Руслан верил как и Роберту. Роберт утвердил его в качестве вора и отменить этот вердикт мог только Пэйн. Ну или, конечно, сам Роксбери, что было невозможно. Так что оставался только Пэйн. А взрослый шел куда-то довольно быстро и мальчишка чуть не бежал за ним, смешно подпрыгивая со своей сумкой.
- И я больше не буду... Я извинюсь, я...я... только идти к нему боюсь, поэтому написал записку. Но ты ведь не думаешь, что я вор, что я его оружие насовсем украсть хотел?
Руслан и забыл, что Дверк не в курсе, что он там стащил у Роберта.
- Я правда не на совсем, я только пострелять хотел. И все... И вернуть. А он пришел и увидел. Но я не крал... Я не на всегда.

Волк нахмурился. Вы пытались разобрать что-нибудь связное в том, что сквозь рев лопочет ребенок? И хотя на деле Руслик плакать перестал, даже последние слезки демонстративно рукавом вытер, плечики его продолжали вздрагивать в такт беззвучным всхлипываниям, а неровный голос стал похож на вопль девки на базаре. Ух, не любил оборотень детей успокаивать, да что поделаешь. Он вздохнул.
- По мне, если собирался вернуть, то не вор. – если честно, Дверк сейчас такую же ситуацию вспомнил, с мастером Акио. Только он, конечно, не в личных апартаментах лазил и в действительности думал, что оружие как бы общее, то есть ничейное, и потом эту точку зрения упорно отстаивал до самого лазарета. А пацан уже с кем повздорил? – Руслан, у меня такое же было, вообще-то. Думаю, надо просто спрашивать разрешения все равно. Ты в записке извинился? У Боба что ли палку взял? Я ему не принес этот листик, я в нем ничего не понимаю.
Мастер по привычке назвал своего коллегу «Бобом», не предполагая даже, что русскому мальчику сокращение может быть непонятно. И что вообще он, быть может, не к месту захочет такое братание перенять. Роксбери, конечно, хорош… Он умеет втык давать так, что потом месяц ходить будешь, нос повесивши. Но на самом деле валлиец отходчивый. Эх, знал бы мелкий, сколько они вместе прошли и сколько раз Еванс на Дверку злился! Однако за пределы личных взаимоотношений это никогда не выбивалось, о потасовках знали только их участники, потому Пэйн прижал пацанью башку к себе, потрепал по спине и сказал:
- Да не парься ты, это ж мой друг! Он просто психанутый малость, а так… простит. Пошли извинимся только. И по морожку, окей?

Самое главное - не вор. Вот это и хотел всем сердцем и душой услышать Руслан. И услышал. И сказал это не кто-то, а Дверк. Еще и в разъяснения какие-то пустился. Получалось, что все не так страшно. Правда, потом взрослый упомянул какого-то Боба. Друга. Которому Руслан написал записку и записка эта еще не была передана. Из всего этого Руслан заключил, что Боб и Роберт - это один и тот же человек. Ну всмысле Роберт - это и есть Боб. Ну а что, так бывает, если они друзья, тем более. Вот если В России, так учительница в школе - Екатерина Сергеевна например, а друзья же ее так не зовут. И маме Руслика, если с работы звонили, спрашивали по имени отчеству, а не просто так, вот как ее бабушка звала - по имени.
И сама по себе новость была классная. Если они друзья, то Дверк поговорит с ним и объяснит. И Руслик даже был согласен, чтоб его наказали, только бы не сердились. Руслик совсем успокоился и теперь выглядел уже вполне нормально, только глаза были красные и лицо грязное, потому что слезы растирал грязными руками.
- А ты ему скажешь? Скажешь, что я все хотел вернуть? Что я не вор? А? - Руслик почти перед дверклм забегал, чтобы заглянуть взрослому в лицо. - Пусть он наказывает, как хочет. Только чтобы не сердился!
Вот это было сомнительно, ну на счет "как хочет", но сейчас руслану казалось, что он и правда готов что угодно вытерпеть, лишь бы помириться.
Что же касается мороженого - Руслику было не до него и он просто не услышал этого вопроса. Взрослый предложил конструктивный выход из ситуации, без побегов и уездов, и хотелось прям вот сразу что-то начать делать.
- А ты точно знаешь, что простит? - Руслану боязно было возвращаться без стопроцентной гарантии, он очень робко покосился в сторону дороги, ведущей к монастырю. - Давай ты сходишь узнаешь, а я тут подожду.
Идея была из разряда гениальных, но Руслану казалось, что если он вернется - ему просто больше не дадут уйти в случае чего. Руж под замок посадит - и никуда не денется, будет сидеть сутками под ее присмотром. И потому сейчас Руслик глядел на Дверка с особым вниманием. Кстати, после этой записки окончательный статус друга утвердился. Теперь мальчишка называл Пэйна на "ты" и это было естественно. Удобно.

Дверк смотрел на пацана и понимал, что по-своему он его забавляет. В свои годы оборотень не был таким. Или не помнил. Руслик такой общительный, хорохористый парень, все ему интересно, всюду какие-то самостоятельные решения, постоянно в движении, одна мысль на другую наскакивает. Пэйн был медленный. Мог подолгу что-то обдумывать, крутить так и сяк, не умел быстро принимать ответственные решения. Иногда, правда, приходилось сначала делать, потом себя убеждать, что лучшего выхода не существовало. А Данзас быстро перестраивался, даже упрашивать долго не пришлось вернуться. Мальчик шел с волчарой в ногу, и это так непросто ему давалось! Шаги взрослого вон какие громадные по сравнению с ребятенком.
- Скажу, скажу, пацан. – мастер бухтел под нос, не понимая своего ворчания. С одной стороны, он был раздосадован, что пришлось срываться с места и лететь сломя голову (волосы горизонтально) за парнем, который и уехать толком не сумел, да и не особо горел желанием, видимо. Пэйн чувствовал себя вольной нянькой, подписавшейся носить горшок за младенцем. А с другой стороны, маг был горд собой: это он предотвратил катастрофу, это он убедил мелкого никуда не ехать! Ведь убедил же?
Они подошли к лотку, единственному в деревне, где стоял холодильник со сливочным мороженым. Волк сам уже не помнил, как давно его ел – пожалуй, от шарика он был даже в большем предвкушении, чем малой. В пол уха слушая Данзаса, оборотень заказывал: два себе, один Руслану, - протянул пацаненку вафельный рожок и расплатился звонкой мелочью.
- Не-не-не, так у нас не пойдет. Я лишние круги мотать не буду. Бобка простит, я уверен, так что это не обсуждается. Он наверное сам ночь не спал, обдумывал, как бы ты не сильно обиделся. – Дверк, конечно, гнал, но гнал с душой. Он был очень хорошего мнения о друге. И вообще морожко настроение подняло. Может, больше, чем алкоголь.