Степень доверия

В дверях палаты Кота Чжоу столкнулся с лунтао, который как раз выходил. Ху сказал только, что можно заходить. Сейчас Гунмао уже не был связан, но в палате дежурили все трое его бесценных телохранителей. Они пытались слиться интерьером при виде четыреста двадцать шестого, который и так не обращал на них внимания.

- Здравствуйте, босс, - Чжоу вежливо поклонился, хоть уже понял, что Гунмао не сможет его увидеть.

Половину лица фу шан шу закрывала повязка, вокруг неё можно было разглядеть красные пятна от ожогов, такие же, как и на руках. Было не по себе. Чжоу видел разные раны, в том числе смертельные, сейчас его напугало другое: он никогда прежде не видел Гунмао таким беспомощным. И от этого ему самому было неловко находиться рядом с наставником, ему казалось, что он видит что-то, чего видеть не должен. Он не знал, куда должен деться в этот момент, что говорить, что делать, ждать ли каких-то распоряжений или хотя бы слов, или говорить первым самому. Из этого замешательства не выводило даже то, что рядом находилось трое младших братьев, пока не имевших даже сорок девятых номеров. Их хотелось выгнать, но он вовремя понял, что не имеет права командовать людьми Кота в его присутствии.

Каждый час казался вечностью, потому что в этой темноте и боли, которую сбивали только сильные лекарства, Гунмао не мог найти себе места. Разговор с Цири многое расставил на свои места. Он не мог больше ничего пытаться с собой сделать, только после этого обещания Ху согласился снять усиленную охрану из сорок девятых, которые сейчас нужнее в городе. Кот был даже рад, когда кто-то приходил, так время летело быстрее. Он казался себе заключенным в колонии наистрожайшего режима, когда хождение строем и обещания больше так не делать оказываются бесполезными, народная милиция может и пытать. Но до таких зверств не додумались бы и они.

Лунтао ушел, но сразу пришел Чжоу. Кот хорошо знал своего телохранителя, который сейчас либо хотел порвать его охрану на британский флаг, либо винил во всем себя. Либо и то и другое одновременно.

- Привет, заходи, - Гунмао привстал, прислонившись спиной к изголовью кровати, спина затекла из-за того, что целыми днями приходилось лежать. – Ребят, брысь отсюда, - сказал он уже охранникам.

Дальше, судя по шагам и закрывшейся двери, все трое вышли из палаты.

- Что, страшно тебе на меня смотреть? Ты заходи, присаживайся.

Кот будто прочитал его мысли, выгнав молодежь из комнаты. Чжоу сел на стул возле кровати, он не знал, что отвечать. Страшно было не смотреть, а понимать.

- Я не должен был отпрашиваться, - сказал четыреста двадцать шестой.

Странно говорить с человеком, у которого завязаны глаза и почти не видно лицо. Как будто обращаешься не столько к нему, сколько к своим собственным нехорошим мыслям. Сейчас Чжоу заставлял себя помнить, что человек, лежащий перед ним – это Гунмао, которого он знал много лет, и которому предано служил, и продолжал служить сейчас. Что Кот все равно остается фу шан шу, что он справится, окажется сильнее всего, что сейчас с ним происходило. Это были доводы разума, силившегося найти опору в происходящем, потому что таким Чжоу с трудом мог представить собственного наставника.

Кот много раз был ранен, в том числе тяжело, но никогда эти раны не делали его настолько слабым, а сейчас эта слабость очень сильно ощущалась.

Началось. Кот не хотел отпускать Чжоу с Сантаной, потому что понятия не имел, как к этому отнесутся сорок девятые, которых он вызывал. В произошедшей перестрелке и её последствиях было столько виновных, что о Мине как-то даже не думалось, зато он нашел для себя повод загнаться среди войны.

- Заткнись, - проворчал Гунмао. – Я тебя отпустил, это было мое решение. Хочешь поспорить?

