Пекин. Бар.

Очередной бар очередного клуба в очередной вечер. Это уже года четыре назад перестало принсоить то удовольствие, которым кичится большинство посетителей, и подобные заведения стали скорее местом работы, не имеющей собственного офиса. Прикрывая рукой зевок, Свеин оглядывал присутствующих на предмет присутствия бабла и наивности. Вторая, если уметь правильно смотреть, была больше в почете среди местной молодежи, а вместо денег в основном были понты и лимитная кредитка, на долги по которой потом тусовщики работали, не разгибаясь, месяц. Вальбергу казалось это забавным, потому что его работа уже становилась больше похожа на систематическое пропивание печени, залезание под короткие, уже наскучившие, юбки и ставки-ставки-ставки. Порой, просто в качестве развлечения, он разводил богатеньких простаков, не переставая удивляться их существованию в мире. По разумению Вальберга, у богатых просто обязан быть мозг, иначе подставники, такие, как он, очень быстро лишат таких идиотов всяческой возможности к дальнейшему существованию. Зато они были забавными и как-то разводили скуку, опускавшуюся на норвежца за покерным столом. Один такой парень как раз сидел за барной стойкой, выглядел убитым и, кажется, собирался нажраться умопомрачительно дорогим алкоголем. Усмехнувшись, неторопливо-скользящей походкой Свеин подошел к бару и, попирая локтем стойку, заказал бармену порцию двойного бренди, которым пытался наклюкаться кудрявый пацаненок. Себе и другу заказал, сама щедрость.
- Пацан, не грусти. Жизнь наладится, точно тебе говорю.

Все эти скользкие люди и сквозные дожди, - настоящее разочарование было в рюмке, и ведь Хьюго… впервые напивался. Что за бред: какой он теперь спортсмен, со сломанной жизнью и сломанной мечтой, с ненавистью к собственному брату! Прижимая к груди руку в жесткой повязке, он теперь печальным взглядом изучал столешницу из, кажется, черного цельного куска покрытого лаком дерева, и видел в нем свое отражение. Знаете, что там было? Безрадостная кучерявая голова, повешенный нос и красные, заплаканные глаза. Как же ему было гадко и больно!
- Спасибо. – он буркнул это под нос, на миг подняв взгляд от рюмки к вот этому вот человеку, такому простому и абсолютно не тяготящемуся своей жизнью, что стало даже завидно. У него не наладится жизнь, точно говорю, не наладится.
Хьюго не привык так просто сдаваться, однако сейчас он так четко видел конец, и конец этот был без света – просто тупиковым. Не осталось никакой радости в его жизни, не осталось никакой воли сопротивляться. Будем пить. Так что, Логан отобьет нам печень?
Быстрый взгляд потерянно вернулся к созерцанию столешницы, и рюмки, и собственных пальцев. Вот чего захотелось, так это снять и выбросить перстень, чтобы его не нашли, никогда. Ни брат, ни Мракони, ни все его собаки-слуги-прихвостни. А потом, может, заделаться бродягой вовсе не так плохо, а?
Хьюго вздохнул. Вздохнул будто всхлипнул, тяжело, и действительно ведь держал в глазах слезы, боясь разрыдаться. Так плохо ему не было никогда, и гадко, и противно. Он не умел пить, он и пива ни разу не пробовал, ни глотка. А теперь этот крепкий… бренди?
Неуверенно, пальцы потянулись к рюмке, а мальчишка даже не заметил, что мужчина, должно быть, хочет с ним чокнуться. Юнец тронул губами стекло, обжигающая непонятная гадость коснулась обнаженного горла, и во рту стало так горячо, будто острого перца наелся. Он закашлялся, не осилив и половину, слезы брызнули на глазах, уже наготове, а парнишка так часто задышал, опрокидываясь на стойку. Нет уж, пьяницей он точно не будет… но нажрется! И уверенно, со второй попытки, Хьюго влил в себя бренди до конца.

