Длительность разлуки не имеет значения

Никогда еще подъем в гору не казался Казанцеву таким трудным. И дело даже не в том, что он не хотел подниматься, скорее наоборот: его сердце стремилось вверх, гулко стучало, ускоряясь с каждым шагом, радуясь каждому пройденному метру, что делал его ближе к Ней, и сожалея о каждом потерянном мгновении, что он проводил вдали от Нее.
А вот разум безграничного счастья сердца разделять не собирался. Здравый Смысл подсказывал, что просто так оставлять возлюбленную на несколько дней не просто плохо – ужасно. И все бы хорошо, если бы можно было позвонить, предупредить, рассказать, что все хорошо, что он совсем скоро вернется, что он скучает и не находит себе места, когда ее нет рядом… Но в Монастыре связь была невозможна… Еще один повод ненавидеть это место.
Ангел шла чуть позади, что-то болтая, и удивляясь тому, что ей раньше не удавалось найти эту дорожку. Макс лишь вяло отшучивался, сетуя на то, что ему пришлось сыграть роль очередной волшебной шляпы, которая позволила девушке перейти из Слизерина в Гриффиндор.
Вообще, Казанцев до последнего не был уверен, что Ангелину пустят в монастырь. Чо ей откроется путь, что она сможет его пройти. Но, очевидно, странные законы Храма сработали на этот раз по своему, и, судя по всему, на этот раз девушка все-таки найдет место, где живет ее сестра…
Он умел думать о нескольких вещах одновременно, так что младшая Подольская практически не отвлекала Казанцева от тяжелых дум.
Максим чувствовал себя виноватым. И это чувство душило его, делая каждый последующий шаг все труднее и тяжелее, чем предыдущий.
Дело еще усугублялось тем, что он не хотел рассказывать возлюбленной истинную причину поездки в Пекин. Не хотел, чтобы она начала хлопатать над ним, не хотел долгих разговоров о том, как можно это вылечить, не хотел, чтобы осознание того, что у него осталось не так уж и много времени, отравляло их совместную жизнь. Конечно, она все равно узнает. Когда-нибудь. Но, чем позже это случиться, тем лучше. Тем больше времени они проведут вместе не думая обо всяких ужасах…
А еще он обещал ей не врать. И не станет. Но ведь и правду можно повернуть по-разному…
Размышляя таким образом, и заставляя себя следить за дорогой, Максим сам не заметил, как подошел к самым воротам…
А потом он увидел ее.
Мир вокруг остановился, сузился до размеров маленькой, хрупкой и такой дорогой фигурки, что стояла неподалеку от ворот, с надеждой всматриваясь в извилистую тропинку. Макс вдруг понял, что Уля ждет его. Просто осознал, в одну прекрасную секунду это знание обрушилось на него, затопив лавиной всепоглощающего счастья… А в следующий миг чувство вины взялось за Казанцева с удвоенной силой, ибо не заметить красных от недосыпа глаз, мягких морщинок, прорезавших ее прекрасный лоб, когда она увидела его, было просто невозможно…
Он кинулся к ней, забыв обо всем на свете. Бросился, не обращая внимания на удивленный возглас Ангела, что осталась позади. Подбежал, остановился в нескольких шагах от любимой, не в силах отвести взгляд от ее глаз. Не зная, что говорить, как начать этот разговор.
С ним часто такое случалось: казалось бы, все реплики продуманы, роль изучена и он готов ее сыграть, но стоит утонуть в сером предрассветном небе ее глаз, как вся продуманная пьеса летит в тартарары.
Хотелось, чтобы она заговорила первой. Больше всего на свете он желал, чтобы она хоть что-нибудь сказала, хотябы самое банальное: «Привет».
Комок в горле мешал вымолвить хоть слово. Казанцев открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. Сделал неуверенный шаг вперед, надеясь, что говорить, возможно, и не придется. Что она все поймет, как понимала всегда, стоило ей оказаться в его объятиях…

Уже через час идея идти за Максом в горы в этот монастырь не казалась Ангелу такой привлекательной. Стоило переночевать в деревне, покушать хорошо, а то только приехали и он сразу рванул по этой крутой тропинке. Торопился к ней, Подольская скривилась, но молчала об истинных причинах такого поведения Казанцева. Любовь делает людей глупыми, особенно это видно со стороны. Но, как это ни странно, она старалась не жаловаться, а всячески развлекать Макса по пути. Хотя кто бы знал, чего ей это стоило. Блондинка устала, натерла ногу, ей хотелось есть, пить, в туалет, в душ, в кровать…. А тут просто уже битый час они шли в гору. Она шутила о своем длительном воздержании, про то, что Макс ведет ее в горы для своих личных целей. Он отшучивался, но думал явно о другом. Ну и хрен с ним, идут вместе и то хорошо. За эти несколько дней, Ангел сама себе удивлялась, он стал чем-то значимым в ее жизни. Еще ни один человек не смог так сильно затронуть что-то внутри Подольской-младшей.

