Дело ясное, что дело темное

Ого, вон оно как все повернулось. Мэй даже забыла еще раз откусить от корня, потому что была заключена в - не побоюсь этого слова - медвежьи объятия. На лице ее, ныне не обремененном печатью высшего разума, застыло донельзя удивленное выражение лица с вытаращенными, как две плошки, глазами. Бежать отсюда, нафиг. Бежать, не оглядываясь. Она бы так и сделала - если б ее не держали. А держали крепко, пусть и недолго. А когда отскочили обратно, то Мэйлин попыталась хотя бы сделать не такое удивленное лицо, будто каждый день только и делает, что жует корни, да обнимается с пандами, ей-богу.

А в голове уже звенел первый звоночек - что его имя подействовало. И что если продолжать дальше, то, наверное, так и можно будет вернуть Максима обратно. Не бежать же за старшими мастерами, в самом деле, Мэй надеялась, что и сама сейчас сможет справиться с возникшей проблемой.

- Максим Казанцев, - твердо и уверенно произнесла она вслух, когда первый шок прошел и можно было соображать нормально. - Тебя зовут Максим Казанцев, - очень хотелось назвать его по-родному, по-китайски, сначала фамилию, потом имя, но почему-то европейцы не такое большое значение отдавали фамилиям. Мэй и так огромного труда произносить все эти европейские, и тем более славянские имена хотя бы частично правильно, а не так, как назвал бы любой нормальный среднестатистический китаец. И не факт бы, что при этом он не обругал бы вас матом.

- Ты - человек, - словно это как-то могло помочь человеческому вынырнуть из глубин звериных инстинктов и выкарабкаться на поверхность. Вообще, по большому счету, Мэй полагала, что с пандой у Макса не совсем все гладко, иначе бы он уже давно вернулся. Видимо, она у него задом совсем человека задавливает, оттого и приходится его так долго искать и звать.

А двуногая разошлась. Вон даже еду не доела. И продолжала повторять набор каких-то малопонятных звуков.
- Да знаю я, знаю, - раздался голос Другого в голове, и Он снова удивился. Теперь этот голос звучал достаточно ясно, и расслышать его не составляло труда. Другое дело – понять… Дело в том, что мысли Другого были… другими. Слишком сложными, слишком непонятными. Приходилось прилагать усилия, чтобы пытаться понять, что он имеет в виду, и это было непривычно. Утомляло.
Он вздохнул. Склонил голову набок, наблюдая за решительно настроенной двуногой, и пытался понять, что она от Него хочет.
- Красивая она, да? – сказал вдруг Другой.
Он задумался. Нет, красивой она не была, как и все двуногие. А еще пахла как-то странно. Худенькая, безо всякой шерсти, да и окрас какой-то странный. Короче, ничего красивого. И вообще, глупая она какая-то.
Хотелось спросить, чего она хочет. Может ей надо поспать? Или поесть чего-то другого, акромя кореньев?
Другой горестно вздохнул, преувеличенно шумно, глядя на девушку вместе с Ним и Его глазами. Он не понимал, как можно так вздыхать в Его голове, но, казалось, Другому это не доставляет особых проблем.
- В общем, она хочет, чтобы ты уступил мне место, – пояснил слова и действия двуногой голос в голове.
Это Его разозлило. С какой вдруг стати, он должен уступать место???
- Вот ты есть хочешь? Вкусного превкусного бамбука? Хочешь?
Он подозрительно фыркнул, прислушиваясь. С каждым разом, улавливать мысль Другого было все проще и проще, скоро он научиться понимать его в полной мере.
- Нет, правда – продолжал голос в голове. – Хочешь? А тут его нет. Но я могу найти для тебя…
Подозрительности прибавилось. Чего это вдруг Другой стал таким благодетелем?
- Ну же, братец, решайся, - говорил тем временем голос. – Ты тут скоро с голоду помрешь таким макаром. А я тебе бамбук найду. И когда ты вернешься, будет море твоей еды, Блэкджек и шлюхи-панды.
Из всего сказанного, Он понял только то, что скоро можно будет поесть. Вздохнул. Глянул вокруг с тоской. Закрыл глаза, немного расслабившись…
- Спасибо…
В следующий миг, все вокруг потонуло в океане всепоглощающей боли… Он хотел зареветь, но не успел, хотел перехватить контроль, но от Него уже ничего не зависело.
Превращение свершалось.

