О прошлом и настоящем

Когда джип остановился у подъезда, Се Ин первым вышел из машины, чтобы открыть дверь перед супругой начальника. Кот вышел следом и стал дожидаться близнецов.

- Тай, задержись, пожалуйста, - сказал он старшему. - Вы идите, мы подойдем позже, - добавил он, обращаясь к Цирилле.

Гунмао отошел в сторону от двери подъезда и закурил. Он считал, что с Таем лучше обсудить все сейчас, пока каждый из них не досочинял лишнего. Вступившись за сына, он, не подумав, переполошил неприятные воспоминания, которые до сих пор цепляли Тая. С одной стороны, Гунмао был неправ перед Таем: если бы не эмоциональное желание прищучить Кима, он бы подумал дважды и, возможно, промолчал. С другой, будучи воспитанником Тигра, Гунмао считал, что события прошлого, каким бы оно ни было, должны делать сильнее, а не слабее. Если детские воспоминания по-прежнему тревожили Тая, нужно было понять причину.

Даже в нынешнем возрасте Тай был способен за себя постоять. Он был сильнее многих сверстников из тех, что работали на семью, и однозначно сильнее золотых деток из его школы. Он всегда был рассудителен и уверен в себе. А давнее воспоминание все равно давало о себе знать.

С уверенностью до 99% Тай мог предположить, что отец это скажет, даже ждал этой фразы. Не точно такую, что что-то похожее, в этом духе. Он никогда не боялся серьезных разговоров (которые обычно и начинаются либо с "нам надо поговорить" или "задержись, пожалуйста"), не бегал от них, но сейчас ему казалось, что с него на сегодня хватит. Ему и так хорошо доставило разговором в директорском кабинете.

Но отцу не скажешь, что не хочешь разговаривать. И сейчас прикидываться глухим, немым и убогим - это все равно что жалеть самого себя. Тай себя никогда не жалел - за него это сделает Тео, - поэтому и остановился возле отца, ожидая, что тот скажет дальше. Он не делал ставок на то, о чем именно хочет поговорить отец, о том ли, что нужно быть аккуратнее, когда посередине коридора тебе вдруг приспичит начать с кем-нибудь целоваться, или быть вежливее с классной дамой, у которой слух сильно искажает все действительные факты - тут не было сильно большой разницы.

Тай не считал себя виноватым ни в первом, ни во втором случае, даже если он и нарушил какие-то там правила, которые действительно было где-то записаны, а не придуманы классной дамой на ходу по пути к кабинету Ли цзынли. В его собственной жизни было довольно правил, чтобы еще он обращал внимание на чужие. Сложно сказать, действительно ли так обидели его слова "посмотри, с кем ты связалась", или просто за долгие годы он устал выслушивать обвинения и беспочвенные оскорбления в свой адрес. Таю было все равно, да и не хотел он об этом задумываться.

Тай не стал возражать и бегать от разговора, хоть по нему и было видно, что он не горит желанием общаться. Обычно Гунмао не вел с ним серьезных бесед после того, как виделся с Баи лаоши по поводу очередного, как выяснялось, голословного обвинения, так что Тай наверняка привык, что его как минимум не ругают за нарушение школьной дисциплины. И сейчас разговор планировался о другом.

- Я заметил, тебе было неприятно, что я сказал им о том случае в хутунах, - прямо начал Гунмао. - Извини, если тебя это задело.

И снова в "извини" ни капли наигранности и ни намека на попытку извернуться. Тай был в кругу тех ближайших людей, кто был для Кота по настоящему важен, и с кем он был достаточно искренен.

- Ты помнишь, что тогда было? Тебя это задевает? - спроси Кот.

