Комната Ули. Тепло любящего сердца.

Бывает, что мир уходит из-под ног… Или он разрывает твое сознания, разделяя его на две абсолютно противоположные части. Вот это сейчас и происходило с Подольской. Столько всего случилось, навалилось, просто придавило ее… Она чувствовало громадное облегчение, радость, неимоверное счастье, что Макс вернулся. Эта радость должна была заполнить каждую клеточку ее сознания. Но человек такое существо, он не может быть счастлив на все сто процентов. Всегда есть это вездесущее НО, которое портит даже самый яркий момент. И вторая половина Ули страдала. Потому что не понимала, почему он исчез, почему он так и не научился ей доверять. Еще ее терзала ревность к сестре, хотя блондинка старательно глушила в себе это глупое чувство. Просто, это было так очевидно. Когда они стояли рядом у ворот, казалось, что у них гораздо больше общего, чем у Казанцева с Улей, что ему с ней проще, хотя он и делал вид, что она его утомляет своими подколками.
А ей до боли хотелось к нему прикоснуться, вдохнуть его запах, оказаться в его объятиях. Но как будто что-то стояло между ними. Что-то , что возникло с его уходом. Нет, он все такой же, самый милый и любимый на свете, но что-то держало Ульяну, чтобы не кинуться ему на шею, чтобы не разрыдаться прямо там, не рассказать, что она ждала и практически не жила эти дни.
Она знала, что он вернется, он не мог не вернуться. Ведь, если она так любит, что все внутри болит от этого чувства, то это не просто так. Это не может просто так закончиться. Она была его частью, его сердцем, его дыханием… Подольская знала, что он думал о ней, тосковал, потому что чувствовала то же самое в его отсутствие. И блондинка чувствовала его боль, когда он хотел обнять ее, а она отошла, потому что сама себя за это ненавидела, потому что внутри все от боли перевернулось.
И вроде бы ничего не произошло. Ну ушел парень погулять по своим делам. Потом вернулся… Понять и забыть. Быть радостной, любящей, нежной… Что же ей мешает? Она хочет наказать его за эти три дня полные страха? Ульяна не знала, она только молила Бога, чтобы он вечером пришел к ней, они поговорят и все будет как раньше. Ей так не хватает его тепла.

Он понимал, что рано или поздно, ему придется решиться на разговор наедине. Понимал, и боялся этого, как… нет, не как огня. Как чего-то куда более страшного. Огонь был здесь, он был рядом, он дарил тепло и уверенность, но он не мог помочь найти правильных слов, чтобы разговор с возлюбленной прошел так, как надо.
Хотелось курить. Максим знал, что курить в монастыре запрещено, но не это заставило его бросить уже початую пачку обратно в карман. Ему просто не хотелось, чтобы от него пахло сигаретами, перед разговором.
Вот уже пару минут, он топтался рядом с корпусом Мастеров, не в силах заставить себя постучаться в знакомую до боли дверь. Да, он уже давно получил право входить сюда без стука, но вовсе не был уверен, что это его право еще в силе… А если он постучит, не воспримет ли это Ульяна, как знак того, что он отдалился от нее еще на один шаг?
Казанцев прикрыл глаза, чувствуя, как в груди что-то кольнуло. Сердцу было наплевать на эти условности, оно не понимало терзаний сознания, оно хотело туда, к любимой! Оно звало, замирало, стучало, разрывалось от боли из-за каждого мгновения, проведенного не рядом с ней.
…И Макс, в конце концов, поддался зову сердца. Он знал, что поддастся, и стоял там даже не из упрямства, а просто из желания хоть как-то подготовиться к этому разговору. При этом, в глубине души, прекрасно понимая, что никакая подготовка не поможет, что Уля разобьет любые его слова или доводы одним единственным взглядом.
Казанцев знал, что она там. Чувствовал, ощущал, да и просто видел, как она вошла в свою комнату, наблюдая за ней издалека и боясь подойти к ней на людях.
Он не стал стучать. Хотел, чтобы все было как прежде, не хотел принимать, что что-то могло измениться. Вошел тихо, прикрыл за собой дверь, навалился на нее спиной, не отрывая взгляда от лица возлюбленной, изучая каждый миллиметр ее кожи. Молчал, чувствуя, что если сейчас заговорит, то просто глупо и позорно расплачется. От счастья, от горя, от злости на самого себя и от любви к ней. Противоречивые чувства разрывали его, и он просто стоял, глядя на нее, словно боясь, что пропустит любые, даже самые мелкие изменения на столь дорогом лице.

