Любые планы может нарушить самодеятельность

Бразильянка благодарно улыбнулась четыреста двадцать шестому, который не стал ее задерживать внизу, после чего ободряюще улыбнулась Чжуню, мол, все будет хорошо, не бойся, после чего направилась к лестнице, немного недовольно поморщившись, когда Чжоу тоже решил пойти с ней. Вот честное слово, сейчас ей только не хватало выяснений отношений. Хотелось просто лечь и немного отдохнуть, а не вечных разговоров о том, кто из них прав.

Сантана поднялась на третий этаж следом за Мином, вошла в комнату и, молча скинув футболку и джинсы, забралась под одеяло, на всякий случай поставив будильник. Их, конечно, разбудят, но лучше перестраховаться. Ей не хотелось ничего обсуждать, не хотелось снова поднимать эту дурацкую тему, ведь началось все с того, что Мин слишком печется о ее безопасности... А сейчас, наверное, полезет разговоры разговаривать, либо отчитывать как маленького ребенка. Лучше бы просто лег рядом и обнял. Помолчать вместе иногда бывает гораздо важнее и приятнее, чем что-то вечно обсуждать. Постель была холодной, поэтому бразильянка свернулась в калачик, обняв себя за плечи. Она уже не злилась, просто накатила какая-то легкая аппатия и хотелось любви и понимания.

Сантана не сказала ни слова, она просто легла спать. Чжоу надеялся, что они сначала обсудят все, что наговорили друг другу за этот день, но в планы девушки это явно не входило. Она снова вела себя как кошка, которая гуляет сама по себе, считая, что ей виднее, как нужно поступить. Либо она знала больше, чем Чжоу, о том, чего можно ожидать, что вряд ли, либо просто не считала нужным делиться своими рискованными планами. Только, кажется, обсуждать это снова бессмысленно, не будет ничего кроме новой ссоры.

Такое отношение Чжоу находил для себя обидным, видя в самостоятельности Сантаны какой-то особый свойственный ей эгоизм. Мол, она все знает, ей виднее, как жить, и незачем её поучать. У неё за плечами был жизненный опыт, который есть мало у кого из новобранцев триады, но она не так давно в семье и в Китае, чтобы так пренебрегать советами тех, кто знает этот мир лучше, чем она. И кто поучает её не из вредности, а ради её же безопасности.

Чжоу лег на кровать поверх одеяла, не раздеваясь, но обнял свернувшуюся клубочком Сантану. Сейчас он её не понимал, но не хотел, чтобы ей было ещё хуже. При этом Чжоу не знал, как объяснить ей то, что она, в свою очередь, отказывалась понимать.

- Я просто не хочу, чтобы ты рисковала, - сказал он, не зная, слышит ли его Сантана или уже заснула.

Мышцы расслаблялись, отзываясь приятной тяжестью при малейшем движении. Было хорошо, но все равно не хватало того внутреннего тепла, которое приносил ей покой. А все из-за того, что они с Чжоу в который раз уперлись лбами в стену, но каждый со своей стороны, и отказывались не то, чтобы уступить, просто послушать. Но сейчас, к своему удивлению, она поняла, что Мин не прикапывается к ней с расспросами и поучительными речами почему она была в чем-то не права. Он просто лег рядом и обнял ее, хотя и в этом жесте читалась его обида. Он мог бы забраться к ней под одеяло, но лег сверху... Девушка тяжело вздохнула из-за не слишком радостных мыслей.

- Я рискую постоянно, даже сейчас, - чуть погодя ответила бразильянка, заставив себя повернуться лицом к молодому человеку. - Если постоянно об этом думать, то можно сойти с ума...

Сантана не поднимала взгляд на четыреста двадцать шестого, лениво рассматривая его и свои руки. Вроде бы так близко, но так одновременно далеко, что кажется, что он может испариться. Вот так вот раз, и растаять в воздухе.

