Снова в бой?

Мэйлин заупрямилась и обиделась. Вэньхуа пару раз уже нарывался на такие проявления её характера, и понимал, что ответным упрямством он не добьется ничего. Она вела себя как ребенок с этим "на зло маме отморожу нос", потому что хотела показать, что она взрослая, самостоятельная, и сначала подумает обо всех остальных, а потом, если чудом останется время, о том, что на самом деле нужно ей.

- Ты не маленькая, - подтвердил Вэньхуа. - Ты взрослый разумный человек. Кардиохирург. И ты тоже знаешь, что такое контрактуры, и что нужно, чтобы восстанавливались поврежденные функции. Почему ты не позволяешь мне помогать тебе?

Он стоял напротив Мэйлин и внимательно на неё смотрел. Уже не хмурился, а смотрел тем взглядом, которому научился за время работы в клинике, мол, решать все равно вам, мое дело объяснить.

Вэньхуа не стал сейчас подробно объяснять, почему снимать бандаж два раза за день для того, чтобы переодеться, не достаточно для обездвиженных суставов. Что помимо нервов существуют связки, которые теряют эластичность, стоит дать им такую возможность. Что в случае острой необходимости и пациенты, и Фэн дайфу переживут, если она в течение рабочего дня выделит время на дополнительные перерывы, необходимые, чтобы разработать руку, и это важнее, чем слушать жалобы метеозависимых жен богатых бизнесменов.

Уж лучше бы он хмурился, потому что, заметив взгляд мне-все-равно-что-ты-решишь, Мэйлин почувствовала себя так, словно ее с силой толкнули назад, и она падает навзничь, не успев ни за что ухватиться. Только внизу - не твердая земля, а километры свободного падения, а ты не можешь контролировать его, потому что не умеешь летать. Мэйлин сразу же растерялась, не зная, что ей делать, потому что больнее оказалось думать не о том, что твою свободу пытаются ограничивать, может быть, не отдавая себе в этом отчета, а что ему в итоге может быть все равно.

- Потому что я не привыкла, что мне помогают. И что кому-то есть до меня дело, - горько сказала Мэйлин, не выдержав и отвернувшись, чтобы больше не видеть этого взгляда. Она все это прекрасно знала, и про контрактуры, и про связки, и про поврежденные функции и то, что их нужно восстанавливать как можно раньше, но не всегда была возможность обратить внимание на себя, когда стараешься помочь пациенту, который пришел к тебе на прием. Как бы Мэйлин на них не ругалась, она в глубине души волновалась и сопереживала каждому, будь то серьезным заболеванием или воспаление хитрости или скуки. Проблемы с сердцем не всегда возникают только из-за халатности, невнимательности, нежелания лечиться или страха идти ко врачу, не всегда в причинах курение и употребление алкоголя, малоподвижный образ жизни и прочие наследственные и не очень причины. Сердце - это не просто мышечный мешок, гоняющий кровь по организму. Когда человек не может дать положительный ответ на вопрос "любим ли я", тускнеет и меркнет гармония его сердца, что вереницей тянет за собой проблемы. Может быть именно потому, что сама не могла дать ответа на этот вопрос, Мэйлин захотела стать кардиохирургом. Потому что не чувствовала, любима ли она, и пыталась, отбросив все чувства, логически понять, что заставляет сердце любить.

Мэйлин с силой, насколько могла, сжала правую ладонь в кулак, вздрогнув от резкой боли в ладони. Она знала, что ведет себя по-детски, но разве не дети - непосредственны и откровенны в своем поведении? Они хотя бы умеют говорить правду.

- Мэйлин, - окликнул Вэньхуа девушку, когда она отвернулась.

Он заметил, как она сжала травмированную руку, а затем вздрогнула, наверняка почувствовав сильную боль. Упрямая и гордая. И не привыкшая доверять. Сейчас Вэньхуа понимал, что очень мало о ней знал. Когда она говорила, что не привыкла к отношениям, он понимал, почему так могло быть. Не ту она выбрала профессию, чтобы оставалось время на личную жизнь. Но почему она не доверяла? Ведь у неё как минимум были родители, с которыми она жила в одном городе. И он видел, что у неё с ними нормальные отношения, и она по-настоящему привязана к отцу. Странно, что при этом она не привыкла, что ей помогают, и не считала, что кому-то до неё есть дело.

