Дежавю

Единственной полезной информацией, которую Ровене удалось узнать относительно поисков неизвестного монастыря было примерное направление, в котором уходили и приходили монахи. Этого явно было недостаточно для того, чтобы быть уверенной в успехе запланированного мероприятия, но все же было лучше, чем ничего. Еще женщина надеялась, что к цели ведет хоть какая-нибудь дорога, не по воздуху же они перемещаются! Вот только она была сугубо городской жительницей и на природе ориентировалась из рук вон плохо, так что вряд ли была способна отличить дорогу, проложенную людьми от звериной тропы. В любом случае, выбора у нее не было. Дорогу осилит идущий. Профессор Кунц поудобнее пристроила сумку на плече и направилась вперед. Если верить местным, где-то там еще должно быть озеро, к тому же, недавний обвал произошел как раз где-то в тех краях.

Рыхлая почва, красноватые скалы и не очень богатая растительность. А еще очень много пыли. Ровена не видела в окружающем ее пейзаже ничего очаровательного или просто приятного глазу, а особенно ногам. Нет уж. Сколько бы плохого не говорили о городах, но ей больше по душе асфальт под ногами, чем нечто, что здесь называют дорогой. Хотя она вполне могла и сбиться с нее. Женщина споткнулась, взмахнула рукой, удерживая равновесие и выругалась сквозь зубы. Затея с походом, причем без местного проводника определенно являлась глупостью, о чем она только думала? Странная утренняя уверенность, что идти нужно одной, растаяла как ледышка под лучами полуденного солнца, сменившись здоровым скептицизмом. Ровена притормозила, перевязывая заново резинкой растрепавшийся хвост, и двинулась дальше. Вот дойдет до того поворота и отдохнет. В горле пересохло, хотелось пить и чего-нибудь пожевать, чтобы желудок не бурчал так недовольно. Она миновала поворот и неожиданно для себя вышла на небольшую открытую площадку.

Лхаса Миладу совершенно разочаровала или просто не попала в настроение. Все там было не так, как ей хотелось и представлялось: и улицы не такие, и люди неправильные, и пыли слишком много, и собаки не музыкально гавкали – одним словом все, что попадалось ей на глаза раздражало и выводило из себя настолько, что это окончилось сгоревшей в гостиннице занавеской, сработавшей пожарной сигнализацией и злобно шипящей гадюкой, спрятавшейся от всех и вся под кроватью. На этом свое знакомство с городом художница решила прекратить, а так как возвращаться в Пекин ей пока тоже не хотелось, то отправилась она куда-то неизвестно куда. Грэйсемноу просто села в приглянувшийся ей автобус, даже не удосужавшись посмотреть, куда он идет. Это было и неважно, важно, что небольшая деревенька, значавшаяся как конечная, ей понравилась. Милада сделала пару зарисовок, купила сувенир местного производства и непонятного назначения и отправилась покорять вершины, прихватив с собой этюдник.

Солнышко, четкие линии гор, под ее карандашом, превращающиеся в нечто изломанное, гротеское и будто бы застывшее в агонии – настроение стремительно ползло вверх и казалось никакие силы мира не могли его испортить. Разве что внезапно раздавшийся за спиной шум и приглушенная ругань. Милада всем телом, по-змеиному гибко повернулась к источнику и испытала ни с чем не сравнимое чувство дежавю, когда из-за поворота показалась печально знакомая по лхаскому самолету фигура.

- Скажите, а на камни в сдешних горах выдают билеты, и этот камень вы тоже претендавать будете? - она рассмеялась низким грудным смехом и с вызовом посмотрела на нарушевшую ее творческое уединение блондинку. Неожиданная встреча Миладу не расстроила, скорее это была одна из тех неожиданностей, без которых жизнь была бы пресной и банальной. К тому же за последние дни она настолько насмотрелась на азиатские физиономии, что видеть типично европейское лицо было даже приятно.