- Почему ты не ляжешь под одеяло? - она встретилась с ним взглядом. Видели когда-нибудь маленького ребенка, который искренне чего-то не понимает? Вот примерно такой же взгляд был сейчас у Сантаны: невинный и чистый, как у ребенка.

Чжоу встретился с Сантаной взглядом. У него был логичный ответ на её вопрос: потому что через два часа нужно вставать и лень снимать с себя одежду, а в ней и без одеяла не холодно. Но, кажется, мэймэй видела особый смысл даже в том, что он не лег под одеяло. Чем все это объяснять, Чжоу просто улыбнулся в ответ и укрылся одеялом, оказавшись ближе к Сантане.

В понимании между ними порой возникала глухая бетонная стена, связанная вовсе не с языковым барьером и не с разницей двух культур, находящихся на противоположных сторонах глобуса. Это было более глубокое недопонимание, вечное как само человечество, и заключалось оно в том, что мужчины и женщины во многом думают, как пришельцы с разных планет. В итоге можно до хрипоты объяснять, что он хотел сказать и почему не планировал обидеть Сантану, что бы она себе ни подумала, но любые подобные объяснения были как об стенку горох.

Этот конфликт мог быть менее заметным, если бы каждый занимался своим делом, в частности, Сантана как четыреста пятнадцатая спокойно работала с бумагами в Хусин, но накануне перестрелки он обострялся до предела. Укушенный змеей боится веревки, Чжоу боялся за безопасность Сантаны и в менее рискованных ситуациях, чем сегодня. Она же утверждала, что все будет хорошо, при этом действовала, как сама считала нужным. В ней была склонность к неоправданному геройству, ещё раз доказанная, когда девушка одна пошла ловить шпиона.

- Мэймэй, не нужно думать о риске постоянно, но его нельзя вовсе отрицать. К чему этот фатализм, когда можно просто перестраховаться там, где это возможно? Или предсмертную записку написать проще, чем надеть бронежилет? – Чжоу прямо посмотрел в глаза Сантаны.

Странно, что он ничего не ответил. Просто залез под одеяло, оказавшись ближе к ней, просто снова обнял, просто молчал, не отвечая на ее слова относительно риска и безопасности. Можно было бы пошутить и предположить, что он просто приболел, но нет, совершенно не вариант, тем более, что совершенно не хотелось сейчас нарушать это хрупкое спокойствие.

Но не тут-то было, потому что Чжоу. какой бы ни была ситуация, все равно остается самим собой. Он не мог ничего не ответить. И Сантана уже было хотела аккуратно перевести тему, поинтересовавшись почему он практически никогда не называет ее по имени, но Мин задал вопрос, который ножом резанул по сердцу, а в груди запульсировала старая рана. Ну почему надо быть таким идиотом?! Девушка открыла было рот, но с губ не слетело ни единого звука. Просто тупая ноющая боль в груди. Она отвернулась от четыреста двадцать шестого, жалея, что не может просто исчезнуть, чтобы вот так вот раз и можно было раствориться в воздухе. Ну почему, почему надо было сейчас вспоминать об этом? Бразильянка тяжело вздохнула, словно сейчас приняла какое-то очень важное решение. Но нет, она просто пересилила себя, чтобы не уйти сейчас, или не попросить его оставить ее одну, что привело бы к продолжению ругани. Почему все не может быть проще, если это такие искренние отношения? Она просто закрыла глаза, скорее даже зажмурилась, силясь не выдать собственной слабости, потому что хотелось просто разрыдаться, так, чтобы всласть. Но снова эти условности, которые не дают права бысть слабой.

В ответ на это Сантана просто обиделась и отвернулась. Разговор сегодня как-то не получался. Наверное, сейчас он все-таки сказал лишнее, хоть тот случай и был главным объяснением, почему Чжоу хотел заранее знать, что задумала девушка, а не узнавать об очередной авантюре уже постфактум.

