Шаг навтречу

Шли третьи сутки с того момента, как отбили Чжэнь. Исполнители уже были найдены, заказчики определены, и прошлой ночью на юге раздались последние выстрелы этого боя. Ху не мог отомстить лично, потому что он считал, что он нужнее здесь. Вернувшиеся с разборок братья и мэймэй уже приехали и сейчас обмывали операцию на кухне, в то время как лунтао снова зашел в комнату четыреста тридцать второй. Чжэнь боялась почти всех. Она подпускала к себе мэймэй, при виде братьев явно настораживалась, хоть и старалась делать вид, что ей уже лучше. Она почти не выходила из этой комнаты, почти всегда отказывалась от еды, только курила и пила, когда это разрешал ей Ху. Он не считал. что ей сейчас стоит топить боль и страх в алкоголе, потому что этим она не переборет себя.

Лунтао принес поднос с ужином и горячим чаем. Он постучался перед тем, как заходить в комнату, хоть и все равно зашел, не дожидаясь ответа. Сейчас ему было сложно как-либо определить те чувства, что он испытывал к Чжэнь. Во-первых, это было чувство вины, такой, которую не исправить словами или извинениями. Во-вторых, он смутно радовался тому, что ему Чжэнь все равно доверяет: она его не боялась даже сейчас. В-третьих это была какая-то тигриная обида за то, что пострадало что-то очень важное в его прайде. Лунтао подозревал, что даже отнятая жизнь брата не разозлила бы его так, как эти издевательства над Чжэнь.

- Я принес тебе ужин, - с порога сказал Ху. – Поешь хотя бы что-нибудь, а то ты уже на призрака похожа.

Чжэнь не знала, сколько времени она здесь. Два, три дня, может и неделю. Она пребывала в каком-то оцепенении, и находиться одной ей было даже страшнее, чем видеть в комнате кого-то из посетителей. Ей постоянно казалось, что любой шум за дверью или за окном – признак неизбежной опасности. При этом Ху запретил ей держать рядом пистолет, несмотря на то, что она даже пыталась с ним спорить.

Когда раздался стук в дверь, Чжэнь стояла у окна и курила, кажется, третью сигарету подряд. Она с отстраненным удивлением смотрела на то, что пальцы перестали трястись, и руки её снова слушаются, когда она прикуривает или стряхивает пепел.

- Спасибо, босс, - произнесла четыреста тридцать вторая. Она обернулась и чуть поклонилась Ху.

Есть не хотелось. Она знала, что лунтао не отстанет, пока она не съест хоть что-нибудь, но тошнило от одной мысли о еде. Единственное, когда Ху был в комнате, Чжэнь чувствовала себя в безопасности. Это ощущение не могло дать ни сознание того, что дом лунтао охраняется пуще правительственной резиденции, и что здесь муха не пролетит без ведома дрессированной охраны, которой руководит многоопытный Ли.

Чжэнь поставила поднос на столик возле кровати и взяла миску с лапшой и палочки. Она чуть поморщилась от резкого запаха специй.

Лунтао сел в кресло неподалеку. Он проводил здесь много времени с того дня, как Чжэнь оказалась здесь после похищения. Его комната находилась по соседству и, услышав, как она снова кричит во сне, он приходил, чтобы просто сидеть рядом – это помогало ей заснуть. Никто в доме никак не смел это комментировать. Но он не мог вечно караулить сон четыреста тридцать второй, она должна была перебороть этот страх.

- Ты все ещё боишься? – спросил Ху, внимательно глядя на Чжэнь.

Ему всегда казалось, что у неё отсутствует инстинкт самосохранения. Она всегда лезла в такие авантюры, из которых было непросто выбраться живой. Единственное, чего Ху не замечал в ней прежде – страха. Она поднялась с самого дна и, казалось, уже не способна пугаться. Оказалось, что казалось.

И Ху не мог не признать, как сильно именно сейчас она нужна семье, потому что никто лучше неё не способен разобраться во всех подковерных играх, происходящих на изнанке Поднебесной. Она обладала особым чутьем, позволявшим мирить и стравливать всех, кого для семьи было выгодно мирить и стравливать. Она виртуозно манипулировала людьми, а сейчас Ху чувствовал, что именно этого дара её лишает возникший страх.