Я хочу, чтобы это был сон,
Но, по-моему, я не сплю.
Я болею тобой, я дышу тобой.
Жаль, но я тебя люблю…

Вдруг вспомнились слова одной очень печальной песни. Да, она именно болела им… Но как ни странно, ей не хотелось выздоравливать.
Внезапно сердце пропустило удар, кажется, оно остановилось, даже воздуха перестало хватать. Потому что в комнату зашел Макс, обычно так, как всегда, без стука. Теперь сердце забилось где-то в горле. На глаза набежали слезы. Она дождалась, как же она могла сомневаться. Она и секунды не может быть без него. Уля тяжело дышала, как будто после пробежки, а глаза уже ничего от слез не видели, только силуэт любимого, который застыл возле двери. Подольская встала, размазывая по-детски кулачками слезы, чтобы не мешали видеть любимые глаза. Столько счастья, что утонуть можно… И все это для нее?
-Я попрошу только об одном, - тихо, почти простонала Уля, - не оставляй меня так, когда я ничего не знаю. Это самые худшие дни... без тебя.
Девушка медленно шла к Казанцеву. Казалось, что все эти переживания и страхи выкачали силы из блондинки. Она даже покачнулась, а когда дошла, то даже не поняла как… но оказалась в его объятиях, вернее на его руках, потому что стоять она уже не могла.

Хотелось, что бы время остановилось именно в это мгновение. Чтобы навсегда застыть на его руках, чувствуя его сердцебиение и дыхание в волосах, чувствовать силу его рук, которые бережно прижимают тебя, защищают… И так навсегда…
Уля давно уже простила, наверное, когда увидела его силуэт на тропинке, в тот же миг все и простила. А как иначе? Подольская обхватила любимого руками за шею, всхлипывая и целуя его в шею…
Нельзя так любить, в такой любви ты теряешь себя. Конечно, ты находишь единение с другим человеком, ты теперь воспринимаешь себя как часть чего-то. Но Любовь – это зависимость… Ты не можешь просто так встать и уйти, уехать, чтобы не подумать о том, что твои действия могу ранить того, кто любит тебя. Это ответственность…
Подольская прижалась к любимому и прошептала:
-Расскажи мне, что произошло.
Нет ничего хуже ожидания, а еще безызвестности… Это когда с любимым что-то происходит, а ты не в курсе, как будто он отдаляется от тебя. Больно…

