Встречайте - любите - не жалуйтесь!

Лена шла по дороге - нога за ногу. Неспешно вышагивала, гордо несла свое бренное тельце по уже проторенной дороге - да мало ли как можно описать сие прекрасное зрелище. На шее у женщины был шарф, завязанный каким-то затейливым узлом - отнюдь не для красоты, как могли подумать некоторые дивно умные люди. Просто Елена вообще-то была простужена. Да так ядрено, что могла, наверно, целую деревню заразить, и еще себе, любимой, бактерий бы осталось... Ровно по той же самой причине в левой руке Лена несла гигантскую плитку шоколада - настоящего, швейцарского, не какого-нибудь там. Просроченного, правда. Это у нее называлось "лечение" - выманивать бактерий на сладкое, после чего поймать кого-нибудь и обчихать до полного собственного выздоровления. Нет, существовали, конечно, и адекватные способы лечения - но кому они, спрашивается, нужны, если право на поглощение огромной плитки шоколада дает только вот такой неадекватный способ?

Елена, честно говоря, думала, что умнет шоколад довольно быстро - и когда на подходе к воротам монастыря у нее еще осталось больше половины плитки, женщина не то чтобы огорчилась, но озадачилась. Позвонила в специально для того предназначенный колокольчик и преспокойно уселась на камушек - засекать по шоколадке степень лени обитателей монастыря... ну, сколько она успеет съесть прежде чем кто-нибудь появится...

Самое сложное в этом монастыре – ждать. Это Макс понял давно, и даже не пытался как-то замаскировать раздражение от ожидания каким-то другим чувством. Прекрасно отдавал себе отчет в том, что бешенство от ожидания прорывается наружу, но ничего с этим поделать не мог.
А здесь ему как раз и приходилось только и делать, что ждать. Ждать новых занятий, ждать ответов на вопросы, ждать друзей, что вернуться с того света… Или ждать, пока любимая выяснит каждую деталь их будущего путешествия, чтобы, наконец, в это самое путешествие отправиться. Ничего хорошего, в общем.
Ноги сами потащили Казанцева к главным воротам. Максим сам не знал, что он тут забыл, видимо, просто хотел быть поближе к тому месту, где началась его жизнь в монастыре, и, вполне возможно, здесь же она и закончиться.
Звон колокола застал Макса врасплох. Нет, конечно, носи он статус Мастера, то сейчас бежал бы со всех ног… куда-нибудь подальше от ворот, лишь бы его шею не повесили очередного спиногрыза, под гордым названием «ученик». Но так как, он сам сейчас находился в категории «спиногрызов» и продолжал играть на нервах наставников, то глас колокола лично для него ничем страшным не грозил. Что, в свою очередь, означало, что можно безопасненько поглядеть, кого тут принесла нелегкая.
Выглянув из-за массивной стойки ворот, Казанцев увидел девушку. То есть, он решил, что это девушка, но при более внимательном рассмотрении оказалось, что… это девушка. А вы что подумали?
Не, ну можно, конечно дождаться мастера какого-нить, который эту особу куда-нибудь обязательно проводит. Но, раз уж он так тупо засветился, то можно и поздороваться. Да? Или нет?
Эх, была, не была…
- Здравствуйте, уважаемая, - проговорил он по-английски, стараясь быть вежливым. И только сейчас, перехватив ее взгляд, заметил, что выглядит она не важно. Если бы она сейчас еще чихнула, то подходить к этой особе Казанцев бы отказался наотрез. А так, пока не понятно, кто она, что она, и как она. Поэтому остановившись в метрах пятнадцати, Максим изобразил улыбку. – Имею честь представить вам Линь Ян Шо – место, где добрый найдет добро, а мудрый – мудрость.
Я нашел мудрость, - хотел добавить Казанцев, но вовремя прикусил язык. Это и так понятно.
- С чем пожаловали?

После "возвращения с того света" - Рейс не сразу, но в конце концов пропал на тренировочной площадке. Как только удалось наконец уверовать в то, что со зрением все стало в порядке, ну просто отлично, и больше не нужно изо дня в день носить очки и подслеповато щуриться - португалец просто пропал. Ибо это автоматом означало, что теперь можно тренироваться с кунаями нормально, не изобретая разных извращенных способов разглядеть, где же завершило свой полет оружие, где кончается мишень и начинается что-то другое... ну почти что сами лоа велели идти и тренироваться.

