Вспышка из прошлого

Сасори сломал печать и развязал ленту нарочито медленными, скупыми движениями, чтобы не дрожали руки. А дрожь он чувствовал – мелкую, почти незаметную – но чувствовал.
Отец никогда бы не стал порицать умершего. Но что он может сделать с живым?
Смотреть на Юми было бесполезно; Минору наверняка не сказал ей ни слова, а она бы никогда не повела себя столь непочтительно, чтобы заглянуть в послание деда.

Очень медленно и спокойно Акио развернул свиток, поднимая его на уровень глаз и на мгновение замер, не читая, лишь любуясь изысканным почерком отца, который в одном иероглифе мог выразить все мастерство каллиграфии.
А на листе и стоял лишь один иероглиф. И, наконец прочитав его, Акио не сдержал резкого выдоха – казалось, застывшая внутри вторая стихия радостно рванулась на свободу.
Один иероглиф.
Одно слово.
«Сын».
Знакомым с лаконичным стилем Тагары Минору этого было достаточно.

Юми и в самом деле не решилась заглянуть в любой из свитков, и напряженно следила за выражением лица Акио. Что такое написал дед? Мог ли он...
"Мог, признала про себя Юми. - Еще как мог".
Тагару Минору уважали, опасались и не любили за одно и то же качество - за умение принимать жесткие решения на благо Пятой Семьи, без колебаний и без лишних рассуждений. Каитокадзэн мог колебаться с чем-то малозначительным, но мнения на предмет важных решений не менял практически никогда.

И потому, когда Акио резко выдохнул и показал Юми лист, та едва удержалась на ногах от нахлынувшего облегчения.
Один иероглиф, начертанный рукой главы семьи, казалось, сломал неловкость, разнес в пыль сковывавшие ее правила поведения, унося напряжение и оставив лишь желание наконец позволить себе обрадоваться.
С коротким всхлипом Юми рванулась навстречу отцу, обняв его и прижавшись - как в детстве, как давным-давно.

Она не обмолвилась ни словом - но после встречи с Кибаном дед отослал ее, потому что разглядел блестевшие на ресницах слезы. Тогда Юми так и не позволила себе плакать, цепляясь за отчаянную надежду, за хрупкую возможность того, что отец может быть жив.
Сдерживаемые слезы полились сейчас - но уже от облегчения. От счастья и радости.

И, так же как в детстве, Акио обнял дочь, чувствуя, как ставшая вдруг непослушной вторая стихия сжимает горло, перехватывая дыхание.
Но теперь руки стихийного воина не дрожали, когда он прижимал девушку к себе, улыбаясь светло и радостно.
Так они простояли, наверное, несколько минут - пока у Юми не перестали течь слезы, а Акио не позволил себе, наконец, отпустить ее. Девушка вытерла глаза и солнечно улыбнулась; Тагара усмехнулся в ответ.

- Знаешь, - сказал он, - наверное, это судьба. Я умудрился стать здесь наставником.
Увидев изумление в глазах Юми, Сасори сделал глубокий вдох - и принялся рассказывать. Как добрался сюда. Как познакомился с местными жителями. Как с каждым днем было все тяжелее видеть вокруг тех, кто учится - и тех, кто учит.
И как он начал осторожно советовать, помогать... а потом и учить. Когда позволили. Когда попросили. Когда на ожоги прошлого пролился бальзам слов одного из местных наставников.
Акио рассказывал, и чувствовал, как сам заново переживает случившееся. Как вновь взвиваются и успокаиваются огонь и бешеный шторм в душе.

- Мне здесь спокойно, - мягко сказал он наконец. - Кажется, я нашел тут призвание.

- Кажется, он это знал, - сказала Юми, задумчиво прикусив губу. - Дед, я имею в виду.
Акио недоуменно взглянул на девушку, и та снова полезла в сумку.

- Он дал три свитка, - объяснила Юми. - Два я уже показала, третий... Дед сказал - "на случай, если он не только жив, но и нашел покой в душе. Для тех, кто помог ему в этом".
Негромкий, спокойный голос Тагары Минору снова звучал в памяти; глава Пятой Семьи редко повторял свои указания, и потому слушали его крайне внимательно все, от младших слуг до родственников.
- Его содержание я знаю, - девушка наконец извлекла свиток, к счастью, не помявшийся. - Обещание услуги тому, кто тебя принял здесь - и тому, кто спас.

Глаза Акио расширились, и Юми его понимала. "Слово Стихии" - так называлась в Девяти Семьях эта традиция, долг перед теми, кто совершил нечто важное для семьи или для конкретного его члена. Конечно, услуги обещались в пределах разумного - но при этом Семьи всегда держали свое слово и вознаграждали за доброе дело.
Редко бывало так, чтобы заслуживший "Слово" не принадлежал к Семьям и вообще к рожденным в Японии. Но бывало - вот как сейчас.

- Наверное, я должна сообщить об этом здешнему настоятелю и Лю-сану? - вопросительно подняла бровь Юми.