Их сегодняшние разборки напоминали беседу глухого с немым. Было сложно понять, где заканчивается эгоизм одного и начинается эгоизм другого, но в результате этих отдельных реплик, обращенных друг к другу, вместо взаимопонимания возникала пропасть, становившаяся все глубже и шире с каждой попыткой что-то объяснить.

Чжоу не знал, что сейчас можно сказать, чтобы снова не оттолкнуть Сантану. Он даже не был уверенным, что лучшим ответом, чтобы не разжигать конфликт дальше, будет молчание. На самом деле, есть только одно слово, которое может стать началом к мосту через подобные пропасти. То, которое сложнее всего произнести, когда считаешь себя правым, и в сто раз сложнее сказать с искренним пониманием его смысла. Можно было для начала понять, что его слова заставили Сантану вспомнить о том, о чем ей наверняка хотелось думать не больше, чем ему. Тогда это волшебное слово можно произнести искренне, каким бы сложным оно ни казалось.

- Прости, - сказал Чжоу, коснувшись плеча Сантаны ладонью.

Бразильянка прикусила губу, чтобы хоть как-то отвлечься от воспоминаний, которые всплыли со словами молодого человека о ее предсмертной записки. Почему он обязательно должен сейчас вспоминать то, о чем хочется забыть, словно это был страшный сон? Неужели ему самому приятно вспоминать о том дне, когда она едва выкорабкалась с того света, причем исключительно благодаря стараниям Яна Лю? Или просто хотел задеть ее за живое? У него получилось, молодец. Можно сказать браво.

Ривера чуть вздрогнула, силясь сдержать в себе те эмоции, которые сейчас терзали и без того утомленное сознание. Почему ему проще сказать что-то, всего пару слов, чем просто обнять и помолчать, подождав, пока она немного успокоится. Пусть она и девушка, но она никогда не давала повода, чтобы ее считали глупой блондинкой. Просто обидно, до боли обидно. И когда она только успела стать такой сентиментальной?

- Глупый, - она уткнулась носом ему в грудь, вцепившись мертвой хваткой за его футболку, - Не хочу это вспоминать. Не напоминай, пожалуйста. Не хочу... - А сознание, словно назло, в мельчайших деталях воспроизводило все происходящее в тот день, только теперь присутствовал животный страх, потому что знаешь что случится, но все равно боишься, что результат окажется иным.

- А я не могу об этом забыть, - сказал Чжоу, обняв прижавшуюся к нему Сантану. – Поэтому не хочу, чтобы ты рисковала. Почему ты этого не понимаешь?

Кажется, не так давно он убедил себя, что сейчас лучше обойтись без серьезных разговоров, но все равно не получалось. Сегодня Чжоу был сам не свой из-за того, как изначально планировалась операция на вечер. Кайши почему-то легче шел на риск, Чжоу, возможно, не хватало этого цинизма и фатализма, который со временем развивается у всех в триаде. Он сам не знал, на что надеялся, будто могло быть какое-то спокойное светлое будущее, не как в саундтреке ко второму одноименному фильму.

Наверное, Сантана тоже боялась, но почему-то все равно шла на риск. Порой казалось, что она делает это назло, чтобы доказать, что всесильна и непобедима, но это не так. Нет ни одного человека, который до того момента, как его настигает шальная пуля, не верит, что он достаточно везучий, чтобы перехитрить смерть. Каждый человек считает себя слишком значимым, чтобы судьба могла так его предать, но если бы все оказывались правы в этом убеждении, не было бы десятков погибших братьев.

Чжоу не хватало цинизма, чтобы воспринимать такую вероятность развития спокойно, но хватало разума, чтобы не отрицать, он считал, что для этого достаточно насмотрелся на жизнь триады. Триады, в которую он сам же позвал Сантану.