Этим Джильди и занялся. Раздобыть кунай для тренировки проблемой не было. Вспомнить, какую стойку ему показывала Оливия и как нужно кидать - чуть сложнее, но тоже выполнимо. а вот попасть в центр мишени... Португалец раз за разом бросал кунай из-за правого плеча и после каждого броска удовлетворенно отмечал, что терпение и труд, они не только мозги, они еще много чего другого перетрут, кунай медленно, но верно смещался к центру мишени. Другое дело, что чересчур медленно, такими темпами Джильди тут в лучшем случае до полуночи простоит, пока в центр попадет...

Звук колокола застал врасплох, едва ли не под руку толкнул - кунай умчался куда-то ну совершенно мимо мишени. Рейс не поленился за ним сходить, ибо потом же не найдет - а потом нерешительно посмотрел в сторону ворот. Наверняка колокол услышал не только он, так что пришедшего встретят и без португальца... но какое-то седьмое чувство усиленно колотило маленьким, но крепеньким кулачком в спину, требуя сходить и лично посмотреть, что там у ворот происходит.

У ворот уже вовсю происходило приветствие - но все то же самое седьмое чувство не позволило развернуться и уйти, велело высунуться и посмотреть. Да, вот этими самыми глазами. За воротами на камне сидела и как ни в чем не бывало поглощала шоколад женщина, Максим же, оказавшийся у ворот раньше Джильди, вовсю проводил то ли рекламную кампанию, то ли допрос, то ли все и сразу... Рейс задержал взгляд на лице женщины - и почувствовал, как губы сами собой растягиваются в улыбку. Не узнать это лицо португалец не мог, просто не мог - и даже не потому, что такая женщина сама по себе незабываема...

Ну надо же - люди стали выползать из ворот на удивление быстро. Елена смерила взглядом вышедшего из ворот и обратившегося к ней на английском парня - и по его поведению быстренько уяснила для себя две вещи. Первая: он просек, что она простужена, теперь его к ней и на веревке, наверное, не подтянуть будет - порвет и убежит. Ути-пути, какие мы нежные, какой у нас хрупкий иммунитет. И вторая - парень явно в заблуждении насчет ее возраста, причем в конкретном таком заблуждении...

- С простудой пожаловала. А что, по мне не видно? - похлопала глазами Елена, старательно прикидываясь дурочкой с переулочка. Нет, всем ясно, что спрашивали ее не об этом - но пусть формулирует нормально. Может, у нее английский запущен еще в начальной школе... - Как-как? Добрый найдет добро, а мудрый – мудрость? - продолжала ломаться женщина. - А конкретно ты, солнышко, что нашел?

На языке уже был еще десяток вопросов, которыми по-нормальному можно только поставить в тупик - но тут из ворот вышел еще один парень - и первый "монастырец" Лену интересовать сразу перестал. Да какая ей разница, что он там нашел... Женщина разглядывала второго парня, то слегка наклоняясь вперед, то чуть-чуть откидываясь назад, чтобы рассмотреть и так, и так - и в конце концов пришла к выводу, что не так уж и сильно он изменился... вытянулся, наверное, разве что... и стал каким-то... законченным, что ли? как будто к картине последний, финальный удар кистью добавили, и все, что раньше расплывалось, смазывалось, обрело четкость... Тем временем на лице парня появилась улыбка, и Лена радостно поняла: узнал. Узнал, опознал...

- Не думала, что найду тебя тут! - улыбнулась в ответ Елена, продолжая говорить по-английски, чтобы первый парень уж совсем не выпадал из происходящего. - Но знай, sangue do meu sangue: я приятно удивлена! Эй, что это, caro, у тебя нож в руке? - за неимением свободных пальцев Лена ткнула шоколадкой, указывая, где именно нож. - Кого ты собрался резать, querido? - Женщина с сомнением посмотрела на шоколад в собственной руке. Да, размахивать им было несколько нелепо... - Я болею и утешаю себя! - популярно объяснила Елена и длинным ногтем наметила место на щеке: - Клюй сюда! Здесь не заразно!

