Ночь в пещере

Девушка продолжала плакать. Было больно осознавать собственную слабость. Нет, именно в этом ее сила - она сумела признать собственную ошибку. Пусть не до конца, пусть она пока что слепо верила возлюбленному, интуитивно ощущая, что это верное решение, но ему действительно можно было довериться. Чин желал ей только самого лучшего. А мама была все еще рядом, глядя на нее ласковым взглядом. От нее исходил свет, такой теплый и мягкий свет, который проникал в самую душу, проникал в сердце, согревая своим теплом и своей любовью.

Даниэла не слышала ничего, кроме треска горящих поленьев. Девушка боялась лишний раз двинуться. Она подчинилась воле своего возлюбленного. Нет, она приняла его помощь, от того стала еще сильнее, еще ближе к нему. Слезы текли ручьем, а девушка боялась лишний раз пошевелиться. Каждое прикосновение Чина оставляло, как ей казалось, ожоги на ее коже. Она чувствовала его дыхание, чувствовала его тепло и заботу. Он начал аккуратно надавилався на точки между лопатками. Было больно даже от таких мягких прикосновении, но Дани даже не поморщилась - она сильная, она сможет пройти через это и станет еще сильнее ради него, ради мамы... Это просто очередное испытание, которое она должна пройти, заплатить за свое счастье. Пусть лучше так, проработкой собственных страхов и эмоций, чем кровью. Кровь. Много крови... Дани боялась потери, которую неизбежно несла с собой кровь. Страхи начали выходить наружу, а девушка начала плакать еще сильнее, тело начало напрягаться, борясь с душевной болью.

Чин почувствовал, как мышцы девушки начали сильнее зажиматься в ответ на его попытки продавить болезненные точки. Это нормально, хоть ученику ирбиса и была неприятна сама мысль о том, что сейчас он вынужден причинять Дани боль. Итальянка плакала, отпуская эмоции. Она ничего не говорила, это и не нужно – для того, чтобы выпустить зажимы, достаточно слез, никто не просит исповедоваться. В ауре началось движение – энергия копилась долгие годы, и сейчас будет искать способ спрятаться глубже вместо того, чтобы покинуть эмоциональный центр. Узелки вдоль внутреннего края правой лопатки стали ярче, затем начали распадаться, в то время как тонкие темные нити устремились к верхнему краю лопаточной кости. Чин зажал большим пальцем правой руки, все ещё лежавшей на плече девушки, путь, по которому собиралась отступать энергия. Работа врачевателя похожа на тактически сложную битву – нужно определить участки, где копится боль или болезнь, и, ограничив негативную энергию этими участками, проработать соответствующие точки, не давая «отрядам противника» отступить по энергетическим путям в другое место. Чин начал сильнее прожимать точки на спине, видя, как исчезают темные узлы. Он стряхнул отрицательную энергию с руки в сторону костра и начал продавливать точки вдоль левой лопатки. Маг не использовал собственную энергию врачевания – сейчас нужно прогнать зажимы, у Дани достаточно собственных сил, но нельзя давать ей возможность вновь сдерживать эмоции. Она привыкла прятаться и защищаться, когда-то это наверняка было уместно. Но сейчас, когда он рядом с ней, эти блоки будут только мешать. Чин запомнил слова девушки о том, что она семь лет копила все это в себе. Он видел, что она не привыкла доверять и привязываться, только сейчас эти убеждения были неуместны – ученику ирбиса казалось, что его решение жениться на Дани – достаточно веский аргумент в пользу того, что она должна ему доверять. Чин плохо себе представлял, что такое брак в европейском понимании, возможно, в нем женщина пытается быть самостоятельной или всегда держит в голове мысль о том, что может в любой момент уйти, поэтому лишний раз привязываться и доверять опасно. Но в его представлении, с того момента, как он впервые назвал Дани своей невестой, он стал нести за их отношения ещё больше ответственности. Его не устраивало, что при этом остаются недоверие и страх, связанные с прошлым итальянки. Даниэле стоило понять, что он – не один из тех, от кого она бегала, пряталась или пыталась быть независимой. Чина не особенно интересовало, чем итальянка руководствовалась во всех своих отношениях, что были у неё до него, он просто четко представлял, какими должны быть её отношения с ним. Здесь и сейчас, без прошлого опыта, без боли, связанной с теми, кто в этом прошлом опыте остался.

