Капитан Очевидность

Свободное время для Шэн, как обычно, было непозволительной роскошью. Она к этому привыкла и воспринимала как должное, поэтому сегодня после обеда первым делом отправилась в лазарет, где ей предстояло вскоре дежурить. Все было приведено в порядок, возле циновок с матрасами было сложено чистое постельное белье, полы, даже на придирчивый взгляд тигрицы, казались чистыми. Сегодня лазарет пустовал, но уже скоро здесь окажется Шири, до родов которой оставалось все меньше времени. Так получилось, что именно воину клана белых тигров выпала честь принимать все роды в монастыре, хотя её опыт в этом был более чем скромным. Просто остальные опытные лекари монастыря были мужчинами, а один из них был ещё и учеником ирбиса, так что из всех возможных зол разумно выбрали наименьшее.

Стоявшая при входе бочка была наполнена едва ли наполовину, поэтому Шэн взяла ведра и пошла к ручью, чтобы принести воду, которая всегда оказывается нужна, даже тем врачевателям, кто не применяет во время работы стихийную магию. Тигрица принесла два ведра, поставила одно из них на пол и начала осторожно переливать в бочку воду из второго.

После обеда Лю заметил, что Шэн пошла в лазарет. Он хотел с ней поговорить о Шири, поэтому, подождав немного, пошел к тигрице. Их отношения с белобрысым цербером были довольно напряженными, хотя в последнее время держались строго в рамках принятого здесь этикета. Ян понимал, за что на него злится Шэн, воительница, кажется, понимала, что Ян заметна её неприязнь. Но это все было сущей ерундой на фоне тех вопросов, что нужно было обсудить.

- Помочь? – спросил Лю, заходя в лазарет и закрывая за собой дверь. Он коротко поклонился тигрице, не считая её старшей по рангу, но все же понимая, что должен проявить подобающее уважение. У него не было никаких поводов злиться на Шэн или в чем-то её упрекать – она как раз возилась с Шири в то время, когда его не было в монастыре, она же за него вступилась, когда трое хранителей девушки не хотели его к ней пускать.

Шэн была прямолинейной и упрямой, с ней сложно о чем-то говорить, не выслушав кучу язвительных замечаний. Каждый раз, как на допросе, и она всегда ставила себя выше него в разговоре. Но Шири не была уверена насчет срока, и правильнее было уточнить дату у тигрицы, чем пытаться угадать.

Ян был неисправим. Его неуместные попытки быть галантным бесили Шэн пуще его разгильдяйства. Она всегда нервно относилась к попыткам мужчин оказывать ей подобные знаки внимания, будучи уверенной, что, как воин своего клана и мастер кунг-фу, могла бы смело поспорить с тем же Лю, кто из них сильнее физически.

- Надорвешься, - усмехнулась Шэн, отставляя первое ведро и переливая воду в бочку из второго. – С Шири все в порядке, рожать ей в самом начале мая, числа третьего, если ничего не случится. Первый триместр не сказался на здоровье ребенка, девочка здорова, жена твоя – тоже. Это все, что ты хотел узнать?

Потуги бывшего уголовника податься в бодхисатвы время от времени казались тигрице довольно забавными, хотя она заметила, какие серьезные перемены сейчас происходили с мужем Шири. Он был в самом начале верного пути, и стоял на нем неуверенно, постоянно оглядываясь назад и по сторонам. Его супруга, хоть и была намного младше, в этом была разумнее него. Но Шэн все равно не понимала, откуда в этой европейке столько готовности к слепой вере и самопожертвованию.

Ян фыркнул на язвительное замечание тигрицы. Нравится ей строить из себя мужика – на здоровье, физические нагрузки полезны для организма. Лю облокотился спиной о стену и скрестил руки на груди.

- Благодарю, - он церемонно поклонился. – Шэн, простите, если я Вас чем-то обидел. Это действительно то, что я хотел узнать.

