В поисках памяти

Память, всегда такая надежная память - подвела, подвела катастрофически... У Джильди не выходило даже понять, где он находится - пейзаж абсолютно ни о чем не напоминал, не отзывался ничем знакомым... Можно было сколько угодно терзать собственный разум, собственную душу - воспоминания были мертвы, безнадежно мертвы...

Мертвы - но какое-то непреодолимое упорство заставляло португальца вновь и вновь пытаться проникнуть разумом за застилавшую прошлое пламенную пелену, отыскать за ней собственную память... Рейс сидел на краю обрыва, рискуя из-за одного неосторожного движения оказаться за краем - словно бурлящая где-то внизу река могла помочь отыскать воспоминания, словно их могла заключать в себе высота...

Вода шумела, закручиваясь в бурные потоки и разбиваясь о камни на миллиарды брызг - высота молчала. Высота была безмолвна, как каменное изваяние, способное лишь наблюдать, не разжимая губ... Как будто... лоа отсекли все прошлое, посчитав его ненужным, лишним, мешающим... Может быть, так и впрямь лучше - но... как же жестоко, слишком жестоко...

Ярина же таки торопилась. Таки неслась как угорелая. Потому что... ну, знаете, вот бывает же такое, когда пятки чешутся и толкают, и зараз на месте не устоять. А стоило толечко маленько подумать - и сразу стало понятно, чего это такое у ней с пятками случилось. Это же, наверное, зараз их мертвый восстал, не иначе...

Что в такой ситуации делать-думать стоит, за наставником бежать? Вот уж нетушки, это же Ярина была, а не кто другой... И одесситка понеслась за Мириам и Мишель - нет, даже зараз так: за Мишель. А то, что эта бразильская девушка в одной комнате с сестрой шамана обитает - это уже так, по ходу дела выяснилось... В общем, одесситка подняла на ноги обеих и поволокла за собой - туда, куда пятки стремились. Нет, называйте, конечно, интуицией, если хотите - а вот в Одессе такое вообще-то зараз называлось "задница горит"...

Ну так вот, пятки зараз притащили одесситку на обрыв - там-то она и залипла. Увидела спину - и застыла, и чего дальше делать - непонятно. Нет, можно подбежать и начать трясти - но это как-то маленечко странно будет, она ж ему не так чтобы прям кто, так, разговаривали пару раз... Вот пускай сестра с девушкой разбираются, они ведь все ж таки родные, как-никак... ну, сестра-то уж точно родная...

Когда в комнату ворвалась рыжая Ярина, похожая на маленький ураган, и начала что-то такое щебетать про Джильди - первым движением Мишель было выставить девчушку за дверь, чтобы она своими шаловливыми ручонками в ране не ковырялась, и без нее больно было... Помешала только Мириам - повисла на бразильянке всем телом, желая непременно выслушать, что же там за вести Ярина принесла на хвосте.
А вести были... сбивающие с ног, Диас даже толком не поняла, как осталась стоять - по всем законам жанра полагалось обессиленно рухнуть. Сразу куда-то исчезла вся агрессия по отношению к Ярине - и бразильянка покорно позволила рыжеватой девчонке волочить себя туда, куда ей вздумается. Рядом бежала Мириам, торопливо закидывая одесситку вопросами...
Уверилась Диас в том, что Ярина знает, что делает, когда поняла, что их не вполне дружная компания направляется к обрыву - туда, где Мишель видела Джильди в последний раз. Подступившие горькие воспоминания предательски сдавили горло - но на этот раз бразильянке удалось не дать волю слезам, вот только реветь еще не хватало...
Когда увидела его - сердце, кажется, замерло... а потом понеслось вскачь, абсолютно обалдевшее... И Диас тоже замерла - никак не могла заставить себя подойти к нему, боялась - чего-то боялась...