Он поморщился, хоть это вряд ли было видно под повязкой. Бинт прилипал к коже, каждое движение ощущалось мерзкой надоевшей болью, от которой хотелось рычать.

- Если ты пришел за что-то извиняться – иди к черту, - устало сказал фу шан шу. – Без твоего нытья тошно.

Гунмао удобнее сел на кровати. Он мог ходить, но из-за того, что не мог ориентироваться, старался двигаться меньше, чтобы ни обо что не спотыкаться и ничего не ронять. Потому что тут же прибегал кто-то из мелких, пытался ловить, помогать, за это хотелось бить им морды.

- Как мэймэй?

- Нет, не хочу, - тут же ответил Чжоу и чуть поклонился.

Эта тема в разговоре могла считаться закрытой, Гунмао злился, и вышел из себя быстрее, чем обычно. Можно было представить, что сейчас происходило с его нервами, когда он недавно собирался стреляться. Кот оставался собой, при этом сейчас он явно не хотел принимать ни помощь, ни извинения, тем самым хоть в чем-то доказывая свою самостоятельность. Любые возражения его бы сейчас только оскорбили. И Чжоу был рад, когда фу шан шу сменил тему.

- Ей намного лучше, спасибо. Она сейчас здесь, Живодер велел показаться, - сказал Чжоу. – В строй вернется, когда он разрешит.

Он снова замолчал, хотя мог ещё много рассказывать о состоянии Сантаны и том, как она выручила весь отряд. Но много говорить тоже неправильно, потому что Чжоу это казалось попыткой избежать более сложных тем.

Чжоу показалось, что он заметил усмешку фу шан шу. Нет, Кот был собой. Ему было достаточно отвлечься, чтобы даже тон его голоса стал прежним, несмотря на заметную хрипоту.

- Я расстался с Цянвэй, босс, - чуть смущенно сказал четыреста двадцать шестой.

Это решение он считал безоговорочно правильным. Так было лучше и для Цянвэй, и для него, и для Сантаны. Лучше так, чем дожидаться, когда взаимное неуважение перерастет в ещё более острые конфликты, когда за попытками отбить личную территорию уже не будет видно причин, по которым они вообще оказались вместе.

Чжоу снова молчал. Ему было нечего сказать по делу, вопросов Гунмао не задавал, а предлагать новые темы было слишком сложно. Он и прежде редко говорил, обычно больше слушал наставника, даже когда тот нес откровенную чушь, а сейчас было ещё сложнее. Не подруг же с ним обсуждать?

- Даже так? – Гунмао фыркнул. – Ну, удачи тебе с мэймэй. Или ещё кто-то есть? Ты, главное, домой всех подряд не тащи, понял небось, что это неправильно.

Не нужно быть гением дедукции, чтобы понять истинную причину, по которой Чжоу разбежался с Цянвэй. Точно не из-за войны с якудза, просто надоело оправдываться, когда приходилось разрываться между двумя подругами. Мин не умел врать, особенно женщинам, ему не везло.

Какое-то время Кот молчал, но у него были более серьезные темы для разговора, чем очередная зазноба четыреста двадцать шестому. Чжоу был ему предан. По-настоящему предан, и при этом был готов исполнить любой его приказ. Он был смелее сорок девятых, при этом его личное мнение значило меньше, чем мнение Бизона и тем более лунтао.

- У меня к тебе просьба. Нет, приказ, - голос фу шан шу стал жестче.

Чжоу лишь усмехнулся на слова о подругах. Он не любил обсуждать эту тему с Котом, у которого было принципиально иное мнение об отношениях до того момента, как не появилась леди Грей. Сейчас он, кстати, тоже не проповедовал верность и ценности брака. Типа до этого нужно дорасти, а пока нужно радоваться жизни, а не связываться с кем попало надолго.

