Тени страхов

Глаза Чина едва заметно заблестели. Дани говорила правду, не из вежливости, она действительно простила его, задолго до того, как он решил просить прощения. Маг с силой обнял девушку, уткнувшись лицом в её волосы, и зажмурился.

- Спасибо, - прошептал он. – Почему ты такая хорошая, а? – Чин обхватил Дани за плечи и заглянул в её глаза, весело улыбнувшись.

Итальянка не была буддисткой, но в ней откуда-то бралось столько милосердия и сострадания, что иные боттхисатвы бы обзавидовались. Будто она была живым воплощением богини Тары, чудом посланным на Землю. Чин догадывался, что Дани вряд ли считает себя святой. Она воспринимала свое прошлое как-то странно, то ли гордясь им, то ли стыдясь его, хотя ученик ирбиса прекрасно понимал, что это были лишь порывы Ветра, о которых говорил её отец. И он сильно сомневался, что безрассудство Дани могло завести её дальше, чем его заводили его собственные глупости. Если бы не отец, кто знает, чем всё это могло закончиться, ведь пестрый послужной список любовных побед, столь впечатливший сифу Бо, был лишь мишурой на фоне куда более опасных приключений. Просто он был удачлив, и редко расплачивался серьезными проблемами за серьезные глупости, будто кто-то сильно молился о его судьбе. Сейчас ему снова повезло, что с ним оказалась Дани. И так сложно не перезакладываться на удачу, когда каждый раз она поворачивается к тебе лицом.

Девушка продолжала неподвижно сидеть, глядя ему в глаза и понимая, что сейчас просто не имеет права даже на малейший лишний вздох, не говоря уже о слове, лишь бы не спугнуть того, кто дорог больше собственной жизни. На мгновение ей показалось, что его глаза стали влажными от подступивших слез, но удостовериться в этом не было возможности, ведь в следующее мгновение она оказалась крепко прижата к нему. Казалось, она слышит и чувствует бешеный ритм его сердца, с которым в унисон сливается биение ее собственного сердца, чтобы просто ни на мгновение не отстать от того, кто изменил ее жизнь.

- И ты считаешь, что я – хорошая, - ее глаза игриво сверкнули в свете горящих свечей. Обращать внимание на резкую перемену в его настроении просто глупо, ведь ее главная задача – оберегать его, причем так, чтобы он сам этого не понимал и не осознавал. Кошки хоть и гуляют сами по себе, но они все равно возвращаются домой к кормушке, которой доверяют. А еще, они такие несамостоятельные… - То есть, я тебя сейчас фактически спаиваю, а ты считаешь это моей добротой?

Итальянка весело рассмеялась, чуть наваливаясь на Чина всем телом и поудобнее укладываясь на нем, при этом слегка щекоча ребра. Нет-нет, он сейчас не получит от нее ни пощады, ни поцелуя, даже самого маленького, ведь он такой вот наглый и упрямы и посмел ее заподозрить в «хорошести». Ну, разве что он будет очень-очень сильно просить. Ну не может же она ему вот так вот взять и отказать в такой вот приятности, как поцелуй? Вот именно, и вряд ли когда-нибудь сможет.

Даже у идеальной женщины бывают недостатки, таков закон нашего мира. Вот зачем нужно щекотаться? Да, Чин боялся щекотки, наверное, из-за того, что был ревнив, как любой тигр. И Дани это все прекрасно знала, как всегда пользуясь его слабостями. И все равно она хорошая, что бы ни твердила в свое оправдание. Тем более что он первый заговорил о вине и сам же налил его обоим, несмотря на вялые оправдания итальянки. Тут говорила ещё и задетая гордость – как она может объяснять его решение своим влиянием? Неужели она считает, что им так легко манипулировать, чтобы он ещё и ничего не заметил?

- То есть ты считаешь, что бутылки вина на двоих мне достаточно, чтобы спиться? – Чин усмехнулся, посмотрев на итальянку. – Ты меня плохо знаешь, но я все равно тебя люблю.

Он посмотрел в глаза девушки, обхватив руками её лицо, затем нежно поцеловал в губы, понимая, что она не будет сопротивляться. Пусть не думает, что из него можно вить веревки, а он никак не будет на это реагировать. Чин отпустил девушку, вновь взял со стола бокал и посмотрел на вино с хитрой ухмылкой.

