Зима зимой, а обед по расписанию

Честно говоря, осознание того, что все вокруг липнут к его возлюбленной, не было особенно приятным. Брат этого не понимал, для него не существовало понятия «ревность». А для Макса – существовало… И как бы он не пытался шутить на эту тему с пандой, посылая ему всякие веселые образы, которые сознание зверя превращало в понятные ему, но когда второй панд лизнул Улю, а потом еще и рысь подошел, влекомый движением тоненькой ручки, Макс почувствовал, как внутри поднимается протест.
В какой-то момент, Казанцев вдруг понял, что хочет остановить все это, и… он просто погнал брата в клетку.
И, что удивительно, у него получилось. Сознание Панда чуть ли не вприпрыжку просилось в свою ментальную камеру, где-то в глубине разума Максима…
…и почти тут же, Казанцев почувствовал, как начинается обратное превращение. Сознание утонуло в болевых ощущениях, но Макс вдруг поймал себя на мысли, он скорее страдает от ожидания боли, чем действительно ощущает ее. Он попытался расслабиться, но это получалось с трудом. Выламываемые кости, разрываемые мышцы, изменяющаяся кожа – все это было не слишком приятно. А выглядело, наверное, еще хуже…
Вероятно, для кого-то две-три минуты чужого превращения – это всего лишь две три минуты. А вот для того, кто превращается – это вечность… Но даже вечность имеет свойство заканчиваться, поэтому, вскоре Максим открыл глаза, понял, что лежит на спине. Хотел вздохнуть, но закашлялся, и перевернулся набок.
Поднялся, уселся на холодной земле.
- Э-э-э… Привет… - это, наверное, было самое глупое, что только можно было сказать в этой ситуации. Но на ум ничего умнее не пришло, посему, Казанцев лишь пожал плечами, взял Улю за руку, борясь с желанием ее поцеловать.
Глянул на вторую панду и рыся, которые, очевидно, были слегка шокированы превращением на их глазах. Ну и ладно.
- Это было… интересно, - признался он, не сдержав иронии в голосе. Повернулся к соотечественнице, улыбнулся: – Рина, спасибо за лечение, это было весьма своевременно…
Максим бросил быстрый взгляд в сторону дерева, где прятался Мамай, скорчил недовольную рожу, но ничего не сказал.
- Вообще, я сегодня добрый, так что вторая панда может остаться и попировать тут, - заявил Казанцев.
- ЧТО?!
- Заткнись.
- А мне надо кое-что сказать Уле, - Максим поднялся на ноги, и, слегка пошатываясь, потянул любимую вглубь рощицы.
Вообще чувствовал он себя отвратительно. Но проявлять слабость перед другими было ниже его достоинства, поэтому он держался изо всех сил, зная, что стоит им отойти чуть подальше и можно будет с чистой совестью свалиться под ближайшим деревцем, и Уля его обязательно подлечит.