Падать всегда неприятно

- Ну, тихо, тихо, - ласково умолял девушку Джесси, поглаживая тыльную сторону ее ладони самыми кончиками пальцев, и постоянно напоминая себе, что у нее не только нога болит. – Все уже закончилось. Сейчас все пройдет…
На самом деле, Джулиет уже не больно, и Ловкач об этом знал. Просто сейчас девушка отходила от шока, но гораздо хуже было бы, если бы она ждала эту боль, готовилась к подобному, накручивая себя. Именно чтобы избежать этого, Джесси и выправил вывих так резко. Ну, то есть… ему самому вывихи выправляли именно так, и никак иначе. По-другому он просто не умел.
- Все, все… - все так же ласково, словно с величайшей драгоценностью, обращался с бразильянкой горбун, осторожно отодвигаясь чуть дальше. – Какая сильная девочка, ты смотри… вытерпела, не хнычешь, не заливаешься слезами, как другие. Молодец какая…
Джесси замолчал, давая девушке прийти в себя. Подкинул сухого хвороста в костер, машинально отметив, что его осталось мало, и завтра первым делом надо будет собрать новый…
Но сначала отнести ее в монастырь. Именно отнести, пока еще идти самостоятельно она вряд ли сможет. Тем более по горам. Тем более в наступающих сумерках.
Только дать ей отдохнуть немного. Не слишком долго, иначе сумерки станут вечерним мраком, а там станет совсем тяжело.
- Вот я и думаю: надо же сначала разобраться, что мне в жизни понадобиться, да? – снова как ни в чем не бывало вернулся к своим объяснениям Ловкач, делая вид, что вот ничегошеньки не произошло, все просто отлично, и вообще вокруг никаких проблем нет. – Вот я и… разбираюсь. На природе.

Разваливаться на куски и хныкать - это привычка никуда не годная. В этом отношении Джулиет старается брать пример с сестры. По мнению девушки, Мишель очень сильная - и сломать себя никому без боя не даст, а уж тем более - не разревется от какого-то вывиха, да еще и уже вправленного... Джулиет стискивает зубы и ждет, когда ее отпустят последние отголоски боли - и от того, что Джесси отодвигается, легче не становится. Наоборот, только хуже, как будто бразильянка остается одна, и ощущать это тяжело...
- Надо разобраться, - машинально повторяет бразильянка, осторожно осматривая свою ногу. По ощущениям, так там ступня должна смотреть в другую сторону - но нет, ощущения врут, с ногой все хорошо... Бразильянка выпрямляется, насколько это возможно в сидячем положении, смотрит на Джесси и в упор спрашивает: - Почему ты отодвигаешься?
Прямой вопрос - прямым вопросом можно испугать, но молчать у Джулиет не выходит. Очень боится услышать, что уже надоела парню со своими ссадинами и переломами-вывихами - но и оставаться в неизвестности не желает...

