Вера

Несмотря на усталость, Ян понимал, что этой ночью он не заснет. Слишком многое нужно было осознать, и сейчас Лю интуитивно понял, что нужно идти в храм. Он много лет не молился, и даже толком не умел, просто доверился собственным ощущениям. На площади было темно, лишь пара светильников на воротах и у входа в сам храм слегка разгоняли глухую тьму осенней ночи. Было тихо, даже слишком. Ян зашел в храм, при этом дверь чуть слышно скрипнула. Возле статуи горели светильники, а свечи были потушены на ночь. Он поклонился и подошел к огромному изваянию Будды Шакьямуни, возвышавшемуся в центре храма. Сел на колени на циновку и некоторое время просто смотрел на статую, пытаясь понять, что нужно делать. У него было слишком много вопросов, на которые было слишком мало ответов. Будду называют Великим Учителем, и, пусть статуя не заговорит, Ян понимал, что сможет получить нужные ответы. Он сложил руки в молитвенном жесте и поднес их ко лбу, прикрывая глаза. Он не помнил текстов молитв, не знал правил, по которым их стоит читать, его никто не воспитывал в религии, а уж вся его жизнь проходила далеко от церкви. Все, что он чувствовал, было интуитивным ощущением, что тот, кого называют Великим Учителем, может его слышать. Как слышал бы, например, старший брат, которого у Лю никогда не было.

- Я не знаю, как говорить с тобой, но ты меня слышишь, а я хочу научиться слышать тебя. Прости, что обращаюсь к тебе только сейчас, и не думал о тебе тогда, когда совершал ошибки. Своей жизнью я не заслужил ни твоей любви, ни твоей милости, но я прошу тебя дать мне ответ, в чем виновата она, что вынуждена платить за мои грехи? Дай мне разум, чтобы я научился не приносить ей новых страданий. Никогда прежде я не думал о том, как мои поступки влияют на других, я виновен за это перед тобой и готов платить за эти долги. Наверное, я не достоин того, чтобы просить тебя о чем-либо, но она не заслуживает того, чтобы страдать из-за меня. Что это, дар, наказание, или путь? Я не могу повернуть вспять время и исправить то, что уже совершил, но что мне делать сейчас, для того, чтобы ты не напоминал мне о моих ошибках её страданиями? Кровь с моих рук не отмыть вечность. Я ничего не взял из той жизни, но готов расплачиваться за неё сам. Научи, дай мне разум. Восьмой год я ищу тебя, пытаясь услышать, и за это время не научился не совершать ошибок. Когда мне показалось, что я оставил прошлое позади, я ошибся вновь, допустив её беременность, а затем уехав от неё на эти восемьдесят два дня. Ты послал мне её, как ангела-хранителя, спасшего мою жизнь и мою душу, но я вновь совершаю ошибки, не зная, как обращаться с этим бесценным даром. Она снова в опасности и снова из-за меня. Если ты меня слышишь, если ты есть, если понимаешь меня, прошу тебя, сохрани жизнь ей и ребенку, которого она любит. Я не прошу тебя не забирать их у меня, потому что знаю, что не заслужил права просить что-либо для себя. Для неё, она и так пережила слишком многое. Она способна верить и любить, не тому ли ты учишь, что заставляешь её за это платить, её, а не меня, всей жизнью нарушавшего твои заветы?

Светильники едва заметно трепетали. Ян открыл глаза и посмотрел на лицо Будды, спокойное и просветленное, огромное, находившееся высоко под сводами храма. Те, кто ставил здесь статую, будто заставляли всякого, кто входит в этот зал, чувствовать величие Учителя, по сравнению с которым любой человек ничтожно мал. Будда – не правитель и не требует подчинения. Его нужно уметь слушать и слышать. Говорят, он любит всех. Но как-то странно он любит, заставляя одних страдать вместо других. Возможно, Ян был сейчас зол на него, возможно, на себя. Вода прорвала плотину и начала затапливать равнину, на которой не было русла. Она разливалась, впитывалась в землю, металась между камней, трав, щелей пересохшей почвы, но никак не могла найти новое направление. Вся равнина была для неё слишком велика, каждая отдельная трещинка казалась слишком мелкой. Пыль пересохшей земли заставляла воду мутнеть, замедлять бег, переносить случайно подхваченный мусор, в то время как потоки в хаосе метались, не понимая верного направления. Вода продолжала литься на равнину, но тут же искала, куда сбежать, спрятаться от этой глади, найдя тихую низину, которая станет руслом.

