Ваааааауууу!

Оливия вздохнула и в очередной раз пришла к выводу, что психолог из неё никакой. Особенно детский психолог. Ну не её это и всё, она детей не понимала и играть на их чувствах не могла. Ей казалось, что все дети хотят быть взрослыми и легко поддаются на провокации типа "ты большой-ты маленький".
Девушка поднялась на ноги и отошла в сторону, взглянула в зеркало и на некоторое время как будто забыла о присутствии мальчика. После того, как она развила зеркало в своей комнате ей приходилось пользоваться маленьким и неудобным зеркалом от пудры. Сейчас она уже купила себе зеркало побольше, но оно всё равно было слишком маленьким для того, чтобы устраивать её.

Оглянувшись, Лив вспомнила о Руслане. А, ну да, точно.
- Ясно. Ты всего лишь маленький мальчик, который сделал что-то, не подумав, - пришла она к выводу. Добивать ответов на свои вопросы она уже не хотела. Она ведь не попугай, чтобы по сто раз спрашивать. А еще Лив подумала, что если у неё когда-нибудь будут дети, то она их научить отвечать абсолютно на ВСЕ вопросы, которые задает.
- Зачем ты приходил-то? - разговаривать про сложившуюся ситуацию ей надоело, теперь хотелось узнать, зачем он приходил, а затем покинуть комнату. Ну не получается у неё с детьми общаться, чего пыжиться?

Она озвучила то, что Руслан должен был сказать сразу, а не мычать тут и извиняться - просто не подумал. Реально ступил и ничего больше, какие там могли быть злые умыслы. Обстановка разрядилась, ну хоть чуть-чуть. Наконец вопросы приобрели характер обыденности - зачем приходил.
- Ну я это, на занятие, - но ни на какое занятие его никто не звал вообще-то, не так. - Ну то есть на занятие попроситься. Я же кухню поджог, вот Руж и сказала, что вы меня научите ничего не поджигать случайно. Если я не захочу. И тушить. Короче огню научите.
Но было как-то странно просить ее о занятиях после того, что Руслик учудил. Ага, будет она теперь с ним заниматься, конечно. И мальчик только плечами пожал:
- Но я ей скажу, что вы заняты, она еще к кому-нибудь меня отправит.
И он чуть было не сказал - "Вы только ей не говорите". Вот это было бы да... Если бы Руж и вдруг узнала, что паренек вот так себя повел. Адлер ведь тоже мастер. А если бы она голая стояла, Руслик и за ней вот так же подсматривал бы? Аж противно стало, нет, конечно, за ней бы не подсматривал, точно. Отвернулся бы. А чем Оливия то хуже? Кстати... про хуже. Руслану вдруг вспомнилась рука девушки. А где это она так порезалась и почему не сходит в лазарет, там ее полечат. И ребенок неожиданно для себя озвучил свои мысли:
- А чего вы в лазарет не идете? С рукой?
По мнению Руслана, причина тут могла быть только одна - если она боится зеленки или там уколов. Вот как он сам. Но когда вот так порезано, тут уже не до страха. Больно ведь. И Руслик, умевший еще в силу возраста сопереживать совершенно искренне, предложил услуги сопровождения:
- А хотите я с вами схожу? Когда вдвоем - не так страшно. Я когда с мамой на уколы ходил, всегда не страшно, а когда в школе - один в кабинет заходишь и там только эти врачи с иголками. Ваще жуть.
Но тут он вспомнил, что здесь лечат без уколов и зеленки, вот Ян Лю ему так руку вылечил, когда Руслик порезался. Тогда стало вообще непонятно, чего девушка боится.
- Хотите? - на всякий случай еще раз спросил Руслик.

Если она и хотела как-нибудь задеть Руслана фразой про маленького мальчика, то у неё это, кажется, не получилось. Оставалось только грустно вздохнуть, пожать плечами и надеяться, что всё приходит со временем и когда-нибудь она начнет хоть немного понимать логику детей.
- Занятие... - медленно и задумчиво пробормотала Лив. Да, занятие, это она может. В последнее занятия с учениками были необходимы ей как воздух, без них она рисковала снова впасть в меланхолию или в какое-нибудь состояние похуже. А потому очень удивилась, когда мальчик заговорил про другого мастера.
- Нет, я не против провести с тобой занятие, - только и ответила она, разглядывая своё отражение в зеркале. Могло создаться ощущение, что ничего в жизни её сейчас не волнует так, как внешний вид.

