Надежды - прочь, сомнения - долой...

Мишель явно было тяжело говорить обо всем этом - но она справлялась отлично. Волк положил голову девушке на плечо, закрыл глаза - и слушал, что говорят окружающие. Спокойно, даже как-то пофигистично позволил Арлетте себя ощупать. Пусть изучает, если ей кажется, что она может что-то понять здесь...

Просьба Ули была разумна, очень даже - и, поразмыслив над ней, Рейс пришел к выводу, что превращаться ему все же придется, в любом случае. Да, португалец был согласен с Арлеттой, обезболить что-либо в данной ситуации вряд ли получится - но перекладывать весь разговор на плечи Мишель и дальше Джильди уже просто не мог. Волк нехотя высвободился из рук бразильянки, чувствуя, как каждое движение отдается болью - и стал превращаться, возвращая себе человеческий облик.

В этот раз, как и каждый раз в последние дни, к обычной боли от плавящего кости превращения теперь еще добавилась ныне постоянная боль Рейса, постоянно следовавшая за ним и не отступавшая ни на шаг. Рейс с усилием заставил себя поднять голову - казалось, даже глаза болели от яркого света - и бесцветным голосом спросил у Ули: - Что именно ты хотела узнать?

Мишель смотрела на Макса с плохо скрываемой яростью, прижимаясь ухом к волчьей шее и обнимая зверя обеими руками. Дьявол, ну неужели обязательно сейчас выяснять отношения и доказывать, как он все понимает лучше всех? Вот честное слово, так бы ему и врезала... На приблизившуюся Арлетту Диас покосилась с недоверием, но кивнула в ответ на вопрос девушки. Если она действительно врач - быть может, она подскажет какой-нибудь способ облегчить боль Джильди?
Но американка ничего обнадеживающего не сказала - напротив, ее слова прозвучали скорее как приговор. А тут еще и любимый вдруг стал вырываться из рук Мишель... Девушка разомкнула объятия и проводила зверя растерянным взглядом - не могла понять, что же он собрался сделать.
В первые мгновение превращения сердце, эта глупая мышца, предательски и сладко екнуло, напоминая о том дне, когда Мишель впервые встретила Джильди... И только потом на Диас навалился ужас - словно отголосок той боли, которую сейчас испытывал ее любимый. Ей уже казалось, что это превращение длится не три минуты, а три ужасных вечности...
- Ну зачем ты...? - зашептала по-португальски Мишель, обнимая Джильди и чувствуя, как от боли под его бледной кожей мелко вздрагивают, беспрестанно сокращаясь, мышцы. - Зачем, не нужно было... Я бы сама им все рассказала, все объяснила, зачем же ты... - не зная, что еще сказать, бразильянка уткнулась лбом в плечо Джильди, почувствовала, как он обнимает ее в ответ и как бесконечная боль заставляет пальцы Рейса мелко дрожать - и заплакала. Негромко, неумело, словно беспомощный щенок. Плакала от того, что даже в такой момент ее любимый находил для нее силы, хотя бы на то, чтобы обнять ее - и от того, что скоро его рядом с ней больше не будет, не будет...

Действительно, почему я решил, что дело в легких? – спросил сам себя, Макс. – Только потому что, мне было тяжело дышать, когда я почувствовал боль Джильди?.. Или дело в ассоциациях, которые возникают с тем случаем в горах?..
Казанцев помотал головой, восхищаясь искусством Арлетты, что смогла с помощью беглого осмотра, безо всяких приборов и без магии сразу же определить, что именно происходит с ее «пациентом». Тем более - волком. Отличный ветеринар бы из нее вышел, такой талант в землю зарыла.
- Возможно, вы и правы, - пожал плечами Максим, наполняя ментальный щит до предела, превращая себя в холодный и твердый осколок льда. – Возможно, с ним и вправду все нормально, если он так считает.
Угу. Как же.
Когда Джильди превратился, стало сложнее. Во сто крат. Казанцев не стал замечать прибавившиеся морщины в уголках глаз друга, или уголок рта, что опускался при каждом вздохе. Не стал заострять внимание на слезах Мишель, когда она его обняла, не стал глядеть в глаза португальца, наполненные каким-то странным чувством. Выключил из головы его голос.
Зачем замечать эти вещи? Ведь все же нормально. Все так, как должно быть.

