Похороны

Пальцы еще сильнее вжались в ладонь. Костяшки уже давно побелели, куда важнее, чтобы как вчера не пошла кровь. Сейчас ее могут увидеть старейшины, а это слишком явное свидетельство слабости, допускать которую нельзя особенно в такие моменты. Клан должен оставаться кланом и жить дальше так, как жил до сих пор. А этом возможно только если во главе стоит тот, кто достоин это место занимать. Но вот это достоинство мало доказать однажды, его нужно доказывать каждый день, каждый час, и более всего в такие моменты как сейчас. Силу клана оценивают по вождю, а значит вождю полагается быть таким, каким должен быть клан.

И Лян был таким вождем. Был дольше, чем может вспомнить подавляющее большинство живущих ныне белых тигров. Он и сам не мог, наверно, точно сказать, сколько именно времени прошло с тех пор как он перестал быть одним из старейшин. И уж тем более не мог бы сказать, в скольких подобных церемониях ему приходилось участвовать на этом посту, не говоря уже о том, сколько видеть своими глазами. Но среди этого бесконечного множества похожих друг на друга дней было очень немного тех, что были хотя бы сравнимы по тяжести с тем, что происходило сейчас перед глазами старого тигра. Но что бы ни было, он обязан был держаться. И потому он не опирался на перила, хоть стоять с каждой секундой становилось тяжелее, потому он толь сжимал за спиной кулак с побелевшими от усилия костяшками.

Ли Бо повидал на своем долгом пути воина клана слишком много подобных церемоний прощания с боевыми товарищами, каждый из которых был, несомненно, гордостью клана, каждый оставался в душе старого боевика, но были и особенные, такие как Син Шэ – его добрый друг и соперник с детства. Так уж распорядилось Провидение, что их с Сином дочери стали боевиками клана, близкими подругами с похожими судьбами, только своего друга он похоронил уже давно, а сегодня прощались с Рё Шэ – его дочерью. Ли перевел взгляд с вождя на детей. Кажется, мальчику не нравилось все происходящее, а Юэ просто не успела еще до конца все осознать. Как бы Син отреагировал на появление в клане его внуков? Странно, но Ли не мог ответить на этот вопрос, ведь сам недавно узнал, что у него есть внук, причем намного старше детей Рё. Его самого ставили в тупик собственные чувства по этому поводу, ведь с одной стороны, тот же Стивен – продолжение великого рода клана белых тигров, да и отец у него тоже белый тигр, но мальчишка был совершенно невоспитан… А дети Рё – они слишком малы еще, девочка так точно, а вот Лун уже довольно сильно перерос тот возраст, когда начинают обучать будущих боевиков. Но он знал, что Шэн справится… Только для начала ей надо позаботиться о своем здоровье.

