Сыновья фу шан шу

Тай согласно кивнул. Он, конечно, звонил матери, но она не успокоится, пока отец не дозвонится ей сам и не скажет, что все в порядке. И то, она все равно не перестанет волноваться. Таю было приятно, что она постоянно ждет их дома, во сколько бы они не возвращались, но не одобрял того, что из-за этого она не спит ночами.

- Тут не только курить начнешь, - отказываться и говорить "это не мои сигареты и я их нашел" Тай не стал, потому что это было бы в высшей степени глупо. Он уже вышел из того возраста, как за курение его можно наказывать, да и он не думал, что отец внезапно выступит за правильный и здоровый образ жизни. Он, с простреленной ногой, курящий и "слегка" помятый, выглядит не очень-то педагогично, чтобы ратовать против вредных привычек. Тай сходил за пепельницей, которая действительно оказалась на подоконнике, и поставил ее на тумбочку у изголовья кровати. Он закурил, потому что ему опять начало казаться, что он чувствует вонь рыбы и водорослей.

- Да. Лег сразу же, как вернулись, - он не стал уточнять, что отдых этот был омрачен неприятными снами, где Дин Ли, пацан из порта, наводит на него пистолет и касается прохладным стволом лба. Нет тот сон, о котором остаются приятные ощущения. Он заметил, как отец внимательно за ним следит, но не подал виду. Это было ожидаемо, Тай не знал наверняка, о чем мог догадаться отец, сделав какие-то свои выводы, поэтому вел себя как обычно. Ничего не изменилось, и он не изменился.

Тай курил немного неловко, что выдавало его малый опыт с этой вредной привычкой, но Кот на этот счет не собирался высказываться: научиться глупостям Тай и сам сможет, а разрешать детям воевать за триаду, но наезжать за курение, несколько не последовательно. Кот стряхнул пепел, ощупал закрывавшую шею повязку и удобнее откинулся на подушку. Раны болели. Это не было неожиданностью, но все равно неприятно. Даже дышать было больно из-за ушибов, которые остались вместо смертельных ран, благодаря броне.

- Вас с Тео кормили? - спросил Гунмао вместо того, чтобы расспрашивать о японцах, предателях и прочих делах.

Тигр всегда следил, чтобы его людям не приходилось во время работы париться насчет бытовых мелочей, но эта ночь была сложной, так что лунтао скорее разгонял людей спать, чем есть. А сейчас Кот считал, что наличие поблизости врача, в данный момент исполнявшего декоративную функцию, да еще и изгнанного в коридор, - это возможность послать его за поздним завтраком. Мэй наверняка наготовила еды на целую армию, ей не привыкать.

Кот мельком взглянул на заснувшего Тео. Его сыновья выросли. Он мог не спрашивать о подробностях этой ночи, но он чувствовал, что в их проступках было достаточно того, что давало ему повод ими гордиться. Близнецы были разными, но каждый из них,будучи собой, был на голову выше сверстников, работавших на семью. Они были настоящими сыновьями фу шан шу, вставшими на очень сложный и опасный путь, но они были готовы к этому.

- Не до того было, - коротко ответил Тай, стряхивая пепел в пепельницу и стараясь не просыпать его на кровать. Старший почувствовал, что был бы не против что-нибудь съесть, но, понятное дело, для этого нужно было спускаться вниз, на кухню - Тай терпеть не мог есть в кровати, пусть даже сейчас не в его собственной, а отца. Да и вообще есть в любой комнате, которая не являлась кухней. Во всем должен быть порядок. А если на каждый порядок будешь искать лазейки и скидки - превратишься в Тео. Младший, конечно, неплох сам по себе, но двух Тео будет чересчур для этого мира.

Только сейчас можно было с уверенностью говорить о том, что ночь наконец-то закончилась, пусть по часам она уже давным -давно уступила позднему утру. Тай никогда не боялся ответственности, но нынешней ночью ее оказалась чересчур много, больше, чем он привык. Хоть рядом и были люди, на чье решение можно было положиться, были такие моменты, когда решать нужно было самому, потому что это было правильно. И Дин Ли стал всего лишь отправной точкой в череде этих правильных решений, и сколько их еще будет в будущем?