Она была близко. Совсем рядом, он ощущал ее дыхание, казалось, он сам контролировал его, медленно поглаживая ее плечи, что поднимались в такт каждому вздоху. Он чувствовал тепло ее тела, что окутывало его, словно саван. Он каждой клеточкой своего тела вздыхал ее аромат…
Это была высшая близость, на которую он только был способен в данный момент. Ибо если бы она заговорила, или взглянула ему в глаза, он бы просто растворился в ней, исчез бы бесследно, словно поглощенный ее личностью…
Каждое мгновение рядом с ней, складывалось в вечность, но даже эта вечность проходила слишком быстро. Казанцев наслаждался ею, стараясь пережить удушающее чувство вины, которое убивало его, с каждой секундой становясь все сильнее.
Он ждал. Знал, что она обязательно попросит все рассказать. Знал, что он расскажет. Даже подготовил целую речь, но сейчас она просто вылетела из головы. Как всегда, когда она оказывалась рядом…
- Рассказать…
Он не хотел рассказывать. Ничего. Предпочел бы, чтобы она в своей извечной мудрости поняла его желание и отпустила его. Но высшая сложность этой жизни состоит в том, что мы далеко не всегда получаем то, что хотим.
- Конечно, я все расскажу… Позволь только секунду собраться с мыслями…
Ему было мало секунды. Ему бы и часа было бы мало, но он заговорил, так и стоя посреди комнаты, не выпуская ее из объятий, прижимая к себе, и нежно гладя ее по волосам, плечам и спине. Больше всего на свете, он боялся, что она поднимет взгляд и начнет пытливо заглядывать ему в глаза…
- Все началось с Джильди… все всегда начинается с Джильди… - проговорил Казанцев, с усмешкой, пытаясь собрать разбегающиеся мысли в кучу. – Слышала эту историю с его отцом? Как тот прибил руку своего сына к столу вместо приветствия, как потом шарил пальцами в его ране, а в конце затушил сигарету об его лоб?.. Слышала? Нет? Ну, если интересно, расскажу… попозже. Факт в том, что эта встреча случилась на моих глазах, и, на мой взгляд, она прошла ужасно. Что бы по этому поводу не думал Джильди, но он пострадал. Пострадал из-за меня…
Только не отпускать ее. Не позволять отодвинуться, прижимать к себе, мягко, нежно. Он бы не стал ее удерживать силой, однако старался сделать все возможное, чтобы она не хотела отодвинуться. Чтобы стояла так долго-долго, пока он не закончит…
- Понимаешь, это ведь я его потащил в деревню, - продолжал Макс. – Знал, что там где-то поджидает его папаня, знал, что этот папаня очень опасен, но все равно потащил. Очень хотел просто поболтать с другом за приятным ужином вне стен этого монастыря… И вот… доболтался… В результате, Джильди вернулся в монастырь раненный, нас встретила Мишель, и… ну, ты же знаешь Мишель. Она умеет ударить так, чтобы было действительно больно…
Максим вздохнул. Он не врал, говорил чистую правду, буквально вываливал ее на возлюбленную, словно пытаясь избавиться от острых шипов, что крутились где-то в животе, разрывая внутренности.
- Тогда я не выдержал, и… сбежал. В деревню. Уж не знаю, чего я там хотел найти, но нашел вот это, - Казанцев поднял четки на уровень глаз Ульяны, чтобы она могла глянуть на них, не отодвигаясь.
С запоздалым ужасом глянул на пальцы. Не дрожат. Слава богу. Страшно подумать, как бы пришлось выкручиваться, если бы Уля заметила дрожь… с другой стороны, можно было бы списать на нервы. И это тоже было бы правдой.
- Там же встретил твою сестренку. Не удачно зашел просто. Она выглядела такой расстроенной, такой потерянной… К тому же сама ко мне подсела. Ну, я и выдал парочку шуточек, сама знаешь, я могу быть очень остроумным, когда зол, - Максим усмехнулся, почувствовал, как сквозь слезы улыбается любимая. Именно почувствовал, а не увидел. – И так, слово за слово, сам не заметил, как выпил слишком много. А она и так была навеселе. В результате, идея поехать в Пекин на последнем автобусе не показалась такой уж плохой... И я не хотел, чтобы Ангелина поехала со мной… Но она поехала.
Казанцев снова вздохнул, понимая, что рассказ сумбурен, но ничего с собой поделать не мог.
- А когда опьянение прошло, понял, какую глупость совершил. А когда понял, хотел в тот же день отправиться обратно! – и снова Казанцев не врал. Он действительно это планировал, вот только собирался заглянуть в одну клинику… но Ангел спутала все карты. – Вот только твоя сестренка заболела. Не мог же я ее оставить, тем более она на ногах еле стояла? Не мог же? Ведь не мог?.. Ты бы тоже не смогла, я уверен… Поэтому пришлось ждать, пока она выздоровеет… Я места себе не находил, Уль… Прямо с ума сходил. Но что мне было делать, если даже позвонить тебе нельзя?..

Начал милый, неожиданно, издалека. Явно нервничал, но не врал. Уля не смотрела на ауру, она вообще закрыла глаза, слушая его голос, впитывая его в себя, наслаждаясь этим каждое мгновение. Кажется, первая часть его речи в одно ухо влетела, из другого вылетела. Блондинка никак не могла сообразить при чем тут Джильди, его папа… Казалось, что она горит, что голос Макса доносится откуда-то издалека.
-Сбежал? – тихо переспросила Уля, ей это было не понятно. От чего сбежал, зачем сбежал, почему не к ней сбежал? Вот она бы точно пошла его искать, если бы ей было плохо, как бы эгоистично это не выглядело. А он сбежал в деревню… чтобы выпить? Что бы что там делать? Вопросов было много, но после давнишней ссоры о том, что людей не изменишь и лучше этого не делать, Ульяна сдерживала свои комментарии. Она представила встречу Ангелины и Макса, и улыбка сама собой появилась на губах блондинки.
-Надеюсь, там никто в баре не умер от смеха?
А вот то, что дальше рассказывал Казанцев, Уле очень не нравилось, но она ничего с этим не могла поделать. Алкоголь заставляет делать опрометчивые поступки. Но так, чтобы Казанцев просто взял и уехал от нее, потому что напился и им эта идея показалась забавной…. Нет, в это она поверить не могла. Хотя и лжи в его голосе не было. А вот это странно… Вернее странно не то, что он не врал, странно то, что в таком состоянии он нашел это забавным. Ведь ему с ней, с Ульяной хорошо, весело… Или нет? Так что же было такого забавного, а может было еще что-то, только любимый не договаривает? У блондинки разболелась голова. И немудрено, столько плакать, нервничать и думать о плохом… А еще она все-таки горит, и кто-то смеется, или это ребенок плачет?
-Надо Сашу успокоить, или Крис, - стала шептать Уля.