- Ой, нет, - тут же отказалась от своей идеи с канатиком Арлетта, как только получилось узреть превратившегося шамана. - Нет, никакие канатики мы передавливать не будем, забираю свои слова назад... - Американка осторожно протянула ладонь и коснулась влажной от пота шеи португальца. Черт, так и думала - холодный липкий пот, совершенно без запаха. Плюс тремор мышц, бледная кожа... Зрачки... а вот не видно, глаза очень темные. Хотя наверняка ничего радостного увидеть там нельзя. Кожа жарче, чем полагается - то есть температура присутствует, какие-нибудь тридцать семь с половиной. Приблизительно. В общем, состояние такое, что добить несчастного парня гуманней будет... А от его бесцветного голоса так вообще на стенку лезть хотелось.
Арлетта задумалась, внимательно разглядывая парня, раздумывая, как бы с ним теперь поступить и одновременно слушая, что он там вещает своим обесцвеченным от боли голосом. Слух кольнуло слово "кома" - и дальше американка уже зарылась в болтавшуюся у нее на плече сумку. Раз все равно сейчас кома нужна - Арлетта собиралась несколько пришпорить события, ну сил же никаких уже на эту бледную тень смотреть не было...
Американка как раз сегодня в очередной раз моталась на почту, за посылкой из родного дома. Вот за что любила папашу - не надо подсказывать, какую хрень прислать дочурке, он сам догадается. Сегодня была не коробка, а относительно небольшой сверток - но, судя по беглому прощупыванию, шприцы там были...
И вправду были. Были, ура. И даже нужный пузыречек был, ура еще раз. Доползет до своей комнаты - напишет отцу нежное благодарственное письмо страниц на десять, вот так повезло. Арлетта мигом проткнула резиновую крышку флакончика и набрала в шприц препарат. Скептически оглядела, оценивая дозу. Вроде как да, перебор, но чтобы уж наверняка...
- Ну вы уж меня простите, ребята, - пробормотала Арлетта. И одним движением всадила иглу в руку португальца. По тому, какое побежала волнение по его коже, поняла, что попала четко в мышцу - и ввела препарат, пока ручонки не задрожали и не захотелось малодушно выронить шприц...
Сотворив это в чем-то подлое действие, американка тут же вскочила. Вот черт, и впрямь руки тряслись... Не сдержавшись, Арлетта швырнула использованный шприц Максу в лицо. Разбесил. Своей равнодушной мордой кирпичом разбесил. А как разливался-то тогда, в прошлую встречу, что вот, Джильди такой замечательный, и какой он ему друг... Чего ж тогда сидит с каменной физиономией, как будто это не его друг помирает?
- Если я предположила, что все нормально - это, черт побери, не значит, что мои слова являются непреложной истиной! - рявкнула Арлетта, наступая на Макса и трясясь от бешенства. - Что ж ты уселся-то с таким лицом, как будто это ты у нас с Плутона, а? - и, не сдержавшись, девушка до всей дури хлопнула парня обеими руками по ушам. Больно - раз, нарушает равновесие - два, вакуум в ухе всегда неприятен - три. Потом схватила за волосы и, потянув голову парня на себя, съездила ему коленом в нос. Американку надо было круто разозлить, чтобы она начала крушить все подряд - но в данном случае у человека получилось просто отлично. И дальше, в общем, все, ку-ку, добивала бы оглушенного парня - но кто-то наверху, видимо, решил еще дать Максу второй шанс. Арлетта, что называется, просто задницей почувствовала, что инсулин к этому моменту уже сработал - и, метнувшись обратно к Джильди, едва успела подхватить его обмякшее тело. Поймала за затылок, рискуя вывернуть парню шейные позвонки куда не надо - и осторожно опустила его голову на землю. Ощутила, как на шее парня, прямо у американки под пальцами, на мгновение взорвался бешеным бегом пульс, захлебываясь собственным ритмом - и начал замедляться...
- Все, - вяло сказала Арлетта. - Кома. Прости, - прошептала американка, поднимая глаза на Мишель. Не исключала варианта, что ее сейчас удушат, без суда, следствия и последнего слова...