Гунмао замолчал, Чжоу тем более ничего не говорил. Он ждал новых слов от босса. Сейчас этот разговор уже не пугал, потому что все, что казалось самым сложным, уже было сказано.

- Слушаю, босс, - отозвался Чжоу, услышав о просьбе-приказе.

Тон Гунмао сейчас был таким, каким тот отдавал приказы в бою, разве что тише, потому что не было надобности перекрикивать грохот выстрелов. Такие приказы исполнялись без обсуждений и времени на обдумывание. Но подспудно Чжоу почувствовал тревогу за то, что сейчас может услышать.

- Сегодня приедет Ян. Тигр верит, что из этой затеи что-то получится, - немного ворчливо сказал Кот.

Именно об этом лунтао сказал только что, перед тем, как пришел четыреста двадцать шестой. Паяц был лекарем, и черт знает, как его убедили оказаться в Пекине, но ему верили все, кроме Гунмао, который сейчас прекрасно понимал, что он не видит и вряд ли сможет видеть вновь. И это подтвердили и Син, и несколько других врачей, целителей и прочих знатоков.

- Зайди ко мне завтра утром, если у него не получится, ты меня застрелишь, - сказал Гунмао на удивление спокойным тоном. – Никаких ответов кроме как «да, босс», я слышать не хочу.

Он замолчал, дожидаясь реакции Чжоу. Это решение казалось ему честным. Лунтао верил в паяца, как в Будду, кажется, эту веру разделяла и Цирилла. Кот был готов дать шанс их вере, но он не был согласен вечно оставаться слепым калекой, который оставался фу шан шу пока лишь по недоразумению.

Сначала на словах о Лю Яне Чжоу чуть улыбнулся, у них получилось, и бывший Джокер согласился приехать в Пекин. Это давало Коту шансы. Но от следующих слов по спине пробежали ледяные мурашки. Чжоу испуганно посмотрел на Гунмао, затем задумался. Он знал, что эта просьба была признаком огромного доверия, от которого сейчас ничуть не становилось легче. Первой мыслю было отказаться, выбежать из палаты, забыть весь разговор, как страшный сон, но достаточно было представить себя на месте Кота, и приходилось признать, что эта просьба, вернее, приказ, была сказана из безысходности. Гунмао не мог просить об этом лунтао, и он не мог верить, что его новая охрана выполнит его волю. И он не хотел оставаться немощным. Таким, каким Чжоу его увидел, когда вошел в палату.

Это – особая грань не только преданности, но и уважения, когда до конца понимаешь и принимаешь волю того, ради кого готов броситься под пули. Ответить сейчас было сложнее, чем нажать на курок по приказу лунтао, но Чжоу знал, что Кот не оставляет ему выбора. Он посмотрел на свои руки, заметив, что они чуть трясутся.

- Да, босс, - ответил Чжоу.

Парень думал долго, даже слишком долго, чтобы успеть усомниться в его решении. Это было эгоистично, заставлять его сейчас соглашаться, но Кот не видел более правильного решения, чем то, что он уже принял. И он знал, что его поймет лунтао. Знал даже и то, что Тигр ничего не сделает Чжоу, поняв, от кого поступил такой приказ. Он уже проверил преданность четыреста двадцать шестого.

- Спасибо. Я тебе доверяю, младший брат, - сказал Гунмао. – Можешь идти, встретимся завтра в девять утра.

Он лег обратно на кровать и показательно отвернулся, хотя было без разницы, он все равно не видел, будь повернут к четыреста двадцать шестому хоть лицом, хоть затылком. Кот хотел верить, что Ян справится, желание жить порой оказывается слишком приставучим, чтобы отказаться от любых сомнений в пользу смерти. Но Чжоу выполнит приказ, испугается, но выполнит, если чертов паяц не справится. И кто бы ни винил Гунмао в этом решении, он знал, что оно было единственно верным. Он был опасен, особенно когда не мог даже встать с кровати, не опрокинув проклятую тумбочку.