Боль. Много боли: душевной и физической. Тело, ровно как и разум, сопротивлялись, но в то же время пытались вырваться их оков, что были на них навешены на них волей итальянки семь лет назад. Дани уже не просто плакала, в какие-то моменты она срывалась на истерику, выплескивая скапливающиеся эмоции. Ей было больно, но Чин продолжал прожимать ей эти чертовы точки. Даниэла то зажималась, то наоборот, через силу воли шла ему навстречу, стараясь помочь, быстрее избавиться от гнетущей боли. Она уже не понимала что хуже: боль физическая или душевная. Не понимала, как от этого всего поскорее избавиться, чтобы больше не терпеть, не чувствовать этого. Дани все еще чувствовала присутствие ее мамы, Или ей все это на самом деле чудилось? Нет, такого не может быть. Она была сейчас тут, рядом с ней и просила отпустить. Она хотела и честно пыталась это сделать, но страх потерять ее навсегда мешал.

- Нет! – итальянка дернулась в руках возлюбленного, чувствуя, как боль растекается по всей спине. Или это тоже ей только кажется?

Опять? Снова? Она не понимала уже ничего. Боль волнами, накатами захлестывала ее, с каждым разом становясь все сильнее и сильнее. Казалось, что она, боль, испытывает ее, с каждым разом пытаясь разрушить ее защиту. Или это лишь рушение ее внутреннего барьера, за которым она пряталась долгие годы? Даниэла вновь зарыдала, почувствовав как нахлынула еще одна волна.

- Хватит! - сердце буквально начало разрываться от переполняющих его эмоций. Девушка дернулась еще раз, крича от боли. Ее крик разносился, кажется, уже по всем пещерам, если этого не было до настоящего момента. Голос уже срывался на хрип, но легче от этого не становилось. – Пожалуйстаааа, - начала молить возлюбленного Даниэла, когда боль чуть отступила и она вновь обрела возможность говорить.

Нельзя останавливаться до тех пор, пока не будут прожаты все зажимы. Иначе боль уйдет глубже, и её будет ещё сложнее прогнать из сердца. Чин чувствовал, как тяжело Дани, её реакции оказались даже более острыми, чем он ожидал. Сердце сжималось от понимания того, что он сейчас становится причиной того, что девушка должна все это чувствовать. Но нужно продолжать, несмотря на её просьбу, стараясь, чтобы руки не дрожали. Дани вырывалась, и Чин сел ближе к ней, потому что сейчас нужно было продавливать саму зону Анахаты, где ещё больнее.

- Дани, верь мне. Ты молодец, скоро все закончится. Так нужно, - уверенно сказал Чин, левой рукой обнимая девушку за талию и довольно крепко прижимая её к себе, в то время как правой он начал прожимать точки под ключицами.

Темные узелки распадались, и ученик ирбиса не позволял освобождавшейся энергии расползаться по телу. Межреберные мышцы были сильно зажаты, будто зону сердца закрывал доспех. Чин прожимал эти болезненные точки, не понимая, как вообще Дани смогла ему довериться, когда она так тщательно пряталась от любых привязанностей. Это были прочные блоки, старательно укреплявшиеся не один год, подобно тому, как в морской глубине складываются коралловые рифы. Сейчас нужно было разрушить эти наслоения, мешавшие Дани чувствовать и быть свободной, и ради этого стоило через все это пройти. Сейчас эмоции должны выйти на свободу, все, чего боялась и от чего так старательно защищалась итальянка. Мышцы расслабились, Чин чувствовал, как кружатся вихри энергии в ауре девушки – пурпурные пятна в зеленом свете Анахаты. Дани дрожала, хотя у костра было тепло. Чин понимал, что эта дрожь вызвана все теми же эмоциями, осталось совсем немного.

