Я тоже большой!

Так вот откуда она узнала! Она, оказывается, прочла его мысли? И там небось на озере читала! И все знает! Руслан рот разинул и глядел на Руж немного ошарашенно. А... А... как? как она так может, он ведь и не чувствует ничего... И там не чувствовал. Но не было времени долго размышлять об этом, потому что... Что? Руслик не успел уткнуться в землю, уже куда более виновато и искренне, а наставница уже огласила приговор. Что? Вот теперь реально испуганные детские глаза уставились на женщину. Голова невольно отрицательно закрутилась, мол, нет, этого быть не может, так нельзя! Это бесчеловечно. За какие-то сигареты? Ну ладно еще английский, но ведь еще и русский! За что? О Боги! Да за что вот так?! Руслан и не заметил, как лицо начало искажаться в гримасу. Уроки? С завтрашнего дня? Прямо вот с завтрашнего? Что правда? Он еще не верил и стоял как громом пораженный. А она и глазом не моргнула, она и так была выше, а тут еще крыльцо это. Руслик почувствовал, что по щеке побежала слеза... Одна, другая, третья.
- Я ... я... я... - Руслан силился сказать, что больше не будет, только бы отвратить неизбежность завтрашнего кошмара, но не получалось, дыхание перехватывали всхлипы. - Я не буду, - - ну вот это больше походило на правду, потому что Руслан не хотел заниматься, он не представлял, как после такого раздолья, какое было в монастыре, без всех этих ежедневных подъемов и походов в школу, теперь снова засядет за уроки. - Я... я... я... больше не бууууду...
Руслан откровенно разревелся, плечи вздрагивали, он всхлипывал и тер глаза.
- Не надо... я не буду больше... - слезы текли.
Боже, неужели это завтра все начнется по новой? Буквы эти, глаголы какие-то неправильные, числительные, существительные... Нет, нет, он тогда пойдет и в озеро опять прыгнет, чтобы утонуть. Не будет он учиться, не будет и все. Ну что она выдумала тоже! Из-за сигарет, как будто он правда что-то плохое сделал. Руслик не особо понимал, за что с ним так строго. Кассия вон только спать отправили, а его сразу за английский и русский? Обидно, очень. И даже неважно, что Каська не при делах. Просто вместе ведь пришли... Руслан стоял и все не уходил, в надежде, что Руж смилостивится и отменит приговор. Ну нельзя же так! Ну... ну... это же ******** Руслан так крепко про себя выругался, что и взрослый бы позавидовал складности выражений. Надо было как-то срочно оправдаться, что-то сказать...
- Ну... ну... - он начал откровенно захлебываться всхлипами. - Простите меня, пожалуйста, я больше так не буду...
Не, ну что она зверь что ли? Что она сразу так вот? Руслан не уходил и все ждал... Ну нет, не поступит она с ним так... Нет!

Руслан пустил слезу, изобразил на лице искренние панику и ужас и откровенно давил на жалость. Скорее всего, теперь уже не настолько осознанно, насколько уверенно пытался врать ей буквально пару минут назад, но все равно. И, честное слово, если бы не материнский инстинкт, который говорил о том, что детей надо защищать, беречь и всячески любить, она бы сейчас и еще что-нибудь ему прописала бы в качестве наказания, чтобы не смел спорить. Но материнский инстинкт напомнил о себе и прорицательница немного поутихла, глядя на слезы мальчишки. Нет, невозможно смотреть на детские слезы и продолжать злиться. И дети, блин, они же этим нагло пользуются! Руж старательно держалась, уговаривала себя не отступать и ничего не менять в наказании маленького паршивца. Да, она прекрасно знает, что для Руслана уроки – самое страшное, что только может быть. Не очень понятно по какой такой причине, но это факт. В любом случае, это гуманнее, чем поднимать на ребенку руку, кидать пустые угрозы из серии «придушу, прибью» и прочие синонимичные выражения. И, если вот так вот взять и проанализировать все мелкие выходки Руслана, то напрашивается простой вывод: он пытается быть взрослым и независимым, будто у взрослого жизнь проще. Только вот некоторые его поступки никак не выходили у нее из головы, ведь взрослые, к примеру, никогда не таскают из чужих комнат оружие, даже если просто чтобы посмотреть или потренироваться. И каждый раз после какой-нибудь его наивной глупости, в итоге, все бегают и успокаивают его. В собственных рассуждениях прорицательница пока не могла прийти к простому выводу, но чувствовала, что уже вот-вот готова подобрать правильное определение происходящему. И да, она не могла не смягчиться. В который раз.

