Акт второй, сцена первая: Между небом и землей

Пекин Миладе показался слишком скучным и пресным. Душа требовала экзотики и чего-нибудь эдакого, чтобы значит увидеть, загореться и забыть обо все на свете. Так что проведя в городе пару дней, чешка рванула за экзотикой. А какое место в Китае самое экзотичное? Правильно – Тибет. Лама, йоги (или это в Индии?), монахи, какие-то непонятные мантры и чудеса. Одним словом – таинственный Восток во всей красе. Есть где развернуться творческому человеку. Долгие сборы и планирование было совершенно не в духе художницы. Поэтому она решила, что едет на Тибет, в течении пятнадцати минут побросала в саквояж то, что может ей понадобиться (а именно то, что первым попалось под руку), еще полчаса потратила на то, чтобы «навести лицо», а еще через полтора часа уже эмоционально убеждала девушку у стойки регистрации, что ей вот сейчас же немедленно нужен самолет до Лхасы. Причем делала это с таким апломбом, будто если самолет не летит, она его купит и заставит полететь именно туда, куда требуется. На счастье всех работников аэропорта и самолет, и даже билет на него отыскался и ждать долго его не пришлось. Так что на борт Милада поднималась в самом счастливом расположении духа. Она забросила свой саквояж наверх, заняла место у иллюминатора, не мало не заботясь о том, что согласно билету должна была лететь с краю и уставилась на посадочную полосу. Обзор загораживало крыло самолета, так что интерес к видам она потеряла практически мгновенно и принялась разглядывать занимающих свои места пассажиров, причем делала это весьма откровенно и бесцеремонно.

Повторная поездка по уже известному маршруту представлялась Ровене практически рутиной. Все было отлажено, какие тут могут быть сбои? Вместо этого она мысленно перепроверяла выстроенный ею по карте маршрут, отыскивая более оптимальные варианты. Тратить лишнее время ей совершенно не хотелось. Погруженная в свои мысли, она мельком глянула на билет, определяя свое место в самолете и двинулась вперед по проходу. Люди продвигались медленно, суетились. Кто-то резко тормозил, начиная то перекладывать вещи, то меняться с кем-то местами. Ровена останавливалась, ожидала и двигалась дальше. Вот кто-то попросил пропустить его обратно, так как он перепутал места. Женщина фыркнула про себя, в которой раз поражаясь людской безалаберности и несобранности и остановилась возле нужного ей ряда. И тут обнаружилось, что незабвенный человеческий фактор успел вмешаться в отлаженный механизм и создать очередной неуправляемый очаг хаоса. Ее место было занято. Нет, Ровена не стала сверяться с билетом, проверять действительно ли она остановилась именно там, где нужно. В этом не было никакой необходимости – она и так прекрасно знала, что ошибиться не могла. Ее брови неумолимо поползла вверх, а лицо приняло такое выражение, будто заглянув в сахарницу, она вдруг обнаружила там таракана.

- Это мое место, - женщина говорила уверенно, при этом она опиралась на спинку кресла, немного нависнув над «вторженкой».

Милада капризно надула губы и показательно вздохнула – ну что вы так грубо, в самом деле-то, подумаешь место заняли! Села бы на другое и вся недолго. Она оценивающе посмотрела на хозяйку экспроприированного ею кресла и даже поморщилась. Сушеная вобла и старая дева – именно такой ярлычок она мысленно привесила на эту блеклую дамочку. Нет, в паспорт она не заглядывала и ясновидением не владела, просто уже давно для себя решила, что если женщина так вот недовольно поджимает губы при виде другой красивой женщины, то у нее либо увели мужа, либо его никогда не было, в данном же случае верно было скорее второе – если бы Грэйсемноу была мужчиной, она бы на такую не позарилась.

- А мне это больше нравится, - чешка очаровательно улыбнулась и похлопала глазками, ей было интересно, будет ли эта дамочка настаивать на своем. К тому же до отлета осталось не так много времени и другие пассажиры стали возмущаться из-за того, что не могли пройти к своим местам.

- Какая разница, - она небрежно двинула плечиком, - Сядьте куда-нибудь еще, - художница будто бы и мысли не допускала, что кто-то ей будет возражать или ослушается «королевского» повеление. Разве она просит чего-то невозможного? Правда, оставалась возможность того, что с ней захотят поспорить или закатить скандал на весь самолет. Такого исхода она не боялась – больше людей вокруг, больше эмоций. Что может быть интереснее?

Что вопрос решить быстро и полюбовно не удастся Ровена поняла практически сразу - стоило только мимолетно коснуться мыслей брюнетки, где прямо-таки светилось предвкушение скандала и разборок. Но доставлять той такое удовольствие женщина точно не собиралась. Она всего лишь хотела тихо и спокойно долететь до Лхасы.

- Вы так хотите быть похороненной под моим именем, если самолет упадет? – стоило ей оказаться на борту самолета, так первым, что приходило Кунц в голову, было то, что он может упасть. Ровена определенно боялась летать, хоть и не признавалась себе в этом. И именно этот подсознательный страх она и озвучила, стараясь вывести из равновесия свою "оппонентку". Впрочем, кто мог счесть это за своеобразное проявление чувства юмора. Блондинка чуть наклонилась вперед, впиваясь взглядом в ловко накрашенное лицо собеседницы, желая увидеть реакцию во всех подробностях и ничего не пропустить. Нет, она не рассчитывала, что та испугается и убежит. Но интересно, как среагирует. Если уж скандалить – то по ее правилам.