Чжэнь перебирала палочками лапшу, так и не принявшись за еду. Она отставила миску обратно на поднос, налила себе чай и выпила пару глотков. Почему-то чай снова пах мятой. Может, кто-то посоветовал Тигра добавлять мяту в чай, потому что она якобы успокаивает, у Чжэнь же этот запах сейчас ассоциировался с той безысходной пустотой, в которой она находилась несколько дней.

Она посмотрела на лунтао, не зная, как ответить на его вопрос. Он и сам видел, что боится. Сейчас он имел полное право сказать, что больше не будет с ней нянчиться, и так сколько времени уже на это убил, ничего не добившись. Вечно она влипала в какие-то истории, из которых Ху приходилось её вытаскивать, ещё с тех времен, когда она пыталась наложить на себя руки из-за Яна. Он ведь наверняка сейчас и об этом вспомнит.

- Я справлюсь, - через силу ответила Чжэнь и постаралась улыбнуться. – Только мне понадобится новый телохранитель.

Она уже знала, что прежний её предал и поплатился за это жизнью. Дважды противное чувство: что тебя обманул тот, кому ты доверяла, и что человека убили из-за тебя, не спросив твоего мнения. Не в первый раз, но все равно противно на душе, будто не привыкла, что работаешь на триаду, а не на мирную компанию.

Лунтао чуть улыбнулся, услышав правильный, хоть и не совсем искренний ответ. Чжэнь так и не стала есть, только с недовольным видом пила чай.

- Ли уже нашел надежного человека. Предан ему, как собака и конь, не раз отличался в перестрелках, - сказал лунтао. – Я ему доверяю.

Он думал, что одного охранника может быть не достаточно, потому что сама Чжэнь не могла отбиваться в случае нападения. Её машину нужно будет бронировать, такое задание уже получили кто нужно. При этом Ху боялся возвращать ей её пистолет, чтобы она с перепугу не застрелила кого-нибудь из посетителей или не наделала глупостей с собой. Она просила вернуть оружие, но он отказал.

- Чжэнь, тебе не обязательно делать вид, что все в порядке, потому что я вижу, что это не так, - сказал Ху. – Ты будешь здесь столько, сколько захочешь. Не нужно ничего больше доказывать, хорошо?

Чжэнь прикрыла глаза, слушая лунтао. ей казалось, что он лезет ей в душу, в то время как хотелось закрыться даже от него. Не думать, не теребить воспоминания, не искать причины страхов и способы их решить. Не сейчас. Хотя бы ещё день-два, лучше неделю. Чтобы переболело и осталось в прошлом, а потом можно было дальше спрятаться за любой удобной маской и играть нужные для семьи роли. А он просил снять маски вовсе. И от этого к горлу подступает комок горечи. Или просто мутит от этого вкуса мятного чая, чашку с которым Чжэнь поспешно отставила на поднос, после чего сцепила пальцы в замок.

- Я не хочу быть такой, - тихо произнесла она, чувствуя, что на глаза накатываются слезы. – Я не хочу Вас подводить.

Она чувствовала себя загнанной в угол, потому что все те эмоции, с которыми она не могла справиться, не давали ей жить так, как она привыкла. Сейчас она была обузой для семьи, обузой лично для лунтао, который возился с ней, надеясь, что скоро она вернется в строй. Нет, Чжэнь не думала о смерти, она хотела как можно быстрее вернуться к жизни, которую так ценили союзники и так высоко оценивали противники. Она была нужна триаде, но не такой, а прежней.

- Я справлюсь, правда, - Чжэнь подняла на лунтао влажные от слез глаза. – Спасибо, что Вы мне помогаете.

