Вечер темный, вечер веселый

Сантана все не возвращалась, и Чжоу начал волноваться. Он смотрел по сторонам, краем уха слушая то, что происходило за их столиком, но пока считал, что не стоит идти на поиски мэймэй. Была у неё одна неприятная ему манера: в любой непонятной ситуации в Ванцзы идти на улицу звонить Маркусу. И Маркус этот, хоть и был партнером семьи по поставкам Торусов из Бразилии, время от времени вызывал у Чжоу острые приступы мизантропии, хотя формально придраться было не к чему. Просто очень хороший друг детства, чтоб он век жил, лишь бы морду свою смазливую реже в Пекине показывал.

Чжоу взглянул на Растамана, размазывавшего по столу каплю воды с таким видом, будто от этого зависит целостность вселенной. Хороша была трава, этот знал толк в подобном допинге. В Ванцзы было простительно, потому можно было только стебаться на сорок девятым, но наказывать было не за что.

- А-а, ну так бы сразу и сказал, - с понимающим видом кивнул Йен. – А то поди пойми, что они там едят, а что – курят. А где мэймэй? – спросил он у Чжоу.

- Отошла куда-то, - буркнул четыреста двадцать шестой.

- Босс, ты с ней поругался? – не очень тактично спросил Йен.

- Нет, но не твое дело, - ответил Чжоу.

На воздухе было определенно лучше. Дышалось как-то легче, ничто не щекотало изнутри и не мешало дышать. Да уж, вот что значит, что она в последние несколько месяцев очень редко брала сигареты в руки. Кто бы мог подумать, что она вот так вот отойдет от этой прекрасной привычки? Ведь весь смак курения не в никотине, а в самом процессе и во вкусе. Когда ты вдыхаешь легкими терпкий дым, когда сквозь щелку губ выпускаешь этого сизого нахала, прикрывая в блаженстве глаза, когда этот вкус смешивается со вкусом свежего кофе или хорошего алкоголя. Вкусно. Расслабляюще. Хорошо. Но нет, сейчас не хотелось курить, хотя на долю секунды она задумалась не стрельнуть ли у Сяо сигаретку. Но нет. Не хочется и все тут. Лучше просто подышать тем. что в Пекине называется воздухом. И расслабиться. Она даже забыла про то, что изображает общение по телефону. Просто прислонилась к стене здания, прикрыла глаза и дышала, а уголки губ дернулись в легкой улыбке. Хорошо. Просто хорошо и спокойно, несмотря на шум улицы и звуки музыки, которые можно было уловить среди сигналов машин и общего гомона.

Как там говориться? Остановить мгновенье? Да, это, пожалуй, было бы очень кстати. И очистить воздух от выхлопов и прочей дряни, но человек ко всему привыкает, поэтому, от того же чистого воздуха у нее может еще сильнее загудеть голова или, хуже, снова потемнеет в глазах. А ей еще слушать новую порцию астральных размышлений от Растамана и смеяться над такими невинными глупостями. Хорошо тут. Вот бы еще немного задержаться...

Как оказывается, переключение на начальство было выполнено совсем зря - и Растаман принимается потихоньку переключаться обратно, к своему занятию феерической важности. Сперва опускает обратно на стол руку, зачем-то так до сих пор и маячившую у лица, потом отводит взгляд и поворачивает голову - и несколько секунд слегка ошалело таращится на размазанную по столу воду.
Забыл. Ну напрочь. Из головы вылетело... Чем ему была так дорога эта вода, что нужно было непременно к ней вернуться, Цинь вспомнить уже не в силах - а пока в башке натужно скрипят могзи, припоминая, что же тут такое было три минуты назад, фразы, которыми перебрасываются Йен и Чжоу, летят мимо, практически не задевая ушей Растамана. Так разве что, чуть-чуть что-то на кончиках оседает...
- Ссориться или ругаться - что менее опасно для здоровья? - почти риторически вопрошает Цинь. Берет со спинки стула свой цветастый шарф - и зачем-то начинает наматывать его на шею, словно в Ванцзы вдруг резко похолодало...

Ян решил не развивать тему, он лишь убедился в том, что Гунмао не был в курсе последних новостей в рядах своих же людей. Впрочем, не один Гунмао.

- Тебя Цири на порог в таком состоянии пустит? – усмехнулся Лю.