- Отвечаю, - сказал Джильди, едва удерживаясь от гримасы боли и обнимая расплакавшуюся Мишель. - По идее, к тому моменту, как мое сердце остановится, вас рядом быть уже не должно... никого рядом быть не должно. Через какое-то время я должен впасть в кому, не знаю, может быть сейчас, а может быть, мне ждать еще несколько часов... Если вы сможете после этого спрятать мое тело так, чтобы на него никто случайно не наткнулся, я буду вам бесконечно благодарен... Сейчас процесс уже неостановим, его разве только можно ускорить каким-нибудь образом, но остановить уже нельзя... И - ждать, просто ждать. Я не знаю, как пройдет "перезапись" и что уцелеет от прежнего меня - но, надеюсь, каких-то существенных изменений не произойдет...

Больше рассказывать, пожалуй, было нечего. О чем говорить, о том, как лоа разложат его на мельчайшие части? Не стоит, нет, не стоит... Джильди склонил голову и принялся по-португальски шептать плачущей Мишель на ухо ласковые слова, пытаясь успокоить девушку. Хотя прекрасно понимал, что ей сейчас вряд ли нужны какие бы то ни было слова... Но все равно не оставлял попыток утешить девушку - пока не ощутил жгучий укол в плечо.

Рейс недоуменно поднял глаза - прямо перед ним была Арлетта. С шприцем в руках и мрачной решимостью на бледном лице. Затем девушка вдруг вскочила - и от этого стремительного движения у португальца вдруг все смазалось перед глазами и поплыло. Боль стала неважна - как какая-то маловажная часть Рейса, о которой можно не вспоминать месяцами, при этом прекрасно зная, что она есть. Что-то жестко ударило в затылок - и вокруг Джильди "выключили свет". Сознание сбежало, демонстративно и громко хлопнув дверью, не попрощавшись и не оставив записки. Португалец провалился в липкий вязкий мрак, из которого не видел возвращения...

Мишель не помнила, когда ей довелось так плакать в последний раз. Вполне возможно, что никогда, вряд ли когда-нибудь девушка испытывала такую страшную боль безысходности... Джильди отвечал на вопрос Ули, а потом шептал бразильянке ласковые слова - Диас же становилось только хуже. От того, что он так ее любит - и все равно уходит...
Поймав сбоку краем глаза какое-то непонятное движение и почувствовав, как вдруг содрогнулся Джильди, Мишель вскинула голову - как раз вовремя, чтобы увидеть, как игла выходит из руки ее любимого. А сделавшая укол девушка вскочила и бросилась бить сидящего неподалеку парня. Все эти телодвижения никак не состыковывались в мозгу бразильянки, она отчаянно пыталась понять, что же происходит - как вдруг тело Рейса странно расслабилось, и юноша начал оседать на землю...
Вскрикнув, Мишель вцепилась в него обеими руками - но вряд ли удержала бы, если бы Арлетта не отвлеклась от избиения Макса и не подскочила на помощь. Вдвоем они опустили тело португальца на траву - и американка принялась извиняться...
Сперва Мишель думала, что убьет ее. Удушит или еще что-нибудь в этом роде... И только потом до бразильянки дошли наконец произносимые слова. Кома. Это кома. Возможно, Арлетта только что избавила Джильди от нескольких часов страданий... Диас наклонилась к любимому, вглядываясь в его лицо. Вроде бы ничего не переменилось... но что такое лицо, если за ним уже не стоит реальный человек, не стоит его душа. Маска. Пустая маска, дразнящая знакомыми чертами... Мишель поцеловала губы любимого, словно прощаясь - после чего выпрямилась и взглянула на Арлетту, уже беззлобно, устало...
- Не извиняйся, качнула головой бразильянка. И спросила, не обращаясь ни к кому конкретно, адресуя вопрос всем сразу: - Здесь где-нибудь есть... пещера? Поблизости?

