Комната Ули. Обнажая душу, сжигая страхи…

Когда Уля стала падать, Казанцев бросился к ней, подхватил ее хрупкое тельце, не дав ему упасть. Опустился рядом с ней на цинковку, обнял, пытаясь успокоить.
Ну вот! Я же говорил, что не стоило показывать ей это видение! Черт! – бесновался в голове Внутренний Голос, но Макс напомнил ему, что обещал быть честным с любимой, и теперь он просто не имеет права отступаться от своего слова. Внутренний Голос заткнулся, признавая правоту хозяина.
- Тихо, тихо, - успокаивающе шептал Казанцев, прижимая девушку к себе, и машинально поглаживая ее волосы. Это простое движение, которое он когда-то позволил себе, заставляло его сердце стучать быстрее. Ульяна плакала на его плече, ткань его темной футболки пропиталась влагой, но Максим, ни за что, сейчас не отпустил бы любимую. Ему казалось, что именно сейчас, когда Подольская во власти расстроенных чувств, он ей нужнее всего. И это чувство – чувство того, что он ей нужен – обдавало его сердце волнами счастья.
- Не волнуйся, - тихо шептал Макс, продолжая поглаживать девушку по волосам и давая ей выплакаться. – Мы обязательно их найдем. Обязательно-обязательно!
Макс осторожно отодвинул лицо Подольской от своего плеча, взял ее голову в ладони, вытер большим пальцем слезы с ее щек. Взглянул в такие дорогие глаза:
- Мы их найдем, - твердо произнес он. – Обещаю тебе.
Секунда молчания, чтобы подчеркнуть значимость очередной его клятвы:
- А теперь скажи, тебе ничего в этом видении странным или знакомым не показалось? – спросил Казанцев, отпустив девушку, и вставая, чтобы налить ей немного воды. Спустя пару секунд, парень протянул Ульяне полный стакан:
- Может быть, мы сможем отыскать их, если вспомним какую-то деталь?

Когда тебе плохо, когда ты на грани, тебе нужно надежное плечо друга, любимого… Но и когда тебя переполняет радость, счастье, тебе тоже нужно это плечо. И в горе и в радости… Это не простые слова. Чаще всего говорят, что друзья познаются в беде, но они также познаются и в радости. Только настоящий друг может искренне порадоваться вместе с тобой.
-Я всю жизнь верила в то, что они живы, в то, что я найду их… я не ошибалась, понимаешь, - все еще роняя слезы на руки Казанцева, всхлипывала блондинка. Уля была так благодарна Максу за то, что он рядом, за нежность, которую дарили его руки, за обещание осуществить ее мечту.
Подольская взяла стакан, немного отпила воды.
-Не знаю, - пожала Ульяна плечами,- единственное, на что я обратила внимание, что говорили по-русски, что сужает поиск.
Уля криво улыбнулась, это не всю планету обойти. Потом внезапно вспомнив о чем-то, Подольская подскочила и стала искать одну вещицу. Наконец, она снова подошла к юноше и протянула ему на ладони мамино кольцо.
-Ты говорил, что нужно прикоснуться к чьей-то вещи, чтобы вызвать видение. Может, получится?
Да, это было эгоистично, возможно Максу не хотелось впадать в транс, а тут блондинка со своими проблемами. Она смотрела на него таким просящим взглядом, что самой становилось стыдно. «А, если осталось сделать только один шаг к цели? Его надо сделать, тем более, что Макс согласился мне помочь в поисках?» - рассуждала Подольская, давя в себе чувство вины.
Она присела снова рядом, положила голову на плечо Казанцеву, так, как будто делал это уже тысячи раз.
-Я такая плохая, - тихо сказала Уля, - но я обещаю тебе исправиться… Потом.

Кольцо жгло ладонь, словно его только что вынули из печи. Казанцев хотел думать, что оно еще сохранило тепло ее рук, на нем осталось так много… ее. Ее запах, ее отражение в металле, сладость ее кожи на гранях…
Честно говоря, он надеялся, что провалится в транс, как только коснется кольца. Но, закон подлости во всей своей красе внес свои коррективы. Видения не хотело приходить само по себе, сколько бы Максим не сжимал тонкий ободок металла в руках.