Боль. Она проникала в самое сердце, заставляя кричать, чтобы хоть как-то выпустить ее наружу. Нет, она шла из сердца. Да, именно там все и брало свое начало. Чин не выпускал ее, не останавливался, вопреки ее мольбам. Как он не понимает, что ей сейчас очень больно? Почему он так жесток именно сейчас, когда она впервые за многие годы сумела кому-то довериться, причем всем сердцем? От этого было еще больнее и обиднее. Он же говорил, что любит ее, тогда за что? Неужели она успела его так сильно обидеть, что он теперь заставляет ее пройти через такое?

- Отпусти! – теперь уже резко и грубо выкрикнули девушка, оскалившись и пытаясь вновь зажаться. Но Чин слишком крепко ее держал, чтобы она вообще могла хоть как-то нормально шевельнуться.

Легкие жгло при каждом обрывистом вздохе, голова начинала кружиться, а все тело знобить. Холодно не было. Было как-то пусто – чувство незаполненности расползалось, и в этом пустом пространстве-то и был сквозняк. Она снова зарыдала, выпуская на свободу то, что держала в себе долгие годы. Да, Чин прав, надо довести начатое до конца, но в это сейчас совершенно не хотелось верить. Боль перекрывала все на свете и умножалась при каждом новом вздохе. Дани была уверена, что все ее тело теперь покроется синяками и даже умудрилась порадоваться тому, что она живет в монастыре, где не принято одевать открытые вещи. Но не до того. Последние эмоции рвались наружу, а это давалось особенно трудно – она никак не могла отпустить свою маму. Пусть так, но она всегда будет рядом. Пусть эгоистично, но ей необходимо, чтобы кто-то ее оберегал, и кто-то о ней заботился. Ей необходимы тепло и забота. Как воздух.

У тебя есть теперь даже больше, милая… Он сейчас делает то, на что никогда не решилась бы я… Прими его и отпусти меня. Я буду рядом с тобой всегда, когда только тебе это будет необходимо. Солнышко, ради твоего же счастья, отпусти…

Дани резко замолчала, открывая глаза и чувствуя, как из глаз потекли слезы. Не истерика. Боль потери. Она поняла. Ради мамы… Она была эгоисткой, но ей так ее не хватает…

- Прости… - едва слышимый шепот сорвался с ее губ, после чего она чуть ли не рухнула на одеяла, спасенная от падения лишь сильными руками возлюбленного. Тепло начало заполнять сердце, но боль еще не прошла…

Страх буквально парализовал. Девушка сжалась в нежных объятиях любимого и просто плакала, трясясь не то от холода, не то от истерики, не то от нервов… Сейчас ей стало по-настоящему страшно. Даниэла ощущала себя маленьким ребенком. Нет, о маленьких детях всегда кто-то заботится, она сейчас ощущала тем самым подростком, который так неожиданно лишился своей мамы, потеряв весь мир и самого себя. Итальянке все сейчас казалось чужим, даже собственное тело. Она смутно понимала, что сейчас находится в пещере, лежит укутанная во что-то теплое и в объятиях любимого, но ей было страшно. Она не знала как теперь жить, придется учиться заново, ведь все, что было в ее жизни оказалось фальшивкой, красивой иллюзией, которую она сама себе сотворила и в которую искренне верила. А сейчас все с чистого листа. И страшно снова сделать тоже самое, ведь так хочется закрыться от всего мира и просто найти равновесие. Но что-то ей подсказывало, что история вряд ли повторится – теперь есть кому о ней заботиться. Или это снова иллюзия? Дани подняла покрасневшие от слез глаза на Чина, виновато и с надеждой глядя ему в глаза. Она боялась быть отверженной. Да, она понимала и чувствовала, что он любит ее искренне и всем сердцем, но мама тоже любила… Она боялась потерять теперь и его. Неважно как, просто боялась. Она не знала как долго они так лежали, но почему-то до сих пор было очень страшно.