Смотреть на кого-то против солнца – занятие на редкость неприятное. Ровена прикрыла рукой глаза и прищурилась, стараясь рассмотреть, с кем же на этот раз она столкнулась. Голос и лицо никаких воспоминаний у нее не вызвали, об инциденте в самолете женщина уже успела забыть – слишком это было мелко и неважно на фоне волновавших ее вопросов. Но заданный вопрос освежил ей память настолько хорошо, что захотелось немедленно оказаться где-нибудь еще. Идти этой дорогой и без проводника было точно не лучшей идеей.

- И в мыслях не было, - сухо ответила Кунц на вопрос, демонстрируя, что шутку, если это была она, не восприняла от слова совсем. Да и ее тон должен был отбить малейшее желание беседовать дальше. Говорить вообще, а уж с этой дамой особенно, Ровена была совершенно не настроена. Она с радостью бы продолжила путь, но ей действительно было нужно немного передохнуть, а когда на дороге попадется следующее удобное для этого место было неизвестно. Поэтому блондинка все же поднялась на площадку и устроилась в теньке, достав из сумки бутылку с водой и бутерброд.

Милада обиженно хлопнула глазами, открыла и закрыла рот, ее подвижное лицо быстро сменило несколько неопределенных выражений, пока не остановилось на «оскорбленной невинности».

- И все-таки вы – хамка, - со вздохом сообщила она Ровене и отвернулась. Вот только вдохновение ушло и рисовать ей больше не хотелось, хотелось разговаривать. Но разговаривать сама с собой Грэйсемноу не любила и считала скучным и глупым занятием – ну что нового и интересного она себе скажет? Так что по всему выходило, что разговаривать придется с блондинкой. Но та с ней разговаривать не хотела. Художница поерзала на камне, поправила платье, черканула каблуком по камням, вырисовывая непонятные ей самой знаки, заскучала и снова нарушила тишину вопросом:

- Или вы до сих пор на меня сердитесь? – оскорбленную невинность сменило выражение «как можно сердиться на такую лапочку», - Все равно же в итоге по-вашему вышло, - Милада была совершенно незлопамятна и не понимала, как вообще можно на кого-то злиться дольше двух минут. Не понимала она и того, что могла оставить у кого-то настолько негативное вапечатление, что теперь и разговаривать с ней не хотят. Ожидая какой-нибудь реакции на свои слова, Грэйсемноу достала из сумочки зеркало и посмотрелась в него, проверяя состояние макияжа, а на самом деле следила за отражением Ровены. Интересно же, что та делать будет. И вообще – может она маньячка, как сейчас возьмет камень и даст по голове. Нужно на всякий случай быть начеку.

Тяжело вздохнув, и всем своим видом продемонстрировав, как ее все это печалит, художница убрала зеркало в сумочку и закрыла глаза, подставив лицо солнцу. Появления веснушек она не боялась и вообще как и любая змея любила греться на солнышке. Вот и сегодня место выбрала на самом солнцепеке.

Ответить сразу на высказанное обвинение в хамстве Ровена не смогла по одной простой причине – в этот момент она сделала глоток воды из бутылки и аж поперхнулась от возмущения. Пока она откашливалась, стряхивала с рубашки капли воды и восстанавливала дыхание, что-то говорить было уже поздно – Милада сидела к ней спиной и что-то рассматривала в зеркале. Кунц покачала головой и незаметно ущипнула себя за руку. Все происходящее напоминало какой-то бред. Может быть она перегрелась на солнце и это чудо в платье и на каблуках ей просто мерещится? Уж очень не вписывалась брюнетка в картину окружающего мира. Тем не менее руке от щипка было больно, затруднений в мышлении Ровена не испытывала, помутнения сознания за собой не замечала, из чего следовало, что все происходящее – дурная реальность и ничего более.