- Значит, привыкай. Потому что я хочу тебе помогать, и мне есть до тебя дело, - сказал Вэньхуа. - Ты этого не видишь, или ты в это не веришь?

Он понимал, что Мэйлин нужно время, чтобы научиться ему доверять. Он видел, что она с первого дня как оказалась в клинике испуганно озиралась по сторонам, чтобы понять, кто еще может о ней не так подумать или распустить очередные обидные сплетни просто за то, что она - женщина, замахнувшаяся на должность кардиохирурга. Он понимал, что если у неё не было опыта серьезных отношений, он не должен спешить, чтобы она чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Но он не понимал, какой он мог дать повод, что она ему не доверяла. Как, например, сейчас, когда отказывалась от помощи.

Она отреагировала на свое имя не сразу, прислушиваясь к его звучанию в исполнении Вэньхуа. Оно звучало как-то по-другому, не так, как называли ее в монастыре европейские мастера и обитатели, привыкшие к тому, чтобы называть друг друга исключительно по имени. Так у них было принято. Мэйлин обернулась, как напуганная птица, опасаясь снова увидеть его равнодушный и вежливый взгляд, словно они снова перенеслись в клинику, а вокруг - снова пациенты, врачи и медсестры с санитарами, и любое проявление чувств свыше тех, что воспитываешь в себе, стараясь стать хорошим хирургом, неизменно привлекает взгляды и внимание, словно грохочущие в тишине ночи фейерверки. Они уже были не в клинике, но ее присутствие все равно чувствовалось в каждом взгляде.

- Я очень боюсь в это верить, - она подняла левую руку и коснулась кончиками пальцев его груди, погладив гладкую ткань одежды, наблюдая за движениями своих пальцев - даже сейчас тонко выверенных, как жесты хирурга, но никак не женщины, пытающейся быть рядом с тем, кто ей небезразличен. - Каждый раз, когда я верю - потом бывает очень больно. И я не хочу, чтобы мне снова было больно.

Мэйлин наконец подняла взгляд на Вэньхуа, наконец оторвавшись от созерцания своей руки. Быть может, она просто все неудачи воспринимала слишком близко к сердцу, но не всегда, если долго бить по одному месту, оно начнет терять чувствительность. И каждый такой следующий удар может быть не менее болезненным, чем предыдущие.

- И если тебе есть до меня дело, пожалуйста, никогда больше не смотри на меня так, словно тебе все равно, - попросила она, заглядывая в глаза Вэньхуа. - А я постараюсь научиться верить.

Вэньхуа посмотрел на руку Мэйлин, которой она робко коснулась его одежды. Он был благодарен ей за то, что она честно ответила на его вопрос. Он не стал расспрашивать её дальше, чтобы ей не пришлось вспоминать и рассказывать о своих разочарованиях, он просто обнял девушку за талию, встречаясь с ней взглядом.

- Я никогда тебя не предам, - сказал Вэньхуа. - Обещаю.

Он склонился к девушке и коротко поцеловал её в губы, помня, что вокруг много прохожих, и Мэйлин это могло смутить. Он понял, что сейчас её больше всего задел его взгляд, показавшийся ей равнодушным. Он не стал объяснять и оправдываться, просто сделал вывод о том, что Мэйлин это было неприятно.

Она все чаще напоминала ему пугливую птицу, которую сложно приручить, и которая была готова упорхнуть от любого неловкого движения. Он все еще не знал, что в следующий раз может её смутить или напугать, и был уверен лишь в своих словах о том, что искренне желал ей добра и был ей всерьез увлечен. Их отношения уже три недели находились в той стадии, когда ему давно хотелось большего, но он понимал, что для Мэйлин каждый их шаг навстречу друг другу - преодоление себя, поэтому нужно было дать ей время.

- Позволишь тебе помочь? - спросил он и коснулся застежки на бандаже, но остановился, дожидаясь ответа.