- Ну… эээ…
Честно говоря, Джесси не думал, что она придаст этому значение. Ну, отодвинулся он немного, ей-то от этого не жарко не холодно, по идее. Ан, нет… заметила, да еще и на свой счет, похоже, приняла. А это плохо. Ведь абсолютно неважно, что пока она сидит так близко, пока ее рука крепко сжимает его ладонь или плечо, пока аромат ее кожи забивает ноздри… короче, пока она рядом, в голове плавает странный туман, и хочется улыбаться и мямлить что-то совершенно глупое, абсолютно забывая, что ты горбун.
А разочаровываться потом будет очень больно. Джесси знал это на собственном опыте. Предательства людей, которых он считал близкими и которые еще совсем недавно клялись ему в вечной дружбе, случались с Ловкачом слишком часто, чтобы это прошло бесследно. Вот только Джулиет не клялась, ничего не обещала, а в чувствах ее не было ни грамма фальши. И это сбивало с толку. Пугало, как и все неизвестное и непонятное.
- Я не нарочно, - соврал он. Ложь соскочила с языка легко, он умел врать, иначе не стать бы ему хорошим карточным шулером. И тут же нашел выход из ситуации: – Просто подумал, что и так сижу слишком близко… Мало ли? Наверняка, у тебя парень есть, и ему не понравится, что я тут сижу у костра, чуть ли не прижимаясь к его девушке. Мне-то ладно, но не хотелось бы, чтобы у тебя из-за меня случилась ссора или другие проблемы…
Ловкач мысленно усмехнулся, подумав, что это, в принципе, может оказаться не такой уж и ложью. Парень-то у такой девушки наверняка есть, а молодые ребята возраста Джулиет очень… воинственны. И такой обиды явно не простят. И если самому Джесси, по большому счету, было наплевать на возможные конфликты, то вот бразильянка могла нарваться на ссору, что… неприятно. Очень.
- Ладно, забудь, - махнул он рукой, беспечно улыбаясь. – Лучше скажи, как нога? Двигать уже можешь? Если я тебя понесу на спине – ничего? Или лучше – на руках?

- Мне приятно, когда ты сидишь близко, - предельно честно отвечает Джулиет. И сама не знает, как описать возникающее чувство - да и не пытается ничего описывать, потому что ошибиться со словом легче легкого, а результат такой ошибки может быть фатален. Ну, как минимум - неприятным. Поэтому с подбором скользких слов бразильянка не связывается - описывает только те эмоции, в определении которых ошибиться невозможно. Да, описание порой получается непозволительно куцое - зато предельно правдивое, настоящее...
- И нет у меня никакого парня, - заключительным аккордом добавляет девушка. Слегка обиженно поджимает губы - и принимается фальшиво-внимательно смотреть на огонь. Вот ещ... про парня ее спросил, надо же было додуматься... Джулиет совершенно искренне полагает, что в ее жизни одни отношения не должны мешать другим - и даже почти обидно, когда ей так бескомпромиссно указывают на подобные связи и якобы следствия из них. - А если бы и был - что, стала бы я ему трепать все подряд? Нога ничего, двигать могу. Неси, как тебе удобнее будет, мне все равно, - Джулиет обнимает саму себя руками за плечи, как будто ей вдруг стало холодно - и неожиданно ловит себя на мысли, что она... огорчена?...

- Джулиет, я что, тебя обидел? – сердце Джесси пропустило удар, когда он уловил эмоции бразильянки, а когда она вдруг обняла себя, вообще чуть не остановилось. Ловкач мгновенно подвинулся ближе, но затем совершенно растерялся, не зная, что делать. Не попадал он в ситуации, когда девушки, что были столь добры к нему, вдруг неожиданно закрывались, словно пытаясь отгородиться от него, спрятаться за высокой стеной… Должно быть потому, что до этого момента, девушек, что были к нему столь добры, не существовало в природе.
Вдруг набравшись смелости, горбун осторожно коснулся губами тыльной стороны ладони бразильянки, что сейчас лежала на ее же плече. Коснулся мимолетно, сам не зная, что на него нашло, понятия не имея, как еще выразить свою нежность, заботу и благодарность к этой хрупкой девчушке.
- Прости меня, пожалуйста, - действуя, словно во сне, он легонько приобнял ее за плечи, как будто пытаясь укрыть от пронизывающего ветра, а вместе с ним и всех других возможных проблем. – Меньше всего на свете я хочу тебя огорчать или обижать…
Слова лились из Джесси неостановимым потоком, его голос звучал так тихо, словно он боялся напугать или огорчить девушку еще сильнее, и так быстро, словно он боялся, что она его остановит, или у него просто не хватит дыхания, чтобы объяснить все, что он чувствует:
- Ты так добра ко мне, никто в целом мире никогда не был ко мне так добр, - оправдывался Ловкач. – Я – горбун, милая Джулиет, а горбунов не любят. Над ними издеваются, над ними зло шутят, их стараются не замечать, их презирают, но никто никогда не бывает к ним добр. Я не умею вести себя с теми, кто так добр ко мне, Джулиет… Ты уж прости пожалуйста, ладно?