Свеин, безусловно, наврал. Он-то знал, что жизнь не имеет свойство налаживаться у простых смертных, она спускается с каждым днем на ступеньку ниже, а часто и вовсе в катится кубарем, когда неправильно споткнешься. И, даже если хочешь все исправить, ты всего лишь гордо задерешь подбородок, чтобы посмотреть туда, повыше, откуда свалился, а вовсе не окажешься там. Это смешно, правда?
Он умилился реакции пацана - совсем еще юнца, у которого даже кудряшки поникли от жалости к себе. Давай, малыш, жалей себя, строй мысленно козни всем, кто тебя обидел. Сейчас, стоя близко, Вальберг беззастенчиво разглядывал жесткую повязку на руке этого парня, пытаясь воспроизвести все предшествующие появлению в клубе события. Да и лицо у парня было знакомое, а Свеин никогда не жаловался на память. Пытающийся напиться американец в Пекине, подтянутое телосложение, простая, но лейбловая одежда, грустная морда лица, светлые глаза, кудрявый. Через день после серьезного баскетбольного матча. И можно было бы не обратить на это внимание, спустив все на расстройство проигрышем, но Америка выиграла. К тому же лицо оставалось знакомым, а Свеин, конечно же, не имел крепких и надежных баскет-фанатов. Перед ним сидел Би-Роуз, скандально известный брат скандально известного сына одного денежного мешка. Хьюго, кажется, неизвестным образом вывихнул руку за день до матча. Гремела вся пресса, которую не успели заткнуть, а к такой информации змееныш прислушивался.
У Свеина была нехорошая улыбка, ставшая еще гаже тогда, когда пацаненок глотнул угощения: слезы брызнули из глаз, а Вальберг едва сдержал смех, не сделавший для него плюсов.
- Ох! Да я тебя знаю! - деланно удивился он, щелкая пальцами. - Ты Би-Роуз! Точно-точно! Сочувствую, парень, ооой, как сочувствую, - Свеину не нужно было приглашение, чтобы усесться рядом, и он забрался на стул, делая вид, что не следит за действиями парня. А сам следил через зеркало в баре. - С такой родней никакие враги не нужны. Еще будешь? - он покачал стаканом со звякающим льдом. - Не парься, я угощаю!

Ну и горечь! Состроив противную мину, Хью кривился, и ставя на стойку рюмку, уже не смотрел в лакированное отражение себя. Ему был неприятен смех, неприятна усмешка с ехидцей, неприятно свое узнавание и вот эта чужая фамилия, которая теперь отвращала его. Он не будет такую носить, променяет на что-то другое, удалит всю семью из фейсбука и заблокирует все контакты. И, обиженный, парень сказал:
- Меня зовут Хьюго! – отправляя рюмку по столешнице пальцем к приятелю.
Любитель наивно смотреть в глаза щенячьим взглядом, он сейчас повернул лицо, смахнул слезы черным рукавом куртки, и совсем застонал, понимая, что не может вот так улыбаться. Он запутался, потерялся по жизни, и природная мягкость характера сыграла с ним так, что он перепутал карты. Маг доверился, ощутил себя по-приятельски, расположенный жестом широкой души собеседника, который, быть может, не чувствовал его горя… но отзывался. Шмыгнув носом, мальчишка пожал плечом и промямлил:
- Налей. – только что-то ему не хотелось рюмку такой же гадости. – А… помягче тут что-нибудь есть? – весь широкий ассортимент не впечатлил, потому как Хью в алкоголе не разбирался. – Я хочу чего-то помягче. – попросил он чуть более уверенно, и пушистые светлые ресницы снова намокли под крупными каплями.