Психотерапевт он был так себе, но знал, какое отношение к прошлым неприятностям считал правильным лично для себя, и, следовательно, для своих сыновей. И он никогда бы не стал тем, кем был сейчас, если бы уделял время мыслям о тяжелом детстве или зализыванию ран. Но он не сразу стал таким. Первыми стрелками он гордился, образ героя, прошедшего серьезные испытания, нравился девочкам, а вот подробности о его семье были тайной за семью печатями. Память о хутунах должна была быть для Тая чем-то подобным тем самым воспоминаниям Кота о матери: тем, что объективно тебе мешало, и что ты меньше всего при этом хотел бы вынести на публичное обсуждение. И прошли годы прежде, чем Гунмао стал относиться к этому проще.

И уж чего он совсем не ожидал, так это извинений. Тай хотел бы считать отца виноватым, хотел бы обидеться, распсиховаться, наконец вынырнуть из-под толстого слоя льда. показать свои эмоции, как какой-нибудь Тео, но умом он понимал, что отца не в чем упрекнуть. Тай в известной степени был максималистом, для него была цель, были средства, и всеми силами и средствами нужно было этой цели добиться, при этом он на полном серьезе считал, что выражение "цель должна оправдывать средства" придумано людьми, которые поставили перед собой цель, но не смогли ее достичь, потому что на пути оказались какие-то препятствия. Намного проще оправдать свою неудачу какими-то философскими принципами и высшими мотивами, чем просто сказать "Я чмо, я не смог, но я попробую еще раз".

- Мне было три. Вокруг толпа незнакомых людей и двое каких-то уродов, а я даже заорать не додумался. Меня это не должно задевать? - вопросом на вопрос ответил он. Таю было неприятно это вспоминать во второй раз на дню. Тем более, что это не было воспоминанием в прямом смысле этого слова - какие-то отдельные вспышки в памяти, детали и подробности, которые практически никогда не выступали в качестве чего-то единого, но из чего, при должных желании и упорности, можно было постараться это единое собрать, как собирают паззл - кусочек к кусочку, пока не получится цельная картина. Но даже в этом случае картина не станет картиной полной, она так и останется разделенной на кусочки, приложенными друг к другу только на время. Это было сложно объяснить словами и тем более объяснить кому-то другому.

Представьте себе витраж, но не в привычном понимании этого слова, а когда перегородки между цветными стеклами сделаны слишком толстыми. То есть в принципе можно понять, что такое нарисовано, но при этом сознание с трудом воспринимает это как одну картинку - скорее просто как набор чего-то отдельного, составленного в одной мнимой композиции. Что-то подобное ощущал и Тай, когда пытался вспоминать события того дня. Может, он был тогда еще просто очень мал, или детская память настолько избирательна, что запоминает что-то одно, а, быть может, что-то ему все-таки удалось насильно забыть.

Тай стал разговаривать, причем для него непривычно эмоционально. В этом воспоминании он был уязвим, и для него это было сложнее, чем для многих других, потому что он привык быть сильным и самостоятельным.

- Но сейчас тебе не три, - спокойно ответил Кот. - Ты тогда был спокойный, как удав, а сейчас тебе не дает покоя воспоминание, которое точно не должно делать тебя слабее. Я не хочу, чтобы твоя память была твоим уязвимым местом, лучше, чтобы ты находил в ней силу.

Гунмао вырос в порту Тяньцзиня, и его воспоминания о детстве - это портовые трущобы, мать с клиентами и просто ухажерами, грязные бараки, провонявший рыбой рынок, ржавые котнейнеры, занимавшие все побережье, и постоянное чувство голода, которое заставляло постоянно придумывать, как выкрутиться, как украсть, где спрятаться. Тогда жизнь была похожа на выживание, с годами воспоминания о детстве трансформировались в понимание, что если он выжил тогда, сейчас ему ничего не страшно. Первые стрелки, первые потери, рухнувшая и возродившаяся триада Пекина - с каждым днем на свете оставалось все меньше того, чем можно было напугать Гунмао. И он хотел, чтобы Тай и Тео воспринимали жизненный опыт также.