Из десятисекундного общения с новым обитателем монастыря, Макс сделал два вывода: она все-таки простужена, и она не принимает ученика всерьез. Ну, первое не его дело, главное не подходить особо близко, а ко второму Казанцев уже привык. Это, в принципе, нормально.
Максим хотел было уже открыть рот, дабы просветить особу, о том, что тут классные врачеватели и всякая такая фигня, так что, она пришла почти по адресу, но не успел.
Из-за ворот вышел Джильди, и Казанцев на пару секунд выпал из происходящего.
Поймите правильно, Макс просто впервые видел португальца после… после тех жутких событий на обрыве. Хоть бедный русский парень из глубинки и не видел друга мертвым, но лучше многих знал, как именно будет останавливаться сердце друга, и одно воспоминание об этом приводило его в ужас.
Поэтому сейчас Казанцев застыл, словно окаменев, и краем глаза наблюдая за движениями Рейса. Девушка что-то сказала, но Макс не обратил на это никакого внимания. Честно говоря, он ожидал, что Джильди измениться кардинально: поседеет, добавит себе морщин в уголках глаз, будет глядеть на мир бесцветными рыбьими глазами… ну или еще что-то в этом роде. Но видимых изменений, кроме очевидного отсутствия очков, в португальце не наблюдалось. И это, отчего-то пугало сильнее, чем если бы Рейс изменился до неузнаваемости…
Ведь это бы означало, что Лоа забрали только внешнюю оболочку, изменили его тело, но не душу. Однако, они почти не тронули тело Джильди. Означает ли это, что душа друга изменилась кардинально? Означает ли это, что прошлое ничего для него не значит, и что Макс уже потерял друга? Честно говоря, Макс бы понял Лоа, если бы они стерли эту странную дружбу из души шамана. Зачем Рейсу такой друг, который при первой же встрече, чуть не избил беднягу, а потом лишь доставлял ему неприятности?..
Вспомнилось их совместное приключение в горах, вспомнился кроваво-черный стебель, что был, казалось, самой жизненной силой, сутью Джильди… Стебель, что позволил выбраться ему и Уле. А потом боль, что португалец забирал прикосновением своих рук, это же тоже – бескорыстно, безвозмездно! Он страдал вместо самого Макса, и…
Казанцев нашел в себе силы закрыть глаза, вздохнул, сделал шаг назад, прячась в тени ворот. Новый обитатель и португальский шаман явно были знакомы, и сейчас должны были последовать объятия, поцелуи и прочие необходимые атрибуты встречи после долгого знакомства. Это Макс понимал. Поэтому предпочел отойти, дабы не мешать… и оттянуть момент, когда точно станет ясно: пришел конец их дружбе, или Лоа оказались милосерднее, чем он ожидал.

- Нож? - Джильди с любопытством посмотрел на собственную руку, в которую женщина ткнула шоколадкой. Оглядел зажатое в руке оружие, как будто это была невесть какая интересная штука. - Можешь считать это ножом, - пожал плечами португалец. - Но я до сих пор называл это кунаем... - Можно было поспорить и еще, женщина бы наверняка с удовольствием втянулась в дискуссию - по меньшей мере, та женщина, которую помнил Рейс... Но смысла в споре Джильди сейчас не видел. Ну никакого.

- Как замечательно видеть тебя, Лена, - сказал португалец, делая шаг вперед, и "клюнул" куда велено. Более того, Джильди даже бесстрашно обнял женщину, наплевав на то, где, по ее классификации, заразно, а где - нет. - А с каких пор ты лечишься просроченным шоколадом? Раньше, помнится, на дату ты смотрела, - добродушно заметил португалец. Упираясь локтями в камень, он запрокинул голову, глядя на Лену снизу вверх, и спросил: - Тебя на ручках нести или сама пойдешь, ножками?

В ответ на то, как засверкали глаза Лены, Джильди лишь рассмеялся - прекрасно знал, как мать отреагирует на подобное предложение. Лену всегда возмущало любое, даже самое мимолетное сомнение окружающих в том, что она что-то может сделать сама - а уж тем более куда-то дойти своими ногами... Рейс оглянулся на Макса - тот зачем-то прятался в тени ворот, имея на лице какое-то странное выражение, не то сомневающееся, не то испуганное, из-за тени было точно не разглядеть...

- Макс! Не прячься! - позвал Джильди. - Мы с Леной не кусаемся - ну, по меньшей мере, я не кусаюсь точно...