- Прости, Хьюго, - норвежец почти искренне закусил губу, недовольный своей оплошностью. - Не подумал. Чоу, дай ему что-нибудь, - он улыбнулся, - помягче. Джин с тоником, например.
Покрутив в руках свой стакан, - Свеин не любил пить быстро, к тому же ему нравилось чувствовать, как запотевают стенки посуды, - он подождал, пока перед пацаном поставят его напиток "помягче", и поджал губы. Вот вздумал опять реветь! Сидит тут весь такой невинный, с рукой, с глазами, со стаканом, и собирается загадить стойку розовыми соплями.
- Нет, я серьезно, парень, - Вальберг достал из кармана портсигар и вынул сигарету. Нынче он стал развлекаться тем, что крутил сигареты сам. Это вносило определенную долю изысканности, да и совершенно другой вкус, конечно. - Все будет окей, тебе просто надо оглядеться. На свете есть еще куча вещей, которые могут не понравится твоему отцу, и ими обязательно стоит заняться!
Свеин усмехнулся, зажал губами сигарету и прикурил, выпуская густой сизый дым. Что-то начинало ему подсказывать, что кучерявый скоро так наклюкается, что его можно будет на что угодно развести.

Кучерявый хлебнул своего тоника, и на этот раз напиток показался ему приятней. Горьковатый, но это был лимонад – а ничто так не поднимет настроения ребенку, как газировка.
- Что ты знаешь про господина Мракони! – он махнул рукой, прощая собеседнику это мелкую глупость, приобнял себя за плечо и… утонул носом в стакане.
Хьюго пил, и действительно – в голове прояснялось: не такая уж плохая картина, если он убежит от отца. Заработает денег на улице, на контрактную сумму… откроет лавку! – и будет продавать, что ему вздумается, жить с простыми людьми, а по вечерам, когда-нибудь в пятницу, приходить в бар смотреть телевизор, на котором покажут красивый матч, а Деррик отстегнет новый кубок в свою коллекцию.
Эээ, его развозило. После слез так наваливалась сонливость, что Хью пил, не отрывая от столешницы стакан - просто лакал по-собачьи. Он вдохнул пьяный дым, погружаясь в теплую дрему усталого комфорта, и тело как-то быстро согревалось, а щеки краснели. Папа тоже курил, не обращая внимания на запах, но курил что-то тяжелое, а этот… приятно ароматное, с тонкой терпкостью.
- Посмотри, это сделал м***к! – мальчик бросил взгляд на плечо, открывая ладонью обзор на повязку, но не думал, будто ему поверят. Логан, чтоб его, да и сам Хьюго (какое похвальное покрывательство брата!) сообщили газетам, что это было падение. Неудачное, на скользком и грязном полу, в следах кроссов, в пустой раздевалке с обшарпанными шкафчиками.
- Как тебя зовут? – он взялся за стакан, когда в нем осталась половина, потому что язык был недлинным и не доставал до донышка. И так жгло пузырьками, щекотало, но было весело – лучше, чем пятью минутами ранее. Парень протянул собеседнику руку, надеясь приятно познакомиться и, пожалуй, выложить ему всю свою нелегкую. Да, должно быть, он хотел рассказать об этом общественности.

- Да куда мне! - полностью согласился Свеин, с любопытством наблюдая, как парень буквально таки лакает свой напиток. Какой славный глупый ребенок! Таких даже приятно обводить вокруг пальца, начинаешь чувствовать себя чем-то вроде наставника, из-за которого в голове рождаются какие-нибудь мысли полезного содержания.
Снова затянувшись, змееныш задрал голову повыше и принялся выпускать дым кольцами, сосредоточенно глядя на редеющий дым так, будто его больше ничто не занимало в этой жизни.
- Кто сделал? Отец, что ли? - вообще Свеин был не дурак, и сам догадался, что без приказов Би-Роуза травма его младшего сынишки не обошлась. И сам бы, наверное, обозлился и постарался в рамках сценария напиться, но уже не мог себе представить, чтобы его папаша вообще хоть когда-нибудь о нем думал и как-то лез в его жизнь. Забавно, он ведь тоже ненавидел своего. - Охренеть! Ну ты, Хьюго, Мать Тереза! Почему в газеты не сообщил? - зажав сигарету в губах, норвежец протянул в ответ руку. - Я Кристофер, можешь просто Крисом звать.
У Хьюго была теплая приятная сухая ладонь, и сжимал он ее в рукопожатии бережно, будто заботился о целостности пальцев своего собеседника. Это показалось приятным и, конечно же, снова забавным, потому что судя по повязке, о том, чтобы у самого Хью с пальцами, да и рукой, было точно не все в порядке и об этом никто не заботился. Вскользь оглядев развернувшуюся к нему фигуру, Вальберг попытался прикинуть, где парнишка прячет бумажник, насколько он полный и, конечно же, как много можно будет выкачать из него и брата, по слухам, все еще находящегося в Китае. Это он, конечно, удачно выбрал себе жертву.