- Дело не в том будешь или нет, - она устало вздохнула, садясь на ступеньку, - Я забочусь о тебе и твоем здоровье, я не хочу, чтобы ты много болел и страдал от этой гадости. Не хочу, чтобы и на окружающих этой действовало. Ты же взрослый мальчик, ты должен понимать, что у каждого поступка есть свои последствия, а тут все будет лишь в ущерб для тебя в первую очередь. Кто может позаботиться о тебе больше, чем ты сам, когда мамы с папой нет рядом? – и тут-то ее торкнуло! – Я не смогу заменить тебе маму, но я очень стараюсь, потому что искренне волнуюсь за тебя. Руслан, пообещай, что действительно не будешь самого себя калечить. Пожалуйста.

Наверное, так она хотела его успокоить... И сперва Руслик слушал, что она там говорила про здоровье, про то, как это должно будет его погубить... Ну да, все курят, и ничего, а его вот прям две сигареты, ну ладно, три, погубят. А вот дальше... Это были только несколько слов "когда мамы с папой нет рядом"... "Я не смогу заменить тебе маму"... Волнуется? Она за него волнуется? Нет, вот за Кассия она волнуется, за Лиззи - тоже волнуется. А за него, Руслан не знал, как это назвать, но за него не волновались - за него отвечали. Он не мог этого объяснить, но разницу чувствовал. И вот сейчас, как ему показалось, речь зашла как раз об этой разнице в отношениях. Не мама. Да, она ему не мама. Поэтому Кассия сейчас напоят чаем, отмоют и уложат спать. А он... пойдет чистить зубы (трижды!) и укладываться. Она же проследила, чтобы он гадость выкинул, чтобы отдал, теперь его драгоценному здоровью, за которое она отвечает, ничего не грозит. И можно идти домой и заниматься своими делами, СВОИМИ детьми. До следующего раза, когда Руслан опять будет "самого себя калечить". Если бы Руслик был подростком, он, наверное, сейчас, демонстративно достал бы сигареты и начал курить их одну за одной, пока не свалился бы без чувств. Но Руслану было только 10 и он вообще с трудом понимал, почему сейчас так хочется реветь. И уже не не от того, что наказали уроками. Нет. Он просто ревел, и ревел, и ревел. И чувствовал, что обижается на Руж. Иногда он прощал ей вот это ее нематеринство по отношению к себе. Но сейчас не мог. Вот просто не мог и было обидно, так обидно, что слезы лились из глаз. Когда у Руслана доходило до такого вот состояния раньше он всегда вредил человеку, на которого обижался или что-то ломал. Бил. Рвал. А сейчас рвать и бить было нечего, а раздолбить стекло в доме Адлеров... ну как-то вот парнишка еще не дошел до такой степени. Да и было это в его монастырском прошлом, жалел ведь потом.
Зато внутри все рвалось и металось. Наверное, именно эти слова Руслан так боялся однажды услышать от Руж. Это было понятно, это было очевидно, но сама она не говорила этого никогда. А теперь сказала.
- Ну и идите к ним, - Руслик как-то остервенело вытер слезы и посмотрел на дом Адлеров как на нечто такое, о чем всю жизнь мечтаешь, но точно знаешь, что не про твою честь, и добавил уже почти безучастно, с какой-то недетской безнадежностью в голосе, - ну и идите. И не надо меня ничему учить. Я сам всему научусь. Я сам! И курить сам брошу! И без вас!
А вот так! Руслан пропустил осознание стадии "деления" Руж с ее семьей. Он чувствовал только последствия этого проигрыша. И ему было больно. Вот потому то сейчас и захотелось показать, что никто ему не нужен, никто. И он один. И пускай так. И...и..и... что-то еще, чего он не понимал в себе совершенно, но вот сейчас слезы бежали, а Руслан развернулся и пошел. И шел все быстрее. Как же было больно. Но она сказала. Она сказала то, что он так боялся услышать.