Она и правда сильно смутилась, когда Вэньхуа ее поцеловал. Они были на улице в парке, где было полным-полно народу в этот вечерний час, и Мэйлин казалось, что все осуждают ее за такое открытое проявление чувств. Хотя на самом деле, конечно, всем было без разницы, и Мэйлин это понимала, просто не могла отделаться от мысли, что все только и ждут, как бы подумать или сказать про нее что-нибудь неприятное. За время работы в клинике она уже привыкла, что вести себя очень аккуратно и не давать поводов для разговоров, и только последние три недели выдались относительно спокойными в этом плане. Еще бы вот рука работала, и можно было бы считать, что все совсем в порядке.

Она проследила взглядом за рукой Вэньхуа, тронувшей застежку бандажа, и согласно кивнула, показывая, что не против того, чтобы он ей помог. Это было снова чем-то вроде первого шага к доверию, когда пытаешься научиться верить людям даже в такой малости - чтобы они помогли тебе снять бандаж, над которым ты сама прокопаешься бесконечно долго из-за тугих застежек. Все эти застежки. пуговицы и зажимы были самой большой проблемой для Мэйлин, потому что не все из них можно было застегнуть или расстегнуть одной рукой. Когда на правой работает только два пальца, это не сильно делает тебе погоды, и приходится быть очень изобретательной в поиске средств и самостоятельности.

Мэйлин поставила сумку на скамейку, чтобы было удобнее снимать бандаж, но пока не садилась сама. Она не понимала, что заставляет ее каждый раз уступать решениям Дина Вэньхуа, только нежелание с ним спорить и ссориться, памятуя о том неприятном споре в кафетерии клиники, после которого остался горький осадок, словно все теперь окончательно рассыпалось, как карточный домик от дуновения ветра. И все равно уступала.

Мэйлин согласилась, кивнув в ответ на его вопрос. Вэньхуа понял, что в этот раз смог её убедить, и в результате удалось договориться, в отличие от того разговора в кафетерии, когда девушка нехотя согласилась, он в итоге изменил свое мнение, но в результате оба снова перешли на вы. Вэньхуа расстегнул бандаж и снял его, придерживая девушку за локоть, потому что рука могла затечь. На фоне гипералгезии это могло быть как минимум неприятно.

- Садись, - сказал он Мэйлин.

Вэньхуа сложил ремни и положил бандаж возле сумки девушки, затем и сам сел на скамейку. Он взял осторожно взял Мэйлин за руку и осмотрел заживающие следы от шва и пореза. Ткани на ладони быстро заживают, и сейчас следы травмы и операции были похожи просто на глубокие царапины. Так бы легко все было с сухожилиями и нервами, многие специалисты по микрохирургии остались бы без работы.

- Ты сама разминала кисть? Сильно болит? - спросил он.

Среди назначений после выписки были обезболивающие препараты, но Вэньхуа не знал, принимала ли их Мэйлин. Мало кто следует всем назначениям, указанным в выписке, и даже коллеги редко бывают исключением.

Мэйлин наблюдала, как аккуратно Вэньхуа снимает с её руки бандаж, так, словно она может разбиться от одного неосторожного движения. Она поняла, что он не хочет причинить ей боль, но рука и не болела, пока неё не начинали интенсивно разминать или её двигать с целью предотвратить контрактуры. Особенно беспокоили второй и третий пальцы, неподвижные, а большой все ещё ничего не чувствовал. А порой по ладони под кожей словно кто-то шевелился, но Мэйлин знала, что это всего лишь парастезия, которая возникает, когда заживают нервы. Но все равно приятного было в этом мало. Она разогнула затекший от одного положения локоть, почувствовав легкую боль в суставе, но оная быстро прошла, зато руку закололо, потому что начал восстанавливаться кровоток.

Девушка села на скамейку рядом со своей сумкой, удерживая ладонь в руках Вэньхуа. Собственные пальцы казались, мало того, что некрасиво согнутыми, так ещё и очень тоненькими, почти как карандаши с выступающими узлами межфаланговых суставов. Мэйлин стеснялась своей руки, и у никак не могла смириться с тем, что иногда Вэньхуа - не просто мужчина, который ей нравится, но врач-нейрохирург, который может оценивать не с точки зрения красоты, а с точки зрения физиологической и анатомической правильности.