Обидел?... Джулиет открывает было рот для ответа - да так и замирает с открытым ртом, не зная, что сказать. Чувства скручены в такой тугой клубок, что сразу его не распутать - но, пожалуй, это все-таки не обида. Точнее, обида, но не на Джесси... или... ох... Прежде, чем девушка успевает окончательно разобраться, что же с ней происходит, она чувствует прикосновение губ к ладони - и резко выпрямляется, удивленно глядя на парня. Зачем это прикосновение - бразильянка не понимает, но чувствует, что это странно приятно... И к рукам Джесси хочется прижаться как можно крепче - чтобы ощущать их надежное и спокойное тепло...
- Все хорошо, - улыбается Джулиет. - Я не обиделась... - И пальцами одной руки осторожно касается губ Джесси, останавливая взволнованный поток извинений - ей бы и одного слова, одного движения хватило, а десятки фраз ни к чему... Затем Джулиет подвигается вплотную к парню и опускает голову на его плечо. Так хорошо - уютно, тепло и спокойно, и даже в голове появляется мысль, что ради такого хорошего вечера действительно стоило сверзиться со склона и вывихнуть лодыжку... Даже и осталась бы тут на подольше - вечерние посиделки у костра вдруг приобретают какую-то невыразимую прелесть, теплоту и нежность... Джулиет ловит себя на том, что счастливо улыбается - и запрокидывает голову, чтобы взглянуть на лицо Джесси и попытаться понять, так же ли все происходящее приятно ему, или все-таки она делает что-то не то, неправильное...

Сейчас Джесси чувствовал себя так, словно вышел на улицу в первый день настоящей весны. Знаете, как бывает? Вот вчера еще шел снег, было холодно и мерзко, мир вокруг огрызался опостылевшей белизной, а зима ехидно хихикала, не собираясь никуда уходить… а утром просыпаешься, выглядываешь на улицу, и понимаешь: весна. Ушел мерзкий холод, повеяло настоящим теплом, который согревает душу гораздо лучше, чем жаркое июльское солнце; подтаял снег, и он уже вовсе не кажется таким незыблимо-холодным, он теплый, хочется слепить из него снежок, и побаловаться, пытаясь попасть в столб или в товарища, ибо приходит понимание: этот снег скоро сойдет; деревья, кажутся уже не такими мертвыми, щебет, вдруг неожиданно появившихся, птиц просто оглушает, и… и… и просто чувствуешь, как душа поет, радуется, непонятному чувству, возникающему где-то в груди, а губы сами-собой складываются в счастливую улыбку.
Таким первым весенним днем – самым радостным и самым счастливым – стала для Ловкача Джулиет. Когда она улыбнулась и коснулась его губ кончиками пальцев, глаза Джесси широко раскрылись, ему казалось, что ему позволили снова поцеловать нежный шелк ее кожи, и это было… как будто ему сделали подарок. Очень важный и дорогой подарок. Который никогда еще никто ему не дарил.
Он был словно во сне. От девушки исходили теплые волны радости, которые омывали сознание горбуна, и эти волны трансформировались в чистое счастье внутри Джесси. Он улыбался, как идиот, чувствуя тепло ее тела. А когда она повернула голову… ее лицо оказалось слишком близко. Ловкач едва не отшатнулся, но заставил себя остаться на месте. Он широко открытыми глазами взглянул в ее глаза и улыбнулся, отчаянно при этом краснея.
- Я так в тебя влюблюсь скоро, - тихо произнес горбун, отвернув пылающее лицо от ее.
Не хотелось разрушать волшебство мгновения, но надо было двигаться в сторону монастыря. А то вскоре придется заночевать под открытым небом.
- Давай, осторожненько собираться, - Ловкач с видимым сожалением отодвинулся, затушил костер. Поднял девушку на руки, одной рукой накинул на плечи плащ. Слегка подвигал плечами, устраивая девушку поудобнее. – Ты как? Удобно?