Макс вздохнул, отгоняя непрошеные мысли, когда девушка присела рядом. Обнимать ее он не стал, боясь, что если видение нагрянет неожиданно, он может случайно сделать ей больно.
- Не исправляйся... Не изменяйся, - тихо шепнул он, не удержавшись от того, чтобы слегка повернуть голову и поцеловать ее макушку. – Будь такой, какая ты сейчас, ибо ты такая, какая есть. И именно такой, ты мне нужна всегда…
Видения все не было. Максим мысленно пожелал себе удачи, понимая, что само по себе оно уже не придет. Видимо, надо приложить некоторые усилия, чтобы все получилось.
Казанцев нырнул в вой внутренний мир, сливая все свои раздробленные сознания в одно единое. Сосредоточился на дыхании, вгоняя себя в транс: вдох-выдох… вдох-выдох… Позволил своему вниманию рассредоточиться на пару секунд, охватив внутренним взором всю комнату. А потом направил все свои мысли к кольцу…
Аджна во лбу взорвалась болью, что отрикошетила к Сахасраре, наполняя голову звоном. Казанцева откинуло назад, он довольно чувствительно ударился затылком об деревянный пол. Неожиданно активировавшаяся Манипура, наполнила тело жаром, казалось, сейчас парень просто вспыхнет словно факел… Позвоночник выгнулся дугой, кулаки сжались, Макс забился в судорожных конвульсиях на полу.
Не знаю, как кольцо оказалось на пальце Макса, но сейчас оно было раскалено до обжигающего красного цвета. Оно жгло кожу парня, покрывая ее тонкими нитями волдырей, но Казанцев не обращал на это никакого внимания. Глаза его запрокинулись вверх, сквозь полуприкрытые веки пробивался белок, на котором буквально на глазах набухали тоненькие красные линии капилляров.
Видение все-таки пришло…

Макс внимательно посмотрела на кольцо, которое Уля положила ему на ладонь. Но ничего не происходило. Подольская разочарованно вздохнула. Почему-то ей казалось, что именно сейчас ее рыцарь все увидит, и они будут знать, что делать дальше. Но видение не приходило.
Утешало только присутствие Казанцева, его слова были бальзамом на душу блондинки. Но ростки недоверия все еще жили в Подольской. От этого было грустно, и девушка сердилась на себя. Ей хотелось испытать Казанцева, но это значило бы только одно, что она не верит… А она верит.. Хочет верить… «Может снять носочки, чтобы он увидел мои перепонки, и тогда все станет ясно» - думала блондинка и тут же отгоняла эти мысли. Это недостойно, это подло по отношению к Максу. Он ни на миг не сомневался в ней, ничего не спрашивал ни об Олеге, ни об Улиных сомнениях, хотя наверняка он уловил их, щита то на Ульяне не было…
А потом сердце остановилось, провалилось куда-то, ужас сковал блондинку, когда она поняла, что Макс падает, ударяется своей невезучей головой о пол и бьется в конвульсиях…
-Макс, - кажется кричит, а на самом деле еле шепчет от шока Подольская, - что с тобой, любимый.
Кажется, она впервые произнесла это вслух. Она чувствовала жар от его руки, кольцо было надето на палец и жгло плоть юноши, оставляя ожоги, клеймо.
Глаза Казанцева бегали, как тогда в горах. «Пришло видение», - с каким-то сожалением поняла блондинка. Она не так хотела узнать что-то о матери. Уля не хотела, чтобы Макс испытывал боль. Ульяна выплеснула стакан воды прямо на раскаленное кольцо. Шипение металла и запах горелой плоти неприятно ударили в нос. Ульяна склонилась на Казанцевым, целуя его в лоб, щеки, губы..
-Очнись, милый, не пугай меня так. Ну, пожалуйста, очнись, я так виновата, зачем только я дала тебе это кольцо.
Не боясь обжечься, Подольская стащила кольцо с пальца юноши.

- Ух, ты…
Голос. Девичий, приятный, чем-то смутно-знакомый. Очень знакомый…
Уля?..
- Какое красивое! А почему я раньше его не видела?