Ривера тяжело вздохнула, когда Чжоу вновь заговорил. Он понимал и не понимал одновременно. Она тоже не может забыть, но пытается, потому что это пробуждает какой-то животный страх того, что все может повториться, только с более печальным концом. Почему идет на риск? Да чтобы, черт возьми, от бездействия не было хуже, ведь не даром в уголовных кодексах некоторых стран есть статья за бездействие. Интересно, в китайском она тоже есть? Может, даже среди расстрельных? Да нет, вряд ли, хотя иногда бездействие определенно хуже торговли людьми и наркодиллерства.

- Я тоже не могу, - прошептала она, - но не хочу думать об этом. Medrosamente, не по себе… - На самом деле сказала она, что страшно, но… снова эти но, обусловленные ее личным страхом казаться слабой. Глупо, факт, но тут уж как есть. – А еще я просто очень устала… и морально, и физически, - честно призналась девушка, переводя тему. Все же неделя постоянных дежурств в Пекине давала о себе знать, а теперь еще и Тяньцзинь. Сплошные радужные перспективы. – Чем займемся, когда вернемся домой?

Раз уж Мина потянуло на поговорить, то лучше уж какие-нибудь нейтральные темы, на которые можно пофантазировать и помечтать. Например, об отпуске, чтобы лежать на пляже и ничего не делать. Лежать, пить коктейли, плавать, заниматься любовью с любимым мужчиной и наслаждаться маленьким парадайзом.

Разговор, мягко говоря, не клеился. Сантана от него увиливала всеми правдами и неправдами, возвращать тему в прежнее русло было бессмысленно. Чжоу не понимал её логики: если страшно, зачем постоянно рисковать? Почему нужно игнорировать то, что говорят разумные люди, вместо этого вновь и вновь совершая что-то экстраординарное? Он лег на спину, укладывая девушку у себя на груди.

- Сначала будем решать те дела, что нас дождутся дома, - ответил он. – Потом – пить и спать, если Кот не надает нам новых заданий. А когда он немного забудет, что ссылал нас сюда, можно отпроситься в отпуск. Ты когда-нибудь ездила в Ушань?

Чжоу подумал, что очень давно не был в отпуске, если не считать нелегкой поездки в Бразилию. Ему было удобнее оценивать свободное время выходными днями, а не слишком редкими возможностями куда-то выбраться из владений Тигра. Хоть ищи тот самый Линь Ян Шо, где не ловят телефоны. Гунмао туда линял с завидной регулярностью, и Тигр при всем желании не мог достать его раньше назначенного времени. И ведь даже не упрекнуть – его там не найти и не вызвонить.

Можно, конечно, было на досуге вспомнить, что лучшим лекарством от всего была и будет любовь. По крайней мере в физическом плане, но мысли в этом направлении не шли от слова совсем. Сейчас хотелось ухватиться за хрупкую надежду, что все будет хорошо, может за хорошее поведение их пораньше отправят домой? Мечтать, конечно, не вредно, но эта мечта заранее была обречена на провал, что было совершенно не удивительно.

- Нет, а где это? – она удобно устроилась на груди молодого человека, с интересом заглянув ему в глаза. – Гунмао, кажется, не отличается провалами в памяти… А мне так сначала у Чжэнь надо будет отпроситься, а потом у Ху… В общем, чувствую, можно долго мечтать об отпуске, особенно с моими отгулами на Линь Ян Шо и той поездкой в Бразилию… А Китае отмечают Рождество?

Внезапный вопрос был вызван тем, что осень-то осенью, а не за горами уже и декабрь вместе с Рождеством. Она практически не сомневалась в том, что вряд ли ей дадут съездить домой в эти дни, даже несмотря на то, что валюта ходить не будет. Но если нельзя будет домой, то тут-то они с Крисом просто обязаны отпраздновать, ведь Рождество… это же Рождество!

- Это на востоке. Примерно оттуда родом Тянь Фэн с ребятами, - ответил Чжоу, затем усмехнулся на вопрос о Рождестве.

