Вкусно, как Орбит "Скорпионы"

«Незнакомец» - это, конечно, не «поросенок», но при упоминании Маркуса всуе Чжоу нахмурился. Очень он не любил эту тему в исполнении Сантаны, потому что невольно продолжал ревновать её к её лучшему другу. Маркус был немного странным, всем своим видом показывал, что будет следить, как бы Чжоу не обидел Сантану, в то время как сам четыреста двадцать шестой имел его мнение в виду.

- Мне без разницы, под каким именем у тебя записан Маркус, - сказал Чжоу немного ворчливым тоном. – Если тебе хорошо со мной, давай говорить обо мне, а не о нем, хорошо?

Он чуть крепче обнял Сантану за талию и коснулся губами её уха. И без разницы, кто и как на них будет оглядываться в этом кишащем людьми парке. Здесь и сейчас они не делали ничего, что было бы запрещено уголовным кодексом.

С центральной площади парка стала доноситься громкая музыка – начиналось какое-то очередное представление. Часть толпы устремилась туда, но все равно вокруг было многолюдно. В новогодние праздники в центре Пекина особенно остро ощущаешь, что живешь в стране, которая удивляет весь мир количеством жителей, и, если бы не просьба Сантаны, Чжоу ни за что бы сейчас не сидел в парке Храма Солнца.

Ути-пути, вы посмотрите какие мы ревнивы. Нет, это не внезапно, это факт, в котором она успела убедиться еще в Рио, когда ребята внезапно заявились к ней, так сказать, в гости. Впрочем, надо отдать должное, она со своей ревностью тоже несколько раз сходила с ума, но Чжоу ей популярно объяснил не путать себя с работницами Ванцзы, которые остались в прошлом. Поэтому она никак не могла понять чего он так привязался к Маркусу, который, к слову, вообще женится. И это он еще не в курсе, что они когда-то спали... И не надо ему быть в курсе, потому что это было лет десять назад и ни о каких отношениях тогда речи не шло и идти не могло. Но если Мин так ворчит из-за поросенка... да, вон как обнимать принялся. А вот ухо трогать - это нехорошо. В смысле хорошо, но только не на людях. Блин. Бразильянка даже губу прикусила и перестала на пару мгновений дышать. Это удар ниже пояса. Ну знает же как она реагирует на такое, вот чего он...

- Говорить? - наконец-то она нашлась что сказать. - И почему тебя Гунмао называет молчуном? Вообще не понимаю.

Она не обращала внимание на людей вокруг, которые кидали на них не самые одобрительные взгляд, не обращала внимание на музыку и шум. Просто сейчас рядом с ней есть ее Чжоу, которого она любит всего, до самых кончиков, и никому не отдаст, а все остальное - лишь побочный эффект.

- Какой самый запоминающийся подарок тебе дарили на новый год?

- А зачем мне говорить с Гунмао? – ответил Чжоу вопросом на вопрос.

Он знал, что в семье только ленивый не шутит над его молчаливостью, но не считал это недостатком. Как гласит Чжуд-Ши, для сохранения здоровья «язык, как и другие органы, не стоит перенапрягать и распускать». Чжоу не был большим знатоком тибетской медицины, но в справедливости этой фразы не сомневался ни на секунду.

А вот вопрос Сантаны заставил его задуматься. Ему нечасто дарили подарки на Новый Год, он и сам их обычно не дарил, в семье это как-то не было принято. Из того, что реально запомнилось, не обо всем стоило бы рассказывать любимой девушке. Например, что почти в начале его карьеры братья как-то похмельным новогодним утром прислали к нему домой трех почти голых работниц Ванцзы, и он долго объяснял сначала через дверь девочкам, почему ему не до общения с ними, потом матери, кто это был и почему не открыл дверь. Нужно было рассказать что-нибудь другое. Лучше трогательное и из далекого детства.

