Комната Оливии Хамфри. Здрасти, я ваша Кораша !

О возвращении Оливии Кораев знал не понаслышке. Так уж получилось. Но не это было важно. Как-то так вышло, что лицезреть девушку, и спокойно на это реагировать, даже после столь долго расставания он не мог. В итоге, некоторая остаточность эмоций взяла верх. И болгарин, как четырнадцатилетний приперся под вечер к комнате Оливии. И истуканом торчал у двери, сжимая в руках не буке, а подозрительного вида бутылку местной бормотухи. Ну а что поделать, в их вопрос явно без ста грамм разобраться будет сложно. И это говорили и его сорвавшиеся с цепи эмоции, и глаза Оливии, в которых явно рисовался от первой их встречи после возвращения Хамфри в монастырь. Как-то все это было очень непонятно, но что уж сделать. Юность - время для агрессивных решений и не совсем обдуманных поступков. И пусть Кораев и был мастером, он все еще считал себя молодым и мало умудренным опытом юнцом, особенно в делах сердечных.

Мысли в голове метались разные, начиная от того, что стоит забить на глупости и метнуться обратно к себе, и заканчивая странным напряжением, которое более стоило называть физическим влечением. Уж простите, но забыть ту страсть, которая возникала между двумя, огневиками было сложно. Беседку на краю обрыва они уж точно пытались спалить, и не раз.

Оставалось сделать только последний шаг - постучать в дверь и больше ни о чем не думать - действовать по наитию и исключительно исходя из того, как будет себя вести Лив. Ну что же. Раз, два, три... резкий выдох и тук-тук.

За два года она уже почти забыла, как это, когда вокруг нет электричества, телевизора, компьютера, компании пьяных незнакомых людей и, конечно, дешевого бара с громкой музыкой и недорогим алкоголем. Одно слово - скуч-но. Скучно! Сейчас Оливия зависла под потолком, зевала и бултыхалась в воздухе так, как это обычные люди делают в воде. Она всегда была маленькой и всегда было интересно: как это, видеть вещи с высоты птичьего полета. Потолки были не высокие, полет явно не птичьим, да и, надо признаться, вещи самые обыкновенные, даже с её ракурса.

А еще по комнате летали вещи. Сначала грязная чашка была поднята в воздух и со звоном, едва не разбившись, приземлилась в раковину. Не рассчитала... Надо быть аккуратнее. Дальше всякие тюбики-баночки, разбросанные по полу, были весьма грубо собраны в кучу и отправлены в недолгий полет до распахнутой косметички. Быть воздушником иногда круто, можно убираться, прилагая минимум усилий. Физических, разумеется.

Стук в дверь не застал в расплох, никак не повлиял на внутреннюю сосредоточенность и "парение" продолжилось. Правда, она теперь отодвинулась от окна и развернулась лицом к двери. Тихое дыхание за дверью, шаги, затихшие около её двери, ну и, конечно же, запах, она бы его никогда ни с кем не спутала.
Маленькая воздушная иголочка, не естественно твердая, забралась между дверью и косяком, затем легкое движение рукой, и вот уже дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену.
- Сифу Кораев, какой приятный сюрприз, - насмешливый, непонятный тон. Холодный, как буд-то выпихнула перед собой стенку изо льда. Два года не прошли бесследно.
- С чем пожаловали? - губы растянулись в милой улыбке, а глаза хитрющие, внимательные, так и шныряют по фигуре болгарина, словно она - кошка, а он - её ужин. И поза забавная: ладошкой подпирает голову, лежит на боку, словно на диване развалилась, хотя под ней полтора метра свободного пространства.

Пролетевшая со свистом дверь, чуть не лишившая болгарина носа, тем не менее его ничуть не удивила. В этом была вся Оливиия, эмоции на показ, некая театральность и небольшая щепотка избытка в демонстрации самой себя. Да, эта женщина стоила как себя, так и той решительности, которую пришлось приложить Кораеву, чтобы притащить свою задницу в это самое место. Ну, по крайней мере, какие-то вещи в жизни не меняются. Хорошо это или плохо, судить Будде, но точно не болгарину. Ему и так есть чем заняться.

Церемонится молодой мастер не стал, тут скорее говорил опыт, с Лив эти игрушки не проходили. Стоит дать слабину и она сама обовьет тебя своим характером как удав и сдавит в удушаем шарме привлекательной внешности и подвешенного языка. Так что оборону стоит держать с самого начала и не мешкать со всякими там прелюдиями. Подцепив дверь, которая по энерции подалась назад, Дамьян шагнул вперед и столь же звучно запер ее за собой. За спиной молодого мастера раздался глухой удар дерева о дерева, который, громогласно объявлял о том, что теперь его очередь отвечать на язвительные замечания англичанки.

