Можно ли поймать ветер?

Все сосредоточились на задании. Ньяо спокойно наблюдал за учениками, которые сейчас должны были найти в себе силы сказать себе самим правду. Это сложно. Нужно набраться смелости, не испугаться того, что в какой-то момент можно почувствовать уколы совести, сожаление, боль. Эта правда нужна, без неё душа покрывается чем-то вроде панциря, мешающего принять себя в собственной жизни. Когда время на задание подходило к концу, что-то случилось с Мидори.

- Постепенно отпустите стихию и просто посидите с закрытыми глазами, сосредоточившись на дыхании, и молчите, - твердо сказал Ши, обращаясь к остальным ученикам. Он уже понял, что сейчас происходило с магом Воздуха, Мидори был готов взлететь. Звериный облик сначала проявляется мучительно тяжело, но восторг от того, что становишься птицей, способной летать, перекрывает все остальное. - Мидори, не сопротивляйся, просто дыши и отпусти все мысли, думай только о ветре и только образами, а не словами.

Ньяо встал и подошел ближе к ученику, чтобы проследить за трансформацией. Мысли держат в облике человека, птица думает иначе. Мидори мог не знать мантру, но её учить уже поздно – нельзя останавливать начавшееся превращение. Чем быстрее получится отпустить мысли и позволить себе превращение, тем быстрее пройдет боль, которая сейчас наверняка чувствуется слишком остро. С каждым следующим перевоплощением тело привыкает к трансформациям, и они проходят без особых трудностей, но первые порой кажутся невыносимыми. Ши чувствовал птицу в облике Мидори, скорее хищника, размером меньше стерха, более агрессивного. Когда пройдет трансформация, звериный облик будет уже почти взрослым, старше обычного слетка, он будет знать, как летать, но потребуется время для того, чтобы это понять.

Чтобы ничто не помешало превращению, лучше, если никто из учеников не будет пытаться говорить или тем более помогать, они этим только собьют трансформацию. В это время нельзя думать словами – они рождаются человеческим сознанием, которое включает критику, пытаясь доказать уже превращающемуся телу, что все происходящее невозможно. Это в разы усиливает боль и затягивает перевоплощение. Воздух должен помочь отпустить мысли, сейчас сказывалось упражнение на правду, снявшее зажимы и запреты, он же подскажет ученику, что нужно делать дальше. Нужно следовать ощущению, отбросив мысли, все остальное произойдет само собой. Сознание сужается до одной точки, пропадает понимание собственного я, которое размывается на фоне всего мира. Это по-настоящему буддистский опыт, наверное, чем-то схожий с просветлением. Человеческое тело является такой же иллюзией, как и тело птицы, реальна только крупица бессмертного духа, что их объединяет.

Что может быть хуже прерванного полета? Наверное только прерванное купание на волнах любимой стихии. Сквозь свист ветра в ушах и окутывающих сознание белых облаков донесся сейчас до Шири голос сифу. Голубой горизонт отдалялся, пока разум стремился назад, к земле, к покою и стабильности. Первый полет короткий и рваный, он не похож на стремительный танец птиц в поднебесье, но девушка не огорчалась, до сих пор приходя в себя под действием нахлынувших эмоций. Чистых и прозрачных. Красивых, правильных и правдивых, как и утверждал философ Ньяо.

Шири усилием воли откинула последние слова мастера, загоняя прочь в дальний угол собственного сознания любопытство судьбой одного из учеников. Дыхание ее не сбилось ни на секунду, и глаза не открылись. Она все узнает потом, а сейчас была возможность побыть наедине с собой и своими мыслями, которые нашли путь на поверхность из самых потаенных участков ее мозга. Последние годы сильно изменили ее, но откуда-то тоненькой серой струйкой все равно просачивался липкий страх, давящий в ней свободу. Сейчас она победила его, открыла саму себя, но он был с ней, жил с ней пару последних лет. Она ушла из того, далекого мира, оставив позади свое прошлое и начав здесь новую жизнь. Ее Ян был непростым человеком, но все равно на порядок лучше, чем тот, из-за которого она сделала решительный шаг за дверь.

Вот он, источник ее кошмаров, то липкое нечто, что пугает ее постоянно, лишь только она посмотрит на мужчину. Даже своего мужа. Тот пытался выяснять у нее эти причины, старался разговорить ее, но только сейчас воспоминания, задавленные новой жизнью просочились, показывая все. Шири не разозлилась и не запаниковала, а лишь тихо улыбнулась себе, благодаря за проделанную работу. Она свободна как ветер, чиста как воздух, и ничто не сможет ввергнуть ее в водоворот былых печалей и страхов. Осталось лишь поговорить с Яном, объяснить причину ее поведения...

Боль волнами прокатывалась по телу, сжимая все мышцы и, казалось, словно выворачивает на изнанку. Мысли судорожно бегали в сознании парня «Что это? Почему так больно? И от боли, так страшно!» Мидори смотрел на мастера Ньяо который сказал остальным присутствующим молчать и не отвлекаться. Мидо бегло пробежал по всем взглядом и вновь посмотрел на сифу Ньяо, лишь приоткрыл рот, чтоб попросить о помощи, как тот сам, посмотрев на юношу, обратился к нему. «Не сопротивляться? Образами?» - озадачено и непонимающе смотрел Мидори на мастера. Но затем послушно постарался последовать совету.

