Another time, another story...

Джесси знал португальский – приходилось бывать в этой чудесной стране, где каждый настолько азартен, что готов сыграть на последнюю рубашку, если видит хоть малейшую возможность выиграть. Да, он знал этот язык. Знал, но сейчас ему казалось, что Джулиет говорит не на португальском, а на каком-то совершенно ином, возвышенном, ангельском…
Он слышал ее слова, но мозг отказывался их понимать. Реальность не была розыгрышем, не была сном, не была ошибкой… но этого не могло быть!
И ему только и оставалось, что прижимать ее к себе, пытаясь хоть в тепле ее тела ощутить реальность происходящего, в ее крепких объятиях поверить в то, что происходило с ним.
Несколько секунд он смотрел прямо перед собой, боясь моргнуть. В уголках его глаз, неуместно и нечестно, начала появляться предательская влага, и он боялся, что если сейчас моргнет, то смежившиеся веки переполнятся, и по щекам потекут тонкие бородки слез. Вдруг ему пришло в голову, что он никогда раньше не плакал. Или плакал, но так давно, что и не вспомнить уже… Так неужели, это чувство всепоглощающего счастья может наполнять глаза слезами?
Глаза защипало, пришлось прикрыть веки, ресницы тут же намокли, но слезы удалось удержать. Он вздохнул тяжело, как-то судорожно, пытаясь успокоить мечущиеся, взбесившиеся мысли и дрожащее тело.
Очень хотелось на нее посмотреть. Просто снова заглянуть в ее глаза, но Ловкач знал, что если он попадет в сети ее взгляда, то оторваться уже не сможет. Потонет, увязнет, раствориться в ее темных глазах, оставаясь лишь тенью самого себя.
Наверное, нужно было что-то говорить в ответ. Даже не так важно что именно и на каком языке, может быть, достаточно было бы произнести «и я тебя», или повторять это бесконечно на все лады, и на всех известных языках. Но губы отказывались повиноваться Джесси, он даже вздохнуть нормально не мог, поэтому дышал часто-часто, словно человек, которого только что вытащили из воды.
Он все-таки легонько отодвинулся, чтобы взглянуть на нее. Поймал ее взгляд, его собственные глаза, казавшиеся сейчас такими влажными и бархатистыми, наполненные нежностью и благодарностью, окунулись в темные омуты ее очей. Джесси вдруг с ослепительной четкостью понял, что еще секунда, и он потеряет себя, исчезнет, раствориться, превратившись всего лишь в тень Джулиет, что дала ему слишком много за один раз. Избежать этого было совершенно невозможно, и, словно отчаявшись, Ловкач сделал то, на что никогда бы не решился…
Он ее поцеловал. Поцеловал мимолетно: лишь на секунду коснувшись ее губ своими, но и этого было достаточно, чтобы осознание того, что он только что совершил, окатило его волной холодного озноба. Тут же вернулась способность соображать, а во взгляде его, брошенном на Джулиет, появился страх. Вот сейчас. Сейчас она или растает, или даст ему пощёчину, или рассмеется насмешливо… вот сейчас. Через секунду.