Мгновение кричащей тишины, все на своих местах, теперь время огненного ката. Шэн опустила взгляд, делая глубокий вдох и концентрируясь на скопившейся в области солнечного сплетения энергии Огня. Пламя уверенно заполнило сухожилия. Ветер стих, будто не желая нарушать тишины и неподвижности этого мгновения. Шэн подняла взгляд, посмотрев на воинов, которые пристально следили за ней, дожидаясь команды. Тигрица коротко кивнула, делая шаг влево и раскрывая руки. С ладоней сорвались короткие языки пламени. Юн, Ксин и Линг начали двигаться синхронно с командиром. Застучали барабанщики, отбивая ритм огненного ката. Шаг назад, левая нога приставляется к правой, руки сжимаются в форму тигриной лапы. Каждое движение заучено до автоматизма и выполняется четко, будто всеми четырьмя воинами руководит один разум, отдающий приказы рукам и ногам. Шаг вперед, смена стойки, серия ударов по воздуху, с костяшек слетают языки пламени, которое не трогает шелковые покрывала и траву под ногами. Шэн полностью освободила разум от мыслей, сосредоточившись на бое барабанов – так она не чувствовала боли, позволяя телу выполнять вызубренные действия. Дыхание подстраивается под удары, которые наносятся с резким выдохом, из-за этого нельзя дышать через боль, чтобы не чувствовать рану. Она сильная, она справится. Движение вперед, удары продолжались, на последнем из них Шэн произнесла киай, похожий на тигриный рык, который подхватили трое остальных. Удар ногой, более яркая вспышка пламени. Поворот в противоположную сторону, спиной к навесу, серия ударов ногами, низкая стойка с ударами руками. Пламя бесится, его языки не успевают тухнуть, когда новые и новые огненные всполохи срываются с рук и стоп тигров. Серия ударов руками, сильных, уверенных, таких, которые разбивают камень. Концентрация на ударе должна возникать в его последний момент, само движение идет от бедра, так, чтобы рукав успел резко хлопнуть по предплечью. Шэн почувствовала, как в какой-то момент затрещала повязка, находившаяся на плече, но бинт выдержал. Шаг вправо, новый удар с киаем. По коже побежали языки пламени, в огненном ката можно было выплеснуть ярость, привычно показав силу. Как бы ни мешала слабость, как бы ни болела рана, сейчас Шэн оставалась собой – дрессированным воином, способным в любой момент вступить в бой. Движение влево, подсечка, по земле начало стелиться пламя, языки которого почти долетали до кострища. Воины двигались вокруг носилок, четко следуя ритму, заданному барабанами. Вновь шаги вправо, пламени становилось все больше, оно заполняло почти все пространство вокруг носилок, и среди него были видны лишь силуэты тигров в белых одеждах развивающиеся от движения распущенные волосы, по которым было легко узнать Шэн. Шаг, низкая стойка, с выставленной ладони срывается новый огонь, летевший в ту сторону, откуда только что шло движение, новый шаг, за которым движение повторилось зеркально. Бой барабанов усиливался, и тигры, ответив ему киаем, почти перекричавшим стук, начали двигаться в средней стойке, с активными движениями рук, ударами тигриной лапой и быстрыми шагами. Острая боль пыталась отвлечь энергию Манипуры, но Шэн жестко контролировала дыхание, терпеть можно было только на воле, все остальные навыки и способности заняты в ката. Серия сложных ударов ногами с разворотами во время движения вправо, новая волна пламени охватила обычно тихий берег озера Фива, ритм барабанов становился все чаще, подгоняя воинов. Широкие шаги обратно, подобные броскам тигра, преследующего добычу, которые выполнялись с ударами руками, предвещали более медленную часть ката. В новом рыке была ярость, Шэн прокричала киай, вкладывая в него всю злость на себя за то, что замечает боль и не может ничего с ней сделать, но его заглушил рев других тигров отряда и грохот барабанов, стук которых сейчас напоминал раскаты грома. Воины плавно перешли в позу всадника, раскрывая руки, и пламя стихло. Это была возможность сделать глубокий вдох, во время которого Шэн постаралась заглушить ощущение боли. Тигры синхронно выпрямились, складывая руки в дарующем жесте, позволявшим выровнять энергию в позвоночнике. Все четверо стояли лицом к носилкам примерно в трех шагах от них. Шэн предстояло скомандовать разведение похоронного огня.

Их снова увели в сторону. Юэ обернулась на носилки и зажмурилась, опустив голову. Нельзя плакать, мама бы не плакала. Девочка села на колени, глядя в землю. Рядом был Лун, от этого становилось немного спокойнее, но она боялась подойти ближе и взять брата за руку – никто из воинов за руки не держался, наверное, это нельзя. Застучали барабаны, и сифу с другими воинами начали какой-то танец. Вокруг было много огня, но он не поджигал носилки. Юэ смотрела за происходящим, закусив губу, в другой ситуации этот танец показался бы ей красивым, но сейчас она не понимала, почему костер все никак не поджигают. Пламя было рядом и могло обжечь, но девочка не шевелилась. Она слушала барабаны, звук которых отзывался где-то в животе, и из-за этого было не так страшно. Юэ чувствовала, что они все вместе, и сифу, и вождь, и старейшины, и Лун и все стоящие на коленях воины. Девочка понимала, что они не одни, что всем этим людям тоже грустно из-за смерти её родителей, и они все сильные, сильнее, чем она. Она тоже должна стать сильной, как мама и как сифу. Юэ никогда раньше не видела подобного Огня, он был очень ярким и очень сильным. И еще она понимала, что не умеет так двигаться, как воины перед ней. Наверное, для этого нужно было делать упражнения, которые показывала мама. Глаза слезились, но скорее от огня. Девочка часто моргала, и очень надеялась, что краска не потечет. Звуки барабанов были очень громкими, как гром во время грозы. Этот стук Юэ чувствовала там, где собиралась энергия Огня. Если бы сейчас можно было создать пламя, оно наверняка было бы сильнее, чем обычно. Воины остановились, а костер все не горел. Девочка вопросительно посмотрела на сидевших рядом людей, потом на сифу, но все молчали и чего-то ждали. Юэ быстро стерла рукой выступившую на губе кровь и вновь уперла кулак в ладонь.