- Сбежал, - покаялся Макс, услышав тихий голос возлюбленной. – Знаю, что это было глупо, маленькая моя, но тогда это казалось неплохой идеей… Понимаешь, я просто не хотел тебя отвлекать своими проблемами. Ведь ничего страшного, в сущности не произошло… а ты так уставала, после всех этих занятий, выглядела такой вымотавшейся… вываливать на тебя еще и свои сентиментальные переживания мне тогда показалось неправильным… И я решил, что сам справлюсь. Что просто надо все хорошенько обдумать и успокоиться, подальше от знакомых людей… Глупо, знаю, но ты должна была уже заметить, что я в принципе не очень умный…
Немного самокритики не повредит. Макс очень осторожно, прикоснулся губами к макушке возлюбленной, прижал ее к себе чуть сильнее.
Казалось, в первом раунде этого боя с судьбой он выстоял, сумел не потерять любимую, несмотря на все глупости, которые успел совершить. Значит, еще не все потеряно, значит, он еще может бороться. Она не разочаровалась в нем, а если и разочаровалась, то, пока не настолько, чтобы заявить об этом открыто. Значит, все будет хорошо, главное не ляпнуть какую-нибудь глупость, о которой он потом будет жалеть всю жизнь.
Вдруг до воспаленного горячими мыслями мозга Казанцева дошло, что ему жарко. Причем температура за дверью не была такой уж невероятно высокой. А вот температура тела Ульяны – была.
- Боже, милая, ты вся горишь! – воскликнул Макс, не обращая внимания на последние слова возлюбленной. Потом выяснит. Если вспомнит.
Схватил ее на руки, потащил в сторону цинковки, мягко уложил.
Внутри нарастала паника. Он не знал, как может помочь, все знания, которые он получил во время уроков врачевания или в «другой» жизни за стенами монастыря вылетели из головы, оставив внутри лишь огромный, скользкий шар паники. Она болела, а он боялся что-то делать, дабы ей не стало еще хуже.
- Я сейчас, - тихо шепнул он, с трудом взяв себя в руки. Рванулся за графином ледяной воды, намочил полотенце, положил его ей на лоб, пытаясь хоть немного сбить температуру. – Может, мне в лазарет тебя отнести? Или попросить кого-то из врачевателей прийти сюда?

Она слышала, что он говорил, только его голос, казалось, доносится откуда то издалека.
-Ты помнишь нашу первую ссору, когда я просила тебя рассказать, что тебя гложет. Ты так и не доверился мне… - сил говорить почти не осталось, ее слабый голос был шелестом. Голова раскалывалась, и просто хотелось закрыть глаза. Единственное, что не давало ей расслабиться, это ощущения от того, что Макс рядом. Его нежные прикосновения, голос, все это было тем самым счастьем, к которому все так стремятся. Несмотря на то, что все тело ломило, а голову лучше было оторвать и выкинуть, Подольская улыбалась. Он рядом, а это главное, все остальное поправимо…
«Ты больна…» - кричал ей ее мозг, а может это зверь поднял панику. «И ничего я не больна, я просто устала», - отвечала своему внутреннему голосу блондинка. – «Хотя, может, я заболела от долгого ожидания, а может от страха потерять его, мою любовь. Хм… Я раньше не верила в фразу, умереть от любви. Возможно, это правда…» Девушка уже с трудом могла поднять веки, и тогда она испугалась, наверное, сказалось стояние на ветру зимой. Мозг работал лениво, хотелось спать…
-Макс, - тихо позвала она любимого, - я не могу сама…
Уля пыталась сказать милому, что ей нужна его помощь, немного целительной энергии, чтобы чуть снизить температуру, а потом организм и сам справится.