Тигрица относилась к той категории людей, перед кем нужно молчать, кланяться и делать вид, что полностью признаешь её непоколебимый авторитет. Не из страха перед её боевыми навыками, которые она, как бывалый воин, просто так применять не будет, а лишь для того, чтобы не распалять лишние конфликты. Сейчас это ни к чему, и Шири от этого легче не станет. Вода умеет приспосабливаться, когда ей это нужно, потому Лю знал, что сейчас не стоит сталкиваться лбом с белым тигром, доказывая, что общаться с ним стоит боле уважительно. Ему не жалко, ей приятно. Шэн поручалась за него, когда привела его в Линь Ян Шо, так что в чем-то он был виноват и перед ней, хотя она ни разу не высказывала ему подобных обвинений. Ян пока не уходил из лазарета: он знал, что тигрица не разбирается в травах, и можно было найти способ ей помочь во время дежурства, чтобы получить хоть немного более развернутый ответ.

- Возможно, Вам понадобится помощь с подготовкой трав? – Лю чуть прищурился. – Не надорвусь, честное слово.

Совсем не язвить он не мог, но старался при этом лишний раз не оскорблять гордую воительницу, помня о цели своего визита.

- Меня? – тигрица прищурилась. – Меня сложно обидеть. Ты лучше скажи, когда перестанешь мотать нервы Шири, я тебе много раз говорила, что ей нельзя волноваться.

Она выставила пустые ведра на веранду, затем мельком посмотрела на Лю, который все меньше паясничал в последнее время. Шэн сама не понимала, почему при её буддистском всетерпении так относилась к Яну. Он старался исправиться, просто трудно это, стать святым, однажды отказавшись от совести. Любой человек может найти свой верный путь, Лю его нашел, но, как любая Вода, норовил погрязнуть в болоте собственных ненужных и несвоевременных сомнений.

- Нечем заняться - убери с веранды все то, что успело там высохнуть. Скоро начнутся дожди, я плохо разбираюсь в травах, но догадываюсь, что они просто протухнут, - холодно сказала Шэн, вновь заходя в лазарет.

Заняв Яна делом, она задумалась о том, что ещё не сделано. Можно было разобраться в подсобной комнате, до которой у дежурных редко доходили руки. Заодно найти все необходимое – посуду, йод, спирт, бинты, чтобы в нужный момент это оказалось под рукой, и Руж не пришлось ничего искать.

Ян собрал развешенные под крышей веранды пучки трав в корзину и зашел в лазарет следом за Шэн, думая, как правильно ответить на её вопрос. Тигрица как-то не располагала к излишней откровенности, но сейчас она была права. Чего стоил один его рассказ о Ю Линь, о котором Шэн наверняка уже узнала. Или просто заметила по состоянию Шири, что ей снова стало хуже.

- Шэн, я стараюсь, - Лю поставил корзину на стол и открыл ящик, где были сложены мешочки и коробки с травами. – Думаешь, я сам не понимаю, что постоянно неправ? – он посмотрел на тигрицу, даже не обратив внимания на то, что обратился к ней на «ты».

Он воспринимал Шэн как равную по рангу и по возрасту, хотя слышал, что она лет на десять его старше. Женщина восприняла бы это, как комплимент, цепного цербера, не определившегося со своей половой принадлежностью, могло и выбесить, но какая к чертовой матери разница? Лю мало кому позволял столь бесцеремонно лезть к нему в душу с попытками почитать проповеди. Шэн сейчас задела за больное, начав его злить. Он взял деревянный короб и стал складывать в него соцветия пижмы, стараясь больше не смотреть в сторону воительницы.

Сейчас будет беситься, плеваться ядом и выкручиваться. Будто не ящерица, а гадюка. Шэн проигнорировала фамильярное обращение – Лю, как и она, был старшим мастером, хоть и был младше неё по возрасту.

- Понимай, что хочешь, - отмахнулась Шэн. – Что тебе мешает жить по-человечески? Совесть кусается? Так Шири тут ни при чем, она как раз все делает, чтобы ты почувствовал себя нормальным человеком. Не смей пачкать её в той грязи, что в твоем прошлом столько, что всем бодхисатвам мира не отмолить.