- Не утруждайся. Твой норов я до сих пор помню, как свои волосатые лапы. - Кораев ехидно улыбнулся, осматриваясь вокруг. Ничего интересного, по сути, ну болтается девушка в воздухе, чем тебе не потеха. Он вообще локальное землетрясение может вызвать, и что с того, не вызывает же, на том и спасибо. Так что не стоит тут выпендриваться и характер показывать, знаем, видели, изучали доскональна, во всех прелестях, уж простите за не толерантность. - Так что сделай милость и превратьись в ту милую Оливию, которую я, наверное, единственный был удостоен лицезреть.

Вот чего чего, а такой вот прямолинейной наглости девушка скорее всего не ожидала, по крайней мере от нерешительно, в свой время, Дамьяна. Ну что же поделать, времена меняются, люди тоже, но они, скорее всего, как последствие.

Удивительно, но этот приход был первым интригующим событием за неделю. Это только раньше Хамфри умудрялась быть сразу везде, совать курносый нос туда, куда не следовало и даже в тихом, спокойном монастыре отыскивать приключения на задницу. Теперь же она смиренно ходила на все занятия, приемы пищи, собрания и трудно было уличить её в нарушении правил. Хотя бы потому, что она их не нарушала и лишь ночью оставляла за собой право выгуливать большую черную кошку.

- Мой норов? Не понимаю, о чем ты, - растерянная улыбка, но, конечно же, она лукавила. - Мне не кажется, что это был норов. Скорее полное отсутствие мозгов, как диагноз, - и правда, Лив было стыдно вспоминать себя такой, какой она была два года назад. Некоторые поступки казались такими тошнотворно постыдными, что от мысли о них в горле застревал ком и по телу пробегала неприятная дрожь.
Только сейчас взгляд зацепил бутылку, в которой было что-то явно крепче кефира, и Оливия начала размахивать руками, словно плыла по воздуху к комоду. Движения рук были привычкой, она уже давно не нуждалась в них, чтобы перегонять потоки воздуха, однако от привычки избавиться не могла.
- Бутылка? Плохого же ты обо мне мнения. А вдруг я завязала? Больше не пью, не курю, налево не хожу и вообще веду исключительно праведный образ жизни? - сказала и аж самой смешно. Приземление оказалось на редкость мягким, должно быть сказывалось её странное состояние. Голос звучал мягко, словно мурчание кошки, движения плавные, как в танце, и стихия уподобилась своей хозяйке и в коем-то веке опустила её на деревянную поверхность комода мягко.
Оливия не потрудилась занять сидячее положение, лишь сложила руки на груди, согнула ноги в коленях, сложив одну на другую. И так невзначай наматывать прядку темных волос на пальчик, буквально прожигая взглядом. Фразу про "милую Оливию" она решила проигнорировать. Во-первых, подобное поведение основывалось на желании быть податливой и любимой, коего сейчас не было, а во-вторых... где эта милая Оливия? Сможет ли она теперь отыскать её?

- Действительно, о чем это я вообще. Какой там норов... видимо, придется согласится с твоим высказыванием. - Кораев прошел глубже в комнату. Тут похоже ничего так и не поменялось после возвращения пантеры. Все оставалось так как и раньше. Может просто руки не дошли, а может и не хотелось Хамфри ничего менять. Но особо это болгарина не беспокоило. Поставив бутылку на чайник столик, молодой мастер с любопытством наблюдал за перемещениями Лив в пространстве помещения. Да уж, ну а кто сказал, что ходить сейчас модно, особенно когда можно вот так вот парить в воздухе, перемещая свою тушку от места к месту. Кораев фыркнул, гладя на свою бывшую подругу сердца.

- Я не настаиваю. - Спокойно ответил монастырский медведь, кивком указывая на бутылку. Ему то казалось, что им бы не помешало немного расслабится и подразвязать языки, прежде чем переходить к обсуждению тех тем, которые хотел поднять болгарин. Но если Лив и правда подалась в монашеский образ жизни, то он ни в коем случае не будет нарушать течение его нынешнего ритма существования. Правда не особо верилось, что Хамфри могла вот так вот взять и стать новым человеком за пару лет. Такого не бывает. А девушка тем временем сверлила его взглядом. - Любуешься или же борешься с желанием меня подпалить ?