Наитухлейшая,честно говоря, ситуация - жить в одной комнате с девушкой брата... Особенно когда быстро убеждаешься, что девушка эта - та еще тварь, каких мало, вся такая своенравная и независимая, и непонятно становится, а что брат в ней вообще нашел. Во что там влюбиться-то можно было, в этой... в этой. Мириам даже задавалась вопросом - а не является ли случайно ведьмой вспыльчивая бразильская девушка Мишель и не провернула ли она какой адовый ритуал, накрепко приворожив к себе брата. Этот вопрос Мимми как раз и собиралась провентилировать - когда в комнату вдруг ввалилось тарахтящее рыжее существо.

Пришлось как-то брать ситуацию под свой контроль - потому что Мишель это рыжее существо попыталась из комнаты выставить, невзирая на связанные с Джильди путаные фразы - или напротив, как раз из-за них... Повисая на бразильянке и старательно оттаскивая ее от тарахтящей девчонки, Мимми уяснила для себя главное - сейчас брат жив, и Ярина - ну, рыжая - в состоянии его найти. А после такого заявления и Мишель как-то присмирела...

До обрыва мчались втроем - причем Мишель по дороге, кажется, пыталась то ли зарыдать, то ли наоборот, не зарыдать, кто ее разберет... Мириам же забрасывала Ярину кучей ненужных и необязательных вопросов, так у нее беспокойство проявлялось. Беспокойство, волнение - неважно... А когда наконец добежали до места и увидели знакомую худощавую фигуру - Ярина как-то засмущалась и попятилась, Мишель вообще как-то оцепенела, с места ее было не сдвинуть - опять Мириам все в свои руки брать пришлось, да что же это такое... Мимми подошла к брату, присела рядом и положила руку ему на плечо.

- Как ты? - осторожно спросила она - и по его прищуренному взгляду поняла, что, кажется, все паршиво. Он ее не помнит. Нет, Мириам слышала, что такое иногда бывает после инициации, ей кто-то когда-то рассказывал, может быть, отец, или та же Лена, или даже сам Джильди - но никогда не думала, что такое может случиться с братом. А вот случилось - и Мимми как-то растерялась, даже и не знала, что делать... Повернувшись к Мишель и Ярине, потыкала себя пальцем в лоб, потом изобразила руками крест - мол, память в ноль у человека - и стала делать отчаянные жесты, призывающие девчонок подойти. Групповая терапия, оно же всегда лучше одиночной...

Подбежавших людей невозможно было не почувствовать, не услышать - три девушки, подбежали и остановились. Замялись, словно не знали, что делать дальше - наконец одна из них подошла, села рядом, дотронулась рукой до плеча португальца и задала вопрос. Голос... показался знакомым - хотя, возможно, только показался... Джильди повернул голову и посмотрел на девушку - нет, она была ему знакома, совершенно точно... но воспоминание ускользало, не давалось в руки, только дразнило, жестоко дразнило...

Девушка принялась отчаянно жестикулировать, явно подавая сигналы оставшимся двоим - судя по жестам, ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что у португальца не все ладно с головой и с памятью. Значит - и впрямь, знакомы? Рейс перевел взгляд на двух оставшихся девушек. Рыжая девчонка едва тревожила память - совсем чуть-чуть, почти незаметно. Зато смуглая девушка, точно так же, как и та, которая подошла первой, вызывала непонятное волнение - как будто с ней было связано бесчисленное множество таких важных воспоминаний, и сейчас они все разом пытались прорваться сквозь поставленную лоа преграду...

- Я вас не помню, - негромко сказал Джильди, глядя поочередно на всех троих девушек. - Я очень хочу вас помнить - но не помню. Простите, - закончил Рейс, опуская голову - было невыносимо смотреть в наполненные ожиданием и надеждой глаза девушек. Было невыносимо обманывать их ожидания и надежды, глядя в эти глаза... но выставленная лоа преграда до сих пор держалась, не пуская на волю воспоминания, отсекая от прежней жизни - и если на ней и появилась трещинка, то почти незаметная...