Максиму казалось, что он спит. Что это все нереально, что мир вокруг лишь декорация к какому-то спектаклю, которое вдруг решило разыграть его больное воображение.
Ее голос… единственное, что казалось более или менее осязаемым, более или менее понятным в этой странной иллюзии, в которую он угодил. Этот голос, такой тихий и нежный, звучащий робко и даже как-то неуверенно, был подхвачен чем-то в глубине сердца Казанцева. Этому голосу вторила каждая клеточка его тела, казалось, Максима сейчас разорвет изнутри от бесконечной нежности и любви. Не имело никакого значения, что она говорила. Важен был сам факт того, как она формировала слова, как напрягала воздух вокруг себя, чтобы он невероятно изогнувшись, смог лизнуть барабанные перепонки Казанцева, доставляя ему бесконечную радость от простого осознания того, что он слышит этот чудесный голос…
Она была слаба. Макс почувствовал это через мгновение, после того, как она закрыла глаза. Скорее прочитал по губам, чем осознал, услышал ее мольбу…
Внутри распрямляющейся спиралью стальной пружины стала нарастать паника. Казанцев понимал, что ему нужно помочь, ей, но как это сделать? Самым логичным было сбегать за лекарем, но оставить ее одну в таком состоянии было выше его сил.
И тут же пришло осознание того, что он должен помочь ей сам. Он же знает как. Она сама ему об этом рассказывала…
Максим закрыл глаза, найдя какую-то теплую точку, в глубине своей груди. Он знал, что это. Любовь – чистая и незамутненная, любовь, которая всегда поддерживала его. Любовь, которая заставляла его постоянно тянуться к этой девушке, что сейчас лежала перед ним без сил. Этой точкой могла быть только она. Только любовь. Именно из нее нужно было черпать силы, чтобы помочь Ульяне.
И Макс потянулся туда. Приложил совсем небольшое усилие, позволяя теплым зеленым волнам энергии растечься по телу. Казалось, сама любовь, к которой взывал Казанцев, обретала уверенность, становясь сильнее, заполняя все его жилы. Этой энергии было тесно внутри его тела, казалось, она сама стремилась как можно скорее покинуть его и орлом взлететь в холодные зимние небеса и водопадом горной реки низвергнуться в бездну ближайшего обрыва. Максим позволил зеленым волнам силы еще немного поблуждать меж его пальцев, удивительно легко направляя их. Иногда казалось, что энергия вот-вот вырвется из-под его ладоней, уплывая в пустоту, но контроль был абсолютным.
Пережив первые несколько секунд эйфории, Максим взял Ульяну за руку, и осторожно позволил всей своей нежности и любви, перетечь в тело возлюбленной.
И только после этого открыл глаза.
Ее лицо было близко. Ее губы были близко. Слишком близко, чтобы противостоять соблазну слиться с ними в нежном поцелуе. Тем более, что противостоять этому самому соблазну не хотелось абсолютно.

О любви столько всего сказано, написано миллион романов, поэм, стихов и песен… И каждый раз, находятся другие слова, чтобы описать это чувство. Хотя все слова кажутся жалкими по сравнению с тем, что происходит в твоем сердце. Нельзя любить наполовину, нельзя любить за что-то одно, ты просто в один момент понимаешь, что он теперь всегда в твоем сознании, в любую минуту. В голове ты представляешь, как он смеется, отвечает тебе на какие-то высказывания, ты стараешься предугадать его реакцию… Величайшее счастье – это взаимная любовь, когда просто держась за руки и глядя друг другу в глаза, вы четко представляете, что этот момент самый счастливый. И так каждую секунду… А прикосновение губ. Это как оказаться дома после долгого утомительного путешествия. Так бы и остались губы навек друг с другом. Не обязательно обладать магией врачевания, чтобы дать силы своей любимой. Любовь лечит душу, а значит и все тело. Сколько чудес может сотворить любящее сердце, и не спорьте, нет ничего сильнее, чем магия любви.
Уля смогла приоткрыть глаза, она улыбнулась, встретившись с испуганными глазами любимого.
-Ложись рядом, чтобы мне приснились целебные сны. – тихо попросила она.
Оказавшись в объятиях любимого, блондинка счастливо зажмурилась. Все-таки небо ее любит, раз посылает ей такие чувства. А без расставаний ты никогда не поймешь, как прекрасно быть рядом с любимым.