- Тебе нравится считать себя плохой? – он обернулся на Дани и вопросительно поднял брови. – Расскажи, почему? Что в тебе может быть такого, за что я не должен считать тебя хорошей?

Ну вот, что за глупости он сейчас говорит. Неужели плохим мальчикам так льстит мысль о том, что они легко совращают хороших девочек? Что ж, кажется, это действительно так. Только вот Чин очень зря думает, что она вся такая из себя прилежная и приличная. И это было откровенным вызовом на военный действия. Умный бы просто согласился с другой стороной и не стал бы ничего доказывать, но Чин волей-неволей, но ударил ниже пояса, поймав ее на «слабо». Или это просто так повлияла щекотка, которую тоже вполне легально можно отнести к запрещенным ударам? Итальянка ответила на поцелуй, с удовольствием отмечаю те чувства, что ее муж вложил в него – нежность и любовь. Итальянка тоже взяла бокал, допивая его в несколько глотков и чуть поморщившись.

- А, по-твоему, будь я хорошей девочкой, я бы позволила тебе тогда меня уложить, ну, когда ты охотился? Или, например, когда мы пошли собирать травы? Или вела бы себя так в Риме, в доме отца нагло соблазняя и совращая тебя, такого бедного и несчастного? А еще, - она прильнула к нему всем телом, в то время как руки щекотливо заскользили по ткани его одежды, а правая рука так вообще откровенно и без лишней скромности скользнула к самой чувствительной части тела, игриво перебирая пальчиками и едва касаясь. – И да, разве смогла бы я сотворить подобное, будь я примерной пай-девочкой? – прошептала итальянка ему в губы, требовательно впиваясь в них поцелуем.

Кажется, в очередной раз имеет место быть абсурднейшее недопонимание, точнее разностороннее понимание одного и того же термина. В данном случае «хорошая девочка». Но разве это так важно, когда один пытается доказать своб любовь другому всеми доступными ему способами?

Вот теперь на лице Чина отразились все грани праведного возмущения. Сейчас его практически оскорбили в его собственной безусловной самоуверенности. И даже то, что Дани при этом начала вытворять, это возмущение ничуть не ослабляло. Он как-то никогда не относил факт присутствия кого-либо из женщин в его постели к их распущенности, целиком и полностью списывая это на личные заслуги, потому слова Дани оказались ощутимым ударом ниже пояса. Да, вот как раз где сейчас была её рука.

- Ну и термины Вы употребляете, девушка, - Чин фыркнул. – Уложить…, - он показательно повторил это слово, придав лицу предельно задумчивое выражение. – Мне почему-то показалось, что твое согласие было связано с теми словами, что ты сказала перед тем, как пойти со мной, а не с твоей распущенностью. Или ты считаешь, что поступила плохо, позволив мне, извини за выражение, тебя уложить? – Чин прямо посмотрел в глаза Дани с видом едва ли не следователя, добивающегося признания.

При этом он поймал итальянку за руку, чтобы она всякими своими вольностями не пыталась отлынивать от ответа на вопрос. Она была его женщиной, и, как считал Чин, из-за того, что он так решил. А сейчас Дани своими словами едва ли не поставила их отношения в один ряд с беспорядочными связями, коих у обоих прежде могло быть достаточно. Вожак прайда вообще не допускает мыслей о том, что желанная женщина на его территории вдруг может не стать его, и от воли самой женщины, по его нескромному мнению, зависит минимум.

Вот это ололололошеньки. Да, нормального слова определенно не найти. Да, она его зацепила, причем так, что весь его вид выдавал его праведное священнотигриное возмущение. Ну, она. В общем-то, хоть и была подловлена на «слабо», но вот оскорблять или принижать достоинство собственного супруга никак не планировала, а лишь пройтись по острию ножа, обостряя ощущения и распаляя желание. Интересно, это алкоголь на нее так подействовал? Но, как бы там ни было, но пока что не отступала от своей цели – распалить до безумия. Одну руку перехватил? А мы пойдем в атаку второй, все также нагло глядя ему в глаза.

- Я считаю, что это было самым правильным решением в моей жизни – сойти с ума от одного твоего присутствия рядом, - выпалила итальянка, вновь впиваясь в его губы требовательным поцелуем, только на этот раз никаких запрещенных ударов, ничего, наверное.