Чжэнь прижалась плечом к лунтао, когда тот её обнял. Она пыталась понять, что он при этом чувствовал. Возле него ей казалось, что её защищает какая-то священная гора. Интересно, не чувствовал ли он при этом брезгливости, зная почти все о её жизни? Чжэнь служила Тигру с того дня, как была основана эта триада, но Ху всегда был для неё человеком не того уровня, что она. Кем-то типа императора, обладавшего небесным мандатом, в то время как её задачей просто было быть полезной его семье. Поэтому от его заботы она чувствовала неловкость, а его внимание воспринимала как придирчивость, будто он был должен всякий раз оценивать, достойна ли она вообще находится в обозримой близости от него и его людей, или пора снова послать её восвояси, как было при Цзин Ване.

От Ху Чжэнь чувствовала тепло, которого ей не хватало. Оно было искренним, человеческим, и из-за него просыпалось искреннее и человеческое в ней самой, в том числе страхи, которые она пыталась отогнать, и которые рвались душившими её рыданиями. Эти скрытые эмоции, найдя повод выплеснуться, сейчас уже не позволяли Чжэнь держать себя в руках. Она разревелась в голос, уткнувшись лицом в плечо лунтао.

Всю жизнь она не имела права на искренние эмоции. Всю жизнь должна была играть то, что от неё ждали. Единственное, в чем она должна была быть искренней – в своей преданности лунтао. Она была нужна до тех пор, пока могла что-то дать, и во всем мире не было такого человека, который ценил бы её за что-то ещё. Её семья – это люди, которым нужна её служба. И все равно она была предана лунтао и благодарна ему сейчас за то, что она может позволить себе повести себя вот так, не играя. За то, что ему есть до неё дело, или что он очень грамотно делает вид, что ему есть дело. Но он не играл, она это подсознательно чувствовала, как слышала сквозь сон, когда он приходил в её комнату и ждал, пока она перестанет метаться по кровати от ночных кошмаров.

Лунтао промолчал, когда Чжэнь расплакалась. Он лишь крепче её обнял и стал гладить по спине. Для Чжэнь сейчас явно происходило что-то немыслимое, настолько она всегда хорошо контролировала свои эмоции. Она играла нужные роли двадцать четыре часа в сутки, даже когда присутствовала только среди своих. Каждый жест, каждый взгляд у неё обычно казались отрепетированными представлениями, подобно танцам гейши, где все заточено под нужный эффект, но никак не выражает искренние чувства. Ху считал это её защитой, позволявшей ей быть такой, какой её хотели видеть. А сейчас она даже не столько испугалась, сколько устала от этих масок. И доверилась, как вряд ли многим доверялась.

Если во всей этой сложной истории называть хоть что-то своими именами, то причина ярости лунтао могла быть ревностью, его беспокойство за Чжэнь можно было назвать привязанностью, а её искренность сейчас заставляла Ху во многом признаваться себе самому. Он ценил сейчас эти искренние слезы не как лунтао может ценить преданность своих подчиненных, эта привязанность была куда более человечной и относилась к совершенно другим эмоциям. Ху коснулся губами волос чжэнь и обвил руками её талию, по прежнему ничего не говоря.

Не оттолкнул и ничего не сказал, но Чжэнь казалось, что она почувствовала, что её желания оказались правдой. Это было человеческое отношение, то, которого её так не хватало долгие годы. Искренность, внимание, забота, которые заставляли сильнее чувствовать, уже не пугаясь хотя бы этих эмоций.

Ей казалось, что она никогда не чувствовала таких искренних прикосновений, и что это едва уловимый поцелуй был самым искренним из тех, что она чувствовала в своей жизни, в которой уже не считала собственное тело принадлежащим ей самой. Еще недавно ей казалось, что она не будет способна чувствовать нечто подобное, что цинизм позволит просто отречься от давно ставшего чужим тела, чтобы просто наряжать его в нужные для ситуации наряды. А сейчас она немного вздрогнула, но в следующий момент подняла голову и робко коснулась губами губ лунтао, ещё не зная, как он к этому отнесется. Надежда смешивалась со страхом, но надежда была намного сильнее.

Где-то на задворках сознания бились мысли о том, что она не смеет, что она не достойна того, чтобы быть с ним, что он об этом знает не хуже её самой, но Чжэнь отгоняла эти мысли, как пропавший в пустыне до последнего уговаривает себя, что мираж – это настоящий оазис, и что ещё хотя бы несколько мгновений можно жить, веря в правдивость этой иллюзии.