Я еще не выполз из изначальной Тьмы, что постоянно окружает мое сознание перед каждым видением. Но осознание того, что это все-таки видение, что все получилось, что я все-таки провалился в транс, пришло сразу. Хоть что-то я увижу. Уже хорошо.
- Оно всегда было у нас, - другой голос: женский, низковатый, но какой-то надтреснутый, скрипучий. В голосе ощущается жесткость, властность. – Просто, тебе еще рано было узнавать о нем…
Зрение еще не вернулось, но слух работает исправно. По опыту я знаю, что зрение вернется последним. В нос бьет запах бензина и выхлопных газов. Через секунду начинает ощущаться качка. Я понял, что еду куда-то. Видимо, в машине.
- То есть, теперь-то я достойна, да, типа? – спустя мгновение приходит осознание того, что этот голос принадлежит… мне?
- Что за словечки?.. Но, да, именно поэтому ты и получила эта кольцо, - снова тот же голос. Черт, когда уже вернется зрение? – Когда-то таких колец было два. Одно из них… потерялось. А вот второе – мы дарим тебе. На день рождения. Тебе же сегодня 17?
- Ха! Что, эдакую фамильную реликвию уберечь не смогли?
Зрение, наконец, начало проясняться. Мерзкий туман, что плыл перед глазами, стал распадаться на хлопья, пошел разрывами, теряя свою плотность.
- Мы тебе все расскажем, Ангелина. Но ты должна потерпеть.
Ага. Значит, меня зовут Ангелина… Странно, я был почти уверен, что попал в далекое прошлое, когда Уля еще была с родителями... Или она не была с ними вообще?..
Мысли стали путаться, сливаясь с мыслями той, глазами которой я наблюдал за происходящим…
Поворачиваю голову в сторону. Перед глазами, за поднятым стеклом автомобиля, проплывает набережная какой-то речки, впереди какие-то дома, офисы, что подпирают небо. Взгляд зацепился за крышу какого-то огромного красного храма, кажется католического. Я пытался поймать и запомнить любые ориентиры, что угодно, что бы могло помочь понять, где я нахожусь, и где, возможно, находятся родители той, что стала для меня важнее всего на свете.
Наконец, в поле зрения Ангелины попадает та, что сидит вместе со мной на заднем сидении просторного автомобиля. Статная женщина, «бальзаковского» возраста, но все еще сохранившая свою привлекательность. Темные, местами тронутые сединой, волосы собраны в хвост на затылке, острый взгляд, что цепляется за каждую деталь, скрыт за большими очками, стекла которых слегка затемнены. Очень красивые черты лица: есть в ней что-то от Ули… или в Ульяне есть что-то от нее? В одежде – строгая, подчеркнуто строгая. Видимо, в характере тоже.
Приходит понимание: Мама. Она – Мама… Моя Мама…
Фыркаю. Так фыркают кошки, когда чем-то недовольны. Перевожу взгляд на кольцо, которое держу в руках – оно почти точная копия того, что я, кажется, уже тысячу лет назад, сжимал в ладони в комнате любимой, дожидаясь видения.
Машина мягко останавливается. Слышу тихий разговор за стеклом, но мне все равно. Гляжу на кольцо. Изучаю.
- Ангелина, - голос матери выводит меня из водоворота дум, поворачиваю голову, вижу, что она уже вышла из машины. – Выходи. Дело у нас.
- Знаю, - буркаю недовольно, надеваю кольцо на палец, не в силах удержаться любуюсь игрой света на его гранях и долах. Выхожу из машины.
В лицо бьет сильный осенний ветер. Я фыркаю снова, по-кошачьи зло. Плевать я хотел… или хотела?.. на ветер. Шагаю вслед за матерью к темному подъезду, поднимаюсь по лестнице, хотя предпочла бы воспользоваться лифтом. Ну и что, что всего четвертый этаж? Может мне не хочется ломать ноги по этой чертовой лестнице?
Мать останавливается перед какой-то дверью.
Сейчас мое сознание раздвоено. Одно принадлежит мне – Максиму Казанцеву, который понимает, что это всего лишь видение, что, возможно, ничего этого еще не произошло, что все еще можно изменить. И это ощущение – ощущение того, что нужно что-то изменить, не допустить, остановить, давит на меня со всех сторон. Я судорожно пытаюсь запомнить любые ориентиры, хватаюсь за любые зацепки, в надежде понять, где я, что я… Я знаю, что за всем этим стоит одно чувство. Страх.