Даниэла прекрасно понимала, что своими словами ущемила его самолюбие и гордость. Тигры гордые – это факт, но именно эта гордость и дает возможность влиять на их решения. Сейчас было главным дать ему понять, что его просто-напросто разыграли. В конце-концов, не только он тут прекрасный актер, заставивший ее, подслушивающую разговор, поверить в то, что он собирается взять в жены ту кикимору болотную. Ну, ненадолго, но она же повелась? А сейчас представилась прекрасная возможность отомстить. Такая сладкая месть с перчинкой для разогрева.

- Это все твое влияние, попрошу заметить, - чуть хрипло прошептала итальянка, нехотя отрываясь от его губ, - просто нельзя быть на столько прекрасным… - И… черт, она сдалась и снова не устояла перед его обаянием. Любовь – что тут еще сказать?

Вода и Ветер всегда норовят увернуться от ответа, только вот Огонь и Земля не успокаиваются так быстро, как хотелось бы итальянке. И пусть её поведение сейчас мешало сосредоточиться на разговоре, Чин был упрям, особенно в том, что касалось его собственной гордости и его собственного самомнения. Или она считает, что можно спокойно сказать нечто подобное, а потом сделать вид, что ничего не произошло? Это она перепутала с попытками его щекотать, которые по такому поводу можно было бы простить.

- Не увиливай от ответа, - Чин усадил девушку рядом с собой, одной рукой обняв её за плечи, а второй надежно поймав на этот раз уже обе её руки. – Ты хочешь сказать, что пошла со мной тогда из-за того, что пошла бы так с кем угодно? Или тебе настолько принципиально добиться того, чтобы я считал тебя плохой? Или хочешь, чтобы мне вдруг захотелось ревновать тебя к твоему прошлому?

Чего Чин никогда не понимал в некоторых женщинах, это их желания бравировать собственными якобы победами. Воспитание было таким, что по его, опять же нескромному, мнению, то, чем мужчины гордятся, женщины чаще стыдятся. И меньше всего он хотел замечать нечто подобное в женщине, ставшей его женой. Его бы не зацепило, узнай он любое, даже близкое к фантастическому количество мужчин, бывших у Дани прежде, его оскорбляло лишь то, что сейчас Дани не просто не хочет о них забыть. А, напротив, ещё и пытается бравировать тем, что лишний раз сопротивляться не в её характере. Просто из упрямого желания переспорить его (а в этом словосочетании уже кроется огромный парадокс) в том, что он назвал её хорошей. Понятно, что женская логика для простых смертных останется непостижимой наукой, но не настолько же?

Ой, кажется она только что совершила глупость и не сразу умудрилась это понять. Причем она теперь еще и в ловушке оказалась, созданной собственный мужем, который требовал ответа на вопрос. Какой вопрос? А вопросы очень щепетильные и, как назло, по ним на столько видно как она задела его гордость своей выходкой, что стало безумно совестно и стыдно. Ну, она же и правда не хотела его обидеть – немного подразнить, но не обижать. Итальянка даже не пыталась вырываться или сопротивляться. Она лишь посмотрела на него взглядом побитой собаки, а потом покорно склонила голову, пытаясь понять, как правильно еще подобрать слова, чтобы он правильно ее понят и не обидится снова.

- Прости меня, - тихо ответила девушка, уставившись на свои колени. – Я не хотела ничего такого, правда, - она подняла на него виноватый взгляд. – Я всего лишь… хотела позаигрывать с тобой, а получилось, что только разозлила тебя и испортила вечер. Плохая из меня жена…

Итальянка отвернулась, чувствуя, что определенно не в состоянии сейчас сдержать подступившие слезы хотя бы потому что ее саму сейчас крепко держат. Двойка по дрессировке бенгальского тигра – взяла и разом испортила абсолютно все. Она же говорила, что не готова, наверное, но отказать Чину было выше ее сил. А он еще говорит о ребенке… И какая речь может идти о ребенке, если они друг друга-то порой с большим трудом понимают? Наверное, она сама еще ребенок, раз вытворяет подобное в надежде не просто остаться безнаказанной, а даже еще получить гору острых ощущений в награду.