В ответ на признание Джесси - Джулиет тихонько и счастливо смеется, поворачивает голову и утыкается кончиком носа в шею парня. Это признание - не из тех, что чешут самолюбие, позволяя чувствовать себя на коне и вообще на вершине мира - оно согревает, наполняет тихим,искрящимся счастьем... И бразильянка не ломает голову над тем, откуда в ней берутся эти эмоции, какова их первопричина - это можно успеть сделать в любой момент, и тянуть для себя эту головоломку сколько угодно. Девушка просто наслаждается нахлынувшими теплыми чувствами - а все вопросы к самой себе можно отложить на потом, они подождут, никуда не денутся, максимум, что может случиться - обрастут уточнениями и дополнениями, да и только...
- Как, уже собираться? - в голосе девушки явственно можно расслышать недовольство таким раскладом. Утешает только то, что "собираться" и "расставаться" - не синонимы. Джулиет нехотя отрывает голову от плеча Джесси и вздыхает: - Ну ладно, раз уже нужно...
И все-таки еще несколько приятных и светлых минут бразильянке обеспечено - находиться на руках у Джесси ничуть не хуже... Джулиет с улыбкой обвивает руками шею парня и слегка наклоняет голову - так, чтобы касаться кончиком носа его щеки. Есть какая-то невыразимая прелесть в таких незамысловатых прикосновениях, словно они выражают особую, нежную близость... Бразильянка смутно понимает, что такого невероятного она сделала, чтобы Джесси подпустил ее так близко к себе - но рада, что все так удачно сложилось, и даже не пытается скрывать то, как ей приятно находиться рядом с этим парнем... Вместо ответа на поставленный вопрос Джулиет нежно целует Джесси в щеку - мысли в голове скачут, как ошалевшие куницы, и подобрать нужные слова и не ляпнуть глупость все равно не удастся...

За этот день он устал краснеть. Но было в его смущении столько счастья, столько тепла, что горбун бы, наверное, согласился прожить так всю жизнь, лишь бы еще чуть-чуть ощущать то же самое, что и сейчас…
Эмоции девушки, переплетаясь с его собственными, казалось, сводили с ума. Джесси сам себя не узнавал. Тело словно напичкали энергией, хотелось бежать, кричать, петь, смеяться и куражиться. Думалось, что вообще нет ничего невозможного, и весь мир можно положить к ногам этой маленькой девчушки, что приоткрыла горбуну дверь в мир доброты и тепла.
Ловкач, не в силах сдержаться, бросил нежный взгляд на лицо Джулиет, что устроилась у него на руках, и преувеличенно горестно вздохнул. Причем непонятно было, отчего родился этот вздох: то ли Йорк осуждал факт поцелуя, то ли наоборот, сожалел, что он был слишком коротким, то ли понимал, что сколь бы далеко не было до монастыря, путь все равно займет слишком мало времени. Спросите Джесси, и он сам не сможет дать ответ.
Осторожно ступая, парень двинулся в сторону храма. Заблудиться он не боялся – за время проведенное в монастыре, он исходил его окрестности вдоль и поперек. А если все же случиться неприятность, и они потеряют дорогу, то ориентиры, что он оставлял, гуляя и охотясь здесь, всегда помогут найти тропу, ведущую домой.
Больше всего Джесси опасался, что случайно заденет ногой девушки какой-нибудь выступающий валун или кусочек скалы, тем самым причинив ей ненужную боль. Поэтому старался идти очень осторожно, удерживая бразильянку на руках, словно величайшую драгоценность в мире. С другой стороны, если бы ему сейчас позволили выбирать, между всеми богатствами мира и дружбой Джулиет, он бы, не задумываясь, выбрал ее. Ибо она подарила ему гораздо больше, чем дали деньги – теплоту, доброту и счастье быть рядом.
Горбун шел, стараясь развлечь ее разговором. Понимал, что рассказчик из него аховый, поэтому старался задавать вопросы, с удовольствием слушая ее голос:
- Слушай, я вот много слышал о том, что тут зверье разное водиться? Нетипичное для этих мест, мягко говоря, - спросил он вдруг, заметив на земле след какой-то большой кошки и задумавшись над тем, что надо бы быть бдительнее. – Как такое вообще может быть? Зверей сюда специально привозят что ли?
Джесси не был информирован о всех дисциплинах, преподаваемых в монастыре, и о существовании такой особенности некоторых магов, как превращение, даже не догадывался. Так что его вопрос был закономерен, хоть и был задан только лишь для того, чтобы Джулиет не молчала.