Хьюго действительно мягко по старой привычке пожал ладонь, хотя в этой мягкости не было больше ни грамма смысла! Ему, казалось уже не нужны были руки без баскетбола, а так даже легче… милостыню просить. Выглядишь в глазах общества жальче.
- Да что толку, он замнет… - паренек нахмурился, полностью в этом уверенный, ведь его отец – не лыком шитый. Он миллиардер, нефтяной магнат, слышите, как птица высоко полетела? Ту-ту, поезд почти в космосе!
Мелкий расстроился. Вот ведь действительно было досадно, но он не мог на самом деле ничего дурного папику сделать. Только себе, и то – пожалеет ли его Мракони? Не было ничего хорошего в этом жестоком бесчувственном человеке, которого даже язык человеком назвать-то и не поворачивался. Или… он вообще ничего вразумительного сказать не поворачивался теперь?
- Знаешь, этому психу не понравился баскетбол. – выдал Хью, делая маленький, но в этом стакане – завершающий глоток, и стукнул стеклом по столу. – Повтори. – шепнул он бармену, и в голове разлилась такая дурная пустота от мысли «мне плохо» к мысли «сделаем еще хуже», что он решил пить, пока с ног не свалится. Поставив пятки на перекладину внизу высокой табуретки, малолетка тряхнул головой, отбрасывая с глаз кудряшки, и протяжно завыл:
- Чтооо мнееее дееелать? Я их всех ненавииижу! Чтоб он своими авторитетом подавиииился!

Печальный взгляд Хьюго опустился на полупустой стакан. Да, не налегай, - теперь ему еще и пить не дают, сколько можно? Почему-то все, вплоть до случайных незнакомцев, полагали, что лучше знают, как ему жить. И это не бесило – это вошло в привычку, и было просто грустно.
Вздорно тряхнув головой: ну тебя! – мальчишка уверенно сжал рукой стакан и практически залпом его осушил. Он подумал, что чем меньше будет размышлять над каждой новой порцией, тем больше успеет выпить, прежде чем свалится под стол.
- Он меня преееедал, понимаешь? – голос был полон негодования. Было обидно, досадно, больно, что так с тобой поступил родной брат! И, кажется, на глаза снова стали наворачиваться слезы. – Я его любиииил! – Хьюго было плевать, что Кристофер, вероятно, и не понимал, о ком речь. – Я его любил, а он меня…
Сердце рухнуло с глухим ухом. У мальчишки так стучало в висках, что он начинал теряться в общем шуме бара, а фразы его собеседника были как-будто в тумане… или под водой. Уши закладывало ватой.
- Я хочу еще! – затребовал он уверенно, треснув кулаком по стойке – к слову, совсем слабо треснув, так что даже звука хорошего не получилось. Бармен неуверенно покосился на них обоих, отправив вопросительный взгляд, впрочем, только Кристоферу, что несколько раздразнило оборотня. Он недовольно втянул носом воздух, однако не сказал ничего.
- В пооокер? – о покере Хьюго знал мало, и в общих чертах мог лишь только припомнить, что там, по словам отца, люди проигрывают состояния. Впрочем, слова господина Мракони теперь не значили для него ничего, и юноша вяло поинтересовался: - А твои друзья могут мне чем-нибудь помоооочь?