- Пожалуйста, не уходи… - с мольбой в голосе, произнесла итальянка, глядя в глаза любимого и прижимаясь к нему еще сильнее. Из глаз все еще текли слезы, но они были уже просто остаточным явлением девичьей истерики и ее эмоций. Сейчас ей требовались защита от окружающего ее мира и тепло от осознания того, что она кому-то тут нужна…

Вот она вся красота женской логики и девичьей памяти. Как раз Чин уходить никуда не собирался, окончание вечера совсем недавно объявляла Даниэла. Но сейчас она почему-то решила усомниться в нем. Чин крепче прижал к себе девушку, касаясь губами её виска.

- Я никуда не ухожу. И не уйду, - прошептал ученик ирбиса. – Дани, я с тобой и буду с тобой всю жизнь. Смирись с этим, и ничего не бойся.

Чин заметил, что с того момента, как он вернулся из Покхары, Дани сильно изменилась. Она стала более искренней и открытой, но этим перемены не ограничивались. Она стала в своем поведении больше походить на женщину, которую ученик ирбиса хотел в ней видеть. Если прежде она будто постоянно защищалась, пытаясь что-то из себя строить, и в этом теряя часть своего естественного очарования, сейчас Дани избавлялась от привычных ей масок, ведя себя так, как хотело её сердце. Чин считал, что в этом сильно сказалось влияние Востока. По тому, что ученик ирбиса заметил из наблюдений за женщинами Запада, они не скрывают свое тело, но компенсируют это тем, что прячут душу за масками и кокетством. Возможно, во время близости с мужчинами они, отдаваясь телом, оставляют душу нетронутой. Не исключено, что прошлый опыт Дани был таким же. Чин, любя итальянку всем сердцем, ожидал от неё другого – ему было необходимо, чтобы Дани ему доверяла, открыв сердце и душу, не боясь, что он причинит ей боль.

Даже несмотря на страх и боль, девушка улыбнулась словам возлюбленного. Наверное, зря она вот так вот боится теперь абсолютно всего, но сейчас она чувствовала, будто бы ее выставили полностью обнаженной перед толпой на улице, будто на нее все тыкают пальцами… Сейчас, когда душа очистилась от всех внутренних барьеров, что она возвела, она чувствовала себя примерно так. Она понимала, что Чину она может доверять всегда, но это было на столько непривычно и не похоже на нее саму, что это-то и пугало. Вообще, сейчас чувства были на столько спутаны, что ей требовалась помощь.

- Звучит как приговор, - тихо отозвалась итальянка, все еще едва улыбаясь.

Она не могла отрицать, что ей нравится то, как Чин о ней заботится. Настоящий ласковый тигр, который не отдаст в обиду свою любимую, поможет в трудную минуту и поддержит, хотя бы советом. Сейчас он делал для нее многим больше – он был ей опорой в этот нелегкий момент очищения. Дани хотелось отблагодарить его за эту заботу о ней, ведь она сейчас была подобно маленькому ребенку, который еще ничего не может сделать и понять.

- Научи меня жить, - прошептала девушка, заглядывая в любящие карие глаза Чина, - научи жить так, как живут настоящие люди, а не те, кто постоянно носит маски, не так, как я жила раньше… - рука скользнула по его груди вверх, ложась на щеку любимого, - я просто не умею иначе. Забыла каково это. Никогда не умела, получается, по-настоящему любить. Нет, просто не знала этого до того, как встретила тебя… Я буду для тебя той, кем ты хочешь, чтобы я была. Единственный мой, родной. Любимый…

Чин не ожидал, что девушка так точно поймет то, что произошло. Он довольно прищурился от прикосновений Дани, после чего лег на спину, прижимая к себе итальянку таким образом, что её голова оказалась у него на плече. Он расправил халат, в который была закутана девушка.

