Говорить легко удивительно тяжело

Ох, Оливия, вот в этом ты вся. Горестно раздумывал болгари, глядя на свою бывшую. Ну вот с чего сейчас иголки то распушать, зачем лезть на ражон и пытаться этим что-то доказать. Солнце, все уже доказан. И твое отношение ко мне и отношение к себе, и к общим моральным понятия нормально общество. Все она уже доказала и показала в полной красе. И что теперь. Валяется тычет в нос свои портсигаром и думает что весь мир у ее ног. Не правильно это как-то. Скоро ее миром будут лишь памперсы, да ночные крики младенца. И что теперь доказывать, совершенно не ясно.

- Лив, тебе не надоело? Вот честно. Ты думаешь, что играешь с моими нервами или здоровьем моего ребенка? Вроде нет. - Кораев начал выходить из себя, а в такие вот моменты язык становился его самым заклятым врагом. Да по сути что еще можно жидать от огненного мага, которого мало того что задели за живое,так еще и пытаются выставить все дело так, что это он виноват во всех грехах земных и прочих пакостях. Нет уж, подобное дело не прокатит. Своя психика, как и рубашка на много дороже телу. Да и что это она вообще расхрабрилась, он то тоже умеет иголки показывать и даже больно колоться, плюс, ситуация очень подходящая, ведь если вдуматься, то по настоящему эта вот девчонка всегда была нужна по настоящему только ему. - Ты конечно можешь продолжать в том же духе. Давай, доведи ситуацию до крайности. Заставь еще и меня отвернуться от тебя и забыть все, что нас когда либо связывало, хотя уже не знаю, связывало ли что-то. МОжет я был лишь твоей очередной игрушкой, которой тебе хотелось манипулировать, как Двером, который знал только про свои основные инстинкты - спать, жрать и трахаться! Развлекайся деточка, ты близка к своей цели! А я то как последний баран думал, что нормализация наших отношений, хоть и дружеских, заставит тебя хоть о чем-то задуматься! Видимо и правда - я баран.

Дамьян забыл уже и про кунай и про общую цель своего визита и вместо добродушного наставника превратился в агрессивную сволочь, но это его в полной мере устраивало. Он уже хотел уйти отсюда куда подальше, сделал первые несколько шагов в сторону монастыря. Кажется с него хватит этих игр.

Пока болгарин говорил, Лив молчала. Только портсигар свой убрала от греха подальше, уж очень Дамьян сейчас грозно выглядел. Странно, что она толком никак не отреагировала на его слова. Всё знала, всё понимала, всё миллион раз у себя в голове прокручивала, так что удивлена и разозлена не была. Наоборот грустно стало, неприятно слышать такую вот грубую правду, сказанную прямо в лицо.
- Слушай, ну прости меня. Стой! Не уходи! Сядь, ну сядь, пожалуйста, - попросила она, потому что ужасно не хотелось бежать и извиняться. Кроме того, в голове назревал какой-то очередной бредовый план.

Когда болгарин сел, Лив сразу почувствовала себя комфортнее: ей не нравилось смотреть на людей снизу вверх.
Она еще некоторое время не двигалась, внимательно наблюдая за парнем. В голове роилось множество мыслей и, казалось, что голова идет от них кругом. Столько желаний, сомнений, столько надежд… Оливии вообще порой было сложно жить. Гордость и непонятные принципы связывали ей руки и затыкали рот.
В конце концов, девушка решилась и села, незаметно (как ей казалось), придвигаясь ближе к болгарину. Она провела ладонью по руке, окончательно отсеивая все сомнения, поправила майку, которая оголяла руки, плечи и немножко грудь. Помнится, когда-то Дамьян просил её не носить такие майки, говорил, что ему сосредоточиться сложно. Вот только тогда она была худющей, если не сказать тощей, а теперь беременность придала фигуре девушке мягкие, округлые женственные формы. А главное, Лив сама знала, что пока дурацкий живот не вырос и не заметен, она выглядит очень даже не плохо. Даже, наверное, лучше, чем раньше, потому что всё тело покрывал легкий золотистый загар (не зря же она столько времени у озера проводит).
Как бы невзначай девушка тепло улыбнулась парню, заглядывая ему в глаза.
- А помнишь, как было хорошо? Мы же были офигенно счастливы! Может… - рука ласково коснулась плеча болгарина, - стоит попробовать всё вернуть? Есть ведь, за что бороться. Не правда, не был ты игрушкой, - Оливия говорила тихо, с придыханием, а под конец фразы даже подалась вперед, сверля парня взглядом блестящих голубых глаз, словно хотела поцеловать.