- С чего вы взяли-то? – следовало все-таки внести какую-то ясность в происходящее, пока оно окончательно не ушло за рамки ее восприятия, - Я вас вообще не знаю и второй раз в жизни вижу, - при этом Ровена искренне надеялась, что этот второй раз станет последним и продлиться не более тех пяти-десяти минут, которые она отвела себе для отдыха и перекуса.
В теньке было хорошо, она вытянула ноги, оперлась спиной о скалу, закрывая глаза и с удовольствием глотнула воды. Хотелось просто послушать тишину, посидеть и ни о чем не думать. Но, учитывая ее соседку, это было как-то из области фантастики. Но может быть ее все-таки оставят в покое?

- Вы со мной не разговариваете! – решив, что ей удалось усовестить блондинку и та теперь готова к диалогу, Милада тут же высказала ей все свои претензии, которые успела накопить за последние пять минут. Да, для нее то, что с ней не хотят общаться означало, что на нее обижаются, просто потому, что она сама именно так и демонстрировала миру свое негативное к нему отношение – лишала возможности слышать и созерцать свою персону.

- Милада Грэйсемноу, - тут же представилась чешка, отбивая таким образом тот аргумент, что ее видете ли не знают. Все – теперь не отвертеться. При этом она очень внимательно посмотрела на свою собеседницу, отслеживая, какое впечатление произведет ее имя. Слышала или нет? На ценителя авангардного искусства блондинка не походила, но кто знает, какие черти водятся в тихих омутах.

- А что вы здесь делаете? – Миладе было любопытно, что заставляет людей тащиться в горы. О том, что такое такт, личное пространство и неуместное любопытство она видимо не слышала вообще. Грэйсемноу хотела знать и пусть весь мир идет лесом вместе с его правилами и условностями.

- Я вот, например, ищу вдохновение. И виды тут чудесные. Есть где развернуться, - из причин своего пребывания на Тибете художница тайны не делала и готова была делиться информацией. Причем о том, нужна ли эта информация ее собеседнице она как всегда не задумывалась.

Вероятно единственной правильной моделью поведения при общении с Миладой было игнорирование, а Ровена это бездарно профукала, упустив момент и начав отвечать. Теперь остановиться и играть в молчанку было не в пример труднее, чем несколько минут назад. Стоило только удивляться тому, как талантливо ее втянули в совершенно ненужный диалог. Но отмалчиваться получалось с трудом – все паузы собеседница успешно занимала своими репликами, причем выдавала подчас такое, что молчать было никак невозможно – требовалось вносить ясность и коррективы.

- Это получается, что все кто в этот момент с вами не разговаривает, находятся в глубокой обиде и злости на вас? – голос блондинки звучал ядовито. Она терпеть не могла выслушивать то, что считала нелогичным и вообще сущей ерундой. Эта странная женщина была смешной в своей уверенности, что небезразлична всем до единого, но в тоже время безумно этой уверенностью раздражала, как соринка в глазу. Миру плевать на всех и каждого. Единственный, кому есть до тебя дело – это ты сам.

- Я наверное вас разочарую, но увы – и миру, и мне до вас нет никакого дела. И совершенно не за что обижаться, - Кунц с силой закрутила пробку на бутылке, так, что чуть не сломала резьбу и затолкала ее обратно в сумку.

Воспитание требовало представиться в ответ, но Ровена совершенно не хотела больше разговаривать. Она достала телефон и демонстративно уставилась на экран. Сеть здесь не ловило, так что в этом действии не было никакого практического смысла, кроме попытки сбежать от навязываемого ей разговора. Имя художницы было незнакомым, блондинка современным искусством не интересовалась в принципе, а то, что волей-неволей доводилось лицезреть, вызывало исключительно раздражение и искреннее удивление – как люди, которые совершенно не умеют рисовать могут зваться художниками? Хотя в данном случае стоило больше удивляться тем, кто ухитрялся находить в этом «творчестве» что-то привлекательное и платить большие деньги, за произведения, которые были вполне по силам и ребенку дошкольного возраста. Кунц же была поклонником классики и реализма в живописи.