- Я питаюсь просроченным шоколадом с тех самых пор, как у этого шоколада закончился срок годности, - емко разъяснила Лена, обнимая Джильди в ответ и с удовольствием подставляя ему щеку для поцелуя. - А ты что, всегда следил, не просроченные ли у меня шоколадки? И, скажи-ка мне, caro, ты вообще что-нибудь ешь? Совсем тебя здесь запустили, на тебе же все висит, - констатировала женщина, одергивая на сыне висящую мешком рубашку. - Одни кости небось и остались... И еще, скажи мне, querido, в кого у тебя такая тоненькая лапа, неужели в меня? Никогда у парней не видела такого тонкого запястья, - задумчиво сказала женщина, разглядывая руку Джильди и сравнивая со своей. - Хотя, с другой стороны - это не клешни, как у твоего папашки, и это же прекрасно...

- Как это - не кусаемся? - даже возмутилась Лена. - А как же я, caro? Я же кусаюсь, и прекрасно кусаюсь! Забыл? Напомнить? - Женщина угрожающе качнулась вперед и щелкнула зубами, словно и впрямь хотела вцепиться зубами в так удобно подставленное плечо сына. - И вовсе не надо меня на ручках нести, я и сама прекрасно дойду! А что, я так плохо выгляжу? - вдруг запоздало спохватилась женщина, глядя на скрывающегося в тени Макса. - Все, уже молодые люди от меня прячутся? Умоляю, sangue do meu sangue, скажи мне правду, как бы ужасна она ни была... - Наигрывала, как любила это делать - наигрывала. Будь здесь один только Макс - погоняла бы его знатно. Но ведь рядом еще и Джильди стоит, он-то уже все подобные выверты знает, как свои пять пальцев, сына так уже не проведешь... Только и надежды на то, что подыграет... Подыграет, паршивец, или нет?

Это явно не была встреча старых друзей. Макс не мог вот так, с первого взгляда определить, какие именно отношения связывают этих двоих, да и собственно не пытался, задушив, задавив, наступив на горло собственному любопытству. Был очень простой способ: немного напрячь Аджну и Сахасрару, и перед мысленном взором откроются узы, которые связали его пока еще друга и эту пока еще незнакомку… Но Казанцев не стал. Зачем? Если сочтет нужным, Джильди сам расскажет, а если нет… то не его дело.
Хотя в наибольшей степени забота девушки о португальце выглядела, как забота матери о любимом сыне… но не слишком ли она молода для того, чтобы быть матерью Рейса?
Из подслушанного разговора вытекало еще две очевидных вещи: девушку зовут Лена и она ест просроченный шоколад. В любой другой ситуации, Макс бы обязательно сделал какие-то очень остроумные выводы относительно умственных способностей новой обитательницы монастыря, но в данном случае, дело касалось Джильди. А если дело касалось Джильди, то ни в чем нельзя быть уверенным.
Честно говоря, Макс вообще не был уверен, что Рейс его заметил. И, по большому счету, был бы не против того, чтобы его тихо проигнорировали, однако португалец решил по-иному. Его голос, обращенный к Казанцеву, тот самый голос, в котором все еще легко угадывались нотки неубитой дружбы, спихнул с плеч Максима огромный груз. Казалось, из парня вдруг вынули какой-то стержень, он сам не понимал, насколько напряжен был в последние несколько минут. Почти неудержимо захотелось разреветься: ну прямо как в детстве, когда теряешь кого-то из близких в толпе, не в силах вымолвить не слова и чувствуя, как по щекам текут тихие, беззвучные слезы, а потом, когда тебя находят, начинаешь рыдать – громко, безудержно, навзрыд. Огромным усилием воли, Максу удалось взять себя в руки, и выйти из тени.
Он улыбнулся, сделал шаг навстречу, но близко подходить не стал, удерживая дистанцию метров в пять. Не потому что всерьез боялся, что его укусят, или заразят: просто не хотел нарушать некое личное пространство, что образовалось между Джильди и Леной
- Простите… ээээ… – пару секунд понадобилось, чтобы найти нужное обращение. В конце концов, Макс остановился на «Мисс», хоть и понятия не имел замужем эта странная девушка, или нет. - … мисс. Не подумайте, я вовсе не хотел от вас бегать или прятаться… Все дело в том, что я очень робкий, и не решался признаться в том, что совершенно очарован…
Макс кинул взгляд в сторону Джильди, тихо подмигнул другу, потом поймал слегка прищуренный взгляд Лены и продолжил:
- Какая же услада для глаз! – вдохновенно вещал Максим, в глазах которого отражалась парочка, что стояла рядом. – Простите, но я просто не могу отвести взгляд… Какое изящество форм, какое совершенство в каждом мимолетном движении! Такая прекрасная натура, скрытая в простоте, кою не оценишь с первого взгляда…
Казанцев вдруг резко стал серьезным, и пояснил совершенно другим, деловым голосом:
- ...Я про ваш шарфик. Где такой можно достать, не подскажете?