- Я бы хотел, чтобы если вдруг ты окажешься в ситуации, которая напомнит о том случае в хутунах, ты не испугался сильнее, вспомнив прошлое, а победил страх, потому что один раз уже с ним справился, - объяснил Кот. Он стряхнул пепел с сигареты и затянулся. - Я хочу тебе помочь, но ты сам готов преодолеть это воспоминание?

- Тогда мне было три и я не верил, не понимал, что со мной может что-то случиться. Не знаю, чем я думал. Наверное, тогда я не думал вообще, - поэтому и был спокоен, как удав. Что можно требовать с трехлетнего ребенка, даже если этим ребенком когда-то был Тай? Он родился и рос в монастыре, в постоянной безопасности, когда даже пантеры, медведи и прочие звери на территории задумываются перед тем, как на тебя замахнуться лапой. И только многим позже он понял, что только в игре в тебя целятся из палки и кричат "Тай, ты убит, падай!", а ты, чувствуя горечь поражения, в том же игровом порядке выбираешь на земле место почище, где можно бы было лечь и дождаться окончания войны. В реальности все совсем иначе. В тебя просто стреляют. Только уже не из палки, а из настоящего оружия. И не всегда тебя может защитить монастырь, родители или удачно оказавшаяся рядом наставница. Именно тогда, осознавая, насколько все не так, как казалось раньше, Тай и начал понимать, насколько опасным было его положение в хутунах. Страх не обязательно приходит сразу. Страх приходит тогда, когда ты можешь его осознать.

- Я боюсь не хутунов. Я боюсь, что снова ничего не смогу сделать, - нет ничего хуже этой слабости и невозможность повлиять на ситуацию. Не стыдно признаваться, что чего-то боишься, если стараешься этот страх преодолеть. По большому счету, ему было не столько страшно, сколько неприятно понимать, что все, что он может сделать - это ничего. Стоять, смотреть и ничего не делать для того, чтобы взять все под контроль. Неприятие и страх переплетались как-то очень чудно, чтобы разобрать, чего там все-таки больше. И страшно даже не то, что ситуация с ним напомнит тот случай, страшно, если ситуация с кем-то из его родных напомнит ему тот случай. Если вдруг на его месте окажется Тео, мать или сестры или даже отец, или кто-то еще, кто составляет круг близких ему людей. И этот страх вплетался в страх ухода отца полгода назад, когда тому пришлось срочно уехать из города, в страх, что все снова поменялось, в страх, что они снова никому оказались не нужны, в страх, что мать будет страдать, в страх, что он снова ничего не сделал, даже если от него ничего и не зависело.

Кот очень внимательно выслушал все, что говорил Тай. Говорил прямо, признавая страх и анализируя его, что, по мнению Гунмао, было важным шагом в том направлении, куда он хотел вывести весь этот разговор. Тай был готов анализировать то, что чувствовал, и с этой точки можно было двигаться дальше.

- Я понимаю, это страшно. И не приведи Небо оказаться в ситуации, когда ничего не можешь сделать, и что-то от тебя зависит, - согласился Кот. - Но от твоего страха не зависит, попадешь ты в такую ситуацию, или нет. Зато от него зависит, например, как быстро ты догадаешься достать пистолет и выстрелить. Считай, что твое воспоминание - это шрам, на который ты смотришь и вспоминаешь, что ты умеешь сейчас, чего не умел тогда, чтобы больше в такой ситуации не оказаться. А заодно думаешь, чему еще надо научиться.

Судьба может устраивать сложные испытания, к ним просто нужно быть максимально готовым. Гунмао уже когда-то говорил с Таем о страхе, тогда он сказал, что ничего не боятся только клинические идиоты, и сейчас оставался при своем мнении.