Губы мальчика побелели от напряжения, по мере того как он наблюдал за происходящим. Неужели эти тигры считают, что вот такие вот приемчики с Огнем хоть как-то могут облегчить боль утраты? Они отдают дань уважения их с Юэ маме? Да они определенно полнейшие тупицы и идиоты – это не вернет их родителей! Их родителям уже совершенно все равно! А вся эта напускная показуха – да кому она вообще нужна, а?! Это смешно, в конце концов! Мальчик не понимал и отказывался понимать зачем заставлять воинов, которые только вчера сражались. Тут вообще умеют ценить жизнь? Или смерть – повод показать какие все сильные и могучие? Они вообще не понимают как им с Юэ тяжело? Они думают, что заботятся? Глупости! Вся эта показуха, которою они завуалировано называют «мы отдаем дань памяти» - глупость! Лучше бы искали тех, кто это сделал, вместо того, чтобы тратить время и силы на спектакль. Похоронить родителей надо, да, они были лучшими, но эти люди не заслуживают, чтобы быть тут. Тут, по мнению мальчика, могут быть только они с Юэ, ну эта белобрысая – они с Рё дружили, ну этот старик, что говорил недавно. И все. Остальные только и делают, что осуждают и обсуждают, кидая косые взгляды на них с Юэ. Да, Лун слышал как эти взрослые говорили и осуждали его маму за случившееся. Он ненавидел их, искреннее, всем сердцем, от того еще больше старался сдерживаться, ведь нельзя давать им повод обсуждать маму еще и еще, ведь она была лучшей. А им просто не понять, что такое пожертвовать собой ради семьи, ведь у них ее никогда не было и не будет. Им не понять каково это почувствовать, что только что твоих родителей не стало. Это больно… Мальчик почувствовал во рту железный привкус крови, но даже не шелохнулся, продолжая стеклянным взглядом наблюдать за происходящим. Нельзя давать волю эмоциям, нельзя давать повод осуждать маму. Нельзя.

Несмотря на всю торжественность и трагичность момента, Чин невольно засмотрелся на огненное ката. Он знал эту форму стиля тигра, но ни разу не пробовал настолько комбинировать её с применением стихийной магии. Он видел всех этих людей в бою, но не мог даже представить, каких вершин достигло их мастерство в кунг-фу и магии Огня. Пусть малое ката стиля тигра было не самым сложным из упражнений, в том, как оно выполнялось, в четкости и смертоносности каждого движения, безошибочно угадывалось настоящее мастерство, о котором Чин мог только мечтать. Он смотрел за сифу Бо, помня, что та ранена. Но по тому, как она двигалась и наносила удары, этого не было заметно. Ученик ирбиса решил, что местные врачеватели достигли существенных успехов в своем деле, ведь он хорошо помнил, в каком состоянии тигрица вчера поднималась по ступеням храма.

Чин чувствовал себя неловко, он хоть и присутствовал при гибели Рё Шэ, сейчас среди белых тигров он был чужим. Когда-то в другой жизни он мечтал о том, чтобы добиться признания своих воинских способностей белыми тиграми, но сегодня он четко понимал, какая пропасть разделяет его и этих людей, смыслом жизни которых является война. Он говорил сифу Бо, что понимает, что путь воина ведет к смерти, но сейчас, видя, что это за смерть, он не мог принять этого. Он не мог сказать, что жалеет воинов клана – эти люди заслуживают уважения, восхищения, но никак не жалости – просто он действительно не понимал, как вся жизнь может быть путем от тренировок к погребальному костру через ад войны, без возможности быть просто по-человечески счастливым. Ката закончилось, и Чин замер, понимая, что сейчас будет разведен погребальный огонь. Пусть новый путь, который сужден душе Рё Шэ, будет мирным, пусть она обретет право на счастье, которого она не имела сейчас. Она получила много уважения и восхищения, все эти люди искренне скорбят, потеряв её, но вряд ли ей сейчас есть до этого дело.