-Этот подъем когда-нибудь закончиться? – все-таки не выдержала и заныла Ангел. И тут… все закончилось. Они пришли, деревянные столбы ворот, вдалеке какие-то постройки. Казанцев сначала остановился, а потом почти побежал.
Блондинка только рот открыла, чтобы издать вопль, но вдруг увидела Улю.

«Она что, ждала нас? И… давно?» - это как-то не укладывалось в блондинистой голове красотки. «Они сумасшедшие эти влюбленные…» - Ангелина подошла ближе.
-И тебе привет, - как-то нервно поздоровалась с сестрой Ангел. Между Улей и Максом что-то происходило, они молчали, Казанцев не сводил глаз с любимой, а Уля… А Уля смотрела на Ангелину.
-Э-э-э, вот и я, здрасти вам в хату, бурная встреча новенькой будем считать состоялась, - ухмыльнулась блондинка, - мы кого-то еще ждем или можем пойти чего-нибудь перекусить, а то я уже не помню, когда ела.

Это было словно удар, словно ведро холодной воды, который неожиданно вылили ему на голову. А потом еще и самим ведром приложили. Макс почувствовал, как мир вокруг качнулся в сторону, как колени сами собой подкосились, и ему стоило огромного труда удержаться на ногах.
А ведь она сделала всего лишь один шаг… Уж лучше бы убежала, бросилась прочь, обозвав его как-нибудь пообиднее. Уж лучше бы залепила пощечину, ударила, толкнула… что угодно! Но только не этот маленький шаг, который, казалось, проложил целую пропасть между ними.
Это было больно. Очень. Он понимал, что сам причинил боль возлюбленной, и это понимание превращало растерянность и раскаяние в настоящие страдания. Макс даже сделал шаг вслед за ней, скорее инстинктивно, чем осознанно… Она не обратила на это внимания. Переключилась на сестру, словно выключив его из круга людей, с кем бы ей хотелось общаться.
Казанцев тут же отошел в сторону, оставляя сестер один на один друг с другом. Его внутренний зверь, сама сущность Максима сейчас мечтали только о том, чтобы сбежать, спрятаться, затаиться, переждать пока уйдет эта нестерпимая боль из груди. Наверное, это было бы правильно: уйти, подумать, решить для себя, каковы будут его дальнейшие шаги. Дать подумать Ульяне, не маяча у нее перед глазами. Позволить ей остыть, или наоборот, принять ее решение об окончании их отношений…
В какой-то момент появилась мысль, что это, возможно, было бы лучшим развитием событий. Да, ей, вероятно, будет больно. Первое время. Потом – легче… Гораздо легче, чем если их разрыв случится года через три, по причине полной и окончательной смерти Максима…
Казанцев поджал губы, заставив себя перестать думать об этом. Если он лишится Ули сейчас, то никаких «года через три» не будет, ибо смысл жизни будет потерян. По крайней мере, для него. Такова правда, и от нее никуда не деться.
Хотелось что-то сказать. Хотелось улыбнуться, пошутить. Можно было даже пошутить зло, выплескивая хотя бы часть отравы, которую выделял раскаленный шип, что сейчас разрывал ему сердце. Шутливо поклониться Мастеру, сказать пару язвительных слов в адрес Ангелины, предупредить, младшую Подольскую, чтобы та не вздумала потеряться… Много чего можно было сказать и сделать. И, что самое странное, Макс хотел этого. Но «хотеть» и «сделать» - это далеко не одно и то же. Особенно когда голос не повинуется, когда спина отказывается гнуться, когда только и остается, что стоять и ждать, как внутри утихнет огромный хищный зверь, ломающий, скручивающий и давящий внутренности, и не имеющий ничего общего с милой и добродушной пандой, что тихо скулит в углу своей ментальной клетки.
Остается только стоять. Пережить эти минуты. Оставить их позади. Навсегда.