Пока Лив распиналась о кровати, Дамьян недвижимый наблюдал за девушкой. Внешне он менялся лишь в лице. Глаза и улыбка становились все шире и шире с каждым словом Хамфри. Да, кажется ей уже можно не наливать. Какая кровать? О чем вообще она. Что значит притащить из Лхасы собранную. Как минимум, вопрос мог быть решен на много логичнее, во-вторых, опять таки, какая кровать!? Но удивления на этом не кончались, не успел болгарин смирится с предыдущей темой, как она, тема, сменилась кардинально за одну секунду на диаметрально противоположную. Судя по всему, Кораев от подобного отвык окончательно, поэтому в себя он пришел не сразу. Какое-то время просто тупо смотрел в глаза Оливии и пытался понять, на что ему вообще сейчас отвечать то надо в первую очередь, или проще будет вовсе промолчать? Нет, вот молчать уж точно не стоит. Для начала стоит принять приглашение. Дамьян тряхнул головой и уселся на против свой первой ученицы. Косаться бутылки он пока не спешил.

- С кроватью разберемся потом. - Болгарину искренне хотелось отложить этот вопрос как можно дальше и касаться его не в таком вот неожиданном формате. - То есть, ты как послушная девочка, не будешь противиться и позволишь тебя вот так вот в опоить? Удивительно. Оливия, откуда столько податливости? Это только для меня такое исключение? Или ты и правда стала менее своенравной?

Ну, потом, так потом. Оливия лишь равнодушно пожала плечами. Она сама к этой идее только присматривалась, причем, очень настороженно и неодобрительно. Хоть и хотелось спать в удобстве, как дома, но вот казалось, что осуществить эту мини-мечту очень затруднительно.
Кораев вел себя как-то странно и напряженно и, честно говоря, подобное состояние было Оливии знакомо. Она прекрасно помнила, как мучительно приходить к человеку и пытаться начать тяжелый разговор об отношениях. Хамфри вздернула одну бровь и склонила голову на бок. И почему ей в голову пришла такая мысль? Какие могут быть разговоры об отношениях, когда они еще два года назад всё выяснили. На тот момент Кораев был единственным человеком, который мог задержать её в монастыре. Смешно, что Адель не смогла...

- Ну-у-у... Начнем с того, что если мы будем пить вместе, этой бутылки вряд ли хватит, чтобы меня опоить, - девушка придвинулась ближе к столику и, упершись локтем в столешницу, положила подбородок на ладошку. Она все-таки времени зря не теряла, уже как минимум пол года вела самый разгульный образ жизни, так что организм к алкоголю более менее привык.
- Я не знаю, какой я стала. Но это точно не исключение для тебя, - она от чего-то ощетинилась и фраза прозвучала строго и холодно. Да, она не была самой верной девушкой, однако исключения для него были. Существенные, когда она позволяла к себе прикосаться в облике пантеры, и когда была этой самой "милой" Оливией. Для неё это было как-то... лично, и впредь она решила, что исключений не будет. Ну, возможно, когда-нибудь... Но явно не сейчас.

- Что же, это явно печалит. Я то считал себя хоть немного выдающимся. - Дамьян хмыкнул и внимательно посмотрел на Лив. Да, чего-то она не шибко то и сильно изменилась. Даже эта прохлада в голосе, нрав остался почти тот же. А чего он хотел-то, люди вообще плохо склонны к тому, чтобы менять себя, особенно в лучшую сторону. На много проще опускаться чем карабкаться вверх, так что еще совсем не ясно, кем в итоге стала Оливия. Да и времени прошло не мало. Сколько? Почти два года? Или больше? Возможно, Кораев сильно погорячился, когда решил вот так вот прийти в гости ради задушевного разговора. Надо было для начала хорошенько взвесить все за и против, а не кидаться в омут с головой, в надежде, что течение их вынесет. Да и ладно, давайте будем честными. Пока что, никакой сильно яркой эмоциональной подоплеки и болгарина не было. В большей степени им двигало любопытство. И то, не совсем ясно чем вызванное. Так что, надо быть поосторожнее на поворотах, особенно, учитывая тот факт, что податливость Хамфи - теперь не только его привилегия. - Ну рассказывай, какими все же судьбами тебя опять сюда занесло, Оливия. Вроде как - место тебе не сильно по душе было. Куча правил, ограждений, запретов. Не для такой вольной кошки, как ты.

Кораев пододвинул к себе небольшую бутылку, и начал крутить ее на донышке. Глаза при этом непрерывно смотрели на Хамфри. Все таки эта женщина была для него неким подобием неразрешенной до конца загадки и теперь его продолжало к ней немного, но тянуть, как минимум, чтобы получить уже все ответы.