Максим улыбнулся легко, ощутив, как с плеч свалился громадный груз. Кажется, впервые за всю эту неделю он смог сделать действительно свободный вздох.
Он обнял девушку, уселся, прислонившись спиной к стене, и ощущая, как тепло ее тела медленно согревает руки, что слегка озябли на холодном вечернем воздухе.
- Я не уверен, что смог тебе помочь, - тихо произнес он, крепко, но нежно сжимая ее в объятиях. – Может, все-таки сбегать к врачевателям?..
Однако стоило ему увидеть теплый лед ее глаз, как Казанцев понял, что уже никуда не уйдет. Она привязала его к себе этим взглядом крепче, чем железными цепями. Хотя он уже давно был связан с ней слишком сильно, чтобы обращать внимания на еще одну цепь, что лишила его еще одной толики его, так называемой, свободы.
- Не пойду, - отвечая на невысказанный вопрос или просьбу, так и не прозвучавшую в звенящем воздухе комнаты, произнес Макс. – Буду тут сидеть, столько, сколько скажешь…
Ему показалось, что она улыбнулась. Он улыбнулся в ответ
Наверное, он мог бы лежать так вечность, пока некое чувство, не сдавило его лоб стальным обручем. Он сидел, размышляя о посторонних вещах, боясь признаться себе, что давно уже все для себя решил.
- Я хотел тебя кое о чем попросить, Уль, - тихо произнес Макс. Потом подумал с секунду, и комично нахмурился, надеясь вызвать еще одну улыбку на любимом лице. – Вообще-то я хотел попросить тебя о двух вещах… Готова слушать? Готова?... Ну, тогда… Во-первых, не подглядывай. Ага…
Макс прикрыл ладонью глаза возлюбленной, улыбаясь, хотя тело его дрожало. Казанцев надеялся, что это не приведет к очередному приступу.
В ласковой шелковой темноте комнаты что-то ощутимо щелкнуло.
- Во-вторых…
Парень убрал ладонь, позволяя Подольской увидеть маленькое изящное кольцо в бархатном футляре, что он сжимал в другой руке. Именно крышка футляра щелкнула в темноте пару секунд назад, когда Максим раскрыл его. Кольцо было совсем небольшим, тоненький ободок металла венчало небольшое утолщение с россыпью прозрачных драгоценных камней.
- … во-вторых, выходи за меня, а, Уль? – Макс состроил самую умильно-просящую мордочку, на которую только был способен. – Позязя!

Конечно, от сладкого поцелуя Макса Уля не выздоровела мгновенно, как и от воздействия на нее энергии Анахаты. Но теперь она была уверена, что организм сам справиться со стрессом и легким недомоганием. А еще тепло любимых рук, голос, - все это только способствовало внутренней гармонии. Подольская не могла сдерживать улыбку. Что еще нужно для хорошего здоровья? Ну конечно…. Лучше всего в таких случаях помогает кольцо и предложение.
Сначала блондинка подумала, что ей все-таки стало хуже, вплоть до галлюцинаций. Она сначала протерла глаза, кольцо никуда не исчезло, так и лежало, поблескивая камушками. Потом Уля перевела изумленный взгляд на Макса. Наверное, в старости, когда у тебя накапливаются воспоминания, вот такие моменты можно считать бриллиантами жизни. Когда в тишине, глядя в глаза любимому мужчине, ты четко понимаешь, что это тот самый переломный момент в жизни. Он решил сделать ее частью своей жизни. Как бы это банально не звучало, ведь она и до этого была у него. Но теперь, все серьезно… Макс предлагает создать семью. То, чего у Ульяны никогда по-настоящему не было. Он хочет любить и лелеять ее всю жизнь? Хотя, сейчас это такие условности. А сердце понимает, что это очень серьезный момент, поэтому Казанцев отшучивается.
Еще недавно Подольская только и мечтала об этом, все хотела услышать эти слова. А тут вдруг перепугалась. А будет ли она хорошей женой? А хочет ли он детей? А где они будут жить? Да, вот такая она практичная. Хотя какая разница где и как, главное, чтобы он был счастлив, а она была рядом с ним. Больше ничего не надо. Они справятся с любыми трудностями. Смогли же они и в горах уцелеть, и в Минске выжили. Он ее рыцарь, ее друг, ее мужчина, только за такого и надо выходить замуж…
-Оно такое красивое, - тихо прошептала Подольская, дотрагиваясь осторожно пальчиком до этой металлической штуки. Вот и когда ж успел? Может за ним и ездил в Пекин? Блондинка еще раз посмотрела в серые глаза Казанцева, пытаясь найти в них ответ. Но ответ то как раз ждет он…
Она потянулась к его губам, прикоснулась нежно, трепетно и прямо в губы прошептала.
-Да… я буду твоей женой.