«Действительно, ждем ли мы еще кого-то или чего-то?» - задалась таким вопросом Ульяна, переведя взгляд на Казанцева. Она чувствовала его, как никто другой, поэтому вся боль его сердца пронизывала ее насквозь. Откуда-то брались силы, чтобы не расплакаться. Что с ней твориться? Почему она такая деревянная?
-Я уже всех дождалась, - грустно сказала Подольская-старшая, - не ожидала, конечно, тебя встретить в такой глуши. Если б я знала, что Макс пошел тебя встречать, то не стала бы так волноваться…
Еще один удар, может хватит над ним издеваться? Ульяна даже посмотреть на него не могла. Хотелось убежать… Только с тем условием, что он побежит за ней.
-Пойдем, что ли, покажу тебя нашу обитель как раз по пути в столовую. Думаю, Макс рассказал тебе про все неудобства и удобства монастыря, - девушка вдруг поняла, что Ангел тоже виновата в том, что Казанцева не было в монастыре, - нет электричества, ванные и туалеты общие, моем посуду и готовим сами, дежурства, работа на благо монастыря, тут нельзя драться, пить, курить, ну… и прочее тоже не разрешается.
Они неспешно двинулись к храму, блондинка оглянулась, утонув в тоске, которой светились глаза Казанцева. Он стоял, словно примерз к земле. Боже, как же тяжело, это просто не выносимо быть так далеко от него. Вот молчит она, не решается ничего сказать, чтобы не слетели с языка горькие слова обиды, не решается прикоснуться, чтобы не начать обвинять. А что делает он? Почему он молчит? Чувствует вину или сердится? Почему сам не сделает первый шаг? Трудно? А остальное не трудно? А ей не трудно? Но еще же труднее ничего не делать. Только так хочется первого шага … Она резко развернулась, подошла почти в плотную, глянула на него и спросила.
-С тобой все в порядке?

Ух ты, как тут все сложно и запущено. Игра в молчанку у них хорошо получалась, Ангелина улыбалась во все зубы.
-А у вас тут всегда так весело? А есть скала, с которой сброситься можно? – Ангел посмотрела сначала на сестру, потом на Казанцева. – Так, шутки понимать надо.
Но ее, кажется, даже не слышали. Казанцев стоял с видом побитой собачки, а Уля делала вид святой мученицы. И то и другое вызывало у Ангела рвотный рефлекс. Ой, да блин, накричали бы, потопали ногами, помахали руками, потом бы сексом бурным позанимались, и все было бы ок. А тут какие-то амебы. Ну ладно, об Ульяне она всегда была невысоко мнения, но Макс ее сильно удивлял. «Он при ней, как пришибленный какой-то», - Подольская только диву давалась, - «Может это у него болезнь так проявляется? А потом припадки начнутся, вообще алес капут будет».
Услышав всю правду о монастыре, блондинка еле удержалась, чтобы не побежать обратно по тропинке. Какого черта? Почему Казанцев не рассказывал такого? Как жить!?
-Только не говори, что вы спите на полу? – вяло попыталась пошутить Ангел, но словив взгляд Ули, с ужасом поняла, что ее самые страшные кошмары сбываются. Приплыли, как говориться. Нет, надо все тут разведать, потом спуститься в деревню, купить все самое необходимое и каким-то чудесным образом доставить это ВСЕ наверх. Они уже даже двинулись в сторону видневшихся строений. И тут сестренка решила немного встряхнуть своего воздыхателя. Если честно, Ангел готова была убить их двоих. Думаете, Уля что-то сделала? Нет, она просто что-то тихо сказала. «Я умру от голода или старости, пока они решаться на какие-то действия», - Ангелина решила взять все в свои руки. Она почти бегом добралась до Казанцева, схватила его за руку и потянула.
-Если вы оба ненормальные, то надеюсь, это не передается воздушно-капельным путем, потому что мне не охота становиться такой же. Если ты, - это уже к Казнцеву, - не двинешь своими поршнями, а так же желательно издать какой-то звук, чтобы я была уверена, что ты тут не помрешь от счастья при виде своей драгоценной. Я ЕСТЬ ХОЧУ!!
От крика с дерева слетело несколько птичек.