Оливия прикрыла глаза и повел плечом, углубляясь в свои мысли и пытаясь подыскать какой-нибудь ответ. Ей было интересно, с чего Дамьян вдруг пришел, да еще и стал задавать вопросы. Любопытство? Или что еще? Ей от чего-то казалось, что конец его фразы был сказан для того, чтобы потдеть, хотя бы чуть-чуть, и девушка пыталась убедить себя, что у людей в этом мире нет такой скрытой цели, заполнющей все мысли, как обидеть её, Оливию Хамфри.
- Правила мне, вроде бы, никогда особо не мешали, а так... я ничего не умею, - первое время было унизительно в этом признаваться даже себе, ведь Оливия всегда была очень уверена в себе и искренне полагала, что входит в число самых умных и талантливых людей на планете, а тут... - Я не училась в университете, у меня нет дома, родителям уже давно не до меня, нет нормальной работы и единственное, что я умею - это то, чему я научилась здесь, - спокойно и искренне призналась она. Время помогло это признать, еще пол года назад она бы не осмелилась никому об этом рассказать. - Адель, - в конце концов, после небольшой паузы добавила она. - Мне было интересно, какая она.

Забавно, что Оливия, хоть и прожила в монастыре три года, так и не успела понять в полной мере, как устроено это место. Ей почему-то казалось, что её не примут, погонят, будут осуждать и смотреть, как на прокаженную, но ничего подобного не произошло. Она приехала, и казалось, что на два года монастырь замер, исчез и дожидался её, потому что совершенно не изменился, только незнакомые лица в рядах учеников показывали, что это не так. У Лив даже была очень четкая ассоциация: монастырь - это медлительный, добрый и спокойный слон, а она блоха, скажет по нему, прыгает, чего-то копошится, пытается вывести его из себя. Дочь ей не разрешили забрать, но разрешили преступить к тренировкам, вот и Кораев сидит в её комнате... даже как-то жутко, словно два года просто стерли из её жизни.
- Я по тебе скучала, - и не понятно, то ли это очередная причина, чтобы вернуться, то ли просто констатация факта. Но да, скучала же, но всё не могла понять, почему скучает. Любовь? Но тогда, если это любовь, какой черт её потянул к Кертешу, а потом к Дверу? Оливия была загадкой даже для себя.

Дамьян начал смотреть на Оливию с не сильно скрываемым любопытством. Неожиданно было услышать от нее, великой, ужасной и всеведущей Хамфри нечто подобное. Может быть он не прав, и люди все же меняются, хотя нет, не стоит спешить с выводами, все таки Пантерка была достаточно непредсказуемой, так что сейчас сказала, а завтра забыло, тоже было про нее. Однако, когда тема коснулась дочери Лив, Кораев даже немного отвел глаза. Адель, да уж, хорошее милое дитя, болгарин очень хорошо относился к девочки, но каждый раз, когда видел ее, где-то глубоко в душе поднимался легкий неприятный осадочек, по сути, это дитя было плодом измены, но ее саму винить было нельзя. Дети не должны платить за грехи родителей. Поэтому, Дамьян старался не подавать и виду.

- Скучала? Прости, но звучит не очень то и правдоподобна. - Тут Кораев не лукавил. Уж чего чего, но последние деньки Оливии в монастыре, до ее побега явно не говрили о том, что он вообще для не что-то значит. Да и два года. За это время не просто забыть можно, за это время можно разлюбить. Так что не стоило бы ей бросаться такими вот заявлениями. В них болгарин уже научился сомневаться в первую очередь. - только не обижайся. Видимо, прошло слишком много времени, и теперь мне это кажется слегка наигранным.

И вот, главные слова сказаны, признание сделано, воцаряется пауза. Маленькая, но такая напряженная, за которую она успевает понять, что все-таки решилась это сказать, а он понимает, что все-таки надеялся это услышать. Он тоже безумно скучал, видел её во сне, просыпался и боролся с желанием зарыдать. Вот они бросаются друг к другу в объятия, целуются, признаются друг другу в любви и впереди их ждет бурная жаркая ночь всепрощения.
Ха-ха, это явно не про них. Оливия даже улыбнулась своим мыслям, с трудом побарывая желание засмеяться.
- Как знаешь, - в конце концов, она равнодушно пожала плечами. Так уж она была устроена что, если бы считала свои слова какими-то особенными, вроде признания, вряд ли решилась бы их произнести в такой момент. - Я правда скучала, но я не говорю, что скучала все два года, - действительно, два года - это слишком много даже для самой крепкой любви, что уж говорить о том, что было между ними? А если учесть, что своих чувств Оливия стеснялась и всячески пыталась их забыть?