- Ты сейчас находишься в начале того пути, о котором невозможно рассказать, который можно только пройти, - сказал Кот. - Я не могу сказать, месяц или год пройдет до того дня, когда ты окажешься в первой перестрелке. Не представляешь, как это страшно. Страшнее только во время второй, когда уже знаешь, чего ждать. И дальше у тебя уже выбор между тем, чтобы сдаться, и тем, чтобы перешагнуть через страх и идти дальше. Пугают звуки выстрелов и запах пороха? Стреляешь в тире до тех пор, пока они не станут привычными, как вкус риса.

Любой инфорсер в новогодние праздники чувствует неприятное нытье в теле, похожее на зуд - запах пороха в воздухе ассоциируется отнюдь не с фейерверками. Но те же фейерверки обязательно горят на празднованиях, которые проводит триада. И в какой-то момент такого праздника фейерверк начинает казаться просто красивым зрелищем.

- Тай, я не знаю, повезло тебе или нет быть моим сыном, но из-за этого у тебя особая судьба, - казал Гунмао. - Если какой-нибудь Цзынлун из вашего класса может всю жизнь помнить, как испугался грозы, и с тебя, и с Тео у мироздания будет другой спрос. Я знаю, что у вас достаточно сил справиться, но я хочу, чтобы ты как можно раньше сделал страх источником силы, а не слабости. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Тай машинально тронул пальцами левую бровь. Эта привычка появилась у него после того, как еще лет в двенадцать, наверное, может быть даже чуть раньше, ему рассекли бровь ударом. Школьной медсестре пришлось даже взяться за игру, потому что порез оказался глубоким, и Тай испортил не одно полотенце, прежде чем кровь удалось остановить. Пришлось походить с нитками какое-то время, прежде чем мать смогла исправить положение. Шрам дико чесался и Тай иногда давал себе слабину, чтобы унять зуд касаниями пальцев. След давно прошел, а жест остался. К чему все это. Дед часто говорил Таю, что любая наша ошибка - это бесценный опыт, который невозможно перенять у кого-то, его можно только получить. И только от тебя зависит, как ты воспримешь эту ошибку - как возможность совершенствоваться или как досадный якорь, который будет тянуть тебя назад. Тай тогда не очень понял эти слова, пусть и запомнил. Ту свою ошибку Тай исправил, обидчикам своим отомстил, популярно объяснив, почему не стоит нападать на него из-за спины, да и вообще что лучше к нему не приближаться. Но не все ошибки так же легко исправить. Страх - это ошибка. И он же тянет его назад. Тай знал только один способ исправлять свои ошибки - это делать. А как делать, если твой страх не дает тебе действовать? Получался замкнутый круг, разорвать который он был не в силах.

- Я не знаю, как с этим справиться, - да, он вслух признавал, что он не может ничего с этим поделать. Но он готов был стараться дальше, потому что от него и только от него может что-то зависеть в будущем, когда счет пойдет на мгновения одной единственной секунды. И тогда страху уже не будет места. - Я должен что-то с этим делать, но не знаю, что.

Когда держать маску становится невозможно, она ломается, словно зеркало - в зеркале ты видишь себя, только не себя, а части самого себя. И пока ты - части самого себя, ты не можешь быть тем, кем ты есть на самом деле, потому что всегда будешь видеть только части себя. Но зеркало не легче склеить, ведь так останутся шрамы-линии, можно лишь только найти новое зеркало, новую маску, надев ее заместо старой. Какими бы неприятными были для Тая перемены, легче было сломать себя до основания, полностью, чтобы сделать что-то новое. Как замок из песка начинается с фундамента, так и человек должен закладывать новый фундамент, а не пристраивать сверху этажи, словно налепленные там и тут - такой замок развалится от первого же удара. И чем крепче будет основание, тем сильнее будет человек.