Секунды тянулись друг за другом. Такие бесконечно длинные. Бесконечно мучительные. Джесси ждал, и сам не знал чего. В нем боролись робкая надежда и жизненный опыт, причем опыт побеждал. Ловкач чувствовал, как каждый уходящий миг падает на невидимую чашу весов, заставляя его терять надежду…
А в следующий момент он почувствовал ее прикосновение. Такое нежное, мягкое, и в то же время бесконечно уверенное. А потом…
Потом она его поцеловала.
Мир померк. Исчез, растворился в Джесси Йорке. Больше всего это напоминало вспышку света. Ослепляющую в своей чистоте, прекрасную но безжалостную вспышку, которая мгновенно смыла все, что когда-то было Джесси Йорком и составляло его естество. Это длилось всего секунду, но спустя миг Ловкач понял, что уже никогда не сможет стать прежним…
В первую секунду Ловкач замер, растерялся, исчез, полностью отдавшись новому чувству. А еще через мгновение, понял, что отвечает на поцелуй. Осознание этого напугало его, но тело действовало как будто само, в мудрости своей отодвинув сознание в сторону. Руки обхватили Джулиет за плечи, медленно поползли вверх, к шее, нежно лаская смуглую кожу.
Он уже не понимал, что происходит, что он делает, и не знал, происходит это все на самом деле, или пробуждение действительно будет слишком мучительным. Он задыхался от обилия кислорода, дышал и не мог вздохнуть. Руки его то обретали странную уверенность, лаская ее шею и плечи, то, как будто испугавшись собственных действий, замирали, чутко улавливая каждое ее движение.
Сколько длился этот поцелуй, он не знал. Час? День, месяц? Или же прошла всего лишь секунда, с того момента, как она накрыла его губы своими?
С трудом оторвавшись от ее уст, Джесси, глубоко, судорожно вздохнул, задержал дыхание, а потом несколько раз еще и добрал воздуха в легкие, словно пытаясь надышаться воздуха, который вдруг стал таким сладким.
Наконец, он открыл глаза. Взглянул на Джулиет, почувствовав, что снова растворяется в ее глазах, но уже с удовольствием ныряя в них, топя свое сознание в этих прекрасных, темных омутах, сливаясь с ними в одно целое. Улыбнулся, не в силах отодвинуть ладони, что продолжали нежно поглаживать ее шею и плечи:
- Ну, все, - произнес он. – Теперь у тебя точно есть один влюбленный в тебя горбун…
Он опустил взгляд на секунду, и чуть тише добавил:
- Очень сильно влюбленный…

Джулиет не думает ни о прошлом, ни о будущем. Ни ждет от судьбы ни ударов, ни подлостей, ни подножек. Сейчас для бразильянки существует одно-единственное мгновение, в котором хочется растаять, раствориться... Девушка осторожно поводит плечами, сбрасывая мешающуюся куртку на песок - и теснее прижимается к Джесси, едва ли не мурлыча от незамысловатой ласки... Уже нечего бояться, не в чем сомневаться - все страхи и сомнения остались позади с первым соприкосновением губ, разбились вдребезги, как тонкое дешевое стекло...
- А у тебя теперь есть влюбленная в тебя девушка. Очень сильно влюбленная, - улыбается в ответ Джулиет. Ласкающие руки Джесси на плечах путают все мысли, сбивая их в один неразборчивый ком - но эта неразбериха в собственной голове почему-то удивительно приятная, даже какая-то... сладкая... Бразильянка вновь склоняется к парню - и медленно, ласкающе целует его в угол губ, словно пытаясь передать Ловкачу эту почти неземную, чарующую сладость...
Запланированное врачевание, очевидно, полетело в тартарары - но Джулиет сложившаяся ситуация очень даже устраивает. Устроиться на коленях у Джесси поудобнее, прижаться теснее, обнять крепче - и прикрыть глаза, пить свое счастье огромными глотками, словно спеша насладиться им впрок, словно оно может вот-вот оборваться, хотя никаких видимых причин и нет...

Ему очень хотелось, чтобы эта минута, это занятие, этот день… все это не заканчивалось никогда. Он почти физически ощущал, уходящие секунды, изо всех сил желая, чтобы время остановилось. Чтобы Джулиет навсегда осталась рядом, чтобы он мог ощущать тепло ее тела, видеть ее улыбку, растворяться в ее чувствах, удивляясь тому, как они похожи с его собственными и тому, насколько они отличаются.
Все-таки для Джесси не так важны слова. Они – лишь фон, некое косвенное подтверждение тому, что он может почувствовать. Но именно сейчас, именно те слова, которые сорвались с губ бразильянки, стали для горбуна тем последним перышком, которое сломало хребет его сомнениям. Ловкач почувствовал, что все изменилось, что теперь он действительно не сможет жить, как раньше, что теперь у него есть кто-то, кому он и вправду может посвятить свою жизнь. Мысль показалась банальной. Джесси улыбнулся: раньше он не планировал ничего дальше следующего дня, а тут сразу замахнулся на всю жизнь…
Ее следующий поцелуй был не менее сладок, хоть он и не успел на него среагировать. Это неожиданно вызвало досаду, которая, однако, быстро прошла, когда Джулиет обняла его крепче, даруя свое тепло, которого он так жаждал.
- Знаешь… - тихо произнес Джесси, вдруг смутившись своего собственного голоса: какого-то очень грубого, неуместного в окружающей его нежности. – Я еще никогда не был так счастлив...