Барабаны стихли. Все молчали и ждали, когда четверка воинов разведет погребальное пламя. Все так же не было ветра, все так же висела гнетущая тишина. Взгляды большинства тигров были прикованы к Шэн Бо, которая должна дать команду. Вопреки опасениям, в ката она была по-прежнему уверена в своих силах. Гибель Рё Шэ – серьезная потеря для клана, но вождь, старейшины и оставшиеся командиры по-прежнему полны сил и уверенности в себе. Белые тигры теряли много воинов, такова жизнь тех, чья судьба связана со сражениями, и каждый раз нужно оказываться сильнее, чтобы выживать дальше и доказывать, что тигриный дух невозможно сломить. На смену погибшим придут новые, Рё Шэ была достойным примером для своих учеников и других воинов клана, значит, у остальных есть шанс приблизиться к её мастерству.

Огненное ката. Простая форма стиля тигра, сотни лет назад доработанная первыми мастерами клана для обучения магии огня. Оно так просто и одновременно так гениально наглядно показывает суть и все те аспекты огненной магии, которые юным магам необходимо усвоить на отлично и научится не только принимать как факт, но и понимать и использовать. Огонь должен идти не из ярости, не из гордости, и даже не от страсти, иначе стоит дать ему волю и он спалит и тебя самого. Огонь должен идти от дыхания, только тогда его можно не бояться, только тогда он станет верным союзником и поддержкой. Вот и в этом ката не так важны были аспекты движений, не так сложны были стойки и повороты, как важно было четко и непреклонно держать темп. И темп вдохов и выдохов прежде всего. Четверо воинов выполняли его не одну сотню раз, а потому движения, по крайней мере те, что мог видеть и различить стоящий под навесом вождь, были идеальны. А вот дыхание.. Лян отлично чувствовал, в каком состоянии находится Шэн, и от этого всей душой рвался помочь ей и поддержать хотя бы остатками собственной энергии. Ведь ей еще предстоит держать пламя костра пока тот не прогорит до основания. Но нельзя. Во-первых, гордячка ни за что не примет помощь в такой момент даже от него. Во-вторых, силы нужны, чтобы ему самому не упасть навзничь. Это было бы совсем лишнее.

В голове закрутились слова мантр и молитв. Первые были очень кстати, они позволили бы выровнять дыхание, не будь оно сейчас таким болезненным. Лян старался дышать глубоко и размеренно, но получалось это без особого успеха, дыхание то и дело срывало ритм, особенно сейчас, когда сердце стало словно подстраиваться под ритм барабанов. Рука, сжатая за спиной, почти совсем онемела, хотя он даже не пускал кровь, это крайняя мера. Нужно было взять себя в руки. Тигр сделал усилие и закрыл глаза, стараясь не упасть. Нужно выровнять течение энергии по Сушумне, от нее сбивается все остальное. Вдох, выдох, вдох, выдох. Снова и снова повторяется в сознании мантра. Вдох, выдох, вдох, выдох. Через считанные секунды, показавшиеся ему часами, он смог открыть глаза. Сердцебиение стало ровнее, хоть ритм и был все еще неустойчивым, тело тоже приходило в норму. Ката подходило к концу. Борьба с самим собой продолжается, но этот раунд, кажется, остался за ним.

Пришло время огненного ката – необходимая часть ритуала погребения воинов. Так сложилось издревле, когда клан только-только начал набирать силы и вставать на ноги. Считалось, что данным ката воины выражают не просто дань уважения погибшим, но и показывают собственную готовность и готовность клана бесстрашно продолжить то дело, ради которого погибли воины, которых провожают в последний путь. Ли тяжело вздохнул, переведя на мгновение взгляд с дочери на вождя. Кажется, Лян был совсем плох. Хватит и ему сил управлять кланом как и раньше, не опуская головы и не преклоняя колена перед недоброжелателями? Тяжело терять воинов, но тяжелее терять друзей. Каждая жизнь ценна, но когда уходят одни, то на смену им просто обязаны прийти другие, еще более сильные и выносливые. И Ли был уверен, что на смену Рё прийдут ее дети, которые достойно держались сейчас, показывая, что такое выдержка рода Шэ. Ли гордился Шэн, которая, будучи совсем в плохом состоянии, выполняла ритуал без малейших погрешностей. Он был горд за Рё – она воспитала достойных наследников ее и ее отца.

Оставить ненужные мысли. Пусть новое воплощение принесет Рё спокойствие, она много воевала в этой жизни и заслужила мира и счастья в следующей. Те же, кто остался, достаточно сильны, чтобы пережить потерю и быть сильными.