Тай машинально потер ободранное ребро ладони. Одна его часть жаждала унести произошедшее под утро в металлическом грузовом контейнере в могилу, вторая часть - все рассказать отцу. И первые Тай не знал, как будет правильно - промолчать или рассказать. Он не считал, что своим поступком должен гордиться и трубить о нем на всех углах, с другой стороны, отец тоже через это проходил, и знает, как бывает. И Тай был бы не против послушать опыт прошлых поколений.

- Скажи тогда эскулапу, чтобы принес нам что-нибудь с кухни, чем греть уши под дверью, - сказал Гунмао.

Он старался говорить тихо, чтобы не разбудить Тео, хоть тот и вымотался так, что его небось и военным оркестром было не поднять. А еще Гунмао чувствовал, что Тай был готов говорить о прошедшей ночи. Он уже дважды сказал о том, что произошло что-то важное и серьезное, но обошелся при этом намеками.

Есть вещи, которые сыновьям лучше объяснить самому, а не ждать, когда они все поймут из своего опыта или узнают от ровесников или по слухам. К таким вещам относились, например, отношения с женщинами. В случае с фу шан шу и его сыновьями к ним же относились особенности работы на триаду, особенно в тот момент, когда пацаны переходили от чистки картошки на кухне лунтао к тем делам, которые караются по всей строгости уголовного кодекса.

- Рассказывай, будет легче, - сказал Гунмао, внимательно посмотрев на Тая.

Он знал, что сын и так поймет, о чем его спросили. Просто есть вещи, которые кажутся не до конца случившимися, пока о них не скажут вслух. О делах триады вслух вообще говорить не принято, но в данном случае своеобразная исповедь помогла бы Таю не остаться наедине с трудными мыслями и переживаниями. Человеческая натура так устроена, что убийство вызывает ощущение тошнотворной неправильности на каком-то биохимическом уровне. Просто в некоторых ситуациях оно является единственной правильной реакцией на неправильную ситуацию. А потом учишься забивать на биохимию, потому что реакция на то, что кто-то в который раз пытается убить тебя, намного ощутимее. На смену подсознательному гуманизму приходит единственно возможный для инфорсера закон джунглей, и все в какой-то мере становится на свои места.

Ему было бы легче самому сходить вниз и попросить, и принести, и сделать все остальное, чем сказать эскулапу, чтобы тот метнулся за едой на кухню. Но с фу шан шу, понятное дело, не спорят, особенно в такой ерунде, когда кто-то должен сбегать за пивом или чем-то посущественнее. Тай докурил и поднялся, чтобы найти в коридоре врача и передать ему слова фу шан шу. а потом вернулся обратно. Тео, конечно, расстроится, что пропустил все самое интересное, особенно завтрак или его подобие, но старший из близнецов не хотел будить брата, а дать ему возможность немного отдохнуть. Тео и так отдежурил дольше положенного.

Тай исподлобья, как когда-то в детстве, посмотрел на отца, словно раздумывая над тем, достоин ли он того, чтобы ему рассказывать, или все же будет лучше промолчать. Естественно, вопрос стоял не в том, достоин или нет, а рассказывать или нет. Проблема ещё была как это рассказать. "Папа, я сегодня убил человека" - звучало как-то не очень. "И, возможно, даже не одного" - вообще финиш. Не то, чтобы папа как-то такому откровению удивится, это просто даже звучало как-то уже ненормально. Но тут не подберешь мягкую форму изложения событий, тут все как ни скажи - будет ненормально звучать. Это не назойливого таракана в ванной прихлопнуть (бегал тут один с утра, задорно выглядывая из-под раковины).

- Я застрелил того синего фонаря, который тебе звонил, - вышло не лучше, чем "папа, я сегодня первый раз убил". Обычно с "первым разом" к папе идут после совершенно других достижений, гордым донельзя, а Тай вот приходит только когда кого-нибудь убьет. Все справедливо, в общем-то. Именно этого от него и можно ожидать.