- Когда мне было лет пятнадцать, мама подарила мне большой конверт, в который складывала письма от моего отца, - сказал Чжоу. –До этого она мне их ни разу не показывала, потому что сама от него ушла и считала, что ему не место в нашей жизни. Он писал мне о том, что я должен жить с ним, что я весь такой неблагодарный, раз забыл о нем и так далее. Отец был пьяницей, потому мать его и бросила. Я его толком не помню, просто в детстве придумывал, что однажды он вернется, но не таким, каким был, а таким, каким я его придумал. Мама догадывалась об этом и прятала его письма. Последнее из них он написал, когда мне было десять лет. Какая нехорошая женщина у меня мать, какой плохой сын я сам, и как мне светит только карьера уголовника, - Чжоу усмехнулся. – Странно, но он угадал.

Эта история была правдивой, но Чжоу никому прежде об этом не рассказывал. Он вообще не был сторонником подобного морального эксгибиционизма, просто вопрос Сантаны требовал какого-нибудь правильного ответа.

Действительно, зачем ему говорить с Гунмао. Главное - о чем? О планах поставки? Ну, об этом он и так разговаривает с фу шан шу, а остальное? Наверное, действительно, ни к чему. Ее подмывало спросить почему о девочках не разговаривает, хотя бы не с Гунмао, а с Бизоном и прочей братией, но не стала, потому что, наверное, это немного неправильно быть его девушкой и интересоваться такими вещами хохмы ради. Но, слава богу, ревновать она к этому не планировала.

Чжоу некоторое время молчал, прежде чем ответить на ее вопрос о подарке. Либо перебирал в памяти что-то действительно важное, либо пытался хоть что-нибудь вспомнить. Может, даже найти вреди подаренного что-нибудь приличное. И, честно говоря, зря он не стал рассказывать о трех работницах за дверью, потому что она бы очень долго смеялась. Хорошая шутка от братьев. Прямо в стиле Бизона. Но он рассказал другое, что-то более трогательное и личное, что-то, что он вряд ли кому-то рассказывал раньше. Сантана даже повернулась в его объятиях, чтобы сейчас оказаться с ним лицом к лицу. Она верила ему, более того, как и любая девушка, она очень прониклась подобным признанием.

- Я люблю тебя, - прошептала бразильянка, уткнувшись лбом в его лоб и нежно глядя в глаза. - Люблю больше жизни, - она придвинулась чуть ближе, - И я уверена, что для своих детей ты будешь самым лучшим отцом на свете...

Сказала. Сказала совершенно не думая. Сказала и сама же испугалась, потому что хотелось верить, что он с ней будет до конца, но она не представляла себя в роли матери, более того, они никогда не говорили об этом и... Это же надо было такое ляпнуть...

Слова Сантаны несколько удивили Чжоу. Он совершенно не думал, что из этой истории она сделает именно такой вывод. Как-то странно все это прозвучало, не к месту, не вовремя и очень неожиданно.

- Я не планирую, чтобы у меня были дети. По крайней мере, в ближайшем будущем, - честно сказал он.

Слишком непредсказуемой была жизнь на изнанке Поднебесной. Чжоу не мог быть уверенным в завтрашнем дне, потому ни о какой семьи и тем более детях речи быть не могло. Его могли в любой день застрелить или арестовать, как и Сантану. Возможно, когда-нибудь он дойдет до такой степени безрассудства, как Гунмао, но сейчас это представлялось очень смутно.

- Вот ты говоришь, что тебе сейчас со мной хорошо. И мне с тобой сейчас тоже хорошо. И мы можем забить на то, что завтра, послезавтра или через месяц любого из нас могут догнать копы или шальная пуля. Пусть так и будет, - пояснил Чжоу чуть более эмоционально, чем хотел бы.

В отличие от Гунмао, он не верил, что когда-нибудь наступит такой день, когда в Северной Столице воцарится мир во главе с триадой Тигра. Проще найти Шамбалу и переехать туда, чем построить такой мир. Перемирия же могут длиться неделю, месяц, год, но лишь до тех пор, пока не найдется кто-нибудь наглый и резвый, чтобы снова спорить с властью Ху. И это будет длиться до тех пор, пока кому-нибудь не удастся их переспорить. Других сценариев в том мире, где они жили, никогда не было и никогда не будет, и глупо это не понимать.