Вот дела... А чего, такое и впрямь бывает? Нет, серьезно? Без дураков, бывает? Нет, ну не сговорились же эти португальские родственнички их разыгрывать... Значится, бывает, вот оно как... Не помнит, вот прямо таки и не помнит... Яринушка совершенно озадачилась - чего в таких случаях делать, она вообще не представляла, с амнезией никогда ж раньше не сталкивалась, ни с полной, ни с частичной...

- А кого помнишь? - взялась за допрос одесситка - ну, надо же было что-то делать. - Или вот вообще никого не помнишь? Ну, я так, на всякий случай, расстановку сил обозначу тогда, да? Это вот Мириам, твоя сестра, хочешь верь, хочешь нет, толечко я врать не буду. Это вот Мишель, твоя девушка - опять же, чистую правду говорю, вот честное слово. А я- я так, знакомая твоя, Яриной меня звать. Доступно излагаю, да? - уточнила одесситка.

И чего делать дальше, было как-то совсем неясно. Ну вот совсем-совсем. Ярина, конечно, и не предполагала, что память разом к Джильди вернется после ее разъяснений - но где-то в глубине души на чудо все ж таки надеялась. Чуда не случилось - и одесситка теперь пребывала в полнейшей растерянности, вот зараз же и непонятно, как с этим беспамятством бороться-то вообще...

Это же было... как страшнейший удар, ничего хуже Мишель и вообразить себе не могла... Не помнит... совсем не помнит, ничего не помнит? Но так же... как же это...
В голове разом спутались все мысли, проплывали только скомканные обрывки каких-то фраз, ничего дельного, совершенно ничего... И Мириам, и даже Ярина - обе что-то делали, пытались что-то понять, что-то придумать - только Диас позорно стояла как истукан, даже не шевелилась толком... От изложения рыженькой девчонкой "расстановки сил" совсем стало тошно - ну не могла бразильянка спокойно слышать, как ее любимому вот так объясняют, кто есть кто...
Наконец-то получилось кое-как управлять собственным телом - и сдвинуться с места... Не чувствуя под собой ног, Мишель приблизилась к Джильди и опустилась рядом с ним на колени. Смотрела в его глаза - не узнающие ее глаза - и чувствовала, что вот-вот заплачет, от отчаяния и от бессилия... Сколько же она уже плакала из-за этого португальского шамана - наверное, больше, чем за всю жизнь до встречи с ним...

Вот это да... Нет, сейчас, конечно, не время и не место об этом думать - но Мириам была готова поклясться, что она вот-вот увидит, как эта бразильская гордячка и недотрога заревет. Да-да, распустит сопли и заревет. Хотя... Мимми на ее месте, наверное, тоже бы ревела, чего уж там строить из себя невесть кого - да, заревела бы...

"Расстановка сил", ох уж эта Ярина, скажет тоже... Мириам метнула на рыжую девчонку, единственную пока продолжавшую держаться на расстоянии, недовольный взгляд - и снова переключила свое внимание на брата. Нет, ну это же неправильно, что он совсем ничего не помнит, вообще неправильно... но Мимми сомневалась, что тут кто-то из них способен производить операции по извлечению на свет затерявшихся воспоминаний. Или отобранных воспоминаний... хотя...

- А, скажи, пожалуйста, - обратилась Мириам к брату, - ну... можно же кого-нибудь из лоа попросить... чтобы тебе память вернули? Или нет, они этого не делают? Или, думаешь, не вернут, потому что они же ее и стерли? В общем... как с этим? - Ну, это был единственный пока видимый Мимми разумный вариант, что еще можно делать с утраченной памятью, она не знала, разве только за мастерами носиться, вдруг кто из них в курсе...

"Обозначила", конечно, просто прекрасно - аж выть захотелось... Итак - получается, лоа вычеркнули из его жизни сестру и любимую девушку, просто вычеркнули? Джильди взглянул на подошедшую к нему Мишель - девушка была готова вот-вот заплакать. Как же к ней тянулось глупое сердце - видимо, и впрямь было между ними чувство, которое даже вызванное лоа пламя не сумело истребить до конца... Португалец обнял девушку за плечи, привлекая к себе - аромат ее волос был до боли знакомым, настолько знакомым, что по возведенной лоа преграде побежала сеть трещин - пусть тонких, мелких, незначительных, но все же... Воспоминания были там, за этой преградой, Рейс уже не сомневался - оставалось лишь высвободить их, вернуть их себе...