Тай заговорил не сразу, он выдержал паузу, выразительно посмотрел, как когда-то в детстве, и только после этого произнес фразу, которую мало кто из отцов имеет возможность услышать. Не повод праздновать, но поворотный момент в судьбе старшего из близнецов. При этой сцене не хватало Баи лаоши, чтоб довести ей до инфаркта и одним выстрелом решить две проблемы. К слову, ответить на подобное признание не проще, чем его произнести. Выбирая между "молодец, сына" и "улики все убрали?", Гунмао сначала кивнул, и лишь после этого заговорил.

- Правильно сделал. Он говорил что-нибудь? - спросил Кот.

Можно было расспросить Тая о том, как он себя чувствует, как ему спалось, и каково вообще ощущать себя начинающим убийцей, но ни к чему. Были причины, почему жизнь этого синего фонаря должна была оборваться именно этой ночью. У Тая были причины стать тем, кто эту жизнь заберет. Все прочие сантименты будут иметь значение лишь в том случае, если Тай сам захочет поговорить о своих эмоциях (Гунмао был достаточно самонадеян, чтобы считать себя одним из немногих людей, с кем его старший сын может в принципе демонстрировать способность испытывать эмоции).

Гунмао затушил докуренную до фильтра сигарету. Он хотел закурить следующую, но голова немного кружилась, а Кот надеялся не терять сознание хотя бы до завтрака.

Во взгляде Тая скользнули хищные искры - он принял свою роль в этой игре. Говорил об устраненном синем фонаре с похвальным для первого мокрого дела цинизмом. Далеко пойдет.

- Сто тысяч юаней? - недоверчиво переспросил Гунмао.

Это огорчало. Обижало даже. Жизнь фу шан шу стоит намного больше, а синие фонари в Тяньцзине даже разучились понимать, какие деньги можно считать большими. Впрочем, в свое время зарплату в пятьсот юаней в день сам Гунмао считал огромными деньгами. Но жизнь фу шан шу он тогда не стал бы оценивать в денежном эквиваленте, потому не только дожил до нынешнего солидного возраста, но и добился того, что Тигр сейчас лично примчался искать его в Тяньцзине.

- Нам в свое время за трехзначных старого Кима и то больше платили. Правда, не за телефонные звонки, а за работу "под ключ". А тут даже обидно, - Кот фыркнул. - Кстати, а что с жибенями? Нашли?

Ему было любопытно, сколько он успел положить или хотя бы ранить во время перестрелки. И насколько это было сопоставимо с более чем скромной оплатой за его шкуру.

Папа кажется, оскорбился такой ценой, и Тай едва не усмехнулся недоверию, слышимому в его голову. Не так ныне фу шан шу пекинской семьи востребован, раз на нем экономят. Тай лично придерживался той точки зрения, что тут не все так просто, и японцы не зря назначили именно такую сумму. Война с Асакой длится уже очень много лет, и пока не в пользу многоуважаемого господина из Страны Восходящего Солнца, но понять, что творится в голове у японских чертей - это проще застрелиться, потому что жибень гуйцзы - уже звучит как диагноз. И нужно решать проблему по мере ее поступления, сейчас в порту будет тихо, надолго или нет - время покажет, пока можно расслабиться и наконец с облегчением осознать, что в ближайшие пару дней отцу угрожает только возможность долго болеть в отсутствии большого брата. И болезнь эта не будет иметь никакого отношения к двум некогда оказавшимися смертельными ранам.

- Конечно. Четверо, один из них раненый, хотели уйти через порт. Не ушли, - в том бою он не сделал ни единого выстрела, даже несмотря на то, что предпринимал подобные попытки. Но он не был уверен, что должен рассказывать, каким именно образом внес свою лепту в месть японцам. Отношения с землей и ее использование были для Тая чем-то очень личным, куда он никого не хотел пускать, даже Тео, и он бы предпочел не объяснять ход своих мыслей в той ситуации. Просто потому что он не знал, как облачить в слова все то, что он чувствует, когда использует магию земли. Все сказанное им вслух будет выглядеть глупо и довольно смешно. Он как-то пытался объяснить, но очень быстро понял, что это бесполезно. И, если лунтао захочет, он сам расскажет своему заму, как там вел себя Тай и что он сделал.

Постучавшись, вернулся врач с подносом какой-то разнообразной домашней еды - от мисок шел густой пар. Пожалуй, раз в жизни можно сделать исключение и нарушить свои собственные принципы есть только на кухне.