- Ты про неё забыл, да? - резко сменила тему девушка, кивая на бутылку. Что-то ей подсказывало что, если разговор и дальше пойдет в столько странном, напряженном ключе, пара расслабляющих глотков будет как раз кстати. - Что-нибудь еще, что ты бы хотел узнать? - улыбнулась она, спокойно, без издевки, но с нотками заискивания.

Да уж, как знаешь, это точно. Дамьян немного погрустнел и посмотрел на Лив. Это не он как знаешь, а как именно она приучила. К тому, что доверие понятие шибко растяжимое, что люди непредсказуемы как незнамо кто, да и вообще положиться можно только на себя, а все остальное зависит лишь от того, как звезды встанут. Вот теперь он точно знает именно это, и благодарить в большей степени стоит именно Хамфри, а не кого-то там еще. Так что не ей сейчас жаловаться на его холодность.

- Нет, не забыл. Чего тут забывать, то? А мы что, куда-то спешим? -Кораев старался оставаться беспристрастным, но получалось у него это не очень хорошо. Не получалось сохранять полное спокойствие, пробивались нотки грубости, может быть еще играла старая обида, может память о предательстве. Странно, прошло уже два года и последнее время его ничего не тревожило, а тут, одна встреча, и что-то проснулось. Вот и проблема, что непонятно что именно с этим делать.

- Что я хотел узнать? Да ничего наверное. Рассказывай, что не стыдно. - Дамьян и правда не хотел ничего спрашивать. Его слабо интересовало, чем именно занималась Лив, будучи за пределами монастыря. Да и учитывая ее поведение, было бы не сложно догадаться. Так что, лучше уж не трепать себе лишний раз нервы и самолично не нарываться на вилы.

Странно. Даже слишком. Оливия чуть сдвинула брови на переносице и внимательно взглянула на Кораева. Что это с ним, интересно? Ей всегда казалось, что Кораев - это не тот человек, который делает что-то просто так. Это была её прерогатива, страдать фигней, а болгарин предпочитал ставить перед собой какую-то цель, даже очень близкую, и идти к ней. Зачем он пришел к ней, если, как выяснилось, не хотел ничего узнавать? Просто так? Выпить? Больше не с кем, что ли? Нет, Лив, конечно, была не против, но ей эта ситуация казалась странной.

- Ну-у-у... Я ездила домой. Там все такие счастливые. Мама, отчим, сестренка уже большая. Ей сейчас восемь, тогда было шесть. Она меня не узнала, - начала рассказывать она, решив умолчать о том, как именно она покинула родной дом. - Они были такие растерянные, смешные, а отчим так боялся, что я решу остаться, что я решила больше их не навещать. Потом... В Лондоне я была у психиатра. Или нет, нет, не у психиатра. У психолога, - Оливия хихикнула. Ну надо же, как легко признаваться в том, что она считала себя больной на голову. - Такой смешной лысый мужичек с карточками. Ты знаешь, в этом мире практически невозможно жить, когда читаешь мысли. Он у меня спрашивал о моих проблемах, но ему было так всё равно и так тошнило от ноющих клиентов, что было противно что-то рассказывать. Весь час думал о том, что подозревает свою жену в измене. Когда я улыбнулась и сказала, что да, она ему изменяет. Боже, ты бы видел его лицо. Весь побледнел, позеленел, вспотел и объявил, что сеанс окончен, - ей давно хотелось рассказать об этом кому-то, но не представлялось случая. Было видно, что эта ситуация искренне веселит девушку. - Я решила, что так будет со всеми и уехала... - она улыбнулась шире и забарабанила ладошками по столу, выдерживая картинную паузу. - В Африку! Настоящую! Представляешь... С баобабами, саванной, львами, гиенами и прочей живностью. Я стала настоящей звездой, потому что каждый раз, как видела туристов с камерами, они часто проезжали мимо, выходила и позировала. В смысле, в облике пантеры. А они говорили, какая я красивая и умная. Смешные... Не знаю, сколько я так жила. Около четырех месяцев, я думаю, потом поняла, что человеческие мысли почти исчезли, испугалась и уехала. Долгое время жила в Китае, но... тут ничего особенного, - с того момента, как она прилетела в Пекин началась жизнь, за которую ей могло бы быть стыдно, и о которой думал Дамьян. Разумеется, рассказывать она не стала. - Вот такие дела, - подытожила она. - А у вас? Всё, как всегда?