- Немного, - призналась Мэйлин. - Утром перед работой, и чуть-чуть после, когда переодевалась. Она обычно не болит, если ещё не трогать, но больно во время физиотерапии или от резких движений.

Если не сжимать ладони в кулаки, то можно ненадолго забыть о больной руке. Мэйлин казалось, что два дня назад она болела намного сильнее, или просто так действовали обезболивающие, которые она обязательно старалась принимать, хотя и не считала это правильным. Но тут Мэйлин строго следовала назначениям врача.

- Большой палец чувствуешь хуже, чем указательный и средний? - уточнил Вэньхуа. - Скажи, если будет больно.

Он стал очень осторожно разминать руку Мэйлин, стараясь не причинить ей боль. Из-за бандажа немного нарушалось кровообращение, и здесь всегда нужно было выбирать, на каком из зол остановиться в данный момент. На работе и в транспорте руку лучше было беречь, в спокойной обстановке лучше дать кровообращению нормально восстановиться.

Прошло чуть меньше половины того срока, который Вэньхуа определил как реальный для того, чтобы рука Мэйлин успела полностью восстановиться. Он хотел, чтобы девушка как можно быстрее могла вернуться к практике, потому что так не придется долго восстанавливать утраченные навыки, и достаточно будет восстановить моторику кисти вместо того, чтобы переучиваться каким-то вещам заново. С её специальностью это было очень важно.

- Пошевели пальцами. Сначала попробуй их согнуть, затем выпрямить и развести в стороны, - попросил Вэньхуа.

Температура пальцев была нормальной, и кожа не была пересушена. Не было признаков, которые свидетельствуют о полном повреждении какого-то из периферических нервов. Но и при тех повреждениях, что были, тканям предстояло еще какое-то время восстанавливаться, чтобы движения вернулись в полном объеме, а повышенная болевая чувствительность пропала.

Было только слегка неприятно, потому что на каждое прикосновение сильнее обычного касания рука отзывалась не то мурашками, не то лёгкой волной ноющей боли, не сильной, но постоянно обращающей на себя внимание. Мэйлин не считала, что об этом стоит говорить, потому что эту боль она чувствовала когда и сама разминала руку.

- Большой я пока не чувствую совсем, - ответила Мэйлин. Только иногда ее посещало чувство, что он тоже болит, как и остальные пальцы вместе со всей ладонью. Но она не могла говорить наверняка, потому что не была нейрохирургом и не знала, правильно это или нет, а ещё должно быть такое или все-таки нет. - Но мне не больно, когда ты так делаешь.

Она сидела смирно, пока Дин дайфу разминал пальцы, а потом постаралась согнуть пальцы - четвёртый и пятый отреагировали сразу. А над вторым и третьим пришлось поработать, чтобы они хоть немного двинулись в сторону ладонной части. Это было не очень вразумительное и красивое движение, но уже получилось сделать его без конвульсивных рывков, а чуть-чуть согнуть плавно. Мэйлин считала это очень хорошим результатом. Она выпрямила пальцы, хотя первые три тоже не очень охотно среагировали, и было довольно больно заставлять руку двигаться. А вот развести не получилось, только мизинец и безымянный. Движение казалось непривычным, и Мэйлин не могла понять, как его осуществить. Раньше же она никогда об этом не задумывалась. Но она вообще никогда не задумывалась, когда работала кистью - это казалось само собой разумеющимся, когда твои пальцы реагируют на твои мысли.

- Немного больно, когда сгибаю, - заметила Мэйлин, потому что Вэньхуа просил говорить об этом всякий раз. - Но они уже двигаются плавно. Это ведь хорошо?

Второй и третий пальцы восстанавливались хорошо, несмотря на то, что только часть мышц вспоминала, как умеет двигаться. Первый палец чуть заметно шевельнулся, но это могло быть эффектом от движения остальной части кисти. При этом Мэйлин, видимо, не испытывала от этого движения резкой боли, что также было хорошим знаком.

- Да, это хорошо, - ответил Вэньхуа. - Большой палец тоже скоро начнет нормально восстанавливаться.

Он снова стал разминать руку Мэйлин и осторожно разрабатывать связки кисти, потому что отсутствие части произвольных движений приводило к тому, что некоторые из связок немели, что могло затянуть дальнейшее восстановление мелкой моторики.