- Я уверен, что лоа могут вернуть воспоминания - и я почти уверен, что они этого не сделают, как бы горячо я не просил, - ответил Джильди на вопрос сестры. - Как раз потому, что они же сами их у меня и забрали... Но не думаю, что все совсем печально. Воспоминания все еще здесь, - португалец на мгновение коснулся пальцами виска, но тут же вернул руку на плечо Мишель, - я их чувствую, просто они - словно бы заперты... Это ничего, они вернутся, они уже почти здесь...

Нет, конечно, не почти здесь - но Джильди уже чувствовал, что еще несколько усилий, несколько знакомых лиц, несколько тревожащих память фактов, и в преграде появится брешь... И, сколь бы узкой она не была, воспоминаниям хватит, чтобы просочиться наружу - должно хватить... Как же сильно его волновала Мишель - она почти наверняка была ключом к его памяти...

- Расскажи мне... о нас, - попросил португалец, перебирая пальцами темные волосы девушки. - Напомни мне, - дохнул он ей на ухо, - прошу тебя...

Ой, ну нехорошие люди, честное слово, нехорошие. Вот так вот взяли и проигнорировали ее со всей ее помощью. Только серией взглядов прострелили - мол, "куда, дурында, лезешь со своим трепом". Ярина ж, между прочим, как лучше хотела... Бяки-буки они все, короче. Но ежели кто рассчитывал, что одесситка разобидится да уйдет, так это не дождетесь. Разобидеться - это всегда пожалуйста, это девчушка провернула в момент. А вот насчет "уйти" - это перебьетесь, так и знайте...

Напротив, Яринушка тоже подгребла поближе к теплой португалоговорящей компании, подсела рядышком и навострила ушки. Там, судя по всему, намечался краткий - или не очень краткий, а с подробностями - пересказ одной любовной саги, а одесситка такое дело послушать завсегда уважала, это всегда пожалуйста... И на всякий случай активировала Аджну - мало ли, эти подлые люди вздумают по-своему, по-бразильски чесать, чтобы она не подслушивала...

Мишель всхлипнула, прижимаясь лицом к плечу Джильди, сцепила руки за его спиной - и затихла. В его объятиях было так тепло, так спокойно - как будто и не было этих сумасшедших одиноких дней без него, как будто Диас не ревела самым позорным образом, как только что-то напоминало ей о любимом...
Его просьба застала врасплох. Бразильянка вскинула голову, взглянула любимому в лицо - и поняла, что ему это очень нужно... а еще - что она краснеет... Ее смущало то, что их историю надо пересказывать - в особенности то, что рядом сидят Мириам и Ярина и слушают - а этот рассказ, быть может, вовсе не предназначен для их слуха? Поколебавшись еще около минуты, выбирая, как рассказывать и с чего начать, Мишель негромко заговорила:
- Мы с тобой познакомились в северных горах - я мерзла и делала какие-то упражнения на тему бокса, пытаясь согреться, а ты пришел в обличье волка... Ты был такой внимательный, заботливый, терпеливый... учил меня обращаться с огнем... я и сама не заметила, как влюбилась в тебя... - Исповедь давалась тяжело, и далеко не факт, что было бы легче, если бы Ярина и Мириам не сидели рядом. - Только своим поведением я тебя, кажется, насторожила, напугала - тогда Ярина предложила свою помощь, устроила что-то вроде охоты на тебя... и встречу в парке глицинии - тогда ты меня впервые обнял... и поцеловал... - Здесь Диас совершенно стушевалась, говорить дальше она не могла, ну хоть убейте... Да и что говорить - как он потом под дождем нес ее на руках к жилым корпусам, а она вся дрожала, чувствуя через насквозь промокшую ткань его жаркую кожу?... Даже под пыткой - вымолвить этого Мишель бы не смогла...