Горестного вздоха Джулиет не понимает, и так ловко читать чужие эмоции девушка не умеет - ну, а если уж сам Джесси не знает, какова первопричина этого вздоха, то девушка и подавно в недоумении... Бразильянка поднимает руку - и ласково проводит ладонью по волосам парня, словно может этим жестом его успокоить и привести в хорошее расположение духа... Очень непривычно, что с девушкой обращаются настолько бережно, как будто она фарфоровая статуэтка - но бесконечно приятно...
- Нетипичное зверье? Да, полно, - соглашается Джулиет. И осторожно прижимается ухом к плечу Джесси - почему-то такая поза кажется более доверительной, и рассказывать так проще... - И панды есть, и, кажется, даже слон тоже есть... Но это не потому, что здесь пытаются устроить универсальный зоопарк или заповедник - а просто в монастыре много оборотней. Вот они тут и выгуливают свои звериные сущности, на природе... - На самом деле - страшновато. Потому как далеко не факт, что выгуливаемая звериная сущность хорошо контролируется человеческим разумом... Но бразильянке кажется, что рядом с Джесси она совсем ничего не боится - вот только сказать об этом все никак не получается. Потому что от одной только мысли о том, что нужно перевести разговор в такую личную плоскость, в голове все спутывается, и язык начинает заплетаться... У Джулиет остаются одни только жесты - и девушка доверчиво льнет к Джесси, пытаясь таким образом выразить свою в нем бесконечную уверенность...

- Оборотни? – бровь Джесси сама собой изогнулась скептической дугой, но парень усилием воли заставил себя подавить недоверие. Магия. Какие еще формы она может принять?
Каждое прикосновение Джулиет отдавалось в теле Ловкача какой-то странной дрожью, от которой подгибались колени, но которая, вместе с тем, была невыразимо приятна. Джесси поджимал губы, стараясь успокоиться, злился на свое непослушное тело, которое реагировало на девушку совершенно непонятным образом, и в то же время пытался сдержать счастливую улыбку. Безуспешно пытался. И, должно быть, выглядел полным идиотом, шагая по извилистой горной тропке с хрупкой девушкой на руках, и улыбаясь при этом до ушей.
- А эти оборотни ведут себя как звери, или как люди? – спросил Ловкач, преодолевая смущение вместе с очередным изгибом тропы. Впереди уже виднелась крыша храма, но Джесси знал, что шагать еще довольно долго. И все равно понимал, что согласился бы прошагать в десять раз дольше, если бы ему предоставили такую возможность…
Руки начали уставать. Как бы легка не была Джулиет (а она действительно весила удивительно мало), все же поддерживать ее на весу было непросто. Мускулы налились тяжестью, и хотя внутри все еще бурлила энергия, Джесси боялся потерять контроль и уронить свою драгоценную ношу, тем самым причинив ей боль.
- Так… отличное местечко, - улыбнулся Йорк, сворачивая к огромному валуну, который оставался чуть в стороне от тропы. Тут можно было отдохнуть, не опасаясь резких порывов ветра, да и хищники не могли подкрасться неожиданно.
Джесси одним движением скинул плащ на землю, взмахом ноги расправил его и аккуратно усадил девушку на теплую ткань. Быстро обошел валун, незаметно для девушки потряхивая руками, стараясь сбросить с них напряжение и ускорить кровообращение.
- Ты как? - осторожно опустился перед бразильянкой горбун. В наступающих сумерках его силуэт, должно быть, выглядел жутковато, и Джесси смутился. – Не болит нога? Ранки на руках не открылись?