Второе сознание – это тоже я, но… это странная девушка по имени Ангелина, которая называют женщину, похожую на Улю «мамой». И это сознание сейчас охвачено странным возбуждением, перед глазами проносяться какие-то ужасные картины, и я чувствую, как губы сами собой складываются в какую-то жутковатую, хищную улыбку. Я знаю какое чувство управляет этим сознанием. Предвкушение.
Первое сознание запоминает номер двери. 54.
Второе ждет, изнывая от нетерпения.
Наконец, дверь открывается, на пороге показывается мужчина: немолодой, слегка лысеющий, но все еще очень крепкий и подтянутый. Серые, Улины глаза смотрят молодо, но… тускло. Кажется, что эти глаза заволокло тьмой. Одет он в небесно-синюю рубашку, рукава которой закатаны до локтей, темные брюки и ботинки. Нет в нем той строгости, что есть матери, а есть просто… покорность. Пожалуй, лучшее слово, что можно подобрать.
Очередное понимание: Папа. Он – Папа… Мой Папа…
- Ангел мой, - отец улыбается, нежно, даже, кажется, тусклость его глаз пропадает, сквозь тьму проскакивает лучик света. Обнимает меня. Меня переполняет нетерпение. Не хочу этих объятий.
- Кто там пришел? – слышится из глубины комнаты. Голос мужской. – Кого ты там позвал, гад?
Отец поспешно пропускает нас внутрь, плотно закрывает дверь.
- Ну, что, как дела? – спрашиваю, изнывая от нетерпения, и сжавшись от страха.
Отец пожимает плечами, ведет нас в комнату, посреди которой стул, с привязанным к нему человеком. Отец тяжело вздыхает.
Мать подходит ближе, берет человека за подбородок, заглядывает ему в глаза. Несколько минут они замирают в такой позе, я жду, напряженно ожидая результата. Наконец, мама разрывает контакт взглядов, вздыхает так же тяжело как отец:
- Он ничего не знает.
Папа пожимает плечами. Я знаю, что означает этот жест, мол, «Я же говорил».
- Ангелина, - жду слов матери, жадно раздувая ноздри, словно хищник, почуявший добычу. – Разберись тут…
Мать берет паузу, не спуская с меня глаз. А я уже чувствую, как по груди расплывается приятное тепло, как меня переполняет огненная стихия.
… и дочка, - голос матери едва доходит до моего сознания, сквозь всполохи огня, топящие сознание. – Побыстрей, пожалуйста. И поаккуратней тут. Надо, чтобы соседние квартиры не задело.
Киваю машинально, уже едва удерживая накопленную мощь. Родители поспешно уходят, оставляя меня одного (или одну?). Наедине с пленником, в глазах которого испуг, смешанный с недоверием. А я гляжу на него, наслаждаясь собственным могуществом и одновременно сжавшись от страха, от понимания, что именно сейчас произойдет…
А дальше приходит огонь… Он повсюду…
Я кричу, пытаясь вырваться, я смеюсь, сжигая все на своем пути. Я рыдаю, умоляя себя остановиться, и понимая, что здесь я ничего не решаю. Я захлебываюсь собственными эмоциями: счастьем, радостью, удовлетворением…
Кричу… Чувствуя, что кольцо на пальце нагрелось от близости всепоглощающего пламени, но не обращая на это внимания…
Огонь… Везде огонь…
Гляжу на кольцо… Гляжу, понимая, что его нет, что оно вдруг исчезло с моего пальца, но я не замечаю этого….
В глаза бьет свет…
_____________________________________

… открытые глаза уловили движение Ульяны, ее заплаканное лицо. Макс резко хватанул ртом воздух, поднялся, сел, уставившись в одну точку, пытаясь прийти в себя после слишком яркого видения.
Потом пришла боль. Боль на пальце, том самом, где было кольцо. Макс перевел остекленевший взгляд туда, увидел ожог, и только потом позволил себе выдохнуть.