Молчание однако ее собеседницу совершенно не смутило – она продолжала весело щебетать и выдавать новые вопросы. Ничего сверхсекретного в походе Ровены в горы не было, однако это совершенно не значило, что она готова была делиться своими планами с первой встречной, особенно, если она была ей неприятна.

- А вот это вас точно совершенно не касается, - долго заниматься таким бессмысленным занятием, как просмотр экрана телефона, на котором мерцала надпись «Нет сети», Кунц все равно не могла. Она убрала аппарат в сумку и поднялась на ноги. Долго сидеть на одном месте женщина и так и так не планировала, а уж в такой компании – скажите на милость, о каком отдыхе может идти речь?

- Ну знаете ли! – Милада зло сверкнула глазами и сжала кулаки. Такого пренебрежительного отношения к своей персона она терпеть не привыкла, а точнее вообще практически не сталкивалась. У нее были поклонники, были враги, но и тем и другим было до нее какое-то дело, неважно, с добром или худом, но они о ней думали, совершали какие-то действия. И кто не смотрел как на пустое место, не порывался отмахнуться как от надоедливой мухи и уйти просто потому, что скучно и мешает. Обычно уходила Милада – красиво, демонстративно хлопнув дверью и выбив стекло на прощание. Серое равнодушие раздражало, она буквально задыхалась от него, хотелось разорвать, сжечь его и наконец вдохнуть свежего воздуха. На вершине Тибетских гор ей неожиданно стало не хватать воздуха. Может быть дело было в климате и высоте, но сама художница видела корень своего не самого лучшего состояния в другом.

- Уж если наступила на больную мозоль, извиняться не буду, но не стоит всех равнять по себе, - она вскочила на ноги, не заметив, как разливающийся в районе солнечного сплетения жар поднимается вверх и обвивается огненными змейками вокруг рук. Милада злилась, не замечая, что на больную мазоль наступили как раз ей самой.

- Вобла сушеная! – выпалила она оскорбление, пока еще сдерживаясь, чтобы не запустить в ротивницу сгустком огня, как того в этот момент хотелось. Чешка усилила поток пламени, сжигая в нем свой гнев и раздражение и желая удивить и напугать необычным зрелищем. Пусть испугается и извиниться? Скажет, что неправа? Милада и сама толком не знала, чего именно хочет, но злость требовала выхода и она как всегда выбрала самый простой способ.

Ну надо же! Ей оказывается нужно было что-нибудь сжечь, чтобы пробудить хоть искру интереса к себе! Милада выпустила воздух сквозь стиснутые зубы, шипя при этом не хуже той гадюки, в которую иногда превращалась. Эта странная блондинка бесила ее просто до невозможности - только чешка настроилась на хорошую перепалку, как та опять успокоилась и смотрит теперь как на зверушку в зоопарке. И благоразумно не подходит ближе, чтобы бешеное животное не укусило ненароком. Грэйсемноу оскорбленно фыркнула. Пламя погасло и ей стало отчетливо прохладно, так что женщина обхватила себя руками и отвернулась в сторону. Весь запал, эмоции – будто бы исчезли вместе с потухшим пламенем.

- Видеть вас больше не могу, надоела! – теперь Милада вообще жалела, что заговорила с европейкой. И что вообще увидела ее в этих горах. Она злобно пнула попавшийся под ногу камушек и пожелала блондинке всяческих неудач, чтобы та не собралась делать. Это же надо было ухитриться испортить ей такой замечательный день! А она еще хотела подарить второй набросок от того рисунка, что начала после их встречи в самолете. Нет уж. Не дождется. Чешка не задумывалась о том, что и впрямь ведет себя как ребенок – она просто делала то, что хотела в данный момент. Но все равно каждое ее действие получалось слишком уж картонным, как напоказ.