Наверное, такое происходит в драматических фильмах, когда в какой-нибудь ответственный момент все вдруг будто замедляется и появляется эффект замедленной съемки. Вот примерно такое вот ощущение сейчас словила прорицательница. Суть того, что она только что сказкла ребенку, который и без того страдает от нехватки внимания... Она только сейчас поняла какую ошибку допустила. Идиотка. Это надо же было такое вот ляпнуть! Но слезы мальчика ввели ее в ступор. И он был чертовски прав - она мать своих детей и их должна обучать в первую очередь, с ними должна возиться и играться, а он, несмотря на все ее искренние чувства, он лиш ученик. Но в чем тут ее вина? Она никогда не променяет свою семью на учеников, потому что это святое, а совершать еще одну ошибку она не станет, хватит уже. Но, тем не менее, он ее подопечный, которого полюбила как своего. Почему он так? Ревнует? Да, иначе не стал бы вот так вот себя сейчас вести, не наговорил бы всего того, что только что слетело с языка.

- Стой! - англичанка бросилась следом на Русланом. Догнать не составило труда, но ничего говорить Руж не стала, простр обняла ребенка крепко-крепко и сама не заметила как по щеке сползла горячая слеза. - Если бы мне было все равно, то я бы не говорила тебе ничего. А мне не все равно, потому что ты мне очень дорог.