Кот знал, что прозвучавшее признание - это сложно для Тая, но очень важный шаг на пути к победе над страхом. Он не ждал, что Тай сам предложит выход из ситуации, ему было достаточно, что он хочет этот выход найти. Для человека, с детства скрывающего свои слабости, сказать вслух о подобной задаче - практически подвиг. При этом Тай был упрямым и спрашивал с себя больше, чем с других, это должно было ему помочь.

- Я знаю, как с этим справиться, - сказал Гунмао. - И знаю, что ты к этому готов.

С тех пор, как Тай и Тео стали работать на семью, Кот старался быть в курсе работы синих фонарей во всех отрядах. У него была возможность выбирать, что будет полезнее близнецам, и при этом не опасно. О хутунах он тоже знал, но обычно тамошние дела отметал первым делом - там всегда опасно, и это - не работающий, как часы, дом лунтао, а улица, какая она есть. Место, где Кот первый раз в жизни серьезно огреб в работе на триаду. И сейчас там назревали новые разборки с очередными ансамблями самодеятельности.

- Ваше с Тео следующее дежурство - в отряде Жэня в хутунах, - сказал Гунмао. - В одном из кварталов там завелась банда, которой нужно объяснить, кто в городе главный. Это уже опасно, но стрелять пока не придется. Вы пойдете не одни, но в основном там будут ребята, которые подготовлены хуже вас. Победишь свой страх - победишь противников. А заодно внесешь свою лепту в то, чтобы в хутунах был порядок.

Новость о предстоящем задании наверняка была Таю неприятной, но тот никак это не выдал. Посерьезнел, задал вопрос по делу, и даже Коту было непросто понять, что может при этом твориться у парня в душе и в голове. Ему просто нужно себя преодолеть, и тогда он освободится от этого страха. А это получится не раньше, чем он столкнется с этим страхом лоб в лоб.

- Говорить будет кто-нибудь из сорок девятых, кого отправит Жэнь, - ответил Гунмао. - Но разговоров толком не будет, сразу понятно, что придется махаться.

И Тай, и Тео уже неплохо умели драться. В школе им не было равных, но и в семье они уже дали о себе знать. Даже Чжана приложили, а он, на всякий случай, был сорок девятым отряда Ли, то есть тоже не пальцем деланный. В драке с малолетней шпаной, которая баловалась в хутунах, Тай и Тео были явными фаворитами. Но у них не было опыта, и им нужно было справиться с нервами.

- Ты справишься, иначе я бы тебя туда не отправил, - сказал Гунмао, прямо посмотрев на Тая. Он выбросил докуренную сигарету. - Нужно только заехать в магазин, подобрать вам удобную одежду и обувь. И к Эскулапу, карты завести.

В семье было правило, о котором довольно часто забывали: когда отправляешь нового человека работать там, где он может попасть под раздачу, у Живодера в клинике должна быть его карта, где будет как минимум группа крови. Трехзначные номера это правило очень не любили, потому что оно заставляло думать, что твоего человека могут ранить. Тигр очень не любил это суеверие руководителей отрядов, конфликтовавшее со здравым смыслом. Кот сейчас был согласен с лунтао.

Вопреки общераспространенному мнению, Тай не любил драться. Он любил тренироваться, умел применить свои навыки на практике, но от самого процесса битья чьей-нибудь физиономии не испытывал удовольствия. Хотя он так хорошо контролировать большую часть своих эмоций, что у людей могло возникать совершенно ошибочное о нем суждение. Далеко не ходи за примером - Баи лаоши. Ну да и черт с ней.

И уж конечно он справится. Иначе и быть не могло, он же Тай. Нет в этом мире ничего такого, с чем бы он не справился, нужно только приложить к этому усилия. Но Тая сейчас волновало другое - сможет ли он перебороть себя, чтобы начать действовать, когда нужный момент придет? Или поддастся паническому страху, льдом покрывающий все изнутри? Почему-то сейчас не было обычной самоуверенности. Иногда просто устаешь быть самоуверенным и хочешь быть всего лишь пятнадцатилетним парнишкой. Только вот он не просто какой-то там парнишка, он - сын фу шан шу, и спрашивать с него, тут отец был прав, будут намного больше. Значит нужно снова глубоко вдохнуть, расправить плечи и выпрямить спину и делать, что должен. А там будь, что будет.