То, что она выпалила, по ее личному мнению, звучало глупо и слишком иллюзорно. Она вообще не очень понимала всего этого. Нет, понимала, конечно, но с лично себя в такой жизни не видела. Тем не менее, несмотря даже на собственное смущение и растерянность, она даже легонько улыбнулась на его слова про ближайшее будущее, но то, как он начал это пояснять... Ее это несколько задело. О будущем, конечно, надо думать, но ей бы не хотелось, чтобы эти думы были в таком удручающем свете. Их жизнь, конечно, состоит из перестрелок и уголовно наказуемых дел, но в этой жизни есть то, к чему хочется тянуться. Любовь. И семья. Семья в своем, более глубоком смысле этого слова, то, что свято и непоколебимо. Но если они сейчас продолжат разговор в подобном ключе, то вся сегодняшняя приятная атмосфера может рухнуть к чертовой матери, потому что если они ругаются, то делают это громко, эффектно и из-за какой-нибудь херни. А сейчас этого не хотелось.

- Я есть хочу, - она исподлобья глянула на четыреста двадцать шестого, скривив рожицу полнейшей детской непосредственности. Душка-няшка-обаяшка, блин.

Хотелось верить, что на этом по случайности заведенный разговор о детях будет закрыт. Надолго. Возможно, навсегда. И, блин, даже несмотря на то, что оба пока что не стремятся заводить детей, судя всего по паре брошенных фраз, это очень большой камень преткновения. Поэтому сейчас Сантана сделала очень важный для себя вывод: если она случайно окажется в положении, то Чжоу об этом знать не надо, более того, рожать она не будет. По крайней мере в ближайшее и очень длительное время.

Чжоу не понял, обиделась Сантана на его слова или нет. Она быстро сменила тему, которую он и сам бы не хотел продолжать. Наверное, женщинам не принято говорить в лоб, что не хочешь в обозримом будущем жениться и заводить детей, что бы тебе ни говорили сами эти женщины. Но не он первый поднял сложную тему.

- Пойдем домой, - предложил Чжоу, улыбнувшись в ответ.

Он поцеловал Сантану в губы, затем встал со скамейки. Лучше не обсуждать сложную тему, внезапно всплывшую в их разговоре. Невозможно планировать нормальное будущее в мире, где этого будущего нет. Для каждого из них личный апокалипсис мог наступить в любой день, и, как трехзначные номера пекинской триады, они оба не могли не понимать, во что ввязались. Сантана могла уехать в Бразилию. Если ей нужна нормальная спокойная жизнь как у людей, это возможно, но не здесь и не с ним. Чжоу не мог ей обещать, что когда-нибудь будет лучше, и он не привык перезакладываться на удачу как тот же Гунмао.

Фу шан шу надеялся, что ему повезет. Чжоу привык все рассчитывать, и уже сейчас опыт подсказывал ему, что везет очень редко. Не так просто в триаде почти ни у кого не было даже постоянных подруг, не говоря уже о полноценных семьях и детях. Не из-за отсутствия привязанностей, из-за нежелания брать на себя ту ответственность, с которой вряд ли удастся справиться.

Чжоу не стал продолжать сложную тему, сложную и не самую приятную для обоих. Просто, несмотря на свое отношение к материнству, которое ей, чисто гипотетически, может грозить, как и любой женщине, она все равно была уверена в том, что продолжение рода необходимо. Из любви и памяти к родителям и предкам. А она не заморачивалась хотя бы потому что у нее есть брат, который, в отличие от нее, больше подходит на роль продолжателя рода. У него хорошая карма, он сам очень хороший. Но Чжоу, видимо, не очень планирует свой род продолжать. Впрочем, это его мнение и решение, которое она не может не уважать, тем более, что их планы пока что совпадают.

- Подожди секундочку, - она улыбнулась, ответив на поцелуй и даже поднялась за ним следом, но тут же начала копаться с карманах. Она давно уже купила для Чжоу подарок, просто никак не получалось отдать ему, не было подходящего момента. Она выудила из кармана джинсов бархатный мешочек и протянула его Мину, чуть смущенно улыбнувшись. - С новым годом.

Внутри была цепочка из белого золота крупного плетения. Сантана искала к ней какой-нибудь кулон, чтобы зарядить его своей энергией, сделать что-то вроде оберега, но ничего подходящего, что бы у нее ассоциировалось с Чжоу так и не нашла. Не хотелось дарить какую-то фигню ради подарка, хотелось сделать подарок от души.