- Я хочу, чтобы ты была собой. Дани, пойми, я люблю тебя, а не твои маски или свои представления о том, какой ты должна быть. Просто не бойся мне доверять, я не причиню тебе боль, - сказал Чин, перебирая волосы девушки. – Знаю, это сложно после всего, что произошло. Это была моя блажь, глупые мечты о пути воина, мне жаль, что они принесли боль тебе. Теперь я понял свой путь, и он здесь, в Линь Ян Шо, и с тобой.

Пламя костра стало тускнеть – дрова прогорали, рассыпаясь в пепел. В рыжих отблесках огня все казалось иным, даже привычные черты лица Даниэлы. Чин надеялся, что она сможет ему доверять. Судьба преподала ему жестокий урок, неизбежный для всякого, кто упрямо не видит верный путь до тех пор, пока однажды не споткнется. Он не только увидел войну в том виде, в котором она существует на самом деле, а не в легендах о подвигах героев древности, не только почувствовал, что не является неуязвимым, и что в бою страшно, настолько, что все его навыки могут оказаться бесполезными. В этот раз, возможно, судьба решила просто испугать и простить – он выжил, смог быть полезным в бою и сифу Бо все-таки выжила. Все на грани, тонкой, как лезвие меча, но повезло. Удача – неверная дама, не стоит проверять её дважды, такие уроки нужно понимать с первого раза, если не хватило ума осознать все заранее.

- А ты не боишься, что я окажусь страшной эгоисткой и собственницей? – Она опять попыталась пошутить, даже хотя бы негромко рассмеяться, но вышло как-то странно, за что сразу стало немного стыдно. – Неудачная шутка…

Даниэла поудобнее устроилась в объятиях любимого, поймав его руку и переплетая свои пальцы с его. Страх постепенно уступал, а его место занимало спокойствие и тепло. Правда самой итальянке было немного зябко – последствия истерики так быстро не проходят, да и магом Огня она тоже не была. Слегка поёжившись, Дани прислонила его руку к своему лицу, наслаждаясь его теплом.

- На самом деле, я… - итальянка замолчала. Она хотела ему честно признаться, что просто не помнит какая она была раньше настоящая, какой ее видели окружающие до того, как умерла ее мама, но вовремя прикусила язык. Она посчитала, что это уже слишком эгоистично так долго говорить лишь о себе и о своих проблемах. О и так уже слышал абсолютно все, причем несколько раз, так зачем еще раз повторять то, что они оба прекрасно знают? Можно просто поблагодарить. Хотя бы словами. – Спасибо Судьбе, что подарила мне тебя, - Дани попыталась чуть приподняться, чтобы поцеловать его в щеку, - Мы всегда будем вместе. И никуда тебе теперь не деться от такой плаксы, как я. – итальянка вновь улыбнулась, глядя на возлюбленного и, представив, как она сейчас, должно быть, ужасно выглядит. – Я люблю тебя, Чин Ху. Клянусь быть вечно твоей.

Даниэла коснулась его губ в легком поцелуе. Она хотела хотя бы таким невинным образом выразить те чувства, что сейчас испытывала по отношению к своему ласковому тигру, который носил теперь гордое звание ее будущего мужа. Да, это действительно Судьба. Спасибо ей за то, что предоставил двум влюбленный еще один шанс на счастье. Наверное, если бы не все случившееся, то подобного не случилось бы. Возможно, если бы не случившееся, они бы не смогли сблизиться на столько. А Даниэла сейчас была готова отдать ему собственную душу, лишь бы быть только с ним. Всегда.