А для Джулиет время утрачивает свою скорость, свой лихой бег, на котором может споткнуться кто угодно.Забытый, но злопамятный старик по имени Время...ппотом он непременно оскорбится и заставит минуты в своей скоротечности казаться секундами, устраивая бешеную гонку с сумасшедшими барьерами, на которых проще простого сломать ногу или даже обе ноги... но это потом. А Джулиет видит и чувствует только то, что происходит сейчас - и ее "сейчас" прекрасно. В нем нет избитых розовых облаков и не порхают нежные хрустальные бабочки - оно прекрасно именно своим сходством с реальностью, жестоким и в то же время бесконечно упоительным...
В ответ на признание Джесси Джулиет только мягко улыбается - даже глаз открывать не хочется, чтобы не нарушить волшебство мгновения. Раскрытой ладонью бразильянка ласково водит по широкой груди парня - и нет ни малейшего желания ни куда-то идти, ни даже подниматься на ноги. Где-то в душе живет по-детски наивная и глупая, но очаровательная уверенность - что пока Джесси обнимает девушку, то все заготовленные для ее макушки неприятности будут обходить ее стороной и даже не посмеют приблизиться...

Никогда бы Джесси не мог подумать, что простое нахождение рядом с каким-то конкретным человеком может быть столь невыразимо приятным. И если бы еще утром, ему кто-то сказал, что сегодня он будет счастливо жмуриться, прижимая к себе столь потрясающую девушку, как Джулиет, он бы, скорее всего, обиделся, полагая, что над ним издеваются. Но сейчас… сейчас все это было реально, девушка рядом была реальна, ее чувства были реальны, и мир вокруг казался столь прекрасным, что хотелось запеть.
Ловкач осторожно откинулся назад, почувствовав, как горб уперся в какой-то валун. Легко, словно пушинку, приподнял Джулиет, развернул ее к себе спиной, и, вытянув ноги, снова посадил ее к себе на колени. Обнял бразильянку сзади, прижав к себе и позволяя прислониться спиной к своей груди, положил подбородок ей на плечо, краем глаза следя за выражением ее лица.
- Вот, - произнес он, непонятно к чему, обжигая дыханием ее щечку и мочку уха. Потом обнял девушку крепче, зажмурился, словно боясь, что сейчас она действительно исчезнет, раствориться в воздухе. Вздохнул тяжело, судорожно, и очень счастливо, когда понял, что она осталась на месте, и он по-прежнему всем телом ощущает каждый ее вздох. Накрыл ее руки своими широкими ладонями, прижал их к ее же животу.
Он не знал, как выразить мысль, что возникла в его голове. Она была важна, но Джесси понимал, что этим может разрушить все волшебство, которое образовалось между ними:
- Джулиет, - очень осторожно, натужно, словно нехотя, начал Ловкач, поглаживая большим пальцем тонкую кожу тыльной стороны ее ладони, - ты не представляешь, как ты важна для меня… и… я… я сейчас чувствую себя таким беспомощным… если с тобой что-то случиться, я никак не смогу помочь… и… если можно… я бы все-таки хотел узнать больше о… о магии. И врачевании. И вообще об этом… Только не двигайся, пожалуйста! Останься, как сидишь! Позволь мне еще немного послушать твой голос, и чувствовать как твоя спина касается моей груди поднимается при каждом вздохе…. Просто расскажи еще что-нибудь… Хоть немного. А дальше я уже сам буду учиться, вот увидишь!