Кот самодовольно улыбнулся, услышав, что японцев было четверо, один из которых раненый. Будут знать, жибени чертовы, как назначать за голову фу шан шу триады Пекина какие-то смешные сто тысяч юаней. Он еще не разучился стрелять, несмотря на немолодой возраст. И вообще, опыт не пропьешь.

- А было семеро, - сказал Гунмао. - Так что я еще тоже стрелять умею.

Тут появился здешний эскулап, который принес еду. Он расставил все на тумбочке, где с трудом умещались миски и приборы на двоих. Послушный, что для врача триады похвально, но бесполезно. Сина вот не посылают за едой и пивом, его даже слушаются. Кот подумал, не послать ли гонца еще за ромом, но решил, что успеется, и подобные мероприятия логичнее устраивать после отъезда большого брата из Тяньцзиня.

Гунмао взял в руки одну из мисок с рисом, положил в неё еще горячие острые морепродукты и принялся есть, стараясь приспособиться так, чтобы шея меньше болела при каждом движении. В какой-то момент он поморщился и провел рукой по повязке. Врач обернулся и спросил, не нужно ли обезболивающее.

- Нужно, тай ло уедет и принесешь, - ответил фу шан шу.

- Я могу и сейчас, - возразил врач.

- Сейчас не надо. Тай ло уедет, сгоняешь к Вану сяншену за ромом, - сказал Кот.

- А обезболивающее? - удивился здешний эскулап.

- Иди пока покури лучше, - фыркнул Кот.

Врач удивился, но послушно вышел из комнаты. Гунмао решил, что это был кто-то новый, потому что в Тяньцзине пацанов нередко подстреливали, и тот, кто их потом чинил, вряд ли мог надолго остаться столь наивным.

Действительно, хоть какое-то утешение за две-то пропущенные пули - знание того, что в ответ ты застрелил троих, да еще и четвертого ранил. Вот тут можно было снисходительно на отца посмотреть, точь в точь на младшего брата, но Тай сегодня было просто чудо каким сдержанным, поэтому ничего не сделал, только пересел с края кровати на второе кресло, пододвинув его ближе из угла - раньше в нем обитал местный живодер. а сейчас живодера отправили погулять весьма конкретным текстом и кресло можно было использовать по своему усмотрению. Тай его использовал по прямому назначению, то есть в качестве посадочного места. А пока он двигал кресло, отец уже разворошил содержимое мисок, и старший из близнецов вновь почувствовал запах рыбы и прочих морепродуктов.

- И тут рыба, - раздраженно заметил он. Рыба добила. Рыба свежая, рыба тухлая, рыба в остром соусе, рыба так, рыба эдак, рыба-как-хотите-так-вам-ее-и-завернем. Честное слово, он обычно любил морепродукты, да и вообще был в принципе всеяден, как и любой уважающий себя китаец. Но тут рыбы было чересчур много, особенно той, которая стухла еще неделю назад и особенно в сочетании с запахом гниющих водорослей. Непередаваемое амбре, хуже только в ресторанах корейской кухни. - В порту есть хоть кто-нибудь без плавников?

Тай почти вытащил пачку сигарет из кармана, но в последний момент передумал и все же поискал среди мисок что-нибудь менее рыбное и более куриное желательно с овощами и острое, что могло бы перебить запах рыбы. А ведь когда-то он считал, что ему нравится сычуаньская кухня. где все, даже то, что явно не рыба, пахнет рыбой. Вкусы, оказывается, меняются.

Гунмао усмехнулся на вопрос Тая. Мясо в порту было роскошью, а вот рыбой во всех вариантах местные кулинары и торговцы очень гордились. Кот нормально относился к хорошо приготовленной свежей рыбе. К этой ее он привык с детства, он воспринимал хорошее рыбное блюдо как нечто, чего он добился в жизни. Но Тай явно устал за эту ночь от порта.

- Есть, креветки и мидии, - ответил Гунмао. - Мясо тут редко едят, его нужно заказывать у поставщика, а морепродукты есть всегда. И лучше есть рыбу, чем это мясо.

