К чему приводит забывчивость

Врут всякие поэты, писатели и прочие барды.
Врут, когда пишут о том, как «внезапно» навалилась усталость, как стали подкашиваться ноги, как колени стали дрожать от напряжения…
«Внезапно». Ха!
Усталость вовсе не возникает из ниоткуда, выпрыгнув, словно черт из табакерки. Она накапливается, наполняет тело до краев, постепенно становясь все сильнее. Все невыносимее. И каждый шаг дается все с большим трудом, каждое движение вызывает тупую боль, раздражая разум тысячами микроскопических иголок. А раздражение усиливает усталость, замедляет рефлексы и быстроту реакции… Замедляет все…
Макс вдруг понял, что уже спит. Проснулся в какое-то мгновение, убедился, что идет в правильном направлении, и позволил автопилоту тащить себя дальше…
«НЕТ!»
Казанцев вдруг резко распахнул глаза, стукнул себя по лицу, заставляя проснуться. В прошлый раз, когда он вот так доверился «автопилоту», он поссорился с одним из самых уважаемый мастеров этого монастыря. Хотя, конечно, было весело. Но повторять этот опыт не хотелось совершенно.
Надо было сосредоточиться. Хоть на чем-нибудь. На какой-то мысли, возможно?
Проблема в том, что не было у Казанцева никаких мыслей. В голове царствовала звенящая тишина, не нарушаемая даже шелестом мысли или бледной тенью какого-то образа. Все вокруг воспринималось отстраненно, но осознать сей удивительный факт, Макс был не в силах.
Все-таки не стоило доводить себя до такого состояния. Третьи сутки почти без сна – это слишком, даже для него. И так и не давался ему этот шаманизм, духи, казалось, издевались над бедным парнем, дразнили его, но не давали прикоснуться к своим тайнам. И это было жутко плохо.
Дверь комнаты, как обычно, была открыта. Макс ввалился к себе, сразу примостился на цинковке.
Глаза уже закрывались сами собой.
Сил хватило только лишь на то, чтобы стащить с себя ботинки.

Темнота бархатная на ощупь окружила и утащила в свои глубины. Погружаясь в нее не только снаружи, но и внутри, ты тонешь в своем одиночестве. Целый мир, огромный, он не вмещается в твоем сознании, он вокруг, он рядом… И рядом с его грандиозными размерами и его размахом жизни, ты чувствуешь себя чем-то чужеродным. Все в мире взаимосвязано, но тебе кажется, что ты выпал из этой суеты, что ты смотришь на все это со стороны. Про тебя забыли сегодня в темноте. В этот момент миллионы людей делают какие-то свои дела, а ты просто лежишь в темноте и думаешь… Думаешь о нем. Как одно человеческое сердце может поменять все на свете. Но, несмотря на то, что у тебя есть он, ты лежишь одна в темноте, поглощенная полностью своим одиночеством. Это так трудно объяснить, но несмотря на все счастье от любви, ты так остро чувствуешь одиночество, когда его нет рядом. Ты понимаешь, что ты всегда будешь одной, потому что не бывает одного сердца на двоих и одной души на двоих. Любовь – такая странная штука. Она, кажется, меняет все вокруг, но это иллюзия. Все вокруг не изменилось, просто ты стала думать по-другому. Плохо ли это? Кто знает? Но это не изменить… В темноте хорошо улыбаться, вспоминая забавные моменты, моменты нежности, ощущение счастья. Так страшно мечтать, мечтать о будущем счастье, потому что боишься спугнуть. Как часто ты мечтаешь, а они рушатся от этой повседневности. Уля боялась мечтать, она боялась быть настолько счастливой. Почему то Подольской вспомнилась Мэй. Можно ли сказать, что она отняла у подруги это счастье, быть любимой? А у кого она еще отняла шанс быть счастливой рядом с Максом? Имеет ли она на это право? Почему кому то даровано счастье быть любимой, а кому-то остается только мечтать об этом? Конечно же она бы боролась за любовь Казанцева до последнего, потому что без него даже не представляла себя. Но смысл любви – это делать счастливым своего любимого. Если бы не было того несчастного случая в горах, обратил бы Макс на нее внимание, ведь, возможно, он бы был бы сейчас с кем-то другим. Судьба? Удача?
Прошел день, как она стала невестой. Если можно так сказать… Белое платье, букет и подружки невесты – это меньше всего беспокоило блондинку. Бабушке бы Макс понравился, это точно. Уле так ее сейчас не хватало, слезы потекли из глаз блондинки. В такие моменты девушке необходимо поговорить с мамой, но это точно не про Подольскую, вряд ли ее мать вообще о ней думает. Так не будем о печальном в столь радостно-романтический момент. Образ Казанцева снова заслонил все другие образы и мечты. Он удивительный. Стоит ему войти в комнату, и мир менялся. Это как сидеть в темноте, а потом увидеть рассвет. Что-то теплое и столь восхитительное возникало при его появлении на душе у Подольской. И улыбка, она всегда озаряло Улино лицо, когда она думала о любимом или видела его. Он дарил одним своим появлением ей столько счастья, сколько она и представить себе не могла. Люблю… Вот то слово, которое преследовало ее. Люблю…
Сейчас до боли в груди не хватало его, тепла его рук, нежного голоса… Между ними всегда была такая сила, похожая на электричество. Когда прикасаешься к его коже, то мурашки бегут по телу. Уля тяжело вздохнула. Пробраться в его комнату не было возможности, он же не один живет, капризничать не хотелось, в последнее время любимый много занимался и выглядел очень уставшим, бледным и осунувшимся. Подольская пыталась задавать вопросы, но надо знать Казанцева, у него всегда все хорошо, он никогда не жаловался ей на трудности.
Повернув голову, блондинка увидела на столике его байку, которую он оставил со вчерашней ночи. Уля встала, взяла байку в руки, вдохнула его запах, закрыв глаза.
-Макс.. – тихо произнесла Ульяна имя любимого. Потом, в каком-то порыве она одела эту вещь, чтобы создать ощущение его присутствия и снова улеглась на матрас. Блондинка обхватила себя руками, и что-то странное и жесткое впилось ей в бок. Уля залезла в карман и вытащила странную баночку с характерной для лекарств этикеткой.