Когда Джильди заговорил, казалось, сердце Казанцева разорвется от боли. Волны отчаяния, бессильной злобы и непонимания бились внутри парня, переплетаясь в тугой клубок злобно шипящих змей. И не найти, где начало, где та нить, за которую можно потянуть, чтоб разобраться что происходит с другом.
Макс и вправду не понимал. Как так можно? Как можно вот так спокойно говорить о том, что сердце Рейса скоро остановиться? Да будь он хоть десять раз шаман, прежде всего – он человек! Живой человек… пока живой. И почему все окружающие готовы принять то, что этого человека (замечательного, прекрасного человека!) скоро может не стать? Ну, почему?!
Хотелось вскочить, взять за плечи Джильди, тряхнуть его что есть силы, чтобы он ответил, как он может просить друзей просто смотреть, как он умирает, и ничего не делать?! Как он может просить любимую о таком?!
Хотелось накинуться на Мишель – на ту самую, взрывную Мишель, о которой ему так много рассказывали - взглянуть ей в глаза, чтобы понять, как можно позволить себе вот так «отпустить» любимого??? Ну, как такое возможно? Не быть рядом, когда его сердце остановиться??? Не делать ничего, зная, что самый дорогой на свете человек может умереть?!! Почему?! Откуда такая покорность судьбе, откуда такое равнодушие к тому, что будет дальше?! Почему она готова оставить его умирать?.. Почему Уля ищет способы облегчить боль Джильди, а Мишель так и не сходила к наставникам врачевания?.. С другой стороны, может, он не справедлив к ней, и она уже сходила?.. Или нет?..
Манипура в груди ответила на мысли Казанцева возмущенной вспышкой, готовая дать сил, броситься бой, чтобы хоть как-то изменить течение этой комедии абсурда.
Макс заставил себя сглотнуть горький комок в горле, судорожно вздохнул, закрыл глаза, пытаясь вернуть себе самообладание.
Все нормально… Все так, как должно быть… – повторял мысленно он, заставляя пламя Манипуры снизить жар до уровня, когда его еще можно контролировать. Макс выбил эти слова на ледяной корке ментального щита, словно руны, словно оберег, охраняющий его разум от того, чтобы не упасть в пучину безумия.
Тем временем зашевелилась Арлетта. Неожиданно у нее оказался шприц, и какой-то препарат который был незамедлительно вколот в руку Джильди. Казанцев бы, наверное, бросился вперед, пытаясь остановить девушку от того, чтобы делать необдуманные поступки. Но нелепость, нереальность происходящего просто выбила его из колеи. Он знал, что американка – девушка импульсивная, но чтобы настолько! Что она вообще ему вколола?
Прилетевший в лицо, и упавший на землю, после удара об нос парня, шприц дал ответ на этот вопрос. Макс поднял врачебный инструмент, почувствовав резкий запах. Инсулин?.. Хотелось ругаться. Матом. Она врач или кто вообще?.. Ах, да, патологоанатом. Ну, они же тоже врачи, да?.. Или нет?
Ну, серьезно, а если у человека аллергия на этот препарат? Ладно, допустим, она просто очень хотела помочь, но… блин, давать сверхдозу (которая может довести до комы) человеку, которого видела всего пару раз в жизни до этого?! Безо всякого предворительного обследования? Казанцев снова закрыл глаза, пытаясь понять, что вообще происходит в этом мире, где врачи способны сделать что-то подобное. Выронил шприц на землю, борясь с приступом надвигающейся тошноты. Засунул руки в карманы, боясь, что кто-то увидит, как они дрожат.
Все нормально… Все так, как должно быть… – убеждал себя Максим. Не помогало. Ментальный щит пошел трещинами, словно ломающийся лед.
Злые слова Арлетты, честно говоря, поставили его в тупик. Что не так с его лицом вообще?
Это из-за того, что он закрылся щитом? Или что? Ну, если да, то это странно, ибо мастера ментальной магии даже во время секса не снимают защиту разума, ибо без него чувствуют себя неуютно. И что-то Макс не слышал, чтобы кто-то жаловался… Так в чем может быть проблема? Что с его лицом-то не так? Все дело в том, что он не стал смотреть на друга, и ругаться с ним, как делал обычно? Так ведь никто не стал…
Господи, что вообще происходит?!
Все нормально… Все так, как должно быть…
Удар по ушам был неожиданным. Даже как-то слишком. Он редко встречал людей, которые готовы начинать бой с этого приема, тем более, когда противник имеет хоть какие-то представления о рукопашном бое. Ему казалось, что такой прием хорош, когда бьешь сзади, или еще как-то… В любом случае, если Арлетта, хотела его удивить - у нее получилось. Отлично проведенный прием. Наверное, Казанцев бы даже смог бы защититься, если бы захотел, уж слишком выражение лица у девушки было свирепым. Но не стал. В конце концов, замена душевной боли физической – очень действенный метод.
В голове зазвенело. Макс почувствовал, что падает, но подавил все инстинкты, что попытались поставить блок и защитить шею и лицо. Сжал кулаки в карманах, в ожидании. Почувствовал хлесткий, хорошо поставленный удар в нос. Что-то хрустнуло, Казанцев понял, что заваливается назад от инерции удара.
Все нормально… Все так, как должно быть…
Голова кружилась, в ушах звенело. Казанцев подвигал челюстью, дабы выровнять давление, в ушных перепонках и в окружающем мире. Почувствовал, как кровь из носа, попала в дыхательные пути, и что сейчас просто задохнется. Перевернулся набок. Сдержал порыв закашляться, не позволил себе застонать, хотя очень хотелось. Несколько секунд лежал, пытаясь удержаться на волнах острой боли, но та слишком быстро пошла на спад. Макс знал, что она сейчас просто ощущается слабее из-за бурлящего в крови адреналина, и что скоро вернется в другом виде – в обличье тупой и ноющей боли.
Бросившуюся к нему Улю, Максим остановил движением руки:
- Не волнуйся, - тихо проговорил он, сквозь заполонившую гортань кровь. – Все нормально…
… Все так, как должно быть…
- … присмотри, лучше за Джильди, - просьба прозвучала тихо, и в ней было столько мольбы, словно одной Уле он мог доверить жизнь друга. – Ему ты нужней больше, поверь.
Встал. Вопрос Мишель заставил его задуматься. Пещер вокруг было несколько, но только вот нести ли туда Джильди? Ведь его сердце еще не остановилось? Так ведь? Так что его вполне может осмотреть какой-нибудь врачеватель, просто чтобы убедиться, что все нормально, парень в коме… хотя, то, что парень в коме само по себе ненормально!