Шэн говорила строго и с плохо скрываемым раздражением. Ей казалось, что Лю пытается строить из себя трагического героя и великомученика, хотя ничуть не заслужил этот образ. За него решили все его проблемы, судьба баловала его так, как не баловала тех, кто был этого по-настоящему достоин. Ему нужно было лишь перестать причинять боль своей беременной жене и не изводить её не бесконечные нервы. Ян же оказывался неспособным даже на это. Она достала из ящика нож, служивший скальпелем, и стала придирчиво разглядывать его лезвие. Он был хуже её ритуального кинжала, но все равно должен был быть в порядке. А сейчас лезвие больше подходило живодеру, нежели хирургу.

Капитан Очевидность продолжал неприятную лекцию, будто считая, что Ян прежде этих прописных истин не замечал. Он знал, что он должен делать, но не знал как. Лю убрал коробку с пижмой и достал из ящика мешок с полынью, оставшейся после изготовления сигар. Он выложил часть трав на стол, затем высыпал оставшуюся в мешке труху в ведро с мусором, думая над ответом. Если Шэн владела холодным оружием хоть наполовину от того, как способностью зацепить словами, немудрено, что она была прославленным воином.

- Кусается, - довольно резко ответил Ян, оборачиваясь на тигрицу. – Ты у нас святая, белая и пушистая, а я – не святой, и девять лет был не святым, потом ещё восемь лет от своей не святости бегал, а потом вдруг, удивительно, а что это я за один день не обрел Просветление. Я не планировал создавать семью, я восемь лет гадал, кто меня первым найдет – Цзин Ван или полиция. И там, и там ещё было по два варианта – будут сначала пытать или сразу расстреляют. А тут – раз, и милостью Тары, Будды или не знаю кого я вдруг тоже белый и пушистый, никому ничего не должен, остается жить и радоваться тому, что мне все так сошло с рук. Типа не было этих лет.

Он ссыпал полынь в мешок и старательно перевязал его тесемками, чтобы ничего не рассыпалось.

Браво. У магов Воды порой бывает забавная особенность – им нравится вариться в собственных мыслях, прошлом, образах лирических героев и непролазной депрессии, которой не знают те, кто занят делом. Шэн второй раз видела человека, жалевшего, что его не осудили за его проступки, и второй раз это был маг Воды. Похоже на тенденцию. Только Шири от этого не легче, раз ей придется нянчиться с двумя детьми, один из которых поначалу будет только есть и спать, а второй от души помотает нервы.

- А что тогда бегал? Выбрал бы самый приятный из вариантов, в Пекине, говорят, не только расстреливают, порой усыпляют. Сдался бы с повинной. На что-то надеялся? Или так, из спортивного интереса? Девчонке голову запудрил, ребенка сделал, дожидаясь, когда тебя полиция найдет? О ней думать не надо было? Ян, не тебя судьба спасает, заставляя быть белым и пушистым, а её от твоей дури, - сказала Шэн, прямо посмотрев на копавшегося в травах Лю. – Умереть легко, а вот совесть послушать, когда девять лет не слушал – трудно. Шири не сильнее тебя, твои проблемы – изволь решать их так, чтобы они её не касались. Не считал, сколько раз она из-за тебя чуть не умерла? Мало? Сколько раз ей ещё должно повезти, чтобы ты научился нести ответственность за себя и за неё? Не уголовную, Ян, от неё тебя отмыли, человеческую ответственность. Сказал – сделал, сделал – расхлебываешь последствия. Сам, а не надеешься, что опять повезет, - Шэн перевела дыхание. – Шири молится на тебя, считая, что ты что-то много хорошего для неё сделал. Но ты знаешь, что это все – лишь твои потуги исправить твои же ошибки, часть которых едва не стоили ей жизни.