Океан всепоглощающей боли не хотел отпускать, удерживая сознание Казанцева в своих цепких объятиях. Макс бился, выгибался, корчился в муках, пытаясь выплыть из этого ада, вынырнуть на поверхность, чтобы хоть на секунду передохнуть…
Ему казалось, что прошли миллионы лет в этой нескончаемой боли. Что вокруг разрушались горы, оставив после себя лишь равнины, по которым ходят стада диковинных животных. Что исчезли города, о которых он знал, что даже солнце стало светить совершенно по-другому. Возможно, человечество уже прекратило свое существование, и на смену ему пришла другая, более развитая, более совершенная, более человечная раса… Такая, как панды, например?
Пока дух Макса барахтался в этом море боли, тело его подвергалось изменениям. Исчезали внушающие уважение когти, превращаясь в крючковатые пальцы. Пропадала шерсть, заменяясь нежной, розовой кожей. Глаза меняли свой цвет, изменялась радужка и белок. Черно-белая пандская морда спадала, словно маска, а за ней уже угадывались вполне человеческие очертания… Менялось все. Постепенно. Болезненно.
Макс не кричал. И это было странно. Лишь дышал хрипло, порывисто и рвано. Шумно.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем перед Мэйлин снова лежал Максим. Лежал и глупо хватал ртом воздух. Сознание его еще плавало где-то там, в далеких сейчас океанах боли, оно все еще страдало. Но это были всего лишь воспоминания о том, что происходило всего пару минут назад, но даже эти воспоминания причиняли страдания не хуже самой боли.
Прошло еще с полминуты. Взгляд Казанцева стал осмысленным, его дух выбрался из плена боли, вызванного обратным превращением. Макс еще несколько секунд приходил в себя, прежде чем сфокусировался на Мэй:
- Ты не представляешь, что сейчас произошло! – радостно, хоть и немного хрипло воскликнул он, как только сумел справиться с голосом. – Благодаря тебе, я таки сумел наладить диалог со своим внутренним зверем!
- Что такое диалог? – пришел странный образ из глубины сознания. Макс вздрогнул. Ему понадобилось пара секунд, чтобы понять, что это панд пытается с ним общаться...
Ну, замечааатееельно, теперь. И как этот внутренний диалог прекратить, дабы не мешался??

Помогло. Подействовало ведь. Обратное превращение началось, и оставалось только гадать, каких мучений это стоит. Мэйлин с растерянностью поняла, что ждет криков или стонов боли. но ничего этого не слышала. А еще ей казалось, что превращается он очень долго, мучительно долго - так успеваешь заметить, как холодный пот выступает на лбу и стекает между лопатками по стене, а кончики пальцев холодеют, потом их начинает покалывать, словно иголочками. Ожидание - самая паршивая в мире вещь. Потому что ожидание - это бездействие, и от тебя уже ничего не зависит. А Мэйлин не любила, когда от нее ничего не зависело, ведь она никак не могла на все это повлиять. У нее даже ладони вспотели, настолько она переживала. Радует только одно - что все когда-нибудь заканчивается. Правда, она не сразу нашла слова, чтобы что-то сказать - так и ждала, пока Максим сам первый заговорит. На ее глазах только что случилось превращение, и Мэй переживала такое чувство, будто подсмотрела за чем-то личным.

- Ага, я видела, - с робкой и несмелой улыбкой заверила девушка, все еще сидя на полу беседки и уже начиная подмерзать, потому что все-таки пол беседки. Да и ветер тут, пусть и родная стихия, а холодный. - Ты заставил меня есть корень, - она красноречиво показала ему остаток угощения. - Хотя на вкус ничего, я бы сказала. На морковь похоже.

И, задумчиво осмотрев корешок, откусила от него еще. Раз уж помирать, так с музыкой. И с корнями в зубах. Чудны крестьянские дети...

- А еще я теперь знаю, как тебя вернуть обратно - и ты должен знать. Самое главное - имя не забывать свое - и тогда всегда можно обратно превратиться. Ты проверь, у тебя хвоста не осталось? На вид ты вроде не изменился. Но знаешь, бывает такое, что хвосты остаются, - участливо посоветовала Мэй, которая испытывала не меньший, чем сам Максим, шок. Она, помнится, в свое время боялась, что у нее клюв останется. Некрасиво же.