А дальше мир сошел с ума. Ульяна не поспевала за реальностью. Все отдавало какой-то трагедией со вкусом идиотизма. Не обезболить, а ввести в кому? Это что? Типа милосердие? Чтобы не мучился? Ульяна с непониманием смотрела на Мишель. Да если бы какая-то девица только посмела что-то вколоть ее любимому непонятное лекарство и ввести его в кому, да она бы разорвала на части такое милосердие.
«Почему они как покорные овечки принимают эту неизбежность смерти? Почему нельзя бороться? Потому что Джильди так сказал? А кто сказал, что он все знает? Он сам до конца не знает того, что будет происходить… А кто сказал, что лоа устроит искусственная кома, может шаман должен помучиться, а теперь они его просто уничтожат. Откуда такая уверенность, тем более когда в твоих руках жизнь человека? Да, кто он тебе?» - Ульяна с немым вопросом смотрела на Арлетту. – «Ты так легко это сделала, потому что он ничего для тебя не значит…»
Какая-то обида вперемешку со злостью назревала в сердце Подольской. Но когда она увидела, что эта ненормальная вдруг вцепилась в Казанцева, то у Ульяны напрочь снесло крышу от ярости. В груди что-то взорвалось и потоки энергии вылетели из тела блондинки. Одним движением руки, Уля сдвинула пласт земли и отбросила американку на несколько шагов от Джильди и Казанцева.
-Только попробуй приблизиться к кому-то из них, - в ярости шипела Уля, делая попытку помочь Максу. Казанцев отказался от помощи. Глядя в глаза американки, Ульяна подошла к Джильди. Его сердце работало, но как-то слабо, и, казалось, что вот-вот перестанет.
-Нужно сообщить его куратору, - ломающимся голосом сказала вслух блондинка. – Вы все сошли с ума. Боже, только бы от этого лекарства не стало хуже…
Она повернулась к Арлетте, не то время, чтобы выяснять отношения, когда друг умирает.
-Я тебя предупредила. Ты его видишь второй раз в жизни и решаешь за него, а он спас мне жизнь и я сделаю все, чтобы он жил. Бегом за мастером, - сорвалась на крик Подольская.

