Утро в доме Вэя Ху

Как ни странно, этой ночью Чин спал крепко. Более того, когда один из братьев пришел будить его в седьмом часу утра, он проснулся очень неохотно, хоть в монастыре в это время неизменно звонил колокол. Ученик ирбиса считал свадебные торжества ненужной суматохой, от их пышности и точности следования традициям для него не зависело ничего – он и так давно решил для себя, что готов связать свою жизнь с жизнью Дани. Все остальное не важно. Настолько, что Чин совершенно не понял праведного гнева своей матери, когда спустился к завтраку в пижаме и домашнем халате. Он же не невеста, чтобы собираться часами. Затем его почему-то заставили съесть какое-то традиционное мясное блюдо, притом, что завтракать он не любил. Где-то на этом этапе свадьбы он решил, что нужно просто терпеливо выполнять все указания окружающих, в надежде, что к вечеру от него наконец-то отстанут. И хорошо ещё, что Ли и Аи занимались сборами невесты и не мозолили ему глаза свадебным утром. С какого-то по счету раза Чин все же послушался мать и отправился в свою комнату одеваться. По его расчетам выходить из дома следовало через два часа, и он не обладал достаточно бурной фантазией, чтобы понять, как можно два часа надевать один костюм. Он даже сумел воздержаться от язвительного комментария, когда мать спросила, нужна ли ему помощь. Да-да, ещё Конфуций велел почитать родителей.

Чин закрылся в своей комнате и некоторое время просто стоял у окна, вспоминая все, что традиции буддизма говорили о важности спокойствия. Он не боялся того, что женится. Он боялся сорваться, если его и дальше будут доставать во всей этой торжественной мишурой. В итоге он смог найти достаточно убедительную причину, по которой нужно стоически пережить этот день – это все ради Дани. А ради неё можно пойти почти на что угодно. Чин быстро оделся и подошел к зеркалу. На нем был черный костюм с немного удлиненным пиджаком и белоснежная шелковая рубашка с рубиновыми запонками, пару верхних пуговиц которой он оставил расстегнутыми. Да, он был упрям, и даже Мэй Лу не смогла его убедить, что случай требовал от него надеть бабочку или хотя бы галстук. Чин выступил перед родителями с лекцией об истории Поднебесной, которую завершил просьбой привести ему хоть один пример, когда ханьцы традиционно надевали галстуки или бабочки, тем более по случаю свадьбы. Примеров не последовало, скорее из-за того, что родители решили, что спорить с бараном, что биться головой о прочную стену. Во всяком случае, таковы были слова отца.

Вид будущего верного мужа в зеркале Чина вполне устроил. Правда, он ещё раз расчесал отросшие волосы (история о том, как он бегал от вооруженной ножницами Мэй Лу по дому может занять не одну страницу повествования). Комментарий отца, касавшийся ножниц и мартовских котов приводить также не следует, чтобы удержаться в рамках выбранного для повествования рейтинга. В общем, прическа Чина в итоге внушала некую уверенность, что хотя бы до конца официальной части церемонии волосы будут в хотя бы относительном порядке. До отъезда из дома оставалось чуть меньше двух часов.

Подумать только, как тесен мир. Оказалось, что нерадивый сынок выбрал себе в жены дочь Фэна Конга – давнего друга Вэя ещё со времен бурной молодости. Они уже много лет ничего не слышали друг о друге, примерно с момента отъезда Фэна в Европу, так что встреча закадычных друзей стала для них едва ли не большим событием, чем свадьба их детей. Они беседовали весь день за распитием чая, весь вечер за распитием вина и почти всю ночь уже за распитием рисовой водки, и даже Мэй Лу тактично не вмешивалась в разговор мужчин. Просто молча принесла мужу утром кувшин холодной воды и пошла следить за тем, как собирается Чин. С помощью ледяной воды, крепкого чая, навыков врачевания и чьей-то матери к восьми утра глава семьи был скорее жив, его приятель, оставшийся на ночь в их доме – тоже. К четверти девятого вид Вэя был близок к безупречному, только насчет галстука Мэй при муже даже не рискнула заикаться. Просто посочувствовала Даниэле, понимая, что вишенка от сакуры далеко не падает.