Ожог на пальце означал только одно – оно было там, но его сняли…
Казанцев перевел руки на пальцы Подольской, что стали покрываться волдырями от ожога…
Макс вскочил, резко, порывисто подался вперед, обнял Ульяну, чувствуя ее тепло. Не обжигающий жар пламени, а мягкое, нежное тепло любимого человека. Его душили рыдания, благодарность, любовь, нежность и… страх. Захотелось обнять ее, крепко-крепко, и никогда ни за что не отпускать. Не отпускать туда, к этим людям…
- Уль, - тихо, сквозь всхлип, прижимая ее к себе что есть силы, попросил Казанцев, - спасибо, что сняла кольцо. Спасибо большое…

Прошло мгновение, как Ульяна сняла кольцо, и Макс тихо застонав, открыл глаза. Страх, ужас, отвращение и боль были в его взгляде. Чувство вины вновь захлестнуло блондинку. Она кинулась в его объятия, как к спасательному кругу кидается утопающий.
-Ты очнулся, милый, прости... прости меня, - целуя Макса в щеки, глаза, губы, шептала блондинка. – Я с тобой, я вылечу эти ожоги, только прости меня за эту новую боль.
«Что бы было со мной, если б я навредила ему? Как бы я смогла жить… Боже, какое счастье, что я нашла его, что он половинка моего сердца» - рассуждала Уля, устроившись в объятиях Казанцева, прижавшись щекой к его шее, под подбородком. Подольская обезболила ожог любимого. Она взяла его за руку и поднесла ладонь к своим губам, целуя там, где поселилась боль. Плавно махнув рукой, она выудила из стакана воду и обвернула пострадавший палец водным жгутом. Действуя энергией сердечной чакры, блондинка наблюдала, как восстанавливается кожный покров.
Затем прижавшись к его груди она застыла, слушая как он дышит.
-Было страшно? Не отвечай, я знаю, я видела твой взгляд… - Уля вздохнула, - знаешь, я хочу уехать далеко-далеко, на необитаемый остров… с тобой. Чтобы не было страхов, ночных кошмаров, боли, - она подняла голову, вглядываясь в полумраке в выражение его глаз.

«Милый»…
Боже, как же приятно слышать такое из уст любимой! Он был готов проходить сквозь огонь тысячу раз, лишь бы она еще раз называла его так…
- Не волнуйся, - не собираясь так легко отпускать ее, попросил Максим. – Ты меня уже спасла... Не беспокйся из-за ожогов, они не смертельны… и почти не болят.
Конечно, она не послушала. Ее движения были быстры, проворны и очень… профессиональны, что ли? Девушка умела настоять на своем, и это делало ее еще прекрасней в глазах Казанцева… Но ее поцелуй, казалось, заживлял гораздо лучше, чем любая магия.
Ожог проходил на глазах. Макс чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, когда Уля прижалась к нему.
- Ты не виновата, - парень опустил взгляд, пряча его под ресницами, несколько секунд молчал. Потом притянул телекинезом кольцо девушки в свою ладонь, вложил его в руку любимой. – Я знаю, что оно для тебя очень много значит. Не потеряй его, хорошо?
Казанцев ненавидел себя в этот момент. Он мог бы просто забыть про кольцо, убрать его телекинезом под цинковку, так чтобы Уля его еще долго не нашла. Но… он же обещал быть с ней всегда честным. А разве "забыть" про кольцо - это не обман?
- А, давай, уедем! – ухватился за предложенную идею, парень, улыбнувшись. – Куда угодно!
…Только не к этим людям…
- Куда захочешь! – Макс снова порывисто обнял девушку, понимая, что просто хочет ее как-то уберечь, но не может выразить этого никак, кроме этого нежного жеста.
Была еще робкая надежда, что Уля не захочет знать, что он увидел в видении. Робкая и глупая. Казанцев отлично понимал, насколько это важно для нее, но и заставить себя заговорить о нем первым просто не мог.

Кольцо… Уля уставилась на него, оно было красивым, но желание его носить так и не появилось. Этот предмет был единственной ниточкой, связывающей ее с родителями.
