Изгнание ша-ци или трудотерапия

За последние недели Чин устал настолько, что по вечерам засыпал мгновенно, несмотря на накопившуюся от напряжения боль в мышцах. Организм перестроился на свой собственный режим – в свободное время хотелось либо есть, либо спать, чтобы восстановить силы для нового дня в праведных хлопотах по восстановлению монастыря. Но при всем этом юноша старался не показывать своей усталости при Учителе и Даниэле, зная, что они и работают, и устают не меньше, чем он. Перед учителем хотелось показать готовность к любым нагрузкам, а перед Даниэлой, что греха таить, хотелось показаться сильным и выносливым, этаким «настоящим мужчиной», надеясь, что это хоть как-то совпадет с представлениями девушки об идеальных представителях противоположного пола. Хотя кто их, европейцев, знает? Судя по тому, как себя вела девушка, в женщинах они ценили мужественность и самостоятельность. Вдруг в мужчинах, напротив, ценилась женственность и ранимость? Если так, Чин под эти критерии никак не подходил и жертвовать своим собственным представлением о том, каким ему настоит быть, даже ради той, что уже давно затмила прекрасный образ луноликой Каи, юноша не стал бы.

Здание мастерской уже было частично восстановлено Учителем: окна и двери были в порядке, крыша, включая стропила, обрешетку и даже черепицу, находилась в идеальном состоянии. Отличить работу Ирбиса от работы самого Чина было несложно – вокруг здания не валялись многочисленные осколки черепицы, Шэ Бао набивал её куда более аккуратно, не переводя по пол-ящика впустую. Юноше ещё предстояло освоить это мастерство, стараясь прибивать черепицу с терпением и вниманием к структуре Земли, которой обладала глина. Но не сегодня. Половину здания занимала кузница, стены которой были покрыты вековой копотью. Из былого оснащения здесь остались печь, наковальня и подставка с инструментами. Молоты и щипцы, выдерживавшие тяжелую кузнечную работу, смогли без проблем пережить и годы запустения монастыря. Вторая половина помещения предполагалась под саму мастерскую. Здесь пока не было мебели, старая пришла в негодность, растрескавшись из-за перепадов температуры, а новая ещ не была готова. Инструменты тоже пока не были собраны. Те, что новые жители Линь Ян Шо приобрели в деревне, пока хранились в одной из пустующих комнат корпуса мастеров, но после восстановления мастерской займут свои законные места. Чин принес ведро с водой, метлу, пару тряпок и жесткую щетку. Первым делом помещение нужно отмыть от пыли, стружек и копоти, и лишь потом заниматься его обустройством. Юноша тяжело вздохнул, представив себе объем малоприятной грязной работы, в которой придется пытаться увидеть дзен до вечера, если не до завтрашнего дня, после чего начал с помощью метлы снимать скопившуюся в углах паутину. Спина неприятно ныла, давая Чину возможность в подробностях представить, где проходит какая из мышц. Весьма познавательно для того, кто изучает врачевание, но темп работы снижается.

Закончив с паутиной, юноша принялся выметать из мастерской многолетний слой пыли, из-за которого слезились глаза, и постоянно хотелось чихать. Чем больше пыли он выметал из мастерской, тем больше её копилось в воздухе, казалось, что она специально таилась по углам все эти годы, чтобы атаковать первую попавшуюся жертву, которую сюда занесет с метлой. После получаса тщетной борьбы с пылью и мусором, Чин догадался открыть окна, в которые тут же ворвался сквозняк. Работа пошла быстрее, хотя теперь пыль норовила не только выметаться за порог, но и вновь заноситься непонятно откуда взявшимся ветром. Успокоиться, сделав глубокий вдох, в такой ситуации было проблематично, но Чин стоически продолжал свой пока почти бессмысленный труд. Наверное, никто прежде не тратил целый час на банальное подметание полов в помещении, по сути состоявшем из двух комнат. Юноше оставалось лишь утешать себя мыслью о том, что талантливый человек талантлив во всем. И как назло, спина болела все сильнее. В итоге подметание полов было остановлено волевым решением – все равно ещё мыть стены, и на полу скопится достаточно грязи. Чин с тоской посмотрел на покрытые пылью и копотью каменные стены, после чего пошел в сарай и принес оттуда низкий табурет – роста юноши не хватало, чтобы дотянуться до верхней части стен, и это не было достаточным поводом, чтобы оставлять под крышей грязную полоску. Любая грязь – это негативная энергия ша-ци, которая несет в себе печаль, болезни и тяжелые мысли. Если относиться к процессу нудной и тяжелой уборки с этой точки зрения, собственный труд кажется более осмысленным. Это придает необходимые силы.

Чин намочил в ведре жесткую щетку, забираясь на табурет. Он решил начать с более чистой комнаты, пока предпочитая не думать о закопченных стенах кузницы. Стоило начать оттирать каменную кладку, как вода потекла по запястьям, забираясь под рукава рубашки. Чин поморщился. Он держал щетку двумя руками – опыт тренировок позволял ему удерживать равновесие, не держась рукой за стену, а любое занятие, выполняемое двумя руками одновременно, является более осознанным и лучше способствует постижению дзен. Да и вообще, так меньше затекают руки, и чуть меньше болит спина. Оттерев стену там, куда удалось дотянуться без риска упасть (Чин терпеть не мог стоять на чем-то шатком, даже если это был невысокий табурет, натуре мага Земли требовала уверенности в опоре под ногами), юноша продолжил отмывать следующий кусок стены. Грязная вода стекала на пол, собираясь в тонкую лужу по периметру пола. Чин засучил уже порядком намокшие рукава рубашки и тыльной стороной запястья вытер проступивший на лбу пот. Вот будут у него когда-нибудь собственные ученики, нужно будет им вместо утренней зарядки поручать мытье стен в кузнице – можно одновременно постичь дзен, улучшить ощущение равновесия и принести пользу монастырю. Ну и, конечно, разработать сразу несколько полезных групп мышц. В основном конечно, спины. С этими мышцами у Чина в последние дни недопонимание усиливалось какими-то невероятными темпами. Напряжение нужно было компенсировать перекатами и отработкой страховок, а на это не оставалось ни времени, ни сил. Передвинув табурет дальше, Чин, перед тем, как на него забираться, немного размял спину, сделав несколько наклонов в разные стороны. Легче не стало.