Тигрица села на стоявшую у стены лавку и начала точить нож о точильный камень, стараясь не сломать сталь. Она не использовала в бою кинжалы, потому не так часто приводила их в порядок.

Говорят, в Европе еретиков сжигали на кострах, очищая огнем от их грехов. Яну казалось, что сейчас он себя чувствует в центре подобного костра, и слова Шэн обжигают хлеще пламени. Скулы Лю покраснели, он злился, хоть и знал, что тигрица права. Просто слишком много знала и слишком точно говорила о том, о чем он не хотел думать. Бегал по инерции, потому что страшно было умирать сразу. На что-то надеялся, на что - не знал сам. А в итоге, действительно, страдала Шири, перед которой он действительно был виноват.

- Шэн, раз ты такая умная, скажи, что мне сейчас сделать? Забыть прошлое? Не забуду. Молчать о нём? Уже молчу. Я люблю Шири, я жду, когда родится наша дочь, что мне ещё сделать?

Ян разложил остальные травы и сел на колени перед ящиком, начав раскладывать снадобья так, чтобы травы в мешках не крошились. В прошлый раз то-то умный сложил их так, что часть запасов стала попросту непригодной для использования. Недавно Шири посоветовала ему говорить с другими людьми. Наверное, говорить с Шэн – особая форма мазохизма, хотя тигрица умела заставлять думать о том, о чем думать не хотелось.

Шэн дунула на точильный камень, стряхивая металлическую крошку, и проверила лезвие. Пока оно показалось ей недостаточно острым, и она стала точить нож дальше.

- Оставить разборки между тобой и твоей совестью в разряде твоих интимных трудностей, которые не должны касаться Шири, это ясно? – резко спросила она. – Если у тебя есть время на душевные терзания – я тебе завидую. Делом займись. Родится ребенок – будете оба заняты постоянно. Почувствуешь, что все равно время есть – дежурь в два раза больше. Ещё останется время и не останется дел – открой в деревне выездной лазарет, там нет нормального медпункта, а так хоть людям поможешь. Представь, что твоя жизнь – это весы. На одной чаше тонны твоих грехов, на другой – твои хорошие поступки. Хоть перышко положил туда? То, что Шири считает твоими подвигами, лежит на первой чашке, ты это лучше меня знаешь. Пока грехов больше, совесть будет грызть, и бегать от неё бесполезно, это не полиция и не твои уголовники. Ян, говорить бесполезно, дела нужно делать, - Шэн снова проверила нож, затем вытерла его чистой тряпкой и создала над ладонью пламя, в котором стала прокаливать лезвие. Не дожидаясь, пока металл покраснеет, она положила клинок на чистую миску, которую поставила на столешницу.

Ян все же разложил травы так, чтобы они могли храниться долго и не крошиться. Потом из двух верхних мешочков он пересыпал в миску цветки акации и соцветия полыни и накрыл их полотенцем. В это время он внимательно слушал то, о чем говорила Шэн. Все казалось легким и сложным одновременно, он действительно мог вспомнить не так много поступков, которые бы лежали на второй чаше весов. О тех, что он вспомнил, он решил не говорить тигрице – ни к чему, её это все касается в последнюю очередь.

- Ты, как всегда, права, - сказал он после недолгого молчания. – Спасибо, - он поставил миску с травами на стол, затем закрыл ящик и посмотрел на Шэн. – Тут травы, в которых нужно будет искупать ребенка. Пусть будут под рукой. Я пойду, - чуть растерянно сказал Ян и коротко поклонился тигрице.

Говорить дальше было бесполезно, он услышал все, что могла сказать ему Шэн. Нужно было осмыслить её слова, казавшиеся банальными и очевидными. Он искал сложные ответы на свои вопросы, и самые банальные отрицал, считая, что такие проблемы должны решаться как-то по-другому. От прошлого нельзя отказаться, но его можно уравновесить настоящим и будущим, именно этот урок пыталась преподать ему судьба. Ян вышел из лазарета.