А вот следующий вопрос вывел девушка из оцепенения. Британка резко развернулась и, приподняв брови от удивления, во все глаза уставилась на мальчишку. Как он узнал?! Она же забинтовывает руку, чтобы не было видно. Она же... Твою мать! Беглый взгляд на руку заставил девушку застонать от досады. В спешке она не забинтовала руку, как обычно, да и вообще он ведь её голой видел. Багровые жуткие рубцы покрывали руку от запястья и до локтя, они сильно выделялись на светлой коже и не заметить их мог только слепой. И то спорно... Роберт вот заметил.
- Я не хотела, чтобы лечили, - от чего-то очень честно призналась Лив, разглядывая руку. Вообще-то, ей не очень хотелось, чтобы её прерывали тогда у озера, но сейчас, кажется, всё стало немного лучше и новых попыток суицида Оливия не замышляла. И да, она нарочно не пошла в лазарет, потому что хотела, чтобы заживало долго, болезненно, мучительно и шрам чтобы остался. Как память.
Милый ребенок... Лив даже улыбнулась. Он и не догадывался, что она сама себя так "поцарапала", наверное думал, что случайно, а не лечит, потому что боится. Действительно мило. И Лив почему-то решила быть с ним откровенной. По правде говоря ей давно хотелось поговорить об этом с кем-то, но как-то не с кем... Что? Десятилетний ребенок не совсем подходит для подобных бесед? Плевать!
- Я не боюсь лечить, у нас в лазарете лечат не больно. Я это сама сделала. И не хотела, чтобы заживало, - призналась она, вглядываясь в лицо мальчика.

Руслан был удивлен. Не просто удивлен, а поражен. Сама? Это как? Мысль о том, что сама в смысле специально, ему вообще в голову не пришла. Сама, ну типа, неаккуратно как-то себя повела, Руслан вот тоже иногда сам мог порезаться. Да и резался не раз. Ну чиркнешь ножиком по палке и на палец соскочит. Вот и получается, что сам. Но почему лечить не хочет?
- Ну я иногда тоже сам, - Руслан задрал рукав куртки и показал девушке шрам на руке. - Во, это я ножиком себя случайно. Строгал палку и соскочило, ну и полосонул. Знаете сколько крови было, даже маму с работы вызвали и мы с ней в травмпункт ездили зашивать. Под наркозом. Это уколы такие, делают и тебе тогда не больно, не чувствуешь совсем, что прямо иголкой кожу протыкают. А потом я две недели в школу не ходил, - вот это было самое приятное в той истории, две недели свободы! - И мне бабушка дома блины жарила каждый день, потому что я болею. И я не убирал и даже не пылесосил.
Она вроде как-то подобрела и Руслан тоже разговорился, отлепившись от своего шкафа.
- А вы почему не лечите? Или вас ругать будут, что вы сами так неаккуратно? Это чтоб никто не узнал?
А что? Для Руслана объяснение тоже было вполне логичное - мама всегда ругала его, если чего-то бил или сильно царапал. Не за испорченные вещи, а за то, что побился, что болеет, что аккуратнее быть надо. И она очень всегда переживала. Может, и Оливия боится, что кто-то узнает? Кто за нее переживает. Вот как мама за Руслана. Она хоть и ругала, но совсем не так, как за учебу или там другие провинности, скорее просто причитала, что сын такой беспечный и "горе луковое". Ну Руслик и предложил, хоть и не был уверен, что справится с такими ранами:
- А давайте я попробую. Я никому не скажу, честно. И я умею, хоть и немного. Хотите?
Мальчик глядел на Оливию с любопытством.
- Меня тоже мама ругала, если я нечаянно бился. И я один раз даже на гвоздь напоролся, а домой не пошел, испугался, только зря вы так, мама все равно потом узнала и еще больше ругала, потому что могло быть заражение крови, а я не сразу пришел домой. И вам тоже лечить надо, вдруг грязь попадет.
Да, вот так, Руслан хотел казаться знающим и важным.

