Их нравы

На следующий день разговоры в деревне велись полушепотом, все многозначительно переглядывались и пытались понять, что делать дальше. Пасынок председателя около полудня пришел к Пуонг и позвал её на какой-то серьезный разговор, и они болтали за воротами часа два. Братья Квоны ходили серьезными и на удивление трезвыми. Нунг с матерью почти не показывались из дома, потому что чувствовали, что все соседи только за ними и смотрят. Только для Гунмао с дедом Кимом ничего не изменилось: они еще с утра сели беседовать за самогоном.

Уже во второй половине дня жизнь шла своим чередом, а госпожа Лян зашла к соседке за какой-то рассадой. Деревенские дети о чем-то перешептывались и в итоге решили, что председателя похитил злой дух ёбосан, который пришел за Нунг, но встретил её отчима. Вспомнив отдельные подробности ночного шума, дети окончательно убедились в правдивости этой версии, а взрослые и не возражали: их бы вполне устроило, если бы участковый поверил в японского духа.

- Как думаешь, госпожа Лян не заложит сына? – спросил Кот деда Кима.

- Нет, конечно. Один мужик в семье остался, не считая мелкого, кто её обеспечивать будет? – ответил старик. – Первая же начнет выгораживать. Тут тебе, китаец, не столица, тут все еще проще.

- Думаешь, она и раньше замечала, что он к Пуонг и Нунг пристает? – спросил Гунмао.

- Конечно, - дед Ким усмехнулся. – Все замечали, и она не слепая. Но чё сор-то из избы выносить?

- А чё пацан тогда сорвался? – удивился Кот.

- Он, может, и не замечал. Только вот, думаю, из-за Пуонг он психанул, а не из-за сестры. Видел сегодня уже только глаза продрал – шасть к ней разговоры разговаривать, - сказал старик. – Еще поди женится.

Гунмао не ответил. Он задумчиво допил остававшийся в рюмке самогон и поморщился, в очередной раз подумав, что скучает по нормальной выпивке.

В деревне, действительно, все было иначе. Все возвышенные сантименты, романтика отношений, уважение к личности или хотя бы жизни человека расшибались о реальность, которая сводилась к семи картонным домам и необходимости выживать в этой маленькой экосистеме. Выживание заключалось в том, чтобы всегда были деньги на еду и выпивку. Деревня была устроена так, что все всё видели, но предпочитали делать вид, что ничего не замечают. Спроси любого за рюмкой самогона, он расскажет подноготную о каждом местном жителе до двадцатого колена, если знает, что ты ничем им не повредишь. Правосудие тут было таким, о каком триада Пекина не могла даже мечтать: местные решали между собой, какой должна быть правда, а участковый мог лишь согласиться.

Отношения внутри семьи были похожи на кармическое испытание, а не на нормальные чувства между родственниками. Госпожа Лян, готовая обвинить во лжи дочь, лишь бы не обвинили мужа, после смерти этого самого мужа сильнее всего была озадачена вопросом о том, в сапогах его закапывать, или сапоги в хозяйстве сгодятся, а ему ни к чему уже. И чем больше Гунмао присматривался к местным, тем меньше они в его понимании были похожи на людей. Вроде как и можно было поболтать и выпить с Квонами или дедом Кимом, но уже опасаешься, чего можно ждать от них.

Гунмао не был нежной фиялкой, он отсидел две ходки и нарушил немало статей уголовного кодекса. Он воровал, убивал и отправлял людей на верную смерть. Но он не мог представить, как глубоко жизнь должна втоптать в грязь, чтобы было настолько все равно. Чтобы морали вообще не осталось, только полузвериные инстинкты. Когда каждого второго здесь хочется встряхнуть за грудки: «Эй, это ж твои родители/дети/братья/сестры!». Когда хочется набить кому-то морду, чтобы поняли, но понимаешь, что все равно не поймут.

Не научишь любить и уважать мордобоем, не воспитаешь то, чего не воспитала жизнь. Гунмао казалось, что его окружают призраки. Реальность была одна: вечером, когда солнце клонилось на Запад, он выходил в непаханое поле за воротами деревни и смотрел, как оранжевое светило лениво ползет за горизонт. Как бы пьян при этом ни был Кот, каждый вечер он смотрел на это солнце, зная, что хоть это обещание, которое он дал Кошке, он способен сдержать уже сейчас.