- По сравнению с тем, как ты писала про лягушек, пальцы работают намного лучше. А времени прошло всего ничего, - сказал Вэньхуа. - Все функции постепенно восстанавливаются, я не вижу никаких необратимых последствий травмы. Нам осталось найти золотую середину между желанием восстановить все как можно быстрее и разумной осторожностью. И в конце недели снимем бандаж, Он тебе уже успел надоесть?

У Мэйлин были красивые изящные руки с узкими кистями и тонкими пальцами. И даже при неестественном положении кисти, вызванном повреждением нервов, это изящество было заметно. И Вэньхуа стал обращать внимание уже на это, а не на рисунок и цвет кожи и состояние ногтей, по которым можно было оценить, все ли удалось восстановить во время операции, или где-то остались поврежденными нервы или сосуды.

Новости были хорошими, и Мэйлин даже улыбнулась, слушая их. Она очень переживала, что пальцы не будут восстанавливаться, и она никогда больше не сможет взять в руки скальпель. Дин Вэньхуа и раньше пытался убедить ее в том, что все функции к ней вернутся и она сможет продолжать работать, но, глядя на неподвижные пальцы, поверить в это было трудно. А сейчас она сама видела, как они неохотно, но все-таки ее слушаются. и появилась надежда, что все действительно будет хорошо.

- Очень надоел, - подтвердила она, стараясь не морщиться, когда Вэньха начал разрабатывать связки. Все-таки,к ак она не старалась, пассивные движения никогда не заменят полный объем активных, и связки все равно будут застаиваться. Что и случилось. Пока это все достаточно легко поправимо, но если запустить, то придется не восстанавливать кисть а разрабатывать ее заново. И как бы еще найти для всего этого время в течение рабочей смены? - Тяжело его постоянно снимать и надевать, еще и застежки тугие.

Хотелось поскорее от него избавиться, потому что бандаж - это как заявление во всеуслышание "Посмотрите, со мной что-то не в порядке", и он привлекает внимание намного больше, если бы она просто носила руку в кармане, где бы кисть никто не видел. И она не совсем понимала необходимость носить его сейчас, но, конечно, просто не спорила, так как ему, как нейрохирургу, было виднее, зачем она это делает. Но это, наверное, то же самое, что и носить корсет после операции на сердце.

Она слегка пошевелила пальцами в руках Вэньхуа, потому что было немного больно, но не стала акцентировать на этом внимание и отдергивать руку. Эту боль можно и потерпеть.

Мэйлин не стала говорить, что дома и так ходила уже без него, потому что после недели, проведенной в клинике на правах пациента, она была рада наконец почувствовать себя немного более свободно. И надеть любимую пижаму по размеру, а не этот безразмерный ужас, что достался ей, у которого рукава спускались ровно на полторы ладони ниже самых кончиков пальцев. Дома ее все равно никто не видел и не пялился на ее правую ладонь. А маме она до сих пор ничего не сказала, заметила только, что неаккуратно порезалась, но и только, и это быстро заживет, просто нужна повязка, чтобы не было заражения и воспаления, да и эстетически повязка выглядит лучше, чем след от пореза. Мама поверила и ничего не стала расспрашивать, а Мэйлин только этого и добивалась.

- Я думала об этом, - сказала Мэйлин, потому что не раз видела научные статьи, расписывающие преимущества последнего изобретения медицинских техников. И особенно широко он использовался в сердечной хирургии, чем неимоверно заинтересовал Мэйлин. - Но была не уверена, стоит ли, потому что у меня все-таки рука...

Она красноречиво взглянула на свои все еще согнутые пальцы. Если бы было такое чудо, которое в один миг восстановило чувствительность, движения и все функции, включая мелкую моторику, благодаря которой Мэйлин могла проводить тончайшие операции на даже самых мелких сосудах, она бы отдала все на свете хотя бы за кусочек такого чуда. Но чуда не было, ладонь отвратительно слушалась и в ближайший месяц не стоило даже надеяться на то, что она сможет держать хотя бы пинцет, не говоря уже о скальпеле.

- Если меня отстранят от операций, то и незачем будет ехать, - закончила она, высказав самое страшное свое опасение.