- Лена, не изображай из себя акулу! Это совершенно сейчас не к месту! - сказал Джильди, слегка отклоняясь назад, чтобы зубы матери точно не проехались по его плечу. Она ведь может и цапнуть, запросто, за ней не заржавеет... А у Лены уже произошло переключение сознания, на совершенно другую тему - и вместо способности кусаться она принялась обсуждать собственную внешность. Джильди вздохнул. Слышали. Сто раз уже слышали... И ведь Лена и сама же не верит в то, что выглядит ужасно - просто ей хочется лишний раз послушать, какая она красивая...

- Никто от тебя не прячется, - терпеливо сказал португалец. - Ты потрясающе выглядишь, ты же знаешь... Но ты же не планируешь сидеть на этом камушке до скончания веков? Если не встанешь и не пойдешь своими ножками, мне придется тебя нести, так и знай!

Да-да, конечно. Имела Лена его в виду. Она вообще уже отвлеклась на Макса - который начал было весьма многообещающую речь... и закончил шарфиком. Вот здесь уже Джильди не брался предсказать, как отреагирует Лена - и обнял женщину, чтобы в случае чего по возможности помешать ей вскочить и навешать Максу поучительных пинков - а то Лена ведь могла. Как бы она ни выглядела со стороны - могла, ой могла...

Макс прикрыл глаза, сделал шаг назад, увидев слегка недобрый взгляд Лены. Ну, слава Джильди – спаситель, что уберег Казанцева от гнева… матери. Все-таки матери.
Замеча-а-а-а-тельно…
Интересно, почему Джильди называет ее «Леной» а не «мамой»?
Впрочем, этот вопрос, хоть и возбуждал некоторое любопытство, но задавать его сейчас казалось нецелесообразным.
- Если бы я знал, что Джильди ваш сын, - проговорил Казанцев, сдерживая плавящийся от обилия информации мозг, и добавив голосу нотки сожаления, - то не позволил бы себе такую штуку с шарфом… Честно говоря, я думал, что вы его подруга. Давняя. Откуда-нибудь с Португалии. И да, Джильди прав, вы прекрасно выглядите.
Макс улыбнулся доброжелательно, но на всякий пожарный отступил на пару шагов. Мало ли? Ща еще шоколадом плеваться начнут?
Вообще он был не против, если Рейс огребет от матери вместо него самого. Это, по его мнению, было вполне нормально...

Угадал - вектор поведения Лены угадал. И ухитрился вовремя "встать на пути возмездия", рискуя получить от матери по лбу и не только... Хотя, во-первых, подобного возмездия португалец не очень-то и боялся - не будет же, в самом деле, Лена безжалостно избивать родного сына. А во-вторых, если матери про этот инцидент с шарфиком не напоминать, так она весьма и весьма быстро про него забудет. Да, вот такое вот легкое у Лены было сознание, порхающее, перескакивающее с предмета на предмет - и временами просто грех было этим не воспользоваться, например, как сейчас... А если ее при этом еще и отвлечь - вообще идеально будет...

- Лена, вставай! - потребовал Джильди и потянул мать за руку, пытаясь поднять ее с насиженного уже места. - Сидеть на холодном камне вредно, ты же себе отморозишь... многое из того, что отмораживать ни в коем случае нельзя! Ну же, вставай! - обхватив мать за талию, португалец поднял-таки ее с камня. Лена при этом демонстративно повисала на сыне, всем своим видом показывая что вот, этот изверг ее куда-то тащит... - Пойдем, ты же не можешь питаться одним только просроченным шоколадом, верно? Я более чем уверен, что в столовой найдется чем тебя покормить... - с этими словами Джильди повел полуупирающуюся мать к воротам. Ну... она всегда вот такая была, сколько он ее помнил - так что все выкрутасы Лены принимались португальцем абсолютно спокойно, как нечто само собой разумеющееся...