Проспал он, должно быть до полудня, как минимум. Новый день встретил Казанцева солнышком, столь ярким, что от него становилось дурно. Максим поморщился, пытаясь рукой отогнать солнечный лучик, что упрямо заглядывал ему в лицо. Лучик, естественно, плевать хотел от попыток от себя отмахаться, так что Максу только и оставалось, что раздраженно бухтеть. Он вообще любил бухтеть. По поводу и без повода. А тут повод такой классный – поспать не дали…
Казанцев поднялся рывком, глянул вокруг. Соседа-итальянца не наличествовало, что само по себе неудивительно – в такое-то время. Пока натягивал ботинки, размышлял, составляя планы на день.
Спать на жесткой цинковке – это совсем не то же самое, что и на мягкой кровати. Все тело затекает за ночь, и с утра ноет каждая мышца. В который раз пообещав себе, что выгребет весь хлам, который натащил в свою комнату, и поставит здесь нормальную кровать, Казанцев, приступил к разминке.
Минут через десять, когда боль из мышц немного ушла, и каждое движение уже не причиняло столько страданий, Максим вышел на улицу. В руке он по привычке сжимал четки, медленно перебирая сегменты, и сейчас явственно ощущал, как руку потихоньку скручивает судорогой. Приближался приступ, и, Макс ощущал это очень явственно, приступ этот на этот раз будет неслабым.
Надо было принять таблетку, пока дело не дошло слишком далеко.
Пузырька с Дефимадином не было. Нигде.
Макс выругался, размышляя, где он мог его оставить. В принципе – где угодно. В последние несколько дней он вообще был сам не свой, даже на Улю почти не обращал внимания… Да ладно, чего там врать. Только на Улю и обращал. Ну да ладно… Так где он мог оставить таблетки? В принципе… они могли выпасть. Где-нибудь. В любом месте. И вот это проблема, ибо другие достать в короткие сроки будет очень сложно. Черт.
Волна боли поднималась по руке выше, и Казанцев лег, стараясь сделать так, чтобы рука не касалась ничего, кроме его тела. И не орать. Даже не стонать, приказал он себе, и закрыл глаза.
Прошло, должно быть, минут пять, но эти пять минут показались Максиму вечностью. Боль ушла, но оставила после себя чувство обреченности. Интересно, сколько он еще протянет? И имел ли он право, в таком случае, делать Ульяне предложение?..
Чувствуя острую необходимость встретиться с возлюбленной, Макс вскочил, игнорируя легкое головокружение, и направился к ней в комнату. Даже если ее там не было, он все-таки хотел побывать у нее. Чтобы просто побывать. Прикоснуться к ее жизни еще чуть-чуть…
Уля была у себя. Макс вошел, глянул на возлюбленную, и понял, что что-то очень сильно не так.
- Говорю сразу, я против насилия! – воскликнул Казанцев. – Особенно в воспитательных целях! Скажем «нет» насилию в нашем мире! Ага… особенно, нельзя бить тех, кто скоро собирается стать твоим мужем. Это только после свадьбы, так и знай.