- Я только все порчу, - чуть всхлипнув, сказала девушка, пытаясь избавиться от цепких рук мужа в желании просто убежать и забиться в угол, чтобы наплакаться вдоволь. – Зачем я тебе такая? Я всегда всем приношу проблемы и разочарование, - она попыталась встать. Смотреть Чину в глаза сейчас не было сил. Она также прекрасно понимала, что потом сама же будет жалеть об этом, но ей вдруг стало так больно…

Чин вздохнул, крепче прижимая к себе Дани, которая, кажется, собралась убегать. Ветер не умеет спорить. Или не хочет спорить с баранами, хотя Чину приятнее было верить в первую версию. Он склонился к девушке и нежно коснулся губами её щеки. Только что метавшиеся свечи вновь стали гореть ровным спокойным пламенем.

- Милая, вечер с тобой мне испортить не так просто, - Чин улыбнулся. – Ты хорошая, потому что добрая. Потому что сидела со мной ночами, когда я на тебя злился, потому что смогла простить. Я же вижу это. И поэтому я сказал тебе, что ты – хорошая. Самая лучшая, слышишь?

Что бы ни говорила Дани о том, что она якобы плохая, а теперь ещё и виновна во всех смертных грехах вроде якобы испорченного вечера, ученик ирбиса отлично знал, что это – лишь одна из её масок. Почему-то итальянка боялась признать себя такой, какая она есть, защищаясь образами мнимой испорченности и агрессивности. Стоит маске упасть, она чувствует себя слабой и беззащитной и пытается убежать. Вот как сейчас. Чин отпустил руки девушки, продолжая обнимать её за плечи. Он наполнил бокал девушки и протянул ей, затем взял свой, в котором ещё оставалось вино и снова улыбнулся, посмотрев на Дани.

- За мою хорошую Дани, - сказал он, коснувшись своим бокалом бокала девушки.

Чин сделал глоток вина, которое на этот раз показалось ему ещё более сладким, и поставил бокал обратно на стол. Он понял, что действительно отвык пить алкоголь, и уже искренне не понимал, почему в свое время употреблял его в каких-то невероятных количествах.

Сложнее женской логики понять только суть женских истерик, свидетелем одной из которых сейчас был Чин. Он крепко обнял Дани и начал гладить ей по волосам, понимая, что слова будут лишними, и девушка должна просто почувствовать, что он не собирается её никуда отпускать. Говорить в то время, когда женщина плачет, почти бесполезно. В таком состоянии она, как домашнее животное, реагирует не на сами слова, а лишь на интонации голоса, поскольку при всем желании свои иллюзии воспринимает лучше, чем объективную реальность. С одной стороны, Чину было приятно, что Дани настолько дорожит их отношениями, с другой, он боялся, что итальянка слишком сильно зависит от него, и это в разы увеличивает его ответственность за них обоих. Он не собирался оставлять Дани, иначе не стал бы жениться, но ведь она будет реагировать на все выкрутасы его непростого характера, и этом он наверняка причинит ей ещё немало боли. При этом он должен сделать все возможное, чтобы его Дани была счастлива рядом с ним, ведь это – часть его пути, предначертанного самим Провидением.

- Не отпущу, - негромко, но уверенно сказал Чин. – И сделаю все, чтобы ты не стала меня об этом просить. Не плачь, все хорошо, - он склонился к лицу девушки и кончиками пальцев стер с её щек слезы. – Почему ты боишься?

Чин внимательно посмотрел в глаза девушки, пытаясь найти ответ на свой вопрос. Сейчас они вместе, только вдвоем, все испытания остались позади, они решили связать свои судьбы, но страхи все равно остались. Будто Дани привыкла к тому, что её могут бросить или подвести, и почему-то Чину казалось, что это было связано не с её матерью.

Итальянка постепенно успокаивалась. И теперь ей было стыдно, что она вот так вот себя повела, хотя он не давал для этого поводов. Наверное, усталость сказывалась – все-таки спала она меньше Чина, а вымоталась не меньше его. Или просто столько ее, этой накопленной усталости, что оставалось только надеяться, что за время отдыха она от нее, этой усталости, не останется и следа. Она подняла на него взгляд. Полный любви и благодарности. Иногда ей казалось, что это неправильно, на столько сильно и бездумно любить человека, но это то, ради чего она была готова умереть, доказывая, что настоящая любовь существует. Да, идеальных отношений, как и людей, не существует, но разве может быть что-то сильнее двух любящих сердец?