- Не извиняйся, - шепнул Рейс, проходя мимо Макса, - она все равно минут через пять об этом забудет... и уж точно не начнет ни драться, ни кусаться, только если ты не будешь напоминать ей об этом через каждые три минуты... - Называется, "обозначил", что-то такое в духе рыженькой Ярины...

Когда ее сдернули с насиженного теплого местечка - Елена принялась упираться. Хотя делала это, во-первых, больше для виду - а во-вторых, было приятно, что вот, у нее такой сын, который легко носит ее тушку на руках, все полюбуйтесь, какого молодца родила и вырастила... - Осторожнее, caro, нож! или как ты там его называешь... - только и напомнила женщина. В самом деле, та жутко острая штука до сих пор была зажата у Джильди в кулаке - и Лена вовсе не хотела получить ей между ребер, хотя была уверена, что сын и не ткнет. А вот слушала его дальнейшие слова - и глаза удивленно распахивались все шире и шире...

- Не поняла, - наконец вопросила Лена, - с каких это пор мы поменялись ролями? Что, теперь ты мой мудрый и заботливый сын, а я твоя юная мать? - Желая услышать ответ, женщина вся извернулась - чтобы видеть, с каким лицом Джильди будет отвечать. Ну, и чтобы проверить, сможет ли он тащить ее и дальше, когда она так неудобно извернулась у него в руках. Хотя... да сможет, конечно, чего она дурью-то мается, он же у нее упрямый малый... да уже и не малый, в общем-то... Жуть, третий десяток парень пошел считать! Лену это почему-то встревожило даже больше чем тот факт, что она сама отсчитывала уже пятый десяток - интересно было бы знать, почему...

Эти двое были… милы. Пожалуй, именно это слово подойдет лучше всего.
Почему-то, поняв, что Лена все-таки является матерью Джильди, Макс решил, что ожидается, по крайней мере, ковровая бомбардировка из пары тысяч неприятностей, которые разрушат любые стены, даже если это стены монастыря. Не потому что Рейс был именно таким, нет. Португалец, кстати, олицетворял собой образец благодушия и спокойствия, даже когда оказывался в ситуациях, к которым даже слово «критические» будет не слишком применимо. Ибо будет звучать слишком мягко.
Однако совсем другое впечатление производила сестра Джильди – Мириам. Казанцеву не приходилось общаться с ней слишком плотно, но и того что видел и слышал Максим от других учеников, было более чем достаточно, чтобы определить характер девушки как… «нелегкий», будем дипломатичны. Непонятно почему, но Казанцев решил, что один только Джильди в этой семье более или менее адекватен, посему от Мириам старался держаться подальше. Это же отношение он собирался перенести на мать Рейса, однако сейчас ему пришлось пересмотреть свое решение.
Вид обнимающейся семьи вызывал умиление. Было приятно видеть счастливое выражение на лице друга, который пытался замаскировать его под не слишком хорошей маской строгой заботливости. Так же приятно было наблюдать, как лицо Лены словно светится изнутри – светится гордостью, любовью, заботой и нежностью.
Макс понял, что улыбается, словно разделяя счастье португальца от встречи после долгой разлуки.
Мысли перескочили на собственных родителей, и тоска сжала сердце раскаленными щипцами. Улыбка Казанцева потускнела, но он заставил себя выкинуть ненужные мысли из головы. Ничего, совсем скоро он покинет эти стены, и уж тогда точно выкроит время, чтобы заскочить домой! Пообещав себе это и таким образом слегка успокоив тлеющую тоску, Макс зашагал рядом с Леной, не опасаясь больше нападок с ее стороны.
Поймал взгляд Джильди, и быстро передал ему послание, добавив немного веселых эмоций в свой ментальный «голос»:
- Ты бы лучше не прижимался так к матери-то. Не я один могу принять ее за твою подружку. Будет неприятно, если Мишель узнает через третьих лиц, что ты тут с какой-то незнакомкой обнимаешься… - Максим хмыкнул, не мысленно, вполне осязаемо. – Твоя любимая живет по закону джунглей, друг, поэтому она сначала ударит, а потом подаст голос, решив разобраться из-за чего, собственно весь сыр-бор. Тебя-то она конечно бить не станет, а вот мне может попасть (хотя, я даже не знаю за что, просто мне всегда попадает из-за тебя).
Казанцев не удержался от усмешки, и слегка прибавил ход, дабы открыть перед дамой двери столовой.