Прощай, Рё, кто знает, когда ещё пересекутся линии наших судеб. Быть может, мне ещё суждено будет обогнать тебя в зверином облике, а тебе – оказаться быстрее меня в ката с шестом. Я клянусь, что сделаю из твоих детей воинов клана. Пусть твоя душа будет спокойной от тревог.

Легкий ветер начал трепать края белых простыней. Пора. Глубокий вдох, позволяющий собрать в пульсирующий шар энергию Манипуры, сквозь боль, которая не значит ничего. Короткий кивок. Оглушающий грохот барабанов, резкий шаг вперед, похожий на бросок тигра, хватающего дичь. Со сжатых в лапы кистей четырех воинов одновременно сорвалось яркое пламя, почти белое, наполненное болью, горечью и яростью. Огонь мгновенно охватил погребальные носилки, не позволяя видеть ничего, что происходит в костре. В воздухе запахло сандалом. Поднялся ветер, развивавший распущенные волосы тигров, ещё сильнее разжигавший и без того бушующее пламя, продолжавшее рваться с ладоней. Похоронный огонь зажигается на одном выдохе и держится до тех пор, пока хватает воздуха. Несколько секунд, длящихся вечность. Напряжена каждая мышца, энергию можно найти только в себе, в дыхании, которое пытается сбить подлая боль. Глаза слезились от огня, клубами вившегося над уже догорающими кострами. Когда пламя закончится, на месте носилок должен остаться только пепел. Шэн была уверена в своих воинах, им хватит дыхания держаться столько же, сколько продержится она. Барабаны стучали все громче и все чаще, оглушая берег, отзываясь эхом в горах. Шэн не закрывала глаз, несмотря на метавшееся перед лицом пламя, в языках которого разлетались её белые волосы. Огонь не трогал мастера, в этом – суть контроля над стихией, который был силен даже сейчас. Нельзя рычать – киай собьет дыхание, и воздуха может не хватить. Вот уже клубы пламени и дыма вьются над равномерным пеплом, котором не видно даже остатков дров. Сквозь Огонь Шэн ловила взгляды других воинов. Ещё один едва заметный кивок, и с шагом назад воины выпрямились, опуская руки в дарующем жесте. Барабаны стихли. Порыв ветра разметал петел, относя его в сторону озера. Воины клана навеки остаются здесь, их жизни часто уводят их из Покхары, но в смерти они всегда возвращаются сюда, на берег озера Фива, в глади которого нашли покой поколения великих героев и прославленных мастеров.

Четыре тигра вышли в ряд перед следами костра и синхронно опустились на колени, сложив руки в жесте почтения. Все четверо склонили головы, глядя в землю. Шэн сосредоточилась на дыхании, которое только сейчас можно было направить на борьбу с болью. В сердце была пустота, в горле першило от гари и горечи. Слов не было и не могло быть, дзен, ещё один повод прикоснуться к тайне жизни и смерти, оставив в памяти тех, с кем больше не доведется встретиться в этой жизни. Ещё один близкий человек, ещё больше одиночества в наполненном людьми мире. Теперь её долг – заботиться о Юэ и Луне. Шэн редко клялась, но клятвы сдерживала всегда.

Юэ зажмурилась. Она боялась смотреть на то, как мама и папа сгорят в костре. Она чувствовала жар и резкий запах от костра, в голове все гудело от стука барабанов. В глазах щипало. Очень хотелось плакать. Хотелось броситься на шею Луну или хотя бы сжать его руку. Она не хотела верить, что мамы и папы больше нет, что все изменилось, что ей больше нельзя плакать и нужно подводить глаза, что теперь с ней будет сифу, а не родители. Ей было страшно и сейчас стало ужасно одиноко. Ей уже не было дела до всех этих людей вокруг, хотелось, чтобы все было по-прежнему, хотелось вернуться домой, и почему-то верилось, что там обязательно будут мама и папа, что их с Лунном обманули, что в костре сейчас кто-то другой или просто пустые носилки. Ей очень хотелось проснуться, чтобы все произошедшее оказалось ночным кошмаром, чтобы не было крови на стене их дома и цветах, которые папа сажал для мамы. Мама и папа вместе, но они оставили их с Лунном одних.