Джулиет не успевает даже ойкнуть - в руках Джесси она действительно совсем как пушинка, и управляется с ней парень потрясающе легко... Способностью мурлыкать бразильянка не обладает - но расплывается в довольной улыбке. Так лежать на груди Джесси ей нравится даже больше - и даже не нужно упрашивать девушку, чтобы она не двигалась, бразильянке самой сейчас жгуче неприятна даже одна только мысль об этом...
- Не буду двигаться, - с улыбкой обещает Диас - и откидывает голову на плечо к Джесси, пытаясь даже и всем своим телом говорить о том, как ей сейчас хорошо и как не хочется никуда уходить... - И расскажу - все, что в моих силах. Значит, врачевание - для него используется Анахата, сердечная чакра зеленого цвета, расположенная примерно на середине грудины, - в своем рассказе бразильянка не торопится, четко выговаривает каждое слово, почти смакует - чтобы растянуть сегодняшнее "обучение" на как можно больший срок. Несмотря на минуту назад данное обещание не двигаться, Джулиет легонько шевелится - словно пытаясь повторить своим телом каждый изгиб тела Джесси, прильнуть к парню еще теснее - хотя кажется, что теснее уже некуда... - Это чакра равновесия во всем теле, связана с сердцем и легкими, нормализует давление и отвечает за иммунитет, - а вот после этой фразы бразильянка теряет нить повествования - и в первую очередь потому, что как-то странно думать не об обнимающем тебя любимом человеке, а о какой-то абстрактной чакре у грудины...

Она была… удивительна. Прекрасней всех на свете. Он не знал никого, кто мог бы так очаровательно сидеть. Просто сидеть, прикрыв глаза. Это было абсолютно потрясающе, она умудрялась быть прекраснейшей в мире, только лишь потому, что существовала.
Джесси чувствовал, как медленно теряет связь с реальностью. Тепло ее тело дарило ощущение абсолютного, безграничного счастья, ее голос сводил с ума. Он повернул голову, понимая, что это ошибка, что он совершенно потеряет над собой контроль, если она станет еще ближе. Аромат ее волос ударил в ноздри, кружа голову, он глубоко вздохнул, стараясь запомнить каждый оттенок этого чудесного запаха.
При этом Ловкач еще и заставлял себя слушать, воспринимать, узнавать. Изо всех сил держался за нить ее повествования, стараясь, если не понять, то хотя бы запомнить, чтобы потом воспроизвести по памяти и попытаться разобраться уже потом.
Наверное, поэтому, когда она вдруг замолчала, это было так… болезненно. Она замолчала, и у Джесси появилось чувство, будто кто-то оборвал одну из нитей, что связывали их между собой. Следуя какому-то неясному порыву, он прижался щекой к затылку Джулиет, не очень понимая, что делает, скользнул губами по ее шее:
- Продолжай-продолжай, - тихо засмеялся он. А потом продолжил лукаво, зажимая губами мочку ее уха и нежно поглаживая кожу на ее животе: – Если во врачевании используется эта самая Анаханта, то есть еще куча других чакр, да? Которые во врачевании не используются?

- Ты... что ты делаешь? - шепчет Джулиет - но тон, которым слова произнесены, совершенно не соответствует самим словам. Слова предполагают удивление или даже возмущение - голос же совершенно явственно приглашает не останавливаться... От прикосновений горячих губ бразильянку охватывает сладкая дрожь - и девушка снова легонько шевелится, отклоняет голову вбок и сама подставляет шею, ощущая на коже горячее дыхание Джесси и с каким-то странным нетерпением, отдающимся во всем теле еще одной, такой же сладкой, но уже прохладной дрожью, ожидает новых прикосновений...
В таких условиях собрать разбегающиеся мысли кажется невозможным, любая попытка сосредоточиться на названиях чакр летит в тартарары, то, что бразильянка еще три минуты назад прекрасно помнила, сейчас абсолютно выветрилось из головы - какая чакра, где, за что отвечает... это все сейчас кажется бесконечно далеким и совершенно неважным... Девушка искренне не понимает, какие в этот момент могут быть чакры - ей кажется, раз уж сразу позволили "занятию" свернуть на кривую дорожку, то теперь уже барахтаться, пытаясь выбраться из водоворота на спокойную воду, бесполезно...