- Остаться одной и никому ненужной, - также тихо ответила итальянка, на несколько секунд отводя взгляд в сторону, а затем вновь взглянув на супруга. Он был так внимателен и нежен… Сердце девушки вновь сжалось, только в этот раз не от боли, а от умиления – он так искренне желал, чтобы с ней все было в порядке, так искренне заботился о ней, что у нее чуть ли опять слезы на глазах не выступили. – Я очень сильно люблю тебя, - чуть поудобнее сев на диване, поджав ноги под себя и положив голову ему на плечо.

Она чувствовала его тепло, его любовь и заботу – разве женщине надо что-то еще в жизни? Вот ей, например, этого было достаточно. /Взаимопонимание придет со временем, точнее, оно и так есть, просто со временем люди начинают понимать друг друга лучше. Простые человеческие истины, но никак их до конца не осознаешь, пока сам не прочувствуешь и не поймешь. Итальянка чуть зевнула, глядя на горящие свечи.

Женская логика – это сила. Непонятная, неминуемая и неистребимая. И как Чин вообще мог решить, что Дани сможет услышать его вопрос, да ещё и проявить чудеса самонадеянности, возомнив, что получит на него ответ? Итальянка хорошо говорила по-китайски, о том, что этот язык для неё – не родной, говорил лишь легкий акцент, к которому Чин почти привык. Просто она ответила то, что хотела. Земле сложно понять Ветер, как Огню – Воду. Эти задачи им предстоит решать ещё всю жизнь, чтобы когда-нибудь начать друг друга понимать. Языковой барьер был самым незначительным из тех, что заставляли учеников ирбиса общаться будто в разных плоскостях, лишь чудом изредка действительно понимая слова друг друга. Зато они понимали чувства, одинаково и безошибочно. У них впереди целая жизнь, за которую они могут попытаться хоть немного понять друг друга, ведь постижение собственной противоположности может быть бесконечно долгим. И в то же время, Чин чувствовал, что хочет научиться лучше понимать Дани. Прежде за ним не наблюдалось ничего подобного.

- Дани, ты не останешься одна, потому что я с тобой, - уверенно сказал Чин и посмотрел на девушку. – Поверь мне, пожалуйста. Разве кто-то способен предать или отпустить такое чудо, как ты?

Вот сейчас Чин откровенно лукавил, достаточно вспомнить, как он оставил Дани одну в Риме, обидевшись из-за ерунды, в тот раз казавшейся ему предельно принципиальной. Зато сейчас он был уверен в своих словах. Такая уверенность может быть воспитана только суровыми уроками, полученными от судьбы. Как в клане Белых тигров, где рукоприкладство является частью воспитательного процесса «для закрепления науки в памяти», как говорит сифу Бо.

Итальянка молчала, просто наслаждаясь его присутствием и биением его сердца, которое сейчас так прекрасно слышала. Забавно, но даже в подобной ситуации она видела романтику. Или это совсем не романтика? Зато они сейчас сидят и разговаривают, даже несмотря на то, что она несколько минут назад плакала, а он жутко злился. Может, именно таким путем каждый раз и достигаются семейные компромиссы и взаимопонимание?

- Либо настоящий болван, либо очень умный человек, который сразу просечет какая я плакса, - чуть улыбнулась итальянка.

На самом деле, это было так странно для них сидеть и разговаривать. Нет, не потому что раньше они никогда не разговаривали, а просто… Видимо, так долго наедине они еще никогда не оставались, чтобы было время не только насладиться друг другом, но еще и говорить обо всем, о чем только захочется. А, нет, оставались, тогда, когда он знакомил ее с родителями, когда они на сутки просто пропали в Лхасе, сказав, что отправились обратно в Линь Ян Шо, а сами просто решили провести день наедине, чтобы никто им не мешал и не надо было бояться быть пойманными. Но тогда у них были всего лишь сутки, а тут – вся жизнь впереди.

- А поцелуй меня, а? – Итальянка спрятала улыбку, стараясь ничем не выдавать сильно улучшегося настроения. Ветер – что с нее взять? Зато взгляд был что надо – такой, прям как у котика из известного мультика про гоблина.