Подольская больше всего не любила, когда ей врали или что-то скрывали, особенно близкие люди. Сначала это исчезновение Макса, было больно, потом кольцо, что в принципе приятно. Ульяна почти убедила себя, что Казанцев пропал именно из-за этого украшения. Теперь вот это… И что думать? Кое как разобрав иероглифы на этикетке, Уля поняла, что это очень сильное средство. Мысль о болезни любимого обернулась бессонной ночью. Идти с разборками к нему Ульяне не хотелось, но она решила дождаться его во чтобы то ни стало в комнате, не пошла на завтрак, так и ходила в его байке по комнате, как львица в клетке. Она его точно прибьет, пусть только появиться, а потом сама же и вылечит. Боже, ну зачем такая скрытность. А она, дура, расслабилась, думала все, свадьба , значит никаких секретов. Фиг вам.
Противоэпилептический препарат, кто бы мог подумать? А она, слепая, уверенная идиотка, как давно она смотрела на ауру Казанцева? Ульяна готова была рвать волосы на голове, такого настроения у нее уже давно не было. А в жизни может быть все просто? Или обязательно свалить все одним махом на ее голову? Страх, липкое неприятное чувство, сковал блондинку. Нет! Не паниковать, она целитель, она его вылечит, может не сразу, но постепенно у нее все получится. Надо снова залезть в библиотеку, и прочитать все, что там есть про эпилепсию.
В комнату зашел Макс, взгляд блондинки был достаточно красноречивым. Шутки, как обычно, он умирать будет, но никогда ей не пожалуется.
-Такими темпами я сомневаюсь, что у меня будет муж. – мрачно буркнула Подольская. – Ты чего-то бледный сегодня, что-то случилось, МИЛЫЙ?
Ну что на этот раз он ответит? Ульяна скользнула взглядом по его ауре, за деятельность мозга отвечает синяя и фиолетовые чакры, насколько Уля понимала, болезнь Казанцева крылась именно там, хотя боль, а ее остатки еще огоньками блуждали в ауре любимого, особенно в зоне кистей.

Что-то явно было не так.
Подозрение недоброй иглой вошло в сердце, да там и осталось. Откуда она могла узнать? Не догадалась же в самом деле! О таких вещах просто так не догадываются. Но тогда откуда??
Если только… если только ей кто-нибудь не рассказал! И он знает только одного человека, подходящего под описание этого «Кого-нибудь».
Он убьет Ангелину. Вот как есть. Пристукнет где-нибудь в углу и закопает. И скажет, что так и было. Черт!
Ну, вот знал же, что нельзя ей доверять, нельзя! Не такой она человек, который может держать язык за зубами! Нет же! Пошел на поводу у своих принципов, не стал лазить ей по мозгам, стирая воспоминания. Чертов наивный идиот с дурацкими принципами! Расхлебывай теперь!
Хотя, была еще робкая надежда, что Уля знает не все. Может Ангелина не все выложила?
- Да я знаешь ли несколько дней плохо сплю, - состроив самую жалобно-умильную рожицу, заявил Казанцев, решив не возращать это умильно раздраженное "милая". – Представляешь, постоянно снится куча кошмаров. То меня кто-то предает, то кто-то не доверяет… А я же, может, как лучше хочу во сне, но меня не слушают! Дерутся еще потом. Кошмар, одним словом.