Она догнала его почти сразу. Он и из виду скрыться не успел. Догнала, остановила и обняла. Сколько его уже никто не обнимал? Китайским родителям было некогда этим заниматься. Бабушка... Бабушка что-то пыталась, но ее объятия были какими-то незначительными, что ли? Словно Руслан понимал, что бабушка доживает свой век и ей, как и ему, просто больше не к кому приткнуться, не с кем поговорить. В Китае русского никто не знал, а бабушке выучить китайский было уже не под силу в ее возрасте. Она запомнила жизненно необходимые слова и выражения, но разговаривать с их помощью было сложно. Жизнь этого человека сводилась к еде и сну, что сильно повлияло на нее. Она стала неразговорчива, начала говорить сама с собой... Руслан как-то ее сторонился. Новые же родители просто иной раз не замечали мальчишку, у них, как и у Руж, были свои дети. Если все было нормально (не шла носом кровь, не жаловались в школе) о Руслане забывали, какие уж там объятия.
А в монастыре? А в монастыре были только Дверк и Руж. Эша один раз мелькнула на горизонте и была ласкова, но один раз... Дверк тоже обнял однажды, ну когда Руслан убежал из монастыря. А так, в основном, Дверк если и проявлял внимание и интерес к Руслану, то тоже исключительно в тех случаях, когда что-то случалось. Да. То-то и оно, что даже в тот ужасный день, когда Руслан поругался с Робертом, Дверк не заметил, что мальчишка расстроен, он дал ему денег и позволил уйти. А чтобы просто вот заинтересовался и пришел спросить, как дела... Пф... Увы, если ничего не происходило, Руслан все время был один. Многие дети живут в пансионатах иногда годами, что с того. Но у них есть тыл. Прочный, надежный, где-то далеко, но есть - папа и мама. Которые навещают, пишут, звонят... А что было у Руслика? Там, за спиной. Что осталось у него "дома". И был ли у него этот дом? Китайские родственники? Они ни разу не узнали, как Руслан устроился, есть ли у него друзья, как он тут учится, хорошо ли ему в монастыре в конце концов. Да они вообще ничего не узнавали. Хотя Руслан и не сильно ждал этого. Приемная семья была ему так же далека, как любая другая, где ему бы пришлось жить против своей воли.
Вот и получалось, что объятия Руж - были единственными объятиями за последний год. Ну если убрать случай с Дверком. Но тогда Руслик вообще мало соображал, а хотя... Он и сейчас был расстроен и соображал не больше. Он не вырвался, не побежал, нет, он еще не был подростком, чтобы ТАК что-то демонстрировать миру. Да он и не хотел еще ничего демонстрировать. Он просто хотел жить в нормальной семье. И не надо обнимать на ночь, не надо в лоб целовать, не надо свою комнату, ничего не надо. Только вот это ощущение - что ты не один. Что у тебя есть дом. С мамой и папой.
И Руслан уткнулся в Руж. И заревел еще сильнее... Плечи сотрясались, всхлипам не было конца.
Ей не все равно! Не все равно, но почему тогда она его к себе не возьмет? У них большой дом! Им есть, что есть! И есть что надеть. А может, она просто боится, что Руслан такой непослушный? Или что он начнет клянчить дорогие игрушки, учиться будет плохо. И Руслана осенило! Конечно, он ведь ооочень плохо вел себя в монастыре! Кто такого брать захочет в семью! Так надо же ей сказать, надо ей сказать, что он изменится, что будет лучше учиться, что бросит свои дурацкие затеи с курением, что... что... что он исправится! Что он будет помогать по хозяйству, что не будет просить чего-то вкусного, что... даже игрушек не надо, а одежду он может за Адлером донашивать, ну рубашку там рукава закатать и штаны подвернуть. И вообще он может в монастырской одежке ходить, ему ничего и не надо другого.
И Руслик вдруг заговорил. Наверное, за все то время, что он жил в монастыре, он так много Руж не говорил ни разу:
- А почему вы меня тогда к себе не возьмете? - он шмыгнул носом и посмотрел на Руж, ему так хотелось понять, правильны ли его предположения. - Вы думаете я плохой? Ну что я не учусь и что вот кухня загорелась, и что в озеро полез, и что курю? Что я плохой, что вам от меня покоя не будет? - это мамина фразочка была, она всегда так Руслану говорила, когда он лез и надоедал, требуя внимания. - Что я несносный? - но голова тут же отрицательно закрутилась. - Но я не такой на самом деле, я ... я... я... помогать будуууууу, - он не выдержал и опять заплакал, - я буду с Кассием играть и с Лизой, я буду посуду мыть, я даже могу убирать все, прямо весь дом! И я учиться буду хорошо. Прямо всю математику выучу. И грубить никому не буду! И... и... я послушный... Я буду слушаться, - ему так хотелось убедить Руж в том, что он очень выгодный ребенок, словно они рыбу на рынке выбирали, - или вы боитесь, что я буду дорогие игрушки просить? Что мне одежда крутая надо будет? Или там конфеты всякие? Неее, я не такой, мне и комнату не надо, ничего не надо, я дома на полу спал, мне все равно! Честное слово!
И Руслан вопросительно уставился на Руж заплаканными глазами. В представлениях ребенка не существовало никаких других преград, кроме плохого поведения и больших запросов. Руслану казалось, если он вот это пообещает, так Руж сразу согласится. А чего ей тогда не согласиться?

Руж долгое время просто молчала и ласково поглаживала ребенка по волосам. От него пахло сигаретами, но она уже не обращала внимания. Мальчик плакал и надо было его просто успокоить, хотя бы для начала. Но не успели слезы кончится, как он задал тот вопрос, которого, честно говоря, Руж очень опасалась. Нет, это совершенно не значило, что она станет относитьсч к мальчику как-то иначе, но она всегда очень четко разграничивала детей на родных и тех, которые находятся в ее окружении и с которыми она имеет дело. Она просто боялась. Да, именно боялась страшного словосочетания "приемный ребенок". Именно поэтому она так беспокоилась о том как сложатся отношения Эрика и Кассия, ведь малыш был сыном ее первого мужа, упокойся его душа с миром. Но Кассий еще слишком мкленький, чтоюы апелировать этим фактом. Впрочем, Руж искренне надеялась, что такого не случится. А Руслик - это особенная ответственность, которую она не была готова взять на себя. Да, тут, кажется, еще давал о себе знать ее ветреный характер. Все, что попадает под понятие семьи - это отдельная статья.