Самое смешное, что он знал, что так будет. Понимал, что недостаточно будет просто, подойти к любимой и протянуть руку для того, чтобы все стало, как прежде. Предвидел, что она не сможет простить его так легко.
Вместе с тем, Максим прекрасно осознавал, что нужно что-то делать, что нужно заговорить, взять ее за руку, попросить прощения. Быть настойчивым, быть спокойным и уверенным, что она его простит. И тогда она действительно простит его… Однако сейчас, в глубине души Казанцева поселился страх. Именно страх потерять ее… нет, страх того, что он уже ее потерял, высасывал из Макса все силы, давил, грозясь расплющить то, что составляло саму его суть. Какая-то часть сознания, пыталась успокоить клокочущее, обливающееся кровью сердце, объясняя, что конфликты случаются в любых отношениях, и что без этого невозможна любовь… Но сердце не верило, оно сжалось в маленький кровоточащий комочек от страха и боли, и не желало слушать доводы разума. Оно заставляло просто стоять и терпеть, не в силах вымолвить хотя бы слово…
Он просто хотел увидеть ее улыбку. Наверное, он хотел слишком многого.
Она подошла, резко, порывисто, решительно. Неправильно. Не похоже на нее. Ни единое ее движение не дарило надежды, а голос…
Пресловутый верблюд, которого жадные людишки нагрузили сверх всякой меры. Вообще, он очень сильный и выносливый, этот верблюд. И несмотря на тяжесть своей ноши, несмотря ни на что, он готов шагать дальше. Не потому что хочет, а потому что должен, потому что так хотят те, кто окружает его. Те, кто не видит, как случайное перо, случайно пролетающей мимо птицы, случайно падая на его ношу, ломает ему хребет.
Ее голос, когда она все-таки обратилась к нему, стал этим пером.
Казанцев закрыл глаза. Мир вокруг остановился, замедлился, словно давая возможность невидимому наблюдателю насладиться хрустом ломающегося хребта пресловутого верблюда. Макс вдруг осознал, что все это время, он еще сомневался, позволял себе размышлять о каких-то вещах, несовместимых с жизнью вместе с ней. Теперь этого нет. Она все-таки сломала его, разбила, как хрустальную вазу, обнажила его душу, в которой не осталось ничего, кроме любви. В этот самый миг в муках и страданиях умер Максим Казанцев. Остался лишь тот, кто был бесконечно влюблен в Ульяну Подольскую.
- Со мной все…
-…в порядке. Я люблю тебя, Уля. Пожалуйста, прости меня. Я сделаю все, чтобы снова увидеть твою улыбку. Пожалуйста, только скажи, что мне сделать, чтобы снова сделать тебя счастливой. Позволь объяснить, как и почему меня не было. Позволь быть рядом с тобой…
Он готов был произнести эти слова. Ему не хватило какой-то секунды. Ангелина налетела, словно ураган, и потащила растерявшегося Максима в глубину монастыря.
Шаг от нее…
Макс еще не осознал, что происходит, почему она удаляется, ведь он еще не все сказал. Ведь он должен так многое объяснить…
Два шага от нее…
Он растерянно оглянулся, беспомощно взглянул на возлюбленную, не зная, что делать: кричать слова объяснения на ходу, пытаться вырваться из цепких лапок Ангелины, переключиться на младшую сестру и вежливо, но жестко попросить ее оставить их в покое на пару минут…
Три шага…
Надо было что-то делать. Хоть что-нибудь.
Четыре шага…
- Стоп… - голос его звучал тихо, почти неслышно. Вряд ли Ангелина смогла бы расслышать его. Даже если бы захотела.
Пять шагов…
- Стоп! – уже громче. Ангел оборачивается. Макс говорит еще громче. – Стоп! Хватит! Постой! Не надо меня тащить.
Они остановились. Казанцев был сильнее девушки, и затормозить ее движение не составило труда.
- Подожди, пожалуйста, - его собственный голос готов был предать его, слегка подрагивая, дребезжа, словно старая, ненастроенная струна. – Я никуда не пойду без Ули. Я к ней привязан, как собачка. Так что тащи ее куда-нибудь, это будет эффективней.

Он не успел сказать ей все, но хоть попытался. На душе стало намного светлее и легче. Ангелина была мастером вмешиваться в чужие дела, чувства… Она вопила и тянула Казанцева по дорожке. Это могло бы выглядеть забавно, если бы не взгляд любимого, который умолял, просил, ждал ее, Улю. Он не сразу, но стал сопротивляться попыткам Подольской-младшей утащить себя куда-то, где судя по всему сестренка собиралась съесть его, с таким энтузиазмом она занималась передвижением тела Казанцева. Но он все-таки ее остановил… Его голос дрожал, это было почти последней каплей. Почти…
Подольская подошла к застывшей парочке, Ангелина готова была разнести тут все в пух и прах, но сдерживала себя, что было удивительно. Уля взяла за руку Макса, и они пошли, слушая стенания и прочую ерунду Улиной сестрички. Ощущение его руки, в которой пряталась вся ладошка блондинки затмевало все, что происходило вокруг. Просто прикосновение, а это так много…
И вот странно, оказывается даже такая недолгая разлука, всего то три дня, а она что-то в них поменяла. Может осознание ответственности друг перед другом, или то, что друг без друга почти невозможно?