Чем дольше Лив разглядывала свою руку, тем сильнее жалела, что одела футболку, а не кофту с длинным рукавом. Уж очень хотелось всё это дело прикрыть и оторвать уже от него взгляд. Да, конечно, это напоминание об ошибках и всё такое, но уж больно болезненные эти воспоминания были.
Разумеется, и сейчас ребенок ничего не понял. Наверное, он был слишком маленьким, чтобы понимать, зачем люди сознательно желают себе смерти и стараются расстаться с жизнью. Оливия смотрела на Руслана и что-то ей подсказывало, что не стоит ему ничего рассказывать и объяснять. Всему своё время и всё такое... Чем позднее узнает, тем лучше. Это ведь, если подумать, ужасно страшно.
- А я упала. Много раз упала на острый камень, - попыталась пошутить британка и даже заулыбалась, потому что шутка показалась ей удачной. Будет смешно, если мальчик не поймет, что это шутка.

- Блины - это наверное вкусно, но только не тогда, когда ешь их каждый день, - задумчиво пробормотала она, потому что все-таки старалась слушать и понимать то, что говорит мальчик. А говорил он много.
- Да нет, меня ругать не будут, некому, - вздохнула она. Вообще, наверное, за такие вещи отправляют в психушку, но точно не ругают. В психушку Оливии очень не хотелось, но не рассказывать же об этом Руслану.
- Да, наверное, чтобы никто не узнал, - не стала упоминать о том, что могла бы подлечивать сама себя. Её удивило, что мальчик знает что-то про заражение крови.
- А ты умеешь лечить? Ну давай, попробуй, - неожиданно для себя согласилась Лив и протянула мальчику израненную руку. Ну а почему бы и нет? Шрамы у неё в любом случае останутся, а рука выглядела по-настоящему страшно, как из фильма ужасов. И ведь правда она может подцепить какую-нибудь гадость.

Упала... Ну Руслик много раз падал, если вот по камням и как бы терком - то, наверно, если сильно падать, примерно так и выйдет. По крайней мере, у самого Руслика, когда он падал и были ссадины, тоже полосы на поверхности раны шли параллельно. Не так глубоко, конечно, но если камни, острые, эк ее угораздило! Руслик глядел реально сочувствующе.
- Да, не повезло вам, - сказал он серьезно без доли какого-либо смеха или шутовства. - Я если бы так ударился, Руж бы беспокоилась и в лазарет сразу повела. А Дверк и разговаривать бы не стал, я один раз в обморок при нем хлопнулся и видение у меня было...
Тут Руслан осекся, вспомнив, что видение то у него было как раз у Оливии в комнате, но она этого не знала. Не надо ей знать. И он продолжил:
- Он даже и разговаривать не стал, как вцепился в руку и силой потащил, еле-еле я его уговорил не вести, потому что у меня само всегда проходит. А вот если бы с такой раной - тут бы он меня и не слушал.
Тот факт, что ругать девушку некому, Руслика не удивил, скорее он просто вспомнил, что вообще-то со взрослым человеком говорит. Ну а то, что она прячет, так оно и понятно. У мамы вот на ногах были шрамы от каких-то операций, так она тоже всегда прятала - некрасиво ведь. И вот сейчас, когда Оливия протянула руку для лечения, мальчишка еще раз убедился в правильности своих догадок. Да, такое не хотелось никому показывать. Пристанут - что да как. И будут надоедать. Руслик бы тоже даже летом в рубашке ходил, если бы упал вот так. Чтобы лишний раз не беспокоить Руж. А со временем смог бы залечить раны сам. Да, со временем. Руслан не сказал девушке, что вот такого вообще-то в жизни еще не лечил ни разу. Только раны попроще. Но ведь насколько то он может помочь, верно, пусть немного, но очень хотелось. А ведь еще и виноват перед ней, это как своеобразные извинения получались. И уж конечно Руслик сейчас приложит все усилия, чтобы девушке стало легче. И он уверенно кивнул:
- Давайте, я лечил уже людей. И себе раны залечивал.
Ну вот тут Руслик приврал, себе он разве что ссадины лечил и синяки, но Оливия то об этом не знала. Итак, мальчишка взял руку. За кисть и под локоть, словно ограничивая своими руками зону воздействия. Когда лечил, он всегда закрывал глаза, чтобы увидеть вот эти голубые кружки перед глазами. Сперва они начинали расходиться именно перед глазами, а потом охватывали словно всю голову, Руслан чувствовал их пульсацию, оставалось только направить все это дело на свои руки, чтобы сила, а Руслик уже выяснил в монастыре, что лечение по сути - это когда лекарь делится свой жизненной силой, так вот чтобы сила эта помогла заживить раны Оливии. Руки сперва держали запястье и локоть сдавленно, Руслан словно настраивался, пробовал протолкнуть от себя в чужое тело. Но вот потом внезапно пальцы его будто стали мягкими и теперь прикосновения мальчика могли вызывать лишь тепло. И еще... какую-то приятную детскую нежность, словно котенок лез ласкаться. Руслану правда было жалко Оливию, правда было стыдно, что он так поступил и пялился на нее, а потому вся энергия сопровождалась мощнейшим моральным импульсом искреннего детского раскаяния. Тут было много положительного, и потому это почти удвоило силы юного мага, раны медленно, но начали зарубцовываться, хоть раньше мальчишка с такими и не сталкивался. Но был и отрицательный момент. В своем стремлении помочь мальчишка довольно быстро потерял контроль за тем, как расходует собственные силы и энергию. Однако, пока шел процесс лечения, сам он ничего особенного не ощущал, только этот поток голубой силы, идущей в ее руку. В один момент лишь на мгновение показалось, что воздуха не хватает, но это какие-то доли и снова все выровнялось. Мальчик сидел абсолютно спокойный, а руки его, такие мягкие, были приятны на ощупь, детская кожа... только ладошки чуть вспотели. Теперь энергия изливалась уже не из головы, а словно шла от сердца. Это было просто желание помочь. На нем все и держалось.
Но вот мальчик почувствовал, что ему не по себе и пальцы сразу разжались. Только, конечно, виду он не подал. Ну и что, такое и раньше бывало. Под конец лечения. Пройдет, всегда проходило. И парнишка не беспокоился нисколечки.
- Все, больше не могу, - честно признался он, открывая глаза.
На руке у Хамфри остались только ярко-красные полоски, молодая кожа не дошла до состояния рубцов, чуть-чуть ему сил не хватило. Но это были уже не раны. Такое бывает скорее, когда отваливаются корки болячек. Почти получилось. Мальчишка прямо просиял, тот факт, что стало немножко плохо и по руке пошло странное покалывание, совсем не привлек его внимание.
- Ну не полностью, но тоже ничего, - мальчишка остался собой доволен.
Выглядел он абсолютно нормально. Пока. Последствия лечения еще только только начинали сказываться и не проявили себя.