Он знал, о чем говорил. Свинина и говядина традиционно были перемороженными и оттого безвкусными. Овощи чуть лучше, но все равно так себе. Курица была либо перемороженная, либо жилистая, будто до этого выиграла чемпионат мира по легкой атлетике. Синяя птица. Словом, в порту Тяньциня Кот предпочитал есть морепродукты. У Кайши были связи и деньги, чтобы достать приличные продукты, но тут были свои представления о съедобности еды.

- Тай ло уедет домой, и попросим эскулапа принести ром, с ним все более съедобно. Он тут реально хороший, - сказал Гунмао.

Креветки и мидии. Удивительная роскошь. Тай пристально посмотрел на миски, желая, чтобы это все превратилось в свинину и курицу. Ему казалось, что даже "это мясо" будет лучше рыбы и прочих морских гадов. Но чуда не случилось, волшебник не прилетел, рыба в мясо не обратилась, придется есть так. Голод оказался все же сильнее нежелания видеть рыбные блюда. Тай наложил на рис креветок в остром соусе и постарался не обращать внимания на то, что именно он ест. Креветки, в сущности, вообще ни в чем не виноваты, просто попали в морепродукты, к ним у Тая не было никаких претензий.

- Тебя сначала искали в другом доме. Низкий длинный барак в паре кварталов отсюда, - вспомнил он. Тогда его этот вопрос дюже интересовал. Если это не было домом отца, почему его искали именно там, хотя на самом деле он когда-то давно жил в одной из многоэтажек, сейчас определенных под снос. По сути дела, Тай почти ничего не знал о том, как отец жил до того момента, как перебраться в Пекин Знал что-то, что он сам рассказывал, но в общую картину это не очень складывалось. наверное, как любому человеку достаточно юного возраста, ему было сложно представить отца не взрослым мужчиной, уважаемым, обеспеченным, женатым и, словом, тем, кем он был сейчас, а парнем лет шестнадцати-восемнадцати, как они с Тео. Это, кажется, было так давно.

Вокруг отца вообще всегда ходили легенды, и в реальности определить, что там правда, а что нет - не всегда предоставлялось возможным. Наверное, тоже была какая-нибудь байка, а потом ее все стали принимать за чистую монету.

Со слов Тая Гунмао понял, почему помощи не было так долго. Практически все в семье знали, откуда он родом, но разве что Тигр знал все наверняка. Остальные слагали и пересказывали легенды о детстве и юности фу шан шу, в которых правды с каждым годом становилось все меньше. Теперь оказалось, что и дом никто в порту наверняка не знал. Кот не следил за достоверностью баек и нехотя отвечал на вопросы братьев о своем прошлом. Им было достаточно знать, как он поднялся в семье. Все прочее было либо лишним, либо личным. Особенно та часть, что касалась Юна, потому что есть шрамы, которые остаются на всю жизнь. И не хочется, чтобы каждый синий фонарь в порту рассказывал новичкам под пиво реальные истории, в которых самодур фу шан шу внезапно становился обычным человеком.

- Среди людей Кайши нет никого, кто застал бы меня в Тяньцзине. Он сам тоже позже пришел в семью. Так что все, что рассказывают обо мне в порту - местные байки, - объяснил Кот. - Из всей семьи в доме моей матери бывал только тай ло. Но какой-то дом, где я жил, тут любят показывать гостям из столицы. Видимо, не тот.

Он запил острые креветки чаем, который был терпимым, хоть и значительно хуже того, что Гунмао обычно пил в Пекине. В мотеле не готовились к приезду столичного начальства, иначе здесь был бы какой-нибудь хороший фуцзяньский улун, а на столе помимо рыбы и морских гадов было нормальное мясо.

- Я окончательно переехал в Пекин когда был как вы с Тео сейчас, в восемнадцать лет, как школу закончил. Тогда и клятвы принес, - Кот усмехнулся собственным мыслям. - Так что вы дослужились до сорок девятых в том же возрасте, что и я.

Он хотел сказать "мы с Юном", но осекся. Решил, что это сравнение будет неправильным. Пусть небеса будут милосердны и позволят и Таю, и Тео еще до тридцати получить трехзначные номера, а там можно и до фу шан шу дослужиться, ведь их в семье может быть четверо.