- Ну разве я могу забрать тебя у твоих родителей? - осторожно начала прорицательница. Она ни в коем случае не хотела обидеть ребенка. - Ты и так как маленький член нашей семьи. И ты не плохой, но родителей, увы, не выбирают, а мы с Эриком заботимся о тебе как можем. И нет необходимости мыть у нас посуду или прибираться в доме - это, как минимум, некрасиво с нашей стороны настолько открыто напрягать ребенка. Да и что скажут твои родители? Им будет очень больно такое слышать. Мы тебя очень любим, но отбирать у родителей не можем.

Быть может, Руж не почувствовала, но в тот момент, когда она заговорила, Руслан как-то сдержанно дернулся от нее в сторону. Словно дистанцию какую-то определил. И зачем она это все говорит? Ведь тут есть только два ответа - "да" и "нет". И она сказала "нет". Но почему-то ей для этого понадобилась уйма слов, которых Руслан просто не слышал. Он и так понимал смысл - "нет". Нет и еще раз нет. Она что-то там объясняла, а он слышал только это "нет". И все это, все, совершенно все, потеряло смысл в одночасье. Руслик вывернулся из ее рук. Как будто она не знает, что нет у него никаких родителей! Как будто она не знает, что эти китайцы, которые взяли над ним опеку, никакие ему не родители. И им все равно. Сколько раз за все это время они написали? Ни разу. Ни на один праздник даже открытки не пришло. И для Руслана уже даже Линь Ян Шо стал куда более родным местом, чем та далекая китайская квартира, где он провел всего несколько месяцев и был откровенно лишним.
Знала она все, она вон даже знает, что он думает. Все она знает. Просто он чужой. И все. Чужой и плохой. Руслан не насупился и не заплакал больше. Потому что понимал, что плакать больше нельзя. Хоть и больно, хоть и хочется. Но он там, у себя поплачет, один, в своем шкафу, где никто его не увидит и не побеспокоит.
- Они мне не родители, я им не нужен, - Руслик сунул руки в карманы и ссутулился, словно закрылся, да, в голове его крутилось продолжение этой фразы "и вам я не нужен", но он уже немножко успокоился, а потому оставил свои мысли при себе.
Не будет он больше при ней реветь. И не пойдет со своими проблемами. Он и раньше то не сильно приходил, но после этого злополучного вечера все стало совсем плохо. Еще хуже, чем было. Не надо ему никто. Он сам, он один, он сам по себе и всегда так будет. И она ему никто. И слушаться он не обязан. Ни этих придурошных китайцев, которые единственное, что умное сделали, отправили его сюда, ни ее, ни... ни кого он не будет слушаться. Потому что все они все равно думают про себя, что он - плохой. И курить он - будет. Потом, она забудет, а он все равно будет курить, как те крутые пацаны из его двора. Они тоже были плохие, на них все взрослые орали, и в школе они вечно оставались на второй год. Вот и он так будет! Вот и будет! Вот и ... Вот! Логика была простой и по-детски наивной. Если меня не принимают хорошего, тогда я буду плохим и помешаю вам всем спокойно жить, вам назло буду все делать. И если бы Руслану было хотя бы лет 12, уже с завтрашнего дня Руж улицезрела бы рваные джинсы, наколки, пиво и одному Богу известно, что еще, а ребенок вышел бы из-под контроля окончательно. Но мальчишке было только 10, а потому он решил отомстить тем, что не будет сейчас спать ложиться и зубы не почистит. К счастью, это было все, на что сейчас хватило его расстроенного воображения. Ну а еще он твердо решил, что не будет учиться. Совсем. Не будет и все. Ни с Руж, ни с Адлером. Ни с кем он больше учиться не будет. Ничего ему не надо. Это нормальные дети пусть учатся, им пригодится, а он будет вот таким как те пацаны. Крутым, он только драться будет учиться. Яна попросит, чтоб научил всем рожи бить. И будет крутой. А никакой математикой он больше заниматься не будет. Ну прийти то придет, никуда не денется. Но и то, если она его сама разыщет. А так, да пошло оно все...И, может быть, впервые в жизни Руслан не убежал от своей проблемы, а решил ее. Решил неумело, очень отрицательно и неправильно, но уже по-взрослому. Еще не понимая, что сделает хуже только себе. Но кто из людей не начинает с этих ошибок? Руслан не стал исключением. И никаких русских с английскими. Хоть она и его куратор, ну пусть попробует его заставит, коль уж на то пошло. Хоть одно слово выучить заставит. Или хоть одно правило. Не будет этого. Все. Нафиг ему сдалась эта вся учеба. Коль скоро он один - он сам решит, что ему учить, а что не нужно. И вот эта вся дребедень - не нужна. Пусть вон Вика учит. И Лия. Эти могут, да, им полезно. А он будет настоящим крутым парнем, выучится классно драться и купит себе мотоцикл!
И Руслану даже как-то спокойнее стало. Ведь всегда спокойнее, когда у тебя есть план, когда ты знаешь, что делать и чего нет. Да, крутым парням нахрен не нужны все эти формулы и языки. Говорить он умеет, а остальное неважно. А еще он научится стрелять. И у него будет много оружия!
Воображение подкидывало все более яркие картинки, но, чем более асоциальными они были, тем спокойнее становился Руслан. Для него этот разговор закончился, а потому мальчишка последний раз шмыгнул носом и, развернувшись, пошел прочь. Нет, он не убегал, он просто действительно не знал, что еще можно тут добавить. А ругаться и истерить... Он уже слишком успокоился.