Оливия улыбнулась шире, потому что, как она и предполагала, он её не понял. Забавные все-таки эти маленькие дети. Непонятные, но забавные. Если бы он так же "ударился", как и она, то все бы совершенно точно были обеспокоены таким "падением". Вон Роберт её тогда тоже особо не слушал, отнял камень и потащил в комнату. Благо, хоть никому не рассказал, иначе было бы худо. И, оказывается, мальчик был знаком с Двером. Лив не стала особо расспрашивать, но пришла к выводу, что мужчина мальчику нравился. Странно. Оливия слышала, что многие животные чувствуют интуитивно, хороший человек или плохой. Вот почему-то ей казалось, что и у детей так же.

Когда мальчик взялся за руку, Оливия облизнула губы, а затем внимательно начала вглядываться в ауру. Она не думала, что мальчик владеет каким-то высоким уровнем мастерства, так что нужно было вовремя его остановить. Молодые врачеватели, такие, как она, очень часто лечили себе во вред. А у Лив травма вообще, по её мнению, не нуждалась в лечении и уж тем более не в таком лечении, от которого мальчику будет плохо.
Руке сначала стало прохладно, затем тепло, а потом девушка смогла почувствовать легкое покалывание и увидеть, как изменяются её раны на руке. В какой-то момент девушка даже засмотрелась на свою руку и забыла про свои наблюдения. Когда же, наконец, перевела взгляд на мальчика, то увидела, что края ауры чуть заметно побледнели. Если бы она не вглядывалась так внимательно в неё некоторое время назад, она бы даже, наверное, ничего не заметила такого. И только девушка открыла рот, чтобы прервать Руслана, как он сам убрал от неё руки. Оставалось только полюбоваться на тонкую розовую кожицу там, где совсем недавно еще были кровавые ранки и подтеки. А что самое главное, шрамы должны были остаться.
- Спасибо, ты молодец, - похвалила Лив ребенка, - Это хорошо, что ты знаешь, когда нужно остановиться. Самое главное в лечении - это чтобы оно не пошло тебе во вред. Как ты себя чувствуешь?