Дверь в комнату Чина была заперта. Вэй громко постучался, устало зевнув и отгоняя остатки короткого сна. В такой день сынок просто пропадет без родительских наставлений, которые предстояло сочинить по ходу разговора, так как продумать их заранее было некогда, а темы для беседы Ху-старшего и Ху-младшего вечны, как колесо сансары.

Лучи утреннего солнца уже залили расцветающий сад, который был хорошо виден из окна комнаты Чина. Прошел всего год с того момента, как он поцеловал итальянку среди диких глициний. Кто же знал, чем это все обернется. Он женится. Невероятно, как моногамные или ручные тигры. И ведь сам решил и по-прежнему уверен в своем решении. Уже сегодня Дани станет его женой, не придется скрывать отношения, пытаясь делать вид, что ничего не происходит. Он станет мужем. Какое страшное слово, от которого прямо-таки разит семейными разборками, орущими детьми и взрослыми проблемами. Но он уже принял решение, которое было правильным. И ещё он хотел увидеть Дани. Они не виделись сутки, так надолго ученики ирбиса не расставались, пожалуй, с того момента, когда он оставил её в Риме. Тогда они не виделись четыре дня, длившихся больше жизни. По сути, так оно и было. Чин резко обернулся, услышав стук в дверь. Не нужно быть прорицателем, чтобы понять, что пришел отец. Он открыл дверь, коротко поклонившись, и чуть прищурился, присматриваясь к главе семьи. О том, что Вэй Ху и Конг сяншен, с позволения сказать, общались до середины ночи, в доме знали все. Но стоило отдать отцу должное, по нему этого почти не было заметно.

- Доброе утро, - сказал Чин, отходя от двери и пропуская отца в комнату. Он тактично не стал спрашивать его о самочувствии.

Вэй вошел в комнату, закрыв за собой дверь, и посмотрел на успевшего собраться младшего сына. Закралась даже странная мысль о том, что Чин все же повзрослел. Что-то новое появилось в его взгляде и, если присмотреться, можно было разглядеть между его бровей едва заметные вертикальные морщинки – признак того, что Чину пришлось пережить что-то, что заставило задуматься даже его.

- Ну что, готов? – спросил Вэй, чуть ухмыльнувшись. – Если ты думаешь, что я буду читать тебе лекции о том, как обращаться с женой – не дождешься. Я тебе хотел сказать только об одном. Не из-за того, что Фэн – мой старый друг, и я знаю, что он тебя препарирует, если посмеешь обидеть Даниэлу, и будет прав. Прислушайся и задумайся, знаю, тебе это трудно. Ты женишься на чудесной девушке, просто научись её ценить.

Надежда, что Чин поймет эти слова, была очень призрачной, но хотелось верить в лучшее в людях. Вэй прошел к окну и обернулся на сына, чтобы понять, насколько то того дошли его слова.

Во взгляде ученика ирбиса читалось неприкрытое удивление. Почему отец решил, что он сам этого не понимает? К чему вообще все эти утренние душеспасительные беседы? Ещё хорошо, что Аи не звонила, чтобы в пятый раз переспросить, насколько он выучил всю церемонию.

- Я очень ценю Дани, - сказал Чин, прямо посмотрев на отца. – Иначе не стал бы на ней жениться. Пап, думаешь, я не понимаю?

Кажется, отец всегда держит его за идиота и готов смириться, что младший сын у него как-то не удался, что ему свадебным утром нужно пересказывать прописные истины. Или они так хорошо пообщались с отцом Дани, что утро оказалось неожиданно тяжелым? Чин старательно скрывал раздражение, которое сейчас было бы неуместным. Отчасти это раздражение было связано с той нервозностью, что Чин испытывал перед собственной свадьбой. Масла в огонь подливали сестры и остальные организаторы торжества, которые будто сговорились его довести с утра пораньше, раз не получилось накануне. Можно подумать, что он – первый человек на свете, решивший жениться, или настолько глуп, что не понимает с первого раза, и нужно по сто раз пересказывать одно и то же.