По щеке потекла слеза. Юэ шмыгнула носом, украдкой вытирая глаз. На руке остался след краски. Мама была сильной, а она, Юэ, сейчас слабая. Она не сможет стать, как мама, она плачет. Ноги затекли от долгого стояния на коленях. Кто-то из учеников мамы, сидевших рядом, украдкой коснулся ей локтя. Юэ стиснула зубы. Нужно быть сильной, ради мамы и папы. Она подняла глаза в тот момент, когда барабаны стихли. На месте костра был только пепел, а в груди было как-то горько и пусто. Во всем мире было пусто. Девочка нашла взглядом брата, затем опустила взгляд, когда четыре воина встали на колени. По щеке вновь текла слеза.

Все это лишь фарс. Лун верил в искренность лишь нескольких человек, не более того, ведь все остальные только и делали, что искали повод и место посплетничать и пообсуждать их с Юэ маму, то, как она предала их клан, связавшись с папой и родив детей, что она не имела права ни на что, кроме как слушать приказы вождя и убивать. Лун их ненавидел так сильно, как только мог. Они не имеют права называть себя белыми тиграми, ведь тигр – это благородное животное, которое никогда так не поступит, так учила мама. В глазах мальчика отражались дикие языки погребального костра. Он понимал, что это последние секунды, когда их с Юэ мама и папа тут, на земле, пусть их и нельзя было увидеть… На душе и в сердце было пусто. Он не знал и не следил за тем что происходило вокруг – взгляд остекленевших глаз следил за племенем, а потом за пеплом, который был подхвачен ветром и уносил последнюю память о его родителях в это чертово озеро. Он ненавидел тех людей, кто напал на их деревню, ненавидел этих людей вокруг, которые кичились своим званием белого тигра и осуждали чужие поступки, будучи неспособными на свои собственные. Он поклялся себе защищать Юэ от этих пираний, поклялся маме и папе, что у них все будет хорошо, что они станут сильными и покажут этим стервятникам, что такое семья и семейные узы. Мальчик не заметил, как по щеке стекла одинокая слеза, он старался вообще ничего не замечать и ни о чем не думать, желая лишь поскорее покинуть это место. Желательно навсегда.

Чин, как завороженный, смотрел на пламя погребального костра. Он хотел, чтобы в нем сгорели его страхи и память о том, что довелось пережить. Огонь был очень сильным, таким, каким Чин никогда его не видел. Родная стихия сейчас казалась очищающей и исцеляющей, в ней могла сгореть боль и скорбь, она помогала побороть страх. Души Рё и её возлюбленного уже давно покинули свои тела, в тот момент, когда потухли ауры. Им уже нет дела до похорон, эта церемония нужна клану. Ученику ирбиса хотелось уйти как можно дальше отсюда, чтобы никто его не замечал. Он хоть и был с тиграми в этом бою, для него война была другой. Он многого не понимал и сейчас не хотел понять. Чин ждал, когда все это закончится, и он сможет вернуться в монастырь и увидеть Дани. Мысли об итальянке помогали ему не сойти с ума от осознания того, через что ему пришлось пройти. Он не считал себя героем, хоть и спас Юэ, он не считал себя воином, хоть и сражался в отряде Шэн Бо, он был младше тех, кто сидел возле него, но за один день стал старше а жизнь по сравнению с тем собой, каким он покинул Рим.

Костер догорел. В воздухе все ещё витал его запах, напоминавший о прошедшем бое. От него тошнило, хотя тигры пытались забить запах плоти запахом сандала. Чин украдкой нащупал на левой руке точку, чтобы справиться с тошнотой, затем склонил голову, вновь упирая кулак в ладонь. Он не должен быть здесь, и не должен был сюда ехать. Хотя судьба не преподает таких уроков без причин. Все желания сбываются, из-за этого нужно бояться этих желаний.

Воины молчали, глядя на погребальный огонь. Некоторые внимательно присматривались к Шэн, решая, хватит ли ей дыхания. Когда костер прогорел, вновь повисла тишина. Так клан потерял ещё одного воина, лишь новая горсть пепла смешается с илом вечного озера Фива. Рё была лучшей, она достойна светлой памяти и гордости в сердце каждого из воинов уже за то, что она была в их числе. Все домыслы и сплетни сгорели в пламени костра, воительница своим мечом и пролитой кровью доказала преданность клану задолго до того, как родились тигрята. Вождь их принял, значит, они такие же воины клана, как и все остальные. Почти никто из белых тигров, собравшихся на этом берегу, не знал своих матерей, так заведено в клане. Эти дети знали, и могли гордиться той, что была их матерью. Если в их сердцах горит тот же огонь, что вел тигров к победе под руководством командира Шэ, они не посрамят честь матери. Все ждали слова вождя.