Свеин сделал ход конем, снова кивая бармену, но все теми же жестами демонстрируя, что лучше переборщить с тоником и явно не долить джина. Бармены славный наррдец, в большинстве своем, удивительно понятливый, настолько, что вполне можно обходиться без внушения.
Краем уха слушая животрепещущие изливания юнца, норведец как-то даже не совсем понял предмет разговора, грешным делом даже подумал, что, отвлекаясь, потерял нить и что-то упустил. Кто предал? Кого любил? Кто, черт возьми? Вальберг осушил бокал, медленно и с наслаждением размазывая тлеющую и испускающую последнюю струйку дыма сигарету по металлической поверхности пепельницы, а сам же пытался понять, о чем шла речь. Учитывая, что в делах подобного плана нужно быть уверенным во всем без остатка, Вальберг расстраивался. Не хотелось слошить.
- Они помогут тебе расслабиться, - уверил он, соскальзывая со стула и протягивая бармену купюру. - Посмотри на меня, парень! Мой папаня вообще предпочел бы, чтобы я сдох от голода или холода в младенчестве. Наверное, даже сам порывался придушить меня подушкой! А сейчас? Сейчас я расслаблен, чувствую себя живым и свободным! Мой отец сгнивает в своем тесном домишке, а я развлекаюсь в Пекине. Я успешный человек, несмотря на все его планы, да? Так что давай, вставай, и пойдем я тебя просто познакомлю, никто ж не тащит тебя играть!

Должно быть, Крис понял свою ошибку, и в этот раз стакан оказался полным – Хьюго туманным взглядом окунулся в свое отражение, протянул руку, и нехотя, но уверенно сделал большой глоток тоника. По правде, он не ощутил изменений во вкусе. Да и почти полного отсутствия джина тоже не ощутил, списав это скорее на то, что уже нахлебался и просто привык. И козырные жесты его нового приятеля мальчишка оставил без должного внимания: он так наклюкался, что врубаться, что бы они значили, было не в его силах.
- Ты… успешный? – Би-Роуз окинул собеседника оценивающим взглядом, впрочем, не чувствуя своего превосходства. Хороший лейбловый прикид, дорогущие часы, холеная бритая мордашка – на уровне, но посмотрите, в какой они помойной яме! Дурацкое обслуживание, духота и сумрак – Хьюго предвзято относился к барам, в понимании его отца там собиралась только пьяная шваль. Но парень понимающе покивал: да, да, успешный. И он успешный, как же… может быть будет когда-нибудь. Если послушается папу и поступит в академию.
- Ладно. – а что ему еще было делать? Во рту пересохло, в туалет (удивительно!) не хотелось, а голова стала похожей на тот баскетбольный мяч – она как будто распухла. Очень нехотя, мальчишка поплелся к столу, едва ли переставляя ноги, но! – довольно ровно: координацию за годы тренировок отточили. Он приземлился на стул, даже не силясь давить из себя улыбку, дососал на ходу свой тоник из стакана, поздоровался, кивая ребятам, и покосился на Криса. Чтобы не было скучно сидеть, спросил: - А как в это играют, а?

Часть 2.

Так и не поняв, как такое получилось, пацанчик через несколько часов оказался затянут в игру с ушами. На столе рядом с ним высилась стопка нечаянно выигранных денег (новичкам везет), глаза блестели азартом и, не скрываю, истинной Би-Роузовской жадностью, он совсем потерял счет времени, а из восьми игроков в течение нескольких нескромных партий осталось всего трое: Крис, Чунь и сам Хьюго.
На редкость сообразительный, юноша разучил такие козырные словечки, как «рейз», «чек», «флоп» и «олл-ин», докумекал на пьяную голову правила, но еще пока слабо разбирался в значении карт. Мелкий запомнил, что три одинаковые всяко выше двух, а одномастные по порядку лучше таких же разной масти, однако периодически поглядывал в любезно предложенную одним из новичков на начальном кругу распечатку, впрочем, для него – совершенно бессмысленную. Крис наблюдал, чтобы оборотня не обманывали, к тому же, за всю игру юнец практически не показывал руку: сумасшедший рейз так пугал всех собравшихся за столом, что практически каждый раз парни сбрасывали, как идиоты. Понятие блефа для них было, по всей видимости, чем-то с определенными границами, а Хьюго этих границ не признал. Единственный раз, когда ему пришлось продемонстрировать карты, и когда один из игроков пошел ва-банк, выпал на крайне удачную раскладку, потому Би-Роуз снова сгреб легкие деньги. А сейчас он сидел, улыбался во все уши, полностью захваченный покером и безмерно довольный, с пятью дурацкими, совершенно не стоящими картами. И Чунь, и Свеин, смотрели на него обеспокоенно.
- Не, ребята, я фолл – и ухожу. – решился-таки китаец, сбрасывая, и последовал за своими друзьями. Было в этом решении что-то разумное: за «плохим» столом не стоит подолгу задерживаться, лучше поискать новые. Мальчишка же вздорно дернул кудряшками, с интересом глядя на последнего участника череды досадных проигрышей, и приподнял смеющуюся губу: ну, ты тоже, мол, сдашься?