Как это не жестоко, но Уля должна была спросить. Макс молчал про видение, он говорил о чем угодно, но только не о том, что видел…
-Мы уедем, когда-нибудь, - прошептала девушка, глядя в темноту комнаты, - туда, где много прозрачной ярко-голубой воды, где песчаный пляж… Но… не сейчас.
Подольская вздохнула, собирая остатки своей воли и поражаясь своей черствости…
-Ты молчишь… Почему? Тебе не хочется рассказать про видение… Я же поняла, что это было видение… Все так плохо? Ты же понимаешь, что я должна знать…
Молчание затягивалось, мрак, казалось, обступил ее со всех сторон.
-Я должна найти их… Мне кажется, что если я найду их, даже если для них это будет ничего не значить, мне станет легче, я смогу пойти дальше.
Подольскую постоянно разрывали противоречивые чувства. Родители никогда не приезжали, не звонили, не писали, хотя знали, где Уля живет. Но с каким-то неимоверным упрямством Ульяна верила, что если она их найдет, то они будут рады.

И все же, этот момент настал. Затягивать с рассказом больше нельзя. Макс понимал, чего именно от него ждут, но… как же это трудно, обманывать ожидания любимых! Он ведь должен был стать ее рыцарем в сияющих доспехах, защищающим ее от любой опасности! Почему же сейчас он чувствует себя предателем, который готов загнать нож ей под ребра???
- Я понимаю, - Максим грустно кивнул, чувствуя, как в уголках его глаз снова накапливается горечь. – Прости, что не заговорил о видении сразу. Хотелось…
… побыть счастливым еще немного…
- … собраться с мыслями. Видение было… сложным.
Макс вздохнул, поднялся, разминая затекшие ноги. Взял стакан, налил себе еще воды. Он понимал, что просто оттягивает начало разговора. Всеми силами оттягивает.
- Ну, наверное, тебя должна обрадовать новость, что, похоже, у тебя есть сестра, - начал Максим, выключив все эмоции из голоса, сделав его сухими и надрестнутым, словно передвигали кости в склепе. – Сестру зовут Ангелина. Она жива и здорова. Очень красива, умна и… ее голос похож на твой, Уль...
Макс отпил воды из стакана, понимая, что начинает срываться, что в голосе проскальзывают нотки ужаса, от которого шевелятся волосы на затылке, отвращения, которое заставляет взгляд бегать по сторонам, и ярости, что заставляет сжимать стакан до боли в суставах. При этом были там и нотки боли, страдания и нежности, которые то и дело прорывались наружу.
- Она… - Казанцев снова помолчал секунду, подбирая слова, чтобы как-то смягчить, то, что собирался сказать. - У нее сложный характер, похоже. Не похож на твой… А еще она маг. И ее стихия – огонь.
Максим понял, что сейчас не способен дальше рассказывать об Ангелине, и переключился на родителей любимой:
- Твои родители тоже живы, - продолжил он. – Мать – очень сильная, статная женщина, сразу видно, что она может справиться с чем угодно. И она – тоже маг. Похоже, она менталист, как и я, но всех ее способностей я разобрать не смог. Отец… Отец, похоже, человек не конфликтный, готовый к компромиссам и переговорам. Маг он или нет, я не знаю…
Голос снова начинал позорно потрескивать, когда Казанцев переживал отдельные моменты своего видения. Очень хотелось забыть обо всем, но парень постоянно напоминал себе, что он делает это ради любимой, и как это для нее важно. Пришлось снова отпить из бокала, тем более надо было переходить к самой шокирующей части истории.
- Я не знаю, чем занимается твоя семья, - проговорил Максим, очень осторожно подбирая каждое слово, - но мне кажется, они выбрали довольно опасное ремесло… Уль, нам нужно быть очень осторожными, когда будем их искать, хорошо?
Он не собирался передавать Подольской свое видение. Не собирался рассказывать абсолютно все. В конце концов, он же не знает, что за человека там сожгла эта Ангелина, да? Вполне возможно, что это был злодей, маньяк-убийца, что терроризировал всю округу, и им просто нужно было их убрать. А у Ангелины просто очень обостренное чувство справедливости? Ведь такое возможно, да? Возможно ведь??