- Не понимаешь, - усмехнулся глава семьи. – Твоя невеста – это не одна из женщин, занимающая почетное место в твоем послужном списке. Это женщина, которой хватило безрассудства связать свою жизнь с твоей жизнью. Научись её замечать и ценить, иначе сама судьба тебе этого не простит. Жена – это не игрушка, не домашнее животное и не памятный трофей. Открой глаза и научись видеть не только свое отношение к ней, но и её саму. Ты меня понял?

По законам жанра сейчас должен начаться концерт с закатыванием глаз «что вы меня учите, будто я маленький и ничего не понимаю». Один из фирменных номеров Чина, который он сам считал правильным и удачным, а все остальные – явным признаком того, что Ху-младший снова ничего не понял, потому что слушать не умеет по определению. Такой уж была натура младшего сына – он учился только на собственно опыте, вместо того, чтобы прислушиваться к остальным. Он же такой умный, сильный и, главное, гордый, что лучше всех на свете все знает, а проблем в жизни не бывает – потому что в любом случае повезет. В крайнем случае, есть удобная позиция «пап, я не знаю», тогда проблемы решаются сами по себе.

- Понял, - со вздохом сказал Чин. – Пап, я понимаю, что Дани – не домашнее животное! Я её очень люблю и очень ценю, я хочу, чтобы она была счастлива со мной, говорю это тебе, говорил её отцу, говорил ей самой. Я понимаю, пап, незачем мне это повторять в десятый раз. Мне не пять лет, почему ты думаешь, что я этого не знаю? Я один раз чуть её не потерял, - добавил он чуть спокойнее. – И я правда её ценю.

Медленный вдох и медленный выдох. Сегодня не тот день, когда можно злиться, даже если вынуждают. Чин прямо смотрел на отца, дожидаясь от него следующих банальных фраз, которые ему якобы нужно понять, потому что раньше он все это не знал. Он и так чуть не сказал лишнего – даже отцу незачем знать о том, как они с Дани чуть было не потеряли друг друга. Пусть лучше идиотом считает, чем рассказывает матери о боевых подвигах младшего сына. Достаточно того, что об этом знают сифу и Даниэла, он достаточно многое успел осознать за те четыре дня, что они провели порознь. Чин по-настоящему любил Дани, так, как никогда прежде не любил никого. Он знал, что готов практически на все ради той, что согласилась стать его женой, что вернулась к нему после того, как он оставил её там, в Риме. Интересно, Конг сяншен рассказал об этом отцу? Может, из-за этого отец решил поучить его жизни с утра пораньше?

И никакого разнообразия. Предсказуем, как смена времен года, даже неинтересно. Вэй лишь фыркнул, выслушивая праведный гнев Чина.

- Поправь ворот рубашки. Мы с матерью поедем раньше, а ты можешь ещё несколько раз перечитать сценарий, который написала Аи. Он в гостиной на столе, - сказал глава семьи, усмехнувшись. – Поздравляю, что нашел женщину, которая способна тебя терпеть. Удачи, сынок.

Вэй улыбнулся, затем чуть покачал головой и вышел из комнаты Чина. Конечно, сын ничего не понял. Судьба научит, но лучше, если он дойдет до всего раньше. Они с Фэном уже успели понять, что дети стоят друг друга, но старина Конг не знал и половины того, что Вэй мог рассказать о своем сыне. Он все же не хотел срывать свадьбу Чина. Возможно, настанет тот славный день, когда младший сын научится думать мозгами, а не чем угодно, кроме них. Если случится чудо, этот день наступит даже до прихода Майтрейи.