- Я бы хотел сегодня потренировать на стрельбище один, - сказал Тай отцу. Обычно он ездил туда с сифу Риверой, но в последнее время такие поездки стали очень редкими, а забрасывать свои занятия старший из близнецов не мог. Но в то же время он не мог тренироваться при других сорок девятых. Он, конечно, помнил о неудавшемся нападении пару лет назад, но нельзя же вечно на него оглядываться. У него и так есть о чем вспомнить. - Мне так будет спокойнее.

Ему просто надо побыть наедине с самим собой и землей, даже без Тео. Тео слишком хорошо все чувствует и начинает задавать неудобные вопросы, на которые приходится отвечать. Таю не хотелось отвечать, ему хотелось просто подумать.

С тех пор, как на Тая и Сантану напали на стрельбище, охрана спортивного комплекса была полностью переделана. На стрельбище по-прежнему не было камер, но под контролем были входы, крыша, периметр и коридоры комплекса, то есть для того, чтобы проникнуть внутрь незамеченным, нужно было владеть телепортацией. В приведений и телепортацию партия верить не велит, потому защиту комплекса Гунмао считал теперь надежной.

- Хорошо, - согласился Кот. - Пообедай и можешь ехать, Се Ин тебя отвезет.

Гунмао по себе знал, что когда не хватает уверенности в себе, лучшее лекарство - это что-то делать. Боишься - тренируйся, чтобы было не страшно. Лучше взбеситься, чем испугаться. Адреналин вызывает реакции бегства или драки, и боец триады должен встречать опасность лицом к лицу, а не поддаваться панике. А для этого нужны навыки и опыт, никакие разговоры и копание в себе их не заменят.

- А девочку ты себе хорошую нашел, - Гунмао улыбнулся.

Ким Чжан была умной, с такими сложно, но интересно. При этом за неё будут пристально следить Баи лаоши и сам офицер Ким, да и Цзывэнь не факт, что будет рада её отношениям с Таем, но Гунмао верил, что его сын сможет с этим разобраться. Он был достаточно упрям, чтобы добиваться своего.

Никак не удавалось отделаться от мысли о хутунах. Обрывки воспоминаний настойчиво лезли в голову, мелькали перед глазами отдельными фрагментами, сменяясь одно за другим, и держать спину прямой оказалось очень сложно - словно что-то стягивало внутри в один узел, обозначаясь желанием свернуться в тугой комок, подтянуть колени к груди и так замереть. Главное, чтобы не начали дрожать руки - Тай крепко сжал их в кулаки, почувствовав отрезвляющую боль в натянутых до передела сухожилиях.

- В меня сейчас ничего не полезет, - он отрицательно покачал головой, ощущая тошноту от одного только упоминания обеда. И тренироваться на полный желудок можно только лежа в кровати - хочется не шевелиться, и в идеале спать, а не тренировать магию земли, для которой, что бы там ни думали другие, иногда тоже требуется сосредоточение. - Я лучше сейчас поеду, вечером нормально поем.

Ему удастся успокоиться и снова почувствовать себя сильным, загнать многолетний страх глубоко внутрь, вернуть самообладание и привычную самоуверенность. Все слабости - это для личного пользования, никто не должен видеть. Его страх видел отец - и на этом достаточно. Нужно было переключиться на что-то другое. На Ким Чжан, хорошая идея.

- Естественно. Для себя - все только самое лучшее, - Тай с превосходством улыбнулся - высший пилотаж в его исполнении, не те скептические и язвительные ухмылки, которые удаются ему лучше прочего, но максимальная степень проявления его признательности, такая же редкая, как снег в июле.