Ну да, да, погорячилась, бить Макса в нос, наверное, все же не стоило. Но когда Арлетту отшвырнуло от шамана, как жалкого котенка, девушка только сильней взбесилась. Да что эта блондинка себе думает, что она здесь все лучше всех знает?
- Во-первых, не ори, - огрызнулась американка, скрещивая руки на груди. - Во-вторых, что ты хотела обезболивать, всю нервную систему разом? В-третьих, парень накрылся бы от болевого шока, если бы я не ввела его в кому. В-четвертых, неизвестно, сколько я буду искать мастера и через какое время у парня остановится сердце. В-пятых, у меня есть его слова против твоих слов, и он явно лучше твоего разбирается в предмете спора, я предпочту прислушаться к нему. В-шестых, он тебе поверил, что ты ему поможешь - а ты что сделать собралась? В-седьмых, с места не сдвинусь. В-восьмых, все, - отчеканила американка. И добавила, обращаясь к Мишель: - А пещера тут есть, не особенно далеко, я мимо проходила. Помогла бы тебе тащить, да видишь, не подпускают меня...

Мишель касалась пальцами лица Джильди, перебирала его черные волосы, рассеянно слушала назревшую совсем рядом склоку и думала: чего они спорят, люди-идиоты? Разве португалец им что-то непонятно сказал?...
Причина, по которой Диас ''отпустила'' любимого, была проста, как веник. Бразильянка видела, что у Джильди есть цель в жизни, и что он идет к этой цели, долго, упорно, год за годом... Диас не простила бы самой себе, если бы заставила любимого забыть о том, что в его жизни был добрый десяток лет, забыть часть его самого...
- Со своей стороны могу сказать тебе ровно то же самое: не приближайся, - вскинула голову Мишель, мгновенно заводясь и яростно глядя на Улю. - Если ты сейчас выведешь его из комы, если прервешь инициацию - он тебе не простит, он проклянет тебя, слышишь? Потому что такого удара даже самое доброе сердце не перенесет. Я не дам тебе просто взять и зачеркнуть то, для чего Джильди жил несколько лет. Не приближайся, слышишь? - решительно закончила Мишель и кивнула Арлетте: - Я разрешаю тебе подойти. Я прошу тебя подойти. Помоги мне.
Как же тяжело быть рядом с ним, с этим самым любимым человеком... Но он обещал ей вернуться - и Диас ему верила. Ведь он же любит ее, он не мог ее обмануть... Мишель хотела помочь ему на его пути - и сейчас четко видела, что она может сделать. Не дать вмешаться и все разрушить этим друзьям Джильди, пусть даже они действуют из лучших побуждений. Вот что за задача стояла сейчас перед бразильянкой - и, черт возьми, Мишель намеревалась с этой задачей справиться...