- Оборотни, - подтверждает Джулиет, ощущая, как тяжело это словно ворочается на языке, и вообще - какое оно, оказывается, резкое и отвратительное... Сейчас совсем не хочется обсуждать чьи бы то ни было буйные и не слишком звероформы - но не отвечать Диас не в силах, не такое у нее, как говорится, воспитание... - Ведут они себя... по-разному, в зависимости от того, насколько хорошо человек свою звероформу контролирует. Но те, кто это делают плохо, обычно самостоятельно не выгуливаются, а упражняются под присмотром мастеров, и... а нам сейчас обязательно разговаривать про оборотней? - Несмотря на все искрящееся, теплое и радостное настроение - Джулиет чувствует между ней и Джесси какую-то недосказанность, врывающуюся в любой разговор и усиленно ему мешающую... вот только как от этой недосказанности избавиться, бразильянка себе пока не представляет...
- Да вроде я в порядке. Нога, если, сильно ей не дергать, не болит. Руки... - щурясь в наступающих сумерках, Джулиет пристально вглядывается в свои пострадавшие конечности, - вроде бы нет, ничего не открылось, не кровоточат, насколько мне видно... но побаливают, - предельно честно отвечает Диас. Протягивает руки к Джесси и касается его ладоней - все-таки ей очень нужны прикосновения, пусть даже самые крохотные, незначительные - когда контакта тел нет совсем, будто бы становится холоднее вокруг...

- Про оборотней? Нет, вовсе не обязательно, про них говорить – продолжая улыбаться, произнес горбун, одновременно ощущая, как внутри ворочается огромный пушистый котенок светлых чувств. – Поговорим, о чем хочешь…
Ответ девушки о ранах Ловкача удовлетворил. Парень кивнул, с грустью думая о том, что надо бы поскорее отнести девушку в лазарет, а не сидеть здесь и релаксировать. В конце концов, если он что-то сделал неправильно, то последствия могут быть ужасными. Какими именно будут эти последствия, Джесси еще не придумал, но разыгравшееся воображение подсказывало, что ужасными.
Прикосновение… Очередное тепло, исходящее от ее кожи, близость о которой он и не смел мечтать. Сколько раз сегодня он уже осмеливался касаться ее, прижимать к себе, наслаждаясь ее светлым теплом? Кажется, что ни разу, ибо каждое ее прикосновение обжигает, каждый раз даруя совершенно новые ощущения.
Джесси судорожно вздохнул, с трудом сдержавшись от желания стиснуть ее руку, прижать к себе, чтобы она почувствовала, что ни к кому на свете он еще не испытывал ничего подобного… но вместо этого, он легонько сжал ее кончики пальцев, боясь потревожить ее содранные ладошки. Ободряюще улыбнулся:
- Не волнуйся, - нежно произнес Ловкач, медленно выпуская с таким трудом набранный воздух из легких, - скоро мы уже придем. Тут осталось-то всего ничего.
Горбун подвинулся ближе, улыбнулся, чувствуя в девушке какое-то сомнение и неуверенность:
- Не волнуйся, - повторил он. – Я тебя точно не уроню. Сам упаду, но тебя не уроню! Так что доберемся быстро, вот увидишь.