А чувствовал себя Руслан откровенно паршиво. И это "паршиво" прогрессировало определенно. О, как хорошо, что Руслан сидел! Нет, до потери сознания там было очень далеко, но равновесие он бы мог и потерять на доли секунды - и тогда выдал бы себя перед Оливией. Нельзя сказать, чтобы мальчик точно ждал вот такого вот, но и сюрпризом подобное явление не было. Да, случалось с ним временами подобное. И он знал, что будет только хуже, а потому живо поудобнее устроился на циновке, оперевшись о стену. Тело зафиксировано, никуда не сползет. Руки мальчишка скрестил на груди, едва поняв, что покалывание в предплечье - только начало. Так рука, которая, как ожидалось, сейчас должна была заболеть, тоже оказалась зафиксирована. Боль подступала медленно. Словно подкрадывалась, пальцы руки вцепись в бок и ухватили одежду, чтобы она не повисла вниз, когда Руслан перестанет ее контролировать. Внешне паренек оставался спокоен. Шифроваться он умел, ту ему равных не было. Когда становилось плохо в школе или еще где-то, где были взрослые, ну когда еще Руслан боялся своих видений, ох как он умело и ловко показывал, что все хорошо! Зачем? А затем, что если только они поймут, что плохо - в медпункт, потом звонить маме, мама вся в слезах, бабушка охает, все кому-то звонят и на утро едут в больницу. Не, не, не. Сперва Руслик, конечно, и сам был только за, страшно ведь. Но в больницах тоже было не весело, а там еще и не помогали ничем совершенно. Вот и выходило, что легче не показывать виду, чем ставить всех на уши. И Руслан научился.
И вот теперь он глядел на Оливию совершенно нормальным взглядом, на лице его не отразились ни боль, ни лихорадка, которая уже начинала немного потряхивать, ничего там было не понять по этому лицу. Руслик и Руслик. Эта система самозащиты давала сбой только в тех случаях, когда мальчишка нервничал и ждал наказания. Сейчас же этого не было и он мог спокойно играть на публику, тем более, что Оливия должна была уйти с уверенностью, что все в порядке. Она похвалила его за то, что умеет остановиться, и спросила, как себя чувствует.
Ну... останавливаться то Руслан не умел совершенно, потому и сидел теперь вот так. А что до самочувствия...
- Да, меня научили, - соврал мальчишка. - А то себе можно хуже сделать. Руж говорит, что когда я лечу, то расходую свои силы. И даже если все кажется хорошо, то надо обязательно поспать. Ну в моем возрасте. А потом будет не надо. Так что, наверно, надо ложиться, как она говорит.
Ну невероятная сознательность для Руслана. Слышала бы его Руж, уж она бы поняла, что не в ее словах тут дело. Да и врачеванию Руслан учился в храме не столько у нее, сколько у Дверка. Так что... да, это была ложь. Но Руслану надо было выпроводить Оливию из комнаты. Он уже чувствовал, что дай бог, если переоденется сам, рука занемела. А дальше будет еще хуже.

М-да... Весело, конечно, она съездила в город. К своему огромному сожалению Лив поняла, что меньше всего сейчас хочет куда-то ехать, где-то ходить и что-то мерить. С большим удовольствием она бы посидела у себя в комнате и почитала. Да, точно. Этим она сейчас и займется.
Мальчик выглядел нормально, отвечал, не падал в обморок, да и вроде бы состояние его ауры, когда она последний раз на неё смотрела, было нормальным. Еще раз что-то смотреть или высматривать Лив не собиралась, потому что по правде говоря ей ужасно надоело чувствовать себя перед мелким неловко.
- Да, Руж всё правильно говорит. Так что ты, пожалуйста, никуда сейчас не беги, а полежи, а ещё лучше поспи. Я уверена, тебе хочется, - посоветовала девушка, делая шаг к двери.

- Ну... Раз всё с тобой в порядке, я пойду. Когда будет занятие, я скажу тебе за ужином, - напоследок только и сказала Лив, а затем вышла из комнаты. Стало как будто лучше. Теперь надо было пойти в комнату и одеть кофту с длинным рукавом, потому что даже на заживающие ранки смотреть было неприятно. В комнату то девушка и отправила, у неё, вроде бы, еще были непрочитанные книжки.