- Уль, - тихо позвал Казанцев, подходя к блондинке сзади, и осторожно сжав ее плечо. – Не надо. Пожалуйста.
Все нормально… Все так… НЕТ! Не так все должно быть! Не так! Пусть Джильди меня проклянет, пусть будет ненавидеть, пусть делает, что угодно! Но он будет жив! Жив! Он сможет все это сделать, а остальное - второстепенно!
Он чувствовал гнев любимой, чувствовал так, словно это был его собственный. С другой стороны, наверное, и был. Ярость на Арлетту, что посмела так грубо обратиться к Ульяне, ярость на Мишель, что готова противиться разумному предложению только из-за упрямства – все это смешалось в груди Казанцева, было подхвачено пламенем Манипуры, которое разожгла гнев до уровня, когда его едва-едва можно контролировать…
Обычно присутствие Подольской успокаивало, дарило некую уверенность, что все будет хорошо. Сейчас этой уверенности не было, Макс ощущал, как дрожит плечо любимой, и это наполняло его собственное сердце болью.
- Не будь к ним слишком строга, - продолжал тихо успокаивать блондинку Казанцев, чувствуя, как голова кружится от едва сдерживаемой ярости. – Они же пытаются защитить то, во что верят… Как и мы…
Максим бросил полный боли взгляд на тело Джильди, что едва подавало признаки жизни. Горечь и отчаяние немного разбавили обиду, позволив сдержать себя, не броситься в бой, пытаясь отбить тело друга у этих сумасшедших девиц.
- Мишель, - совладав с голосом, и придав ему максимальную убедительность, заговорил парень, обращаясь к бразильянке, - я понимаю: ты любишь Джильди. Понимаю: ты разделяешь с ним его мечту… Поверь, пожалуйста, я тоже верю! Он мой друг, мы с ним даже подрались как-то из-за этого! Но ему удалось меня убедить…
Макс замолчал, не зная, как сформулировать мысли. Заговорил снова, пытаясь достучаться до возлюбленной португальца:
- Выслушай, прошу тебя. Я, конечно, не врач, - короткий взгляд в сторону Арлетты, - но даже мне понятно, что, если бы все было так просто, то сверхдозами инсулина лечили бы многие болезни. Например, больных раком избавляли бы от боли ненадолго, да? А потом, раз, и вернули обратно, когда надо…
Секунда молчания, попытка заглянуть в глаза бразильянке, пытаясь понять, слушает ли она его вообще:
- Проблема в том, что для функционирования мозга нужна энергия, - медленно, словно для маленького ребенка разъяснял ситуацию Максим, - а инсулин уровень этой энергии понижает, и не дает ей впрыскиваться в кровь. Когда нет «топлива», мозг отключается – отсюда обморок, а в худших случаях – кома… Когда энергии становится совсем мало, в кровь впрыскивается адреналин, и сейчас сердце Джильди должно биться как бешеное. Но то, что сердцебиение замедляется, означает только одно: он в глубокой коме, и выбраться оттуда уже не сможет, ибо мозгу неоткуда взять энергию.
Парень снова замолчал, давая возможность девушке осознать ситуацию, и лишь потом добавил:
- Мишель, в таком состоянии, мозг проживет не больше часа. Дальше – будет неизбежное отмирание тканей, а значит – психические и другие расстройства… Он действительно может умереть, пойми, пожалуйста…
Увидев в глазах бразильянки упрямое нежелание мириться с фактами, Макс попытался надавить на другое несоответствие:
- Знаю, ты сейчас скажешь, что чудеса случаются, и не всегда законы медицины работают с обитателями этого монастыря, - быстро заговорил он, стараясь не дать девушке вставить слово. – Особенно, если на твою защиту встают всемогущие духи… Я с этим согласен. Но, Мишель, в данном случае, хочу напомнить, что мы все-таки вмешались в инициацию, вырубив Джильди раньше срока. Мы нарушили его ритуал. Это все равно, что съесть только половину печеньки, когда по правилам положено съесть целую… Послушай, ты же не знаешь, что его ждет «по ту сторону»… И я не знаю… Да, он сам точно не знал! Вдруг мы что-то нарушили, вдруг так делать было нельзя? Вдруг, его не спасут! Что тогда?
Честно говоря, в этот момент, Казанцев готов был заплакать. Так много ошибок можно было избежать, если бы он сразу ушел, если бы понял, что волк – это Рейс, и что это место станет местом его встречи с его девушкой! Возможно, и Арлетта не заинтересовалась бы таким сборищем народа, возможно, все прошло бы гладко…
Максим сделал шаг вперед, не в силах отпустить плечо Ульяны, прекрасно понимая, что все еще держится только благодаря ее поддержке:
- Мишель, пожалуйста, позволь сходить за Куратором. За врачевателем, который сможет стабилизировать его состояние, - умолял бразильянку Макс. – Обещаю, мы не будем выводить его из комы. Не будем! Если поддержим его сердцебиение, до прихода куратора, то условия будут соблюдены, мы будем рядом только до того момента, пока его сердце бьется… А потом, когда его шансы выбраться из этой переделки живым возрастут многократно, я сам оттащу его в любую пещеру, которую скажешь.
Еще один короткий шажок. Мольба в голосе и взгляде.
- Мишель… пожалуйста...