Он отстранился, поднялся и стал ходить по комнате, в глазах Макса снова появился тот ужас и отвращение… Уля сидела как ледяная статуя, потеряв контакт с любимым. Это было еще хуже, чем она предполагала.
-Сестра? – воскликнула радостно Уля.
«Боже, спасибо, я всегда мечтала о сестренке» - полная счастья думала блондинка.
Но ее удивляла реакция Казанцева, он не радовался, его голос был сух, и он заметно волновался.
«И родители… это главное, они живы, я найду их» - думала о своем Подольская, пропуская мимо ушей странные интонации в голосе юноши.
-Осторожными? Что ты имеешь в виду? Бабушка мне тоже всегда говорила, чтобы я была осторожна в своих поисках… - какие-то упрямые нотки проскользнули в голосе блондинки. – Они… Чем-то плохим занимаются? Криминал? Нет! Не может быть…
Хотя сомнения все-таки были… Бабушка всегда морщилась и отворачивалась, когда Уля начинала разговор о родителях. «Они недостойны такой ласточки, как ты, Улюшка» - говорила бабуля, но девочке казалось, что это от обиды за нее, что ее оставили… Дед никогда не говорил о сыне, вздыхал и уходил без слов. Была только одна фотография Федора Подольского, бабушка хранила ее в тайне от деда. Никто никогда не объяснял Уле, что случилось. Что-то плохое… Про маму не было никаких упоминаний. Один раз блондинка видела, как бабушка рассердилась не на шутку, при упоминании о жене сына. «Никогда, больше никогда не говори о ней, она камень, нет, она лед, женщина без сердца», - выпалила бабушка, расплакалась и ушла. С тех пор Ульяна никогда не заговаривала с ней о родителях.
Если Макс повторяет слова бабули, что это значит?
-Но, ты же не отказываешься от своего слова, помочь мне в поисках? – с замиранием сердца спросила блондинка. Она обняла себя руками, стараясь скрыть дрожь. Дрожь от какого-то странного предчувствия, что-то надвигалось в их жизни, и Уля не была уверена, что это было что-то радостное…

- Уль, подожди, - бросился к любимой Казанцев, обнял ее, пытаясь успокоить. Он не мог спокойно смотреть на ее страдания, на ее метания, на ее желание найти родителей и на ее страх отыскать совсем не то, что она хочет. Страх, который он, своими словами, своими руками поселил в ее сердце. – Говорю же, я не знаю, чем они занимаются! Может, они не плохие люди, Уль! Я же видел просто пару минут их жизни, а не всю жизнь…
Макс сам не понял, как начал оправдывать родителей и сестру любимой в ее собственных глазах. Сейчас он действовал больше по наитию, чем действительно осознавая, что делает. В этот момент маг земли уступил теплому, порывистому и прямолинейному магу огня.
Вопрос Ульяны снова хлестнул по сердцу огненным хлыстом. Ну, за что она с ним так жестоко?.. Максим быстро отсек не нужные мысли. Кто он такой, чтобы судить ее? Ведь он, действительно, еще ничего не сделал, чтобы она могла доверять ему безоговорочно!
Так что, хватит жалеть себя, Казанцев, лучше просто прими факт того, что она тебя любит. А ты любишь ее. И это главное.
- Конечно, я не отказываюсь, - мягко ответил Максим, осторожно поцеловав девушку в висок. – Мы вместе отыщем их, я же обещал, помнишь? Все будет хорошо…
Парень вздохнул, размышляя. Его мысли цеплялись за некоторые моменты видения, пока руки уже почти привычно гладили Подольскую по волосам.
- Скоро рассвет, - не совсем в тему, проговорил он, услышав громкое пение предрассветной птицы за окном, и в голосе его появилось сожаление. – Я предлагаю вот что… Сегодня я поеду в деревню и попытаюсь выйти в интернет, чтобы поискать некоторые ориентиры, которые видел в своем видении, хорошо? Там церковь с красной крышей, дома, офисы, речку… в общем, у нас есть от чего отталкиваться. А ты пока попытайся успокоиться, веди себя, как обычно, хорошо?.. Может у меня не получится с первого раза, но я обязательно найду город, в котором живут твои родители. А потом мы създим туда, и все выясним, ладно? Думаю, наши наставники нас отпустят. Правда же?