Почему он послушался? Почему он купился на просящий голос и остановился? Точнее сказать, замер, на полу движении, оборвав шаг на середине он так и простоял секунду с заведенной наверх ногой, лишь через какие-то мгновения вернул ее назад и поставил рядом со своей сестрицей. Еще какое-то время Кораев стоял спиной к Оливии, очередные пара секунд, которые казались слишком долгими, но дали возможность хоть немного обдумать происходящее. Толку правда от этого было очень мало. Болгарин не понимал, почему не ушел, может это привычка слушаться, привитая монастырем, может быть его чувства к Лив, которые уже были очень очень глубоко запрятаны и почти не подвали признаков жизни, а может банальное любопытство к происходящему. Не найдя ответа, Кораев решил послушаться и второй просьбы - он присел. Правда выглядел сейчас как каменное изваяние, было почти незаметно даже дыхание, а взгляд черных, немигающих глаз устремился куда-то далеко. Сейчас он не видел девушку, казалось, что он далеко, и наблюдает за происходящим со стороны, что лишь подтверждало его психологическое нежелание участвовать в этом спектакле. Все было уже решено, для него все было полностью решено. И наверное уже ничего не сможет изменить его решений. Никакие слова и действия. Все сделано, все сказано.

А между его мыслей проскакивали какие-то звуки, которые лишь через мгновения, с небольшой задержкой собирались в слова и доходили до сознания парня. А он лишь старался не злится и успокаивал себя циркулируя свою энергию через землю. Впускал в почву, опускал вглубь и тянул обратно себе. Впитывая вместе с Муладхарой спокойствие и невозмутимость своей родной стихи. Помогало, даже слишком сильно. Все что было сказанное Лив не заставило дернутся ни одну мышцу на лице парня. Он продолжал так же смотреть куда то в пустоту. Ощущая потоки энергии и пытая понять, что она теперь от него хочет и хотелось ей кажется слишком многого. По крайней мере сейчас.

Им правда было хорошо. Было-было, точно. Вот только хорошо это длилось не так долго. Так как быстро сменялось большой порцией плохо, и чаще всего по вине именно Оливии. Ей всегда хотелось чего-то большего, выставить себя, показать себя выше остальных, показательно нарушать правила и язвить, много-много язвить. И именно эти случаи всплывали в голове Кораева, как противовес тому хорошо, о котором говорила сама девушка. Сколько подколок и насмешек он стерпел, в каком количестве глупых ситуаций побывал, да сколько было подколок из-за одного его статуса наставника. А он то всегда хотел что бы было лучше и никак иначе, но результата не было. А потом началось самое страшное. Те события с Двером. И тогда Хорошего почти не стало. Зато были лазареты, травмы, переломы и много разбирательств с участием настоятеля монастыря. Это уже точно не Хорошо. Это очень грустно. Интересно, Лив вообще осознает что Дамьян чуть не убил ради нее, чуть не погиб сам от рук какого-то неуравновешенного психа. Она думает об этом, когда говорит о своем хорошо? Видимо нет. И от этого становилось только еще более грустно.

Мысль оборвалась из-за смены образа перед глазами. До этого болгарин смотрел сквозь лицо Оливии, но теперь оно странно расплылось и потеряло фокус. Мгновение потребовались мозгу парня, что бы осознать изменения в их дистанции. Еще пара секунд, что бы осознать желание девушки. Но этому уже точно не бывать. Она изменилась, он изменился тоже, в частности от созданных ею же обстоятельств. Но она все равно ждала ответа и без него, ясно, не хотела уступать.

ДАмьян коротко и быстро поцеловал ее в щеку, резко подавшись вперед, и лишь на секунду задержав губы на ее коже, после чего отстранился. Только сейчас он посмотрел в глаза своей бывшей возлюбленной. В них читалась тоска, не надо было быть ментальным магом, что бы так же рассмотреть в них надежду, желание, и даже немного жалости к себе. Но сейчас это ничегошеньки не меняло. Может потом, может через несколько лет, когда все уляжется в их жизнях, когда они оба успокоятся, что-то вернется. Но уж точно не сейчас.

- Прости, Оливия, но сейчас я не могу дать тебе больше, чем может дать наставник. - Кораев шептал. Ему казалось, что если он скажет что-то громкое, то сам испугается своего голоса. Поэтому он говорил очень тихо, чтобы не напугать ни себя, ни Лив.