Идиотизм... Вокруг Мириам начинался какой-то идиотизм, да еще и отдающий романтикой. Брат обнимал девушку, которую даже не помнил, и дышал ей на ушко, Мишель излагала сжатый пересказ их лавстори, становясь цветом все ближе и ближе к спелому помидору, а Ярина сидела рядом, развесив уши, и жадно ловила каждое слово. Потрясающе же, ну просто потрясающе... ничего более нелепого и придумать, наверное, нельзя...

Мимми с недоверием поджала губы - она пока не понимала, к чему весь этот романтический цирк. Но брат ловил каждое слово Мишель не менее жадно, чем Ярина - стало быть, считал, что это нужно... Он сказал, что воспоминания здесь, что он их чувствует - неужели полагал, что откровения Диас помогут вытащить их наружу? Нет, логика брата была пока непонятна для Мимми - но ничего лучшего девушка придумать была не в силах, у нее пока вообще ничего придумать не получалось...

Мишель краснела, смущалась, сомневалась - но рассказывала, и это было главное. Джильди не пытался искать что-то сходное со словами девушки в своей опустошенной памяти - прикрыв глаза и поглаживая пальцами плечи девушки, португалец следовал за ее голосом, пытаясь приложить описываемые ей события на себя, представить их, словно пережить их заново, повторить когда-то уже пройденный путь... С каждым словом Мишель запечатанные лоа воспоминания рвались наружу, все сильнее бились в преграду - так, что даже легкая боль уже стягивала висок...

Наконец совершенно засмущавшаяся девушка умолкла - Джильди открыл глаза и увидел ее раскрасневшееся лицо. Португалец провел кончиками пальцев по ее губам, вспоминая слова, которые она только что произнесла - и мучительно захотелось ощутить вкус этих губ, их жар и сладость... И, наклонившись к лицу Мишель, Джильди поцеловал ее в приоткрытые губы - знакомый и одновременно новый поцелуй... Этого печать на памяти уже не выдержала - и сквозь образовавшуюся еле заметную брешь тоненькой струйкой потянулись воспоминания...

- А потом пошел дождь, - улыбнулся Джильди, оторвавшись от губ девушки. - Настоящий ливень - помнишь, как капли дождя горчили в поцелуе? - Это прорвавшееся на волю воспоминание - потрясающе четкая картинка, яркая, сочная и такая свежая, как будто все это было только вчера... А помнишь, каким безумием мы отметили столкновение с Мимми? - добавил на мыслеречи португалец, глядя в темные глаза Мишель. Воспоминание не для чужих любопытных ушей и глаз - но такое сильное, что его нужно только вырывать с корнем, прятать его бессмысленно, оно прорвется, если дать ему шанс - как прорвалось сейчас...

Ой. Ой-оюшки, ой, романтика-то какая, вот прямо-таки понеслась... У Ярины пылали уши - почти что самым что ни на есть натуральным образом, все же как-то неудобно было девчонке эту любовь подглядывать да подслушивать, такая вот она прямо-таки замечательная была, даже маленечко нереальная какая-то, как в сказке какой или в песне...

Ай, была, и хорошо. Хоть у кого-то такая любовь была - чтобы прямо от любви все вокруг цвело... Тем более что у шамана под ту любовь, кажется, майже и память проклюнулась... Одесситка счастливо заулыбалась, ну прямо-таки от уха до уха, старательно отворачиваясь от влюбленной парочки - когда Джильди случайно скользнул по Яринушке глазами и на нее пролилась часть не предназначенной ей нежности, девчушка почувствовала себя... ну вот прямо таки неудобно, честное благородное слово. Одесситка поднялась на ноги, сделала несколько шагов - и, обернувшись на Мириам, принялась делать страшные глаза. Оставь, мол, людей вдвоем, дуреха-девка, дай им наглядеться-то друг на друга...