- М… - промычал Джесси, продолжая чертить губами различные узоры на шее Джулиет и обжигая ее своим дыханием. А потом прошептал, ни на секунду не отрывая губ от ее кожи: – Я тебя слушаю…
Ему хотелось добавить что-то вроде: «Ты так интересно рассказываешь», но он сдержался. Ощущения, исходящие от Джулиет, кружили голову сильнее самого крепкого алкоголя. А мысль, что источником этих ощущений является он – просто сводила с ума.
И в то же время, Джесси со всей отчетливостью осознал, что слушать про чакры ему совершенно не хочется. Вот если бы Джулиет просто говорила, что угодно, как угодно, чтобы просто можно было слушать ее голос – это было бы идеально. Но даже если нет, он удовлетвориться звуком ее дыхания – такого же потрясающе музыкального, коего ни у кого другого не услышишь.
Вот так и сходят с ума, - подумалось Ловкачу, когда он ощутил под пальцами нежную кожу ее живота под тоненькой кофтой. Понял, что руки его дрожат, скованные невероятным напряжением, но и то, что они липнут к коже девушки, словно притянутые сильнейшим магнитом.
Самым странным было, что Джулиет не нужно было ничего делать, чтобы заставить горбуна потерять голову – достаточно того, что она просто была рядом, позволяя ему слушать звук ее дыхания.
Горбун зарылся носом в волосы бразильянки, в очередной раз полной грудью вздыхая их аромат, одними губами прикусил верхнюю часть ее милого уха, и с улыбкой прошептал:
- Ты самое прекрасное – что случилось в моей жизни за все время, милая…
А потом, прижавшись щекой к ее щеке, обнял. Крепко. Но в этих крепких объятиях было столько нежности, сколько вообще могло уместиться в одном единственном движении.

- Так я... немного смогу... рассказать, - честно бормочет Джулиет, с невероятным трудом выдавливая из себя эту простую фразу. Катастрофически не хватает воздуха, как будто волнение перехватило горло тугим жгутом, и губы бразильянки несколько нелепо размыкаются в этом пугающе сладком удушье... Джулиет накрывает своей рукой руку Джесси, полностью прижимая его ладонь к своей коже - пусть руки и губы парня странно обжигают, хочется обжигаться снова и снова...
В крепких объятиях Джесси девушка затихает - не зная толком, как отреагировать на его признание, что сейчас нужно сказать, что лучше сделать... Все равно, слов по-прежнему нет, сейчас для любых слов горло окажется чересчур тесным... Изворачиваясь, Джулиет высвобождает одну руку и касается пальцами щеки Джесси, самыми только кончиками пальцев - и жалеет сейчас лишь о том, что в таком положении при всем желании не получится вывернуться так, чтобы суметь обнять в ответ...

- Того, что ты рассказываешь, - задыхаясь от сводящего с ума аромата ее кожи, прошептал Джесси, - уже достаточно…
Боже, как же ему хотелось сделать что-нибудь безумное! Схватить Джулиет, сбежать вместе с ней, кинуться прочь из этого места, оббежать целый мир, удерживая ее в своих объятиях. Броситься в море, покорять горы, блуждать в лесах и купаться в травах, что покрывают равнины. Идти куда угодно, делать что угодно, лишь бы она была рядом. Казалось, его разрывает, от переполняющей энергии, но подняться сейчас он был не в силах.
Удивительно, но каждое ее движение, каждое ее слово было чарующе прекрасным. Он любовался ею. Сходил с ума от вида ее обнаженной шеи, повернутой в его сторону головы или вытянутой руки, кончики пальцев которой сейчас тихонечко касались его щеки. Джесси ловил каждый шорох, издаваемый ее одеждой, наслаждался каждым глотком воздуха, который она выдыхала.
От переполняющей радости хотелось смеяться, от заполнившей душу нежности – плакать. Черт, он держал в объятиях прекраснейшую девушку в мире! Не существовало на свете большего счастья, чем то, что она просто была рядом.
- Знаешь, когда ты ко мне прикасаешься, у меня голова кружиться, - признался Джесси, и из груди его вырвался нервный смешок. – Не представляю, как мне ходить с тобой в горы, или вести машину… Свалимся куда-нибудь из-за моих чувств к тебе…
Ловкач тихо засмеялся, не собираясь, однако выпускать ее из объятий. Нашел ее руку, сжал кончики пальцев, нашел губами нежную кожу ее щеки.
- И что же мне делать дальше? – прошептал он, вновь зарываясь носом в ее волосы. – Подскажи, что мне сделать, чтобы ты была счастлива со мной?