Он и слышал, и сам замечал, что Кот неравнодушен к алкоголю. Странно, что при этом Гунмао умудрялся запоминать какие-то реально важные вещи. Но все равно не хотелось, чтобы пекинский фу шан шу усиделся до подзаборного состояния, потому что Лю знал, что Цирилла и так не очень хорошо относится лично к нему, а тот у него были все шансы оказаться крайним. Мол, позвал, налил, не запретил, не досмотрел, а Кыся теперь болеет.

- Кысь, можешь скажешь своим хлопцам, чтоб меня домой отвезли? – предложил Ян. – Тогда и у тебя будет шанс прийти домой на собственных ногах, хоть и по стеночке.

Лю не видел причин дольше сидеть в Ванцзы. Из пьяного Кота собеседник так себе, новости у него лучше узнать завтра, когда он будет трезвее. И задержаться в городе на денек-другой, вдруг случайно замеченные перемены в ауре Сантаны заинтересуют кого-то, кроме случайно проходившего мимо Яна.

Сантана все не возвращалась, и Чжоу начинал нервничать. Он посмотрел на выходивших из клуба Лю Яна и фу шан шу и решил пока не идти за ними следом, чтобы в случае чего не нарываться на их язвительные комментарии. Была у всех старших братьев одна дурная манера – они любили обсуждать сплетни о личной жизни младших, будто мечтали подержать свечки.

- Младший брат, тебе холодно? – спросил Чжоу у Растамана, который начал наматывать на себя шарф. – Отходняк? – четыреста двадцать шестой чуть нахмурился.

Даже если казалось, что Цинь почти всегда находится в астрале, а мозги у него давно замаринованы в сладковатом запахе анаши, он всегда знал, что можно, а где перебор. Можно было не бояться передозировок, максимум – будет сидеть таким вот радостным болванчиком, пока чудо-трава не отпустит.

- С мэймэй ссориться опаснее. Тогда она и ударить может, - ответил Йен. – Но и ругаться с ней не нужно. Да, старший брат? – спросил он у Чжоу.

- Тебе неймется? – огрызнулся на него четыреста двадцать шестой, после чего снова обернулся в сторону входа в клуб в надежде, что Сантана сейчас вернется.

Бразильянка еще какое-то время мирно стояла на улице, облокотившись спиной на стену. Хорошо. Хорошо настолько, что губы сами расплываются в легкой улыбке. Но из этого состояния ее вывели голоса сорок девятых. Бразильянка открыла глаза и увидела начальство, которое в компании Яна Лю вышло из клуба. Девушка почтительно поклонилась старшим, проводила взглядом машины, после чего снова попыталась вернуть это приятное ощущение счастья. Но настрой прошел, поэтому надо было, наверное, возвращаться. Если Мин еще не пришел сюда в поисках ее, значит, скоро появится, потому что она тут простояла явно дольше пяти минут.

Она было дернулась к Сяо, чтобы попросить сигаретку, но аромат табака почуяла раньше, и стало сразу не по себе. Мутно как-то. Постов еще пару минут, бразильянка внезапно поняла, что очень хочется дыни. А это уже явный повод вернуться внутрь, что она и сделала. По пути, правда, столкнулась с Ханем, который расшаркался и раз десять спросил все ли у нее в порядке. Странный он какой-то сегодня, ей-богу. Словно она ему когда-либо в принципе высказывался все свои фи. Но раз уж он сам вызвался, то чего бы не воспользоваться ситуацией?

- Хочу дыню. Сладкую и сочную. Найдешь тут такую? Или только алкоголь есть в неограниченных количествах? - она едва заметно усмехнулась, - можно еще манго и голубику. И папайю.

Глупо предположить, что в этом клубе может чего-то не быть. Но Сантана наверняка не знала. Манго она тут ест, папайю вроде тоже, но не дыню. Свежую дыню пока здесь ре доводилось встретить. Сейчас даже интересно насколько сильно она озадачила директора клуба.