Мальчик, едва не ошпаренный, шуганулся от нее в сторону. Действительно, а что она ожидала, какой иной реакции, от ребенка, которому только что сказали нет? И не просто нет, а отказались, по сути, принимать в семью. Но да, тут женщиной руководили ее же страхи, подогреваемые его же реакцией на всякое слово против его желания. Страх перед упреками и криками о том, что он им не родной, помните? Сейчас осознание особенно красочно начало разрисовывать подобные картины в будущем. И паника сошлась в нешуточной схватке с желанием приласкать несчастного ребенка, который был лишен полноценного детства. Это сложно и невыносимо.

- Руслан, - негромко позвала она ученика, - Чтобы быть частью семьи не обязательно отказываться от родителей. Ты давно стал частью нашей семьи. Почему ты сам не видишь этого? Ты очень хороший мальчик, и мы все любим тебя таким, какой ты есть, но сейчас, этим разговором, мы лишь делаем больно друг другу.

Она еще что-то говорила. Про любовь, про родителей... про... ай, он уже не слушал. Самое главное уже было сказано. И чем больше она говорила, тем сильнее хотелось уйти. Просто вот побежать и все. Руслан уже все решил, уже все понял, ну о чем вообще речь. Слова ее только еще больше заставляли обижаться и мальчишка чувствовал, что снова начинает заводиться. Ну зачем она говорит? Ну зачем? Руслан почувствовал, как слезы опять побежали из глаз, как "налился" нос, опять стало не продохнуть. А вот пускай видит, какой он плохой. И парнишка, зажав ноздри пальцами, с шумом высморкался прямо на ходу, как делали алкоголики в его дворе. И харкнул. Смачно, словно заправский разгильдяй. Ну а что, он умел это, но только при взрослых никогда не делал, потому что ругали и сразу начинали поучать. Но сейчас то цель поведения была другая - показать ей, какой он плохой. А будет еще хуже, вообще невыносимым будет. И матом будет ругаться. И все что вот угодно!
Он обернулся, чтобы убедиться, видела ли она? Видела, это его удовлетворило полностью. Ну и хорошо. Вот как он умеет. И еще не так умеет! Ругаться прямо вот в ответ Руслан не стал, как-то сейчас смелости еще не хватило, что ли. Все-таки она взрослая, а он ее ученик. Нет, ну теперь то ему плевать, но... Такое и дома в школе часто бывало. Учителя-предметники Руслика просто ненавидели, как ему самому казалось. Потому что ничего у него никогда с собой не было для уроков - ни клея, ни красок, ни нотной тетради, ни даже формы на физкультуру, вечно он ее забывал или терял, что было еще хуже, потому что мама тогда дома просто в отчаяние впадала. Ведь новые кроссовки и шорты (на штаны она уже не разорялась, какая разница, все равно через месяц новое покупать) стоили денег. В итоге пацан всегда ходил в кедах и шортах, даже когда в зале было холодно. В общем, учителя-предметники его даже с уроков выгоняли, было и такое. Два в четверти за дисциплину по ИЗО - тоже та еще фишка была во втором классе. Мама тогда так отлупила, что Руслан до конца года рот боялся на этом долбанном ИЗО открывать вообще и даже если спрашивали - не отвечал. Короче, Руж была взрослой, а Руслан - ребенком. И вот просто нахамить... Ну сейчас уровень адриналина в крови не позволял ему этого сделать, потому что социальный барьер оставался все еще барьером. Но мальчишка сам чувствовал, что вот если она не остановится, он ей сейчас наговорит, как тогда Конг. Как бы ни обижался мальчишка на женщину за тот раз, как бы ни испугался - история его многому научила. Чуть-чуть, на мизерную