А смысл кто-нибудь видел? В чем? Да во всем? В нашей повседневной суете, в наших страхах, надеждах, в любом нашем проявлении эмоций, в любом нашем действии… Смысл только в том, чтобы жить.
Сегодня Ангел встала не с той ноги. Да неважно… Она и так валялась на матрасе до последнего, пока уже звуки, издаваемые желудком, стали совсем неприличными. Вид в зеркале был не самым лучшим, но для горного монастыря сгодится, поплескав водичкой на лицо, блондинка распахнула дверь и подставила лицо под солнечные лучи. Говорят, солнечный свет вырабатывает в организме какой-то гормон, от которого чувствуешь себя счастливее. Не помешает сегодня, это точно.
Боковым зрением Ангелина уловила какое-то движение, обернулась и увидела Макса, входящего в комнату сестры. Ха! Значит ночевал не у нее. Надо же… Интересненько, в каком настроении ее белобрысая сестрица?
Ангел хмыкнула и постучала в дверь, нацепив идиотское выражение счастья на лицо, она ввалилась в комнату Ули.
-Какой прелестный сегодня день, не правда ли? Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка с… дальше не помню,- радостно громко декламировала блондинка.
- А чего вы такие буки? Знаешь, Казанцев, если много хмуриться, то быстро состаришься, а зачем мне старый любовник… Ой, Уль, извини, как-то забыла, что ты тоже тут…
Немая сцена. Мда… С чувством юмора у этой парочки туговато, особенно сегодня.
-А что случилось? Макс не ночевал у любимой, и теперь мир перевернулся?
Вот приятно, черт возьми, когда утро началось не ахти, язвить и щипать за больные места, пускай и в шутку.

Ай, как напрягся, не хорошо. И эти четки, вот раньше ж не было у него привычки перебирать эти бусины, а теперь почти постоянно они у него в руках. Какой-то момент был упущен, где-то она проворонила эти изменения. Злится? В ауре все цвета как на ладони, их не спрячешь, как ни пытайся. Это мысли свои можно скрыть ментальным щитом, а вот с аурой ты ничего не сделаешь…
-Ммм… - Ульяна кивала, слушая жалобную историю любимого, он, конечно, не врет, но зубы то заговаривает, - а мне вот, знаешь, как-то не до сна.
Блондинка хотела продолжить и рассказать, как обидно бывает, когда от тебя скрывают что-то очень серьезное, что касается их обоих, раз они уже решили стать семьей. Но ее на полу слове оборвала Ангел, как всегда, она была очень вовремя… Это просто талант у нее такой, появляться в самый «нужный» момент. Шутки сестры по поводу их любовной связи с Казанцевым Уля уже просто не воспринимала. Хочет сестра ее вывести из себя, пусть лучше старается, а это мы уже прошли…
-Вот и иди наслаждайся солнцем и травкой, у нас тут разговор, - чуть более резко чем следовало сказала Подольская-старшая. –Или осчастливь своим присутствием кого-нибудь еще.

Вошедшая Ангелина была громом, средь ясного неба, маленьким светловолосым торнадо, которое ждешь, но все равно не в состоянии подготовиться к его приходу.
- Помяни черта… - пробормотал Казанцев, но, конечно, недостаточно громко, чтобы кто-то из девушек сумел его услышать.
Честно говоря, Максим злился. Было очевидно, что Ульяна что-то прознала, про его болезнь, но хочет, чтобы он сам сознался. Да еще и прощения попросил, наверное. Проблема была в том, что не чувствовал вот он себя виноватым ни разу, вот и извиняться не собирался. Да и вообще косить под дурачка веселей.
Так как злиться на Улю все равно получалось не слишком сильно, лишь небольшое раздражение присутствовало в душе, злость выплескивалась в сторону ее сестры.
- Ну вот так всегда, - тон Казанцева, когда тот обратился к Ангелине, был не слишком любезен. – Я-то думал, я тебе нравлюсь, как человек, а тебе только мое молодое тело подавай… Эх… А я тебе доверял, уже почти полюбил, а тут такие новости…
Макс скрежетнул зубами, размышляя о том, как побольнее уколоть младшую сестру Ульяны, но тут сама старшая Подольская довольно жестко ответила. Макс даже вздернул брови. Не ожидал от нее такого. Это близкое замужество на нее так влияет, чтоли?
- Уоу-уоу, дамочка, - примирительно поднял руки вверх Казанцев, обращаясь к своей невесте. – Нельзя так с людьми, может она просто за солью зашла? А ты, понимаешь, не по родственному так с ней… нехорошо, получилось.
Максим подмал с секунду и продолжил, не допуская в голос не капли яда:
- Вообще, я бы не стал ее так легко отпускать. Вот увидишь, уже через пару часов, весь монастырь будет думать, что мы поссорились. Ага. Ибо кое-кто совершенно не умеет держать язык за зубами.