В ответ на вопрос начальства Цинь только качает головой, словно робот с батарейкой долгого заряда: вправо-влево, вправо-влево, каждый раз почти касаясь ухом плеча. Когда мозги уже начинают опасно болтаться в черепной коробке, получается наконец вспомнить, что для большей ясности при отрицании головой обычно вертят-крутят направо-налево - Лю безотказно демонстрирует и это движение. Что четкости при координации движений никак не добавляет, а мозги вообще становятся похожи на какой-то смятый разболтавшийся кисель...
Все это время Растаман продолжает возиться с шарфом - точнее, руки возятся с трехцветной яркой полосой ткани сами по себе. Затягивают на шее не хуже удавки - будь Цинь начитанным парнем, сравнил бы творение собственных беспокойных ручек с итальянской гарротой. А так - да удавка же удавкой, что там сравнивать... Шарфом успешно удается слегка придушить самого себя, отчего неконтролируемая болтанка головы на туго перехваченной шарфом шее останавливается. И мозгам сразу становится лучше настолько, что они тут же радостно выдают новую фразу для поддержания беседы.
- Ссориться и ругаться - в чем разница? - упрямо спрашивает Растман слегка осипшим от мощного захвата "удавкой" голосом, бестолково дергая шарф за разные места и то ослабляя его, то наоборот, затягивая сильнее. - Если слова одинаковые, то зачем их два? А если их два, потому что не одинаковые, то в чем отличие? - Даже в знатно обдолбанном состоянии Цинь прекрасно чувствует, когда вопросы начинают подходить опасно близко к личной жизни начальства - и предпочитает с глуповато-задумчивым видом спрыгнуть в абстрактную философию, не дожидаясь, когда у Чжоу включится, возможно, вполне обоснованный режим ярости...

Чжоу увидел вернувшуюся в клуб Сантану и заметил, как она что-то просила у Ханя. Тот вежливо кивал и бурно соглашался, видимо, никаких проблем не должно было возникнуть. Они возникали у Растамана, который тщетно пытался удавиться шарфом. Чжоу взглянул на вернувшуюся мэймэй, на упоротого Циня, на находившегося в приступе словесного поноса Йена, затем перевел усталый взгляд на свое пиво и отпил пару глотков приятно холодного напитка, после чего закурил.

- Мэймэй, не хочешь домой? – спросил он у Сантаны.

Йен тем временем копался в телефоне с очень умным видом. Он даже замолчал по таком уповоду и лишь мельком взглянул на подошедшую четыреста пятнадцатую.

- Ссориться, - зачитал Йен, - это высказывать друг другу упрёки, неудовольствие, обвинения. Ругаться – высказывать друг другу упрёки, называя друг друга бранными словами. Или произносить нецензурные слова. То есть если я подойду к кому и скажу «не по понятиям ты, брат, поступаешь» - это я с ним ссорюсь. Если я его по матери пошлю – ругаюсь.

- Йен, у меня от тебя в ушах звенит, - сказал Чжоу сорок девятому. – Сгоняй к бару, возьми Растаману кока-колу, а то он совсем не здесь.

Оставалось только ко всему этому гастрономическому набору добавить соленую рыбу и скорпионов, но бразильянка не стала. Даже для ее странного на сегодня вкуса это казалось перебором. Или нет? В полной задумчивости о смысле бытия и еды в нем девушка вернулась к столику, где Йен сидел, уткнувшись в телефон, а Растаман стоически воевал со своим шарфом.

- Мне Хань обещал вкусных фруктов, - ответила девушка, вернувшись на свое кресло, тем самым говоря, что пока она их не получит, домой не поедет. Ну, или пока просто не передумает. - Ты если хочешь, езжай. Тут народу много, всяко найдется трезвый доброволец подбросить меня до дома.

При всем при этом, Сантана, естественно, прекрасно понимала и знала, что без нее Чжоу никуда не поедет. Если только внезапно вызовут на задание. Иногда можно пользоваться своим статусом его девушки (невесты, прости Господи) и немного покапризничать. Но всегда можно поймать его взгляд, мило улыбнуться или еще как-нибудь напомнить о том, что она все же девочка и ей надо уступать. Ну, хотя бы для того, чтобы он не вредничал всерьез. Но ее внимание резко переключилось с Мина на одного из его бойцов.

- Любопытно, - протянула бразильянка, выслушав выдержку не то из википедии, не то из еще какого словаря. Внезапный поворот разговора, честно говоря. И Чжоу явно не в восторге от обсуждения, раз проигнорировал официантку, которая принесла первую порцию фруктов и сказал Йену сгонять к бару. - А кто с кем поссорился и кто с кем поругался? - Ривера даже все еще игнорировала свои фрукты, увлекшись каким-то подобием местных интриг и совершенно не догадываясь, что весь этот разговор начался с нее.