Вода в ведре стала почти черной, в то время как каменная кладка лишь начала проступать из-под толстого слоя гари. Особенно тяжело было чистить стены над печью, где из-под слоя копоти не было видно даже границ камней. Чин утешал себя мыслями об изгнании ша-ци, в то время как затекшие мышцы все отчетливее объясняли ему, что им уже без разницы, что за энергия вьется в помещении кузницы. От стекавшей по стенам воды атмосфера в помещении, где власть огненной стихии обычно не вызывает вопросов, казалась сырой и неприятной, а черные подтеки на полу, смешиваясь с остатками пыли, будто были живым воплощением той самой ша-ци. Тут для уравновешивания энергии музыки ветра будет явно недостаточно. Чин уже почти рычал, оттирая успевшие надоесть ему камни. Он был уверен, что эта бесконечная пыль и копоть будут ему сниться ещё не один день, не давая отдохнуть даже ночью. Юноша стер рукой пот со лба, оставляя на лице темную полоску копоти. Кто же знал, что самые напряженные и тяжелые бои – это не те, в которых в красивых доспехах и со сверкающим в солнечном свете мечом разбиваешь превосходящие по численности отряды противника, а те, где ты с ведром и щеткой который час драишь стены кузницы? Может быть, именно в этом смысл смирения, необходимого воину? Раз так, задание нужно воспринимать как упражнение на развитие выдержки и воли, и быть благодарным судьбе за представленную возможность. Все эти мысли были очередной попыткой Чина уговорить себя не бросать начатую работу, несмотря на усталость и боль в спине. После обеда можно будет уделить немного времени врачеванию, чтобы уменьшить боль. Но лишний раз силы лучше не тратить – их тут и так есть во что вложить. Единственное, в чем Чин был упрямо уверен – с мастерской нужно закончить сегодня, чтобы не растягивать это сомнительное удовольствие на два дня.

Когда стены наконец-то были отмыты, лицо юноши просияло такой довольной улыбкой, будто он только что постиг истинное Просветление. Теперь образ ша-ци оставался лишь в грязных подтеках по всему полу. Поясница Чина как-то недобро заныла в предвкушении нового этапа работы, и небезосновательно. Ученик Ирбиса вновь сменил воду в ведре, догадавшись умыться и тем самым оттерев копоть со лба, после чего намочил в ведре одну из тряпок и отправился протирать полы мастерской древним способом ползанья по оным в коленно-локтевой позе с тряпкой наперегонки. Это упражнение в нынешнем состоянии юноши было из серии «добить спину окончательно», но это был бы не Чин, если бы он, стиснув зубы и мечтая о внезапном Просветлении, не домыл бы полы в обоих помещениях. После всего этого самоистязания, достойного величайших из йогов и христианских монахов, мытье окон было из серии приятного отдыха, не омраченного физическим трудом. В итоге ко времени обеда та часть работы, что заключалась в изгнании ша-ци из мастерской ака отмывании полов и стен была успешно завершена. Чин вымыл тряпки и щетку, после чего вылил грязную воду и устало потянулся. В спине что-то неприятно хрустнуло. Юноша осмотрелся по сторонам, увидев, что поблизости нет ни Учителя, ни Даниэлы, и вышел на тренировочную площадку. С небольшого разбега он выполнил страховку вперед, мысленно перепрыгивая через метровый барьер и приземляясь в перекате через правое плечо. От нового вида нагрузок мышцы сначала заныли, но затем напряжение и боль начали постепенно отступать. Чин сделал ещё несколько страховок с разных рук, после чего умылся в ручье и отправился на обед.

После утренней медитативно-выматывающей работы Чина в мастерской было чисто и даже в некотором смысле уютно. Во второй половине дня нужно было уже не лазать с тряпками и щетками, оттирая стены, а заняться мебелью. Сложно сказать, что было сложнее для ученика Ирбиса – драить стены или думать, но в любом случае задание нужно было выполнить. Чин принес несколько досок и брусьев, которые он долгое время сосредоточенно обмерял с помощью веревки, затем пытался из них что-то складывать, рычал, нервничал, после чего снова что-то мерил и складывал. Пантомима «муки мыслительного процесса» длилась около часа, но долгожданное Просветление или хотя бы минимально необходимое понимание все не приходили. Чин присел возле разбросанных досок, почесал лоб, затем затылок, вспомнил, что бранные слова мешают Просветлению, снова встал и несколько раз обошел доски, морщась от начавшей возвращаться боли в спине. Второй акт пантомимы закончился быстрее, чем первый, и после него юноша сложил несколько досок, отпилив их так, чтобы они были одной длины, после чего набил перпендикулярно несколько коротких дощечек. Затем взял четыре бруска, отпилив их так, что длиной они доходили ему до пояса. Убедившись, что бруски оказались одной длины, он приделал к верстаку ножки, которые затем укрепил набитыми наискось досками. Чин явно был из тех, кого Провидение привело в Линь Ян Шо за добром, но сейчас стоило отдать должное его усилиям – верстак действительно получился прочным и удобным. Вдохновленный своим успехом, юноша сделал ещё один верстак и невысокую лавку. Мебель для самой мастерской была почти готова.