Ух ты Боже мой, белая мышка показала зубки. Забавно.
-Я уже вас осчастливила дорогие мои, - все то же идиотское выражение лица, только слюни от счастья осталось пустить. – Я же твоя сестра, если этот подлец тебя обидел, то я должна знать как… вдруг пригодится.
Блондинка плюхнулась на Улин матрас и села скрестив ноги.
-Ну давайте, начинайте ссориться и кричать друг на друга, а я буду наслаждаться представлением. И Максик, свои сладкие речи можешь оставить моей сестренке, это она может тоннами держать эту лапшу на своих ушах, веря в нее и радуясь. Меня интересует же совсем другое, - Ангел облизнулась. В затем Подольская расхохоталась.
-Да, сестренка, что то ты становишься такой злюкой, смотри Макс тебя разлюбит и женится на мне. А сольки не найдется? – И Ангел от смеха повалилась спиной на матрас. Обстановка в комнате накалялась. А ей было весело, по злому так весело. Боже, находят же себе люди темы для страданий. Вы только посмотрите на сестру, вместо того, чтобы затащить своего парня в постель и устроить утреннюю гимнастику, она стоит и злиться. И кому от этого хорошо? Хм… Вот вопрос, быть или не быть? Ха!
-Ты поосторожнее, касатик, с выражениями. – намек Макса на ее болтливость задел Ангелину, - Я сегодня способна на многое, так что не зли кошку. Чего это я кому-то разболтаю? Да я и толком не знаю тут никого. Да, если честно, вряд ли кого то интересуют ваши так называемые ссоры. Не такие уж вы важные персоны.
Ангел фыркнула, потянулась всем телом и улеглась на бок, подперев рукой голову, в ожидании продолжения. Конечно, сейчас все бочки покатятся на нее. Плевать. Впервые что ли? Зато повеселиться можно…

Сегодня был не ее день. Мало того, что всю ночь она как ненормальная тревожилась о Максе, так еще и сестра. Вот почему, как только они собирались втроем, Подольская-старшая чувствовала себя лишней. Комплексы? Ульяна не знала, но была на грани, мало того, Казанцев еще подлил масло в огонь. Теперь она уже плохая сестра. Обалдеть! Приплыли… Теперь эта она получается плохая, что собирается выяснить правду, вместо того, чтобы спокойно жить и ни о чем не беспокоиться. А она так не умеет. Был бы Макс посторонним, может и не стала бы так переживать…
По поводу болтливости Ангелины Уля ничего не поняла, но как ни странно, Казанцев лучше знал и понимал ее сестру.
-Тебе, конечно, виднее. – Ульяна скрестила руки на груди и сдерживалась изо всех сил, чтобы не закричать. Что тут вообще за цирк происходит. Ее жених болен, серьезно болен, а они черт знает о чем разговаривают.
-Знаешь, если Макс и дальше себя так будет вести, то вряд ли он станет чьим то мужем. Почему ты не сказал мне о болезни? – глядя прямо в глаза Казанцеву, спросила блондинка, - По-моему на правах твоей будущей жены, я имела право знать об этом.

-Давай, милый, без подробностей, про мой язык, тут же Уля, - Ангел сделала большие испуганные глаза и рассмеялась. – Хотя, если вам такие игры нравятся, можем продолжить по списку, пройтись, так сказать по размерам других наших анатомических органов.
И почему они всегда морщатся, когда она начинает гнуть свою линию. Да все в мире сводится к сексу, как ни крути, так или иначе, но все в мире вертится около одного. Да вы только вспомните историю, любые крупные события в мире, биографии великих людей, а тут морщат свои миленькие носики, стоит только пошло пошутить. Ханжи! Ангелина терпеть не могла это показушное ханжество. В пастели , наверное, не книги друг другу читают, а поговорить, так делают круглые глаза и шепчут «это неприлично». А взгляды. Ну да эта парочка еще была не настолько закостенелой.
Дальше Ангел резко села, информация поступала слишком быстро. Значит, Уля все-таки узнала о болезни, а Макс, вот почему смотри на нее волком, думает, что это она сестре рассказала. Оправдываться блондинке было не в чем. А вот парня было жалко.
-Боже мой, ты уже возомнила себя его женой, надо же какая самоуверенность, кто бы подумал, - хмыкнула Ангелина, но слова Казанцева оказались ведром холодной воды. «Будущая жена?» Он что, сделал ей предложение? Злость, хотя вроде и причины не было, но блондинка злилась. Улыбку шире, и плевать на все…
-О, жених и невеста, мои поздравления… - Подольска-младшая встала, взъерошила волосы и рассмеялась.
-Как весело жить. Ну, конечно, он тебя не хотел беспокоить, хотел просто тихо сдохнуть под кустиком, чтоб никто не беспокоился. Да, Максик? Кто ж мог знать, что из-за такого пустяка кто-то будет затевать разборки. Ты ей подробности расскажи, чтоб она точно перестала беспокоиться. А знаете, гораздо проще жить, когда тебе на все плевать, ты никому не делаешь больно, потому что никто тебя не любит , и ты никого не любишь. А то вы тут жениться надумали, а женишок то… может и не выдержать. Хотя я слышала, - Ангелина уже во всю паясничала, было тошно от самой себя, ну лучше сейчас все сказать и пусть они ее презирают. – Твоя будущая жена неплохой целитель, ты подставь ей свою башку, может, она тебя вылечит. И ты будешь навечно у нее в долгу.
Она уже почти жалела о том, что зашла утром к сестре, но остановиться не могла.
-Все ваши беспокойства, ссоры, тошно смотреть со стороны. Вся эта любовь делает вас слабыми и глупыми, даже злыми иногда. Все эти игры в благородство и рыцарство, они делают вас счастливее? Судя по всему нет. Тогда смысл?