Он был в некотором роде буддистом, симпатизировал многим идеям даосов, был воспитан в соответствии с рядом постулатов конфуцианства, но всей своей жизнью прочно заслужил почетное место в последнем круге авичи. Христианское рождество он не отмечал.

- Мы отмечаем Новый Год, - дипломатично ответил Чжоу.

Сандана принадлежала другой культуре и другой религии. О последнем особенно хорошо напоминала татуировка у неё на пояснице, хоть Чжоу и не был уверен, что так поступать со священными символами правильно. Наверняка Кристиан тоже был христианином, хотя Сантана не водила его в церковь, хотя католические храмы в Пекине были, например, церковь у ворот Сичжимэнь. Впрочем, сам Чжоу с трудом смог бы вспомнить, когда последний раз был в храме. Кажется, в старших классах во время праздника зажжения огней.

На Востоке. Они и так находятся на Востоке, если смотреть с мировой точки зрения. Азия. Забавно, ведь сейчас для них Восток – это владения жиберь гуйцзы, а там и до Мэйгуо, тьфу, Америки, рукой подать.

- Это не то, - она даже чуть поморщилась. Все дело не только в рождественской ночи, но и в той атмосфере, что буквально пронизывает воздух с начале декабря. Маленькое волшебство, единое для всего мира, вне зависимости от того в какого бога ты веришь. Дух Рождества – это нечто особенное, что невозможно передать словами, но раз ощутив его, ты никогда его не забудешь…

Она мечтательно улыбнулась, вспоминая последнее Рождество с родителями два года назад. Тогда они всей семьей летали в Швейцарию. А снег в Рождество – это что-то совершенно особенное, учитывая, что в это время года в Рио лето.

- В Пекине есть католические церкви? Наверняка же есть католическая диаспора, да? – она вновь чуть приподнялась, заглядывая ему в глаза.

Ривера никогда не отличалась истинно христианскими наклонностями, но она верила, ходила в церковь и даже молилась, пусть это не всегда заметно. В последний раз она ходила в церковь в Бразилии, когда ездила туда уладить дела с документами, тогда она молилась не только о том, чтобы у родителей там было все хорошо, не только о здоровье и благополучии Кристиана, но и просила за Чжоу. Неважно к какой религии принадлежит человек, если можешь попросить за него, то делай это, потому что главное – чтобы слова шли от сердца, от души.

Кажется, Сантана собиралась отмечать Рождество, да ещё и приплести к этому празднованию Чжоу. В этом не было ничего, с чем стоило бы спорить, потому что сама она вряд ли сможет не участвовать в традиционных праздниках, которые отмечаются в семье. Можно было пойти на уступки, тем более зимой в Пекине выпадет снег, создав атмосферу, чем-то похожую на голливудские фильмы про Рождество. Чжоу смутно представлял себе, что там нужно кроме елки и подарков, но, в крайнем случае, можно было нарядить Бизона Санта Клаусом.

- С чего тебя вдруг потянуло на религию? – с улыбкой спросил Чжоу, ловя взгляд Сантаны. – В Пекине есть католические церкви. – На Ванфуцзин есть церковь Дунтан*. Около Тяньаньмэня – Наньтан**. Есть какая-то между второй больницей и агентством Синхуа. До Дунтан от дома десять минут на машине, можно пешком дойти. Она ближе Запретного города. Хочешь сходить?

Чжоу слышал, что христианские церкви бывают разными, но он в этом не разбирался. Вроде, те, которые он назвал, были католическими. Насчет католической диаспоры он ничего не мог сказать, потому что не интересовался религиями и не приходилось сталкиваться с представителями религии по работе. И вряд ли кто-то в семье мог сказать точнее гугла, куда лучше отвести Сантану, если ей захотелось сходить в церковь.

*Чжоу называет её «Восточная церковь», для лаоваеев привычнее название «Церковь Святого Иосифа».
**Аналогично, «Южная церковь», христианское название – «Собор Непорочного Зачатия», кафедральный собор, главная католическая церковь в Пекине.