-Да, в отличие от тебя, я хотела знать, что делать, а не решать, когда ты не знаешь ситуации. - удивляясь самой себе говорила блондинка, глядя на Арлетту. - Смелая? Привыкла идти на риск? Взяла и уколола… Я одна вижу весь бред происходящего?
Слова Мишель острыми камнями впились в сердце блондинки.
-Мастерам все равно нужно рассказать, - обреченно прошептала Уля, - и я не собиралась выводить его из комы. Такое ощущение, что вы слышите только себя, я же сказала, что не сделаю ничего, что может ему повредить… Но вы… Вы не слышите никого. Боже, какие вы… - Ульяна скривилась, пытаясь преодолеть то, что хотелось сказать. – Он не вещь, он чистый искренний парень, который всегда был против насилия, который ради нас, друзей, мог совершить невозможное, он самый чистый человек из всех нас, а что я вижу вокруг… Злость. Ты говоришь, что он проклянет? Ты точно говоришь о Джильди? Мы искренне предлагали помощь, а вы… как так можно? – Подольская уже не сдерживала слез, да и кого тут стесняться. Хорошо, что рядом был Макс. Может быть ее ярость была еще обусловлена тем, что блондинка чувствовала, как ее любимый страдает из-за друга. Уля надеялась, что он достучится до бразильянки.Она хотела верить всеми фибрами души, что внутри Мишель прекрасна, ведь увидел же Джильди в ней не только внешнюю привлекательность. Только сейчас перед Подольской был сгусток колючек. Сердце Ули разрывалось. «Только вернись, вернись прежним» - молилась девушка, обращаясь к другу, который лежал на руках у Мишель.
Внезапно, резкая, как боль, мысль пришла в голову блондинки. «Я хочу забыть этот день, Я хочу уехать отсюда» - Уля смотрела на полные злости глаза девушек и вспоминала один из первых разговоров с Джильди. Она спросила его, сможет ли она быть хорошим мастером здесь, он посмотрела на выпавшие ракушки, или что там было, и сказал, что будет война, что все будет очень сложно… «Война, нет, это , друг, не война. Но мне хочется впервые покинуть эту тихую обитель, потому что с этого момента, она окрашена в серые тона злости и непонимания…» - тихо говорила с Рейсом у себя в голове Уля. Они с Максом скоро уедут, до того, как Джильди очнется, а вернуться ли? Будет ли Джильди прежним, будут ли прежними они, смогут ли после всего случившегося, сесть за один стол и радоваться встрече? «Я помню те слова, которые ты мне сказал в горах. «У меня не так много друзей, чтобы я мог позволить себе ими разбрасываться.» Вот, что ты мне сказал тогда, и я верю тебе» - продолжала Подольская свой неслышимый разговор с Рейсом.
-Я схожу за Оливией, она должна знать про Джильди, она отвечает за него как куратор. – Ульяне было страшно даже представить реакцию Хамфри. Джильди был одним из ее любимчиков.

В ответ на посыпавшиеся в их с Мишель сторону обвинения и аргументы Арлетта только подняла руки над головой, словно сдаваясь. Действительно, возражать было как-то нечего...
Ну, зато Арлетта поняла главное - что правильно пошла в патологоанатомы, врач из нее получился бы паршивый. Когда вот так смотрела, как мучается очень милый человечек - думала уже исключительно о том, как бы вбить его в кому и прекратить все это, не задумываясь о том, к каким последствиям могут привести ее действия.
Самое, наверное, ужасное - в том, что Арлетта была знакома с Джильди, только вспомнила она об этом как-то запоздало. Вот странно, вроде и познакомились тогда, а узнать имен так и не удосужились... Вместе с еще одним парнем на тренировочной площадке самостоятельно пытались разобраться в некоторых видах оружия. Тогда, помнится, Арлетта еще ухитрилась разрезать Джильди ладонь - а он только улыбнулся, махнул рукой, с которой полетели капельки крови, и сказал, чтобы она не беспокоилась по этому поводу. Да, вот, даже отсюда американка могла разглядеть тонкую белую полоску на ладони парня.
Навалилось жуткое чувство вины - ведь, по сути, это из-за девушки все пошло наперекосяк... Арлетта едва удержалась от того, чтобы не завыть от собственной глупости. А вдруг и впрямь - убила парня? Американка осторожно покосилась на Мишель - в конце концов, зависело все сейчас от девушки Джильди...