-А идите-ка вы все на хрен… - Подольская-младшая уже не сдерживалась. Манипура внутри обжигала, по телу с волной ярости разносилась ее энергия, вот уже и кустик у дорожки загорелся. Если бы только эти двое были кем-то другими, не сестрой и не Максом, то они бы горели как этот кустик. В этом блондинка была уверена на все сто.
Это ж надо, как мило, взялись за ручки и как детки в детском саду идут в столовую. А Ангелина наверное тут просто декорация? Дур дом какой-то. Подольская сделала глубокий вдох и выдох, родители бы сильно удивились, если бы увидели, как она пытается себя сдерживать. Это удивляло и саму девушку.
-Знаете, если когда-нибудь я заболею и стану такой же, убейте меня сразу, - она закатила глаза и потопала за этой парочкой, осматривая местность. Наличие гор и странных строений делало эту местность очень живописной, но совершенно не той, к которой привыкла Ангел. Она даже немного взгрустнула. Интересно, а как тут народ развлекается?
-Наверное, когда тут темнеет и нет электричества, то начинаются настоящие чудеса? Хм, я бы точно тут почудила, а что за народ тут обитает, есть парни нормальные? А скоро мы придем? – Ангелина болтала без умолку, все лучше, чем смотреть на этих ненормальных и слушать урчание своего желудка.

Наверное, будь Максим чуть поэтичнее, он бы сравнил ее мягкое прикосновение с пробоиной в плотине. С тоненькой тропинкой в неприступной стене, которую пробила себе вода, в поисках свободы, которую ограничили… А что будет дальше с этой пробоиной? Расширит ли вода, давящая снаружи, этот небольшой тоннель, или же ее залатают, восстановив неприступность плотины?
Казанцев тихо шагал вслед за Ульяной, казалось, он даже вздохнуть боялся, опасаясь вспугнуть это ощущение безграничного счастья от простого прикосновения к ее ладони.
Она шла вперед. Почти не оглядываясь, решительно и быстро. Не так, как делала всегда, неправильно, нечестно. Но Максим был рад и этому. Сердце настороженно билось, перестав судорожно сжиматься от каждого ее движения. Оставалось только дождаться ее улыбки…
Почему-то казалось очень важным, увидеть, как она улыбается…
- А знаешь что? – вдруг произнес Максим, скосив глаза в сторону Ули, но обращаясь к ее сестре. – Чего ждать-то? Тут, знаешь ли, в Гриффиндоре, красивых парней полно. Обязательно кого-нить встретишь, будешь сохнуть по нему, все дела… Давай, мы тебя сразу пристрелим? Прям щас? Чтоб не мучилась…
Макс сделал вид, что задумался на секунду, но, почти сразу продолжил:
- Хотя стрелять на территории монастыря нельзя… а мы ведь уже на территории монастыря, кстати. Добро пожаловать в Гриффиндор и все дела… Ну так вот, стрелять тут нельзя. Зато можно стукнуть тебя по голове камнем. Где-то тут был камень…
И Казанцев стал вертеть головой, делая вид, что ищет ближайший булыжник, даже не пытаясь, впрочем, сбавить шаг и отстать от Ули.

«Ну как дети, честное слово» - Подольская попыталась скрыть улыбку и нахмурилась.
-У нас тут целая куча развлечений. Постоянные тренировки, учеба, библиотека, - Ульяна чуть не засмеялась, увидев, как вытягивается лицо сестры. – Правда, это не относится ко всем, многие просто придаются безделью, гуляют по горам, устраивают дуэли, кто-то собирает самогонный аппарат, а кто-то просто развлекается вне стен монастыря, просто уходит, а потом возвращается…
Такой очень прозрачный намек.
-Парней у нас тут хватает. Хотя что ты понимаешь под словом «нормальные»? Типа крутые богатые качки тут не водятся… - Уля устыдилась такой речи, все же родная кровь, просто слишком непохожая на нее. – Но, думаю, ты найдешь себе кого-нибудь по вкусу. Умереть тебе тут не представится возможности, слишком сильные целители, так что и не надейся…
Речь Казанцева с намеком на убийство немного удивила блондинку. Раньше она не слышала от него такой черный юмор, а судя по отсутствию реакции со стороны Ангела, сестренка не в первый раз подвергается нападкам Макса.
-Я смотрю вы нашли общий язык… - Ульяна снова стала смотреть только вперед, чуть сильнее, чем хотела сжала руку любимого и поспешила в столовую.