Свеину, определенно, нравилась сегодняшняя игра именно тем, что играть приходилось, максимум, на публику. Стоит умолчать историю о том, с каким весельем его оппоненты отнеслись к появившемуся за столиком пьяному пареньку, вопрошающему о правилах игры, и просто заметить, что такого везения они точно не ожидали.
На самом же деле все везение Хьюго заключалось скорее в том, что его голова была, словно чистая школьная тетрадка, с таким абсурдным количеством роящихся мыслей, что одна-другая новые могли с легкостью проскользнуть незамеченными. Особенно, во время игры. Вальберг, не будь дураком, явился в этот клуб сегодня именно заработать, и играть с такими же шулерами, что и он, был нынче не намерен. Оттого за столом сидели сплошь сплошные люди, готовые до слез смеяться над словом «магия» или подразумевать под ним карточные фокусы. Свеин видел все их карты, в каждой голове, которую ласково прощупывал, в каждой мысли, в которую окунался, чувствовал себя хозяином, как сейчас за столом. Неоднократно его комбинация была выше любой из тех, что были за столом, но, позволяя играть мальчику, сам он сбрасывал, театрально пожимая плечами – ну, не везет. В туманных мыслях Хью, тем временем, рождалось что-то сродни: «повышу на двести, если этот сбросит, я, типа, еще на четыреста в этом кругу повышу». В головах его соперников, конечно же, тоже не просто так все происходило. Расслабленный улыбчивый Вальберг, проскальзывая в неприкрытые, напряженные тяжелым мыслительным процессом, переполненным цифрами и подсчетами сознания, оставлял за собой следы сомнения, расшатывающие нервы, а то и вовсе убедительные приказы. Конечно, он не любил так действовать, потому что четкие приказы гораздо легче выявить, конечно же, чем вот такие «самозарождающиеся» мысли, но порой приходилось рисковать. Это же покер!
Норвежец чувствовал себя чуть ли не богом стола, повелителем карт и фишек: уже слышал, как звенят монетки, как текут деньги на его счет. Пьяный миллиардер сел за его стол, не умея играть. Не эти ли простые смертные называют удачей? Откинувшись на спинку стула, Вальберг потянулся и хрустнул шейными позвонками. Вот сейчас начиналось самое любимое – обдирательство. Плавно вытаскивая свой ментальный щуп из сознания Хью (да Свеин сам чуть не захмелел, пока туда лазил!), оставляя того буквально без поддержки со своей стороны, без мыслей о повышении или сбросе, без обработки карт соперников. Уверенный в себе Би-Роуз просто будет постоянно повышать. Глупец. Свеин окинул взглядом свой стек – примерно в два раза больше, чем у «везунчика», и раскинул в голове ставки на ближайшие несколько раздач. В общем-то, они подтвердились без каких-либо ментальных подачек со стороны Вальберга, но вот последний ход… на Хью понадобилось бы немного надавить.
- Иду all in, - не совсем уверенно пробормотал он, протягивая вперед весь свой стек.