долю своей нервной системы, но он стал сдержаннее. И сейчас именно этот социальный опыт удерживал его от продолжения конфликта. И Руслик просто пошел быстрее. Все быстрее и быстрее. Ну почему, почему она просто не отстанет от него? Почему взрослым надо непременно все объяснять? И непременно в тех случаях, когда и без их объяснений все понятно! Руслан еще не мог понять, что Руж не ему это все говорит, что это всего лишь мысли вслух. Мысли взрослого человека, который сам не может понять, чего хочет, а еще больше - чего боится. И конечно, Руслан не мог знать, что это нормальная реакция для человека. Ведь детей не усыновляют вот так - пошли ко мне жить. В детской голове не существовало всех этих сложностей, и, конечно, он не мог представить, сколько их в голове взрослого человека. Простой детский ум, незамороченный всеми этими сложностями и страхами, "судил по себе". Для мальчишки весь их разговор был похож на то, как решают - брать ли домой котенка, когда притаскиваешь его с улицы. Либо мама начинает говорить, что надо любить животных и все такое, но вот сейчас кошечку они накормят и ей лучше будет на улице... И ты понимаешь, что тебе просто запретили брать котенка, а мама врет. Либо его оставляют. И тогда ты на всю оставшуюся жизнь усваиваешь простую истину о том, что бездомным животным надо помогать, и вообще все живые существа - тебе родня в некотором смысле. О них надо заботиться, их надо беречь. Вот примерно так все выглядело для Руслана. И котенка сейчас брать запретили. А он понимал, что все эти слова о том "что надо любить животных, но не в этом случае" - только отговорки.

Руслан не понимал. Или отказывался понимать. он, все-таки, еще ребенок, поэтому мыслит проще, чем взрослые, для которых существует множество различных обстоятельств и возможностей решить или не решить какую-либо проблему. И дело тут было не просто в бумажке, которая ребенку, пожалуй, вообще ни к чему, а в отношении. Да, именно в отношении, которого и боялась англичанка. Ведь в жизни все складывается из отношений, которые, увы. не вечны. Более того, зачастую, когда посторонний человек становится постепенно ближе, отношения все более доверчивыми и ты принимаешь-таки его в свою семью, так сказать, в ближний круг. И, увы, зачастую, чем ближе подпускаешь к себе этого человека из вне, тем хуже постепенно становятся ваши отношения. Это не всегда так, но, увы, бывает достаточно часто. Это-то и выливается у детей в громкие и очень колоритный заявления. Этого-то и боится Руж, именно это и останавливает ее от решающего "да". Это и непонимание.

Руслан в очередной раз психанул, но успокаивать его сейчас было все равно что лить масло в огонь. Мальчик должен успокоиться, после чего уже можно будет попробовать поговорить с ним всерьез, или, хотя бы, попытаться объяснить. Он пытается быть взрослым и независимым, но, в то же время, хочет привязать себя к ее семье, или. возможно, даже не обязательно к ее, а просто к кому-то, кто мог бы гладить его по голове и говорить, что все в порядке, что его любят. Но его и без того любят. Что может значить бумажка, из-за которой может возникнуть столько проблем?

В общем, Руж только и осталось, что дать ему уйти, а сама она направилась обратно, к себе домой, где надо было еще уложить Кассия спать и объяснить почему такое поведение - это плохо. Почему не стоит гулять по вечерам одному и почему не стоит трогать ту гадость, которую кто-то куда-то выбросил. Боже, что за тяжелый выдался вечер...