-Казанцев, помоги себе сам, ударься об камень. Думаю, в ближайшем будущем из нас двоих буду мучиться точно не я, но и марать свои руки твоей кровью не собираюсь, сменной одежды нет, - Ангел хищно улыбнулась юноше и снова стала смотреть по сторонам. Его нападки в шутливой форме только улучшали настроение, Подольская обожала такие словесные баталии.
Ей, конечно, было его очень жаль, она привыкла к нему. Мало того, Максик болен, еще ему влетит от Ульяны, а потом он будет очень скучать по тем дням, которые они провели вместе, имеется в виду с Ангелом. Ангелина в этом даже не сомневалась.
От речи сестренки Ангел чуть не поперхнулась. «Библиотека! Она что, издевается?» - блондинка даже в ушах поковырялась, а вдруг ей почудилась. Да если бы ее знакомые услышали, как тут она будет развлекаться в библиотеке, то умерли бы от смеха… а потом наверняка от ожогов, а не фиг над ней смеяться. Самогонный аппарат – это было уже веселее, но Ангел предпочитала виски или коньяк, хотя за не имением в баре Линь Ян Шо таких напитков, она будет рада веселью и под чарку первача. Про крутых богатых качков Подольская-младшая не стала разглагольствовать. Судя по всему, ее сестренка плохо разбиралась в том, зачем такие нужны. Ну, уж точно не для веселья.
-У меня что-то со слухом или это ты типа пытаешься иронизировать, а сестренка? – Ангел хохотнула и потерла ладони, - Я просто в предвкушении от встречи с этими монахами.

- Оу! – коротко воскликнул Макс, услышав последние слова Ангела. – Тогда любуйся! Самый натуральный из натуральных монахов монастыря – Ульяна Подольская!
Не, ну а что? Мастер она или кто? А раз мастер, значит, монах. И точка.
- Так что можешь считать, что ты уже повстречала монашку. Круто, да?
Кстати, интересно, что это еще за самогонный аппарат? Очевидно, что Уля строила его сама, но Казанцев ни на секунду допускал мысли, что эта мысль пришла в голову ей. Значит, она создавала его вместе с кем-то. Интересно, с кем?..
Причем, поймите правильно, это вовсе не была ревность. Просто любопытство.
Точно также, сейчас Казанцеву казалось, что Ульяна злится уже не столько на то, что он пропал, а на что-то другое. Но он не мог понять на что. Ему и в голову не могло прийти, что любимая может ревновать к своей сестре, поэтому, когда она чуть сильнее сжала его руку, Казанцев даже прикусил язык.
Ненадолго, правда.
- А вообще мастера у нас в монастыре хорошие, - тихо проговорил он, но не так тихо, чтобы его не услышали. – Они всегда прощают нерадивых учеников, когда те делают всякие глупости. Вот такие классные у нас мастера, да…
Намеком на намек, так сказать.

-«Хм… Да уж, монашкой меня еще никто не называл» - Уля как-то удивленно посмотрела на Макса. Их-то поведение никак нельзя назвать монашеским, если бы не это странная ситуация и наличия Ангела за спиной, она бы напомнила ему пару ситуаций, которые никак не вязались со словом «монастырь».
-Да, добрые, белые и пушистые, но наказания все равно выписывают. – Их небольшая процессия уже миновала храм и приближалась к жилым постройкам, - Вот полюбуйся, здесь мы живем, а там дальше уже столовая.
А вообще ей хотелось бы сейчас вылить на эту парочку несколько ведер воды и убежать к себе в комнату, чтобы поплакать. Но такое поведение вряд ли свойственно взрослым тетям, старшим сестрам и монашкам. Так что приходилось идти с прямой спиной и следить за тем, чтобы не дрожал голос.
Язвительные замечания сестры она пропустила мимо ушей, но ее мучил один вопрос.
-Я, конечно, рада, что ты здесь, но мне хотелось бы знать, зачем?