Комната Бенедетто Ковача

Повисшее в небольшой комнатке молчание, тягостное и напряженное, казалось, никогда не закончится, никогда не прервется мелодичными звуками голоса, тембр которого растворился в памяти молодой волшебницы за время разлуки. Взгляд австралийки, тоскливый, но одновременно преисполненный отчаянной, детской надежды, время от времени опускался вниз, слишком тщательно изучая крошечные выщерблинки в деревянном полу или узор на покрывале кровати, но потом снова возвращался к Бенедетто, всё так же продолжавшему стоять около окна. Сейчас Фабиана жалела, что вообще появилась на пороге его комнаты несколько минут назад. Не взбреди ей в голову подобное намерение, она бы не вторглась в воспоминания молодого человека и не стала свидетельницей того, что потом – прорицательница не сомневалась в этом – еще долгое время отголосками эха будет звучать в её собственной памяти. Девушка со странной отрешенностью, как словно бы это никоим образом не затрагивало её, поняла: Бенедетто не отговорить от его поистине сумасшедшей идеей с поездкой в Африку, он охвачен каким-то странным, фанатичным стремлением загладить свои былые прегрешения, и ничто, даже увещевания друзей или более здравомыслящих мастеров, не способно его остановить. Так шли на войну безрассудные юнцы, бросались в самую гущу сражения, сознавая, что встретят там лишь погибель – но, тем не менее, продолжали идти, оставаясь верными своей непоколебимой ненависти к врагу по ту сторону баррикад. И что могло ожидать Бенедетто на просторах Африканского континента, кроме как не голод, лихорадка и, как логическое завершение всему тому, смерть? И что могла сделать Фабиана, кроме как не последовать за ним?

Заполняющая комнату тишина, вязкая, словно желеобразная субстанция, развеялась звуками голоса темноволосого юноши – медноволосая волшебница почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось, отзываясь нестерпимой, тягучей болью в каждом уголке её сознания. Медленно, точно ей предстояло подняться на Голгофу, Фабиана встала с кровати и на одеревеневших ногах приблизилась к другу – тихо подрагивающая рука коснулась плеча и с силой сжала его, вкладывая в это касание всё накопившееся в душе. Австралийка улыбнулась – улыбка получилась кривой, словно мышцы на одной из сторон лица парализовало впрыснутым анестетиком.

- Береги себя, - произнесенные слова растворились в пространстве комнаты, и девушка отвернулась от своего товарища, слегка пошатывающейся походкой направляясь к выходу, - но по ту сторону двери её ожидало новое открытие. Взгляд серо-голубых глаз волшебницы натолкнулся на невысокого мальчика, одного из учеников монастыря, скорчившегося подле комнаты Бенедетто и посматривающего на деревянный кораблик в нескольких сантиметрах от себя. Лоб Фабианы прорезала напряженная морщинка – мальчик наверняка ни сном ни духом не ведал, что его старший товарищ намеревается бросить всё и отправиться в африканское сафари, удерживая в руках билет в один конец.

- Добрый день, Тэрри - нервный, звенящий от внутреннего напряжения голос, приобревший непривычные для австралийки тоненькие нотки. Мальчик был таким же наивным, как и она сама, полагая, что нужен этому странному темноволосому молодому человеку с грустными ореховыми глазами. - Ты пришел как раз вовремя. Поторопись, ибо достопочтенный мастер Ковач скоро станет для всех нас вне зоны доступа. - Раздраженные, проникнутые каким-то отчаянным злорадством, колкие, но до боли правдивые слова.

Тишина была нарушена только прикосновением её руки к его плечу и голосом. Он слабо встрепенулся, но не повернулся к ней. Наоборот, он открыл глаза и поднял голову. Посмотрел на её силуэт, отражающийся слабыми и чуть заметными контурами в оконном стекле, и вздохнул. Что ещё говорить? О чём ещё думать? Он принял решение, и Фабиана поняла его. Она поняла, что не сможет отговорить его от этой поездки, и ему это было приятно. Это и есть настоящая дружба.
Как только она скрылась из его комнаты, он повернул голвоу к двери, уже закрытой, и, повернувшись, опустился на корточки. обнял голову руками и сидел так некоторое время. Да, ему было страшно. Где-то в глубине души он хотел, чтобы она вернулась, чтобы, наконец, она поехала с ним. Но это было невозможно: их пути разошлись. У неё другой путь, более интересный и правильный. А он уже всё решил для себя. Он должен туда отправиться...

Через некоторое время он поднялся на ноги и умылся. Посмотрев на себя в зеркало, он хмыкнул, увидев покрасневшие глаза. В ближайшие часы краснота не спадёт, у него есть на всякий случай тёмные солнцезащитные очки, но он не выйдет из комнаты. Только ночью, перед отъездом. Возьмёт в столовой какое-ниубудь питание и уедет. тихо, бесшумно, без свидетелей.

А сейчас он положил в портфель фотографию и немного одежды и лёг спать. Перед такой дальней и опасной дорогой надо выспаться и набраться сил, которых уже не осталось.