В этом весь Казанцев, не хотел беспокоить, а что из этого получилось, Подольская вздохнула и опустилась на стул. Сил спорить и выяснять, кто прав, а кто виноват, не было. Да никто и не был виноват. Просто они вот такие. А делать что-то надо… Только что?
Зато Ангел разошлась не на шутку. Колкие слова легко слетали с ее языка. Стало очень неуютно и обидно. Но девочку было жалко, вот что значит, когда ты никого не любишь. Ульяна печально смотрела на сестру.
-Просто ты никого не любишь, вот и несешь этот бред… - тихо сказала Ульяна, встала и подошла к Максу. Заглянула в его серые бездонные глаза, провела рукой по небритой щеке.
-Я смогу… Не знаю пока как, но смогу, вот увидишь. – с нежностью в голосе прошептала Подольская.
-Уходи, - твердо сказала она сестре, - свои проблемы мы решим сами.

- Оу…
Макс даже не знал, злиться ему на гневную тираду Ангела, или попытаться ее успокоить, ибо, кажется, девушка свою речь контролировала мало.
В любом случае, надо было разрядить обстановку:
- Хорошо, когда у тебя есть сестра, которая всегда тебя поддержит, правда, Уль? – улыбнулся он возлюбленной, и пусть хоть кто-то скажет, что эта улыбка не была ласковой. Правда, улыбку пришлось погасить, и нарисовать на лице выражение, которое сам Казаанцев обзывал «задумчивым сомнением»: - Подожди… сейчас, же она тебя поддерживала, да? Я просто не привык к тому, что она так быстро говорит, вот и большую часть ее речи пропустил мимо ушей…
На самом деле, говорила Ангелина нормально, но кого это волнует?
Повернувшись к Ангелине, Макс состроил шутливо обиженную рожицу:
- Вот ты такие жестокие слова говоришь… - он даже не поленился и изобразил жалобный всхлип. - И не жалко тебе бедного меня? Я ж, между прочим, больной человек, на меня нельзя такую шокирующую информацию выливать… Надо порциями, знаешь, потихоньку, помаленьку, дабы тяжело больной успел привыкнуть к своей полной ничтожности перед лицом твоего величия. А то ведь раньше срока копыта откинет, и все, фенита!
Он мог бы еще долго распинаться, выталкивая из себя целые фонтаны подобного бреда, но Уля поступила умнее. Она просто коснулась его, вымывая, всю злость и веселую ярость, что бурлила внутри. Легонько погасила жар пламени, не затушив его.
Но вот ее слова…
Макс не выдержал. Он рассмеялся. Сначала по-доброму, тихо, пытаясь сделать так, чтобы смех его звучал ласково. Но с каждой секундой смех набирал обороты, превращаясь в хохот.
- Прости, милая, - произнес он, отсмеявшись. – Истерика. Слабая психика не выдержала напора двух сестер Подольских и дала трещину… Ну или вообще посыпалась, как неудачный глиняный горшок, который передержали в печи. Не обращай внимания… Да, конечно ты мне поможешь… *смешок, который едва не сорвался в очередной приступ неконтролируемого хохота* Обязательно поможешь… Ага…