- Я вот под вашим не желаю совершенно, - и она брезгливо поджала губы, словно столкнулась с чем-то на редкость неприятным и недостойным ее. Где-то глубоко внутри нее начало оформляться желание просто приказать – заткнуть это наглое создание и даже может быть заставить извиниться. Но это потребовало бы сил, которые терять Ровена сейчас считала себя не в праве. У них найдется применение более достойное, чем одна выскочка. Между тем шум в салоне нарастал и к месту разборок спешила стюардесса.

Чешка невольно вздрогнула и тут же разозлилась. Шутки такого рода ей совершенно не нравились, да и в данный момент услышать что-то подобное было как-то очень уж дико. Она была не из пугливых, но нарисованная картина была неприятна. Эта противная дамочка словно мысли ее подслушала – Милада действительно не хотела, чтобы ее похоронили под именем такой вот бледной моли. Нет уж, у нее будут пышные похороны и куча рыдающих поклонников, но это будет нескоро, потому как художница слишком любила жизнь и совершенно не представляла, что может умереть. Как в таком случае мир обойдется без нее? И вообще - шокировать окружающих своими действиями и высказываниями - ее законная прерогатива!

- Не имею желания, чтобы меня закопали где-нибудь под забором за счет государства, - она одарила блондинку злобным взглядом и демонстративно фыркнула, - Но я все-таки буду сидеть у окна, - не так уж ей было надо это самое окно, из которого ничего кроме крыла видно не было, но тут дело было в принципе. Упрямство просто не позволяло лишить дело миром. И Милада в ответ впилась взглядом в лицо «соперницы», усиленно прожигая ее взглядом. На мгновение ей почудилось, что ее сейчас ударят – мелькнуло в глазах блондинки что-то такое, опасное и безжалостное. Но чешка только ровнее выпрямилась в кресле – что она ей сделает здесь, где так много людей вокруг.

Грэйсемноу долго играть в гляделки не стала, практически сразу повернулась к подошедшей стюардессе и в ответ на вопрос о том, что же тут происходит, тут же громко, на весь салон выдала:
- А она мне угрожает! – и улыбнулась, весело и дурашливо, как школьница, нажаловавшаяся учительнице на соседа по парте, который дергает ее за косы. Ну, что ты на это скажешь?

И что ей спрашивается делать в такой ситуации? Плакать или смеяться? Ответа на этот вопрос у Ровены пока не было, слишком уж происходящее напоминало какой-то фарс и вообще развивалась в каком-то непонятном ей ключе. Она уже мысленно пожалела, что затеяла этот спор – где именно сидеть разницы не было, но упрямство и принципы способны на страшные дела.
Кунц развернулась к стюардессе и продемонстрировала свой билет, никаких «выкриков с места» она вроде как и не замечала.

- Я всего лишь хочу сесть на свое место, а эта мисс, - она мотнула подбородком в сторону брюнетки, - Не хочет мне его уступать, - говорила немка спокойно, с теми бесконечно терпеливыми интонациями, с которыми люди общаются с умалишенными. Вся эта ситуация вообще отчетливо отдавала сумасшедшим домом, что блондинке совершенно не нравилось. Она любила когда все спокойно, ровно и, желательно, под ее неусыпным контролем. А тут - ну прямо бардак какой-то. Когда-то давно, Кунц в подобной ситуации могла совершенно растеряться, начать заикаться и мечтать залезть куда-нибудь под стол. Сейчас она вполне ухитрялась сохранять внешнее спокойствие и видимость уверенности в себе, но где-то внутри все равно продолжала жить маленькая растерянная девочка, и Ровена готова была стоять насмерть и по-глупому спорить, все, что угодно, только бы она так и оставалась где-то глубоко внутри и не вылезала на поверхность.

Стюардесса посмотрела на билет, потом на нумерацию кресел. Билет действительно соответствовал месту, занимаемому второй женщиной. Ровена забрала свой билет, демонстративно сложила руки на груди и с превосходством взглянула на оппонентку.
- Покажите ваш билет, - обратилась стюардесса уже к брюнетке.

Милада с неохотой протянула свой билет, ее так и подмывало сказать, что она его потеряла, но в этом случае ее скорее всего вывели бы из самолета, а в планы чешки не входило остаться сегодня на земле.
- Да, он на другое место! – драматически провозгласила она, - Но я не могу там сидеть! Совершенно не могу! Мне будет плохо! – для достоверности Милада готова была побиться головой о стену, но боялась испортить прическу. В данном случае она безбожно врала – никаких проблем ни с каким видом транспорта у нее не возникало, вестибулярный аппарат художницы позволил бы ей и в космос летать без особых трудностей. Но какое это имело значение? Она хотела сидеть здесь и все тут. Для достижения же желаемого хороши все средства и вранье самое невинное из них.

Стюардесса посмотрела в начале на одну, потом на другую женщину с таким видом, будто у нее разом заболели все зубы. Милада решила, что той уже надоели недовольные европейки или что у нее давно не было выходных.
- Место на другом ряду возле окна свободно, давайте я отведу вас туда? – предложила она после недолгих раздумий.

Грэйсемноу задумалась. Уступать не хотелось, но и аргументов в пользу того, чтобы остаться не было. К тому же до вылета осталось совсем немного времени, а задерживаться дольше необходимого на земле не хотелось.
- Ох, ну ладно, - протянула она так, будто сделала всему миру величайшее одолжение и поднялась с кресла, вылезая в общий проход. При этом чешка как бы невзначай сильно толкнула бедром «соперницу», хотя бы таким образом выражая свое недовольство от ситуации.