- Научи меня жить другой жизнью. Научи слышать тебя до того, как я буду совершать ошибки. Научи меня не причинять боль той, кого я люблю, дай мне понять и принять все, что сейчас происходит. Ты милостив, я прошу милости для неё, не для себя. Я бежал от тебя, сейчас я пришел к тебе. Я благодарен тебе за то, что ты позволил мне понять, как я ошибался. Я прервал много жизней и сломал много судеб, эти грехи мне не исправить за всю оставшуюся жизнь, какой бы долгой она не была. Я виноват в том, что позволил ей быть со мной, что заставляю страдать единственного человека, который мне по-настоящему дорог.

Лицо статуи оставалось неизменным, что логично. Ян подсознательно чувствовал силу, наполнявшую храм, и с каждой минутой ощущение того, что его видят насквозь и слышат, лишь возрастало. Но это не добавляло спокойствия, Лю понимал, что не заслужил милостей от Будды. Сейчас ему казалось, что он смотрит на свет через стекло, которое перепачкано черными и бурыми пятнами прошлых поступков, которые мешают ему увидеть и принять этот свет. Он сам выбирал прошлые пути, не спрашивая советов, а сейчас сдавался на милость Будды, проявляя слабость, чувствуя стыд и вину, кислой болью пожиравшую сердце. Это же чувство вины мешало ему принять ребенка и назвать Шири своей женщиной – он не чувствовал, что достоин этого, и боялся причинить им ещё больше бед. Сейчас ей не угрожало его прошлое – Цзин Ван мертв, больше никто не будет искать Лю, даже если узнает, что ему удалось выжить. Но её жизни угрожала беременность, которую он допустил из-за собственного безрассудства. Если бы он был рядом в эти дни, если бы не уезжал, все могло быть по-другому: Ян знал, что смог бы помочь Шири, не допустил бы того, что с ней происходило сейчас. Восемьдесят два дня его бесконечной вины перед ней.

- Я сам выбирал те пути, что были неверными, но не могу сам найти тот, что позволит мне исправить ошибки. Или мне не хватает веры в то, что этот путь может оказаться верным. Я не боюсь ответственности, меня не пугают те, кто презирает меня за мои поступки – они для меня – лучшие учителя, ведь они правы. Я не боюсь её родственников, лишь хочу, чтобы они приняли её, не осуждая её за мои ошибки. Я хочу увидеть тот путь, что позволит её выжить и родить этого ребенка.

Ян чуть удивленно посмотрел на статую, затем задумчиво нахмурился из-за неожиданной мысли. Если бы он не уехал в Фуцзянь и узнал о беременности Шири раньше, он наверняка стал бы отговаривать девушку рожать этого ребенка. И вполне возможно, что убедил бы. Он вернулся ровно тогда, когда было поздно прерывать беременность, но ещё не поздно спасти жизнь Шири. Вернись он на пару дней позже – неизвестно, дождалась бы она. Сушумна гасла уже сегодня, энергии почти не было, хотя ребенок был жив и здоров.

- Ты сберег меня от ошибки, да? – Ян замер, вглядываясь в игру теней от светильников на лице огромной статуи. – Он должен родиться, да? И я должен быть с ней, должен сделать все, чтобы она смогла выжить и выносить этого ребенка?

В сердце появилось странное ощущение тепла, будто тот странный вид энергии, что наполнял храм, сейчас стал более густым и теплым, ровным потоком проникая в сердце и укрепляя его в вере. Ян чувствовал, что именно за этим ощущением он пришел в храм, именно его пытался найти за годы, проведенные на Тибете, о нем мечтал, решив отказаться от прежней жизни. Чувство «правильно», ощущение внутреннего согласия и внутренней готовности принять собственные поступки и впредь действовать так, чтобы настоящее будущее не захотелось брезгливо назвать «прошлым». Его поступки останутся его поступками. От них нельзя просто отказаться, многие из них нельзя исправить. Но с каждым прожитым днем нужно идти тем путем, что теперь будет верным. Этот путь покажет вот такое ощущение, как сейчас – правильно.