Прикрыв глаза, парень старался успокоить сбившееся дыхание. «Думать о ветре. Легко сказать когда…» - вновь очередная волна боли сжала всё тело, на миг, лишив возможности вздохнуть. Когда возможность дышать вернулась, парень постарался успокоить дыхание и сосредоточиться на ветре как сказал мастер, думать образами, а не мыслями. Расслабившись, юноша ощущал порывистые потоки ветра, что окутывали тело, запах трав, и прохладную свежесть. Погружаясь в эти ощущения, боль постепенно заглушалась, позволяя телу понемногу расслабляться.

Вначале образы упорно не хотели приходить в сознание Мидори, возможно из-за слишком ощутимого напряжения и концентрации на ощущениях. Но с тем как боль отступала, в сознание юноши начали отрывками врываться образы: обрыв, на краю которого он сейчас находился; вид на окрестности, словно с высоты птичьего полёта; небесная даль и лёгкие перьевые облака. Образы полёта, ощущение свободы, чувство, когда ветер окутывает всё тело, вершины гор от которых словно струился холодный ветер. Все эти образы заполнили сознание юноши, он совсем забыл, где он и что с ним происходило ещё миг назад, и просто открыл глаза.

Вместо недавно лежавшего на земле парня и корчащегося от боли, на траве сидел довольно крупный ворон. Он несколько раз моргнул, словно только что проснулся, а затем испугано вскочил на лапы и отпрыгал в сторону от людей. В теле ощущалась слабость, и лапы не удержав тело, подкосились, ворон упал, распластав крылья, словно следуя какому-то странному инстинкту, хотел предотвратить ими своё падение. В миг поднялся, мотнул головой и вновь уставился на людей. Сделав ещё пару прыжков от них, попытался расправить крылья, чтоб улететь, подчиняясь инстинкту полёта, но крылья плохо слушались, казались тяжёлыми и не хотели двигаться синхронно. Слабые лапы вновь не удержали тело и уронили его на землю. Оставался один выход, раз тело не слушалось, ворон, вновь поднявшись на лапы, принялся устрашать «своего врага». Немного приподнимая и слегка раскрывая крылья, он принялся угрожающе каркать, периодически отпрыгивая ещё немного, отдаляясь от людей.

Парень так и продолжил сидеть, удивляясь тому, к какому выводу его привели собственные же мысли и искания, столь неожиданно открывшиеся на этом занятии. Он понятия не имел как это вообще можно сопоставить с самой магией Воздуха, ведь даже на том же занятии по магии Воды он умудрился почувствовать ее энергию, а тут… В общем, это какая-то сплошная рассуждальщина и философия, наверное, копание в себе и лишний повод найти в себе лишний повод для раздражения. Ога, прекрсная перспектива. Только вот, слава богу, Ньяо подал голос и… Он хочет, чтобы все заснули? Тигр в упор не понимал как можно все воспринимать на столько серьезно. Нет, хорошо, когда тебя ничто не беспокоит, но не до такой же степени заморачиваться над тем, чтобы ничего не
беспокоило. Глупость какая-то. И потому, что ему было откровенно скучно, а с одним из учеников явно что-то было не так (ну не обратился бы сифу Ньяо к нему вот так вот без какой-либо причины), да и любопытство свое он даже не пытался сдерживать. В общем, Лун тихонечко приоткрыл один глаз, как бы ненароком чуть повернул голову в ту сторону, где сидел Мидори, около которого сейчас и находился Мастер. Сначала тигру показалось, что парню просто поплохело, но потом он стал меняться и вскоре на его месте оказался ворон, который нелепо прыгал и падал. И, судя по всему, взлететь не мог. И отчего-то парню это показалось довольно-таки забавным, отчего на губах появилась улыбка, но смешок он, все-таки, сдержал. Наверное, после того, как превратишься в белого тигра, такие птички кажутся такими… мелкими.

Как только превращение закончилось, Ньяо обратил внимание на остальных учеников. Тренировку приходилось закончить – Мидори понадобится помощь со звериным обликом, сейчас уже не до магии Воздуха. Ученики успели проработать основной аспект стихии, остальное можно будет объяснить на следующем занятии.

- Вы все можете быть свободны, прошу меня простить, но продолжим на следующем занятии, - спокойно сказал Ши.

Черный ворон каркал и сторонился людей, он сейчас мыслит сознанием птицы, а не человека, и пока не может взлететь, потому что умеет, но не летал. Искушение объяснить ученику уже сейчас, что такое радость настоящего полета, было пусть и большим, но не перекрикивало голос разума, твердивший, что сейчас полет будет опасен. Первое спонтанное превращение часто заканчивается не менее спонтанным превращением обратно. Ньяо сел на колени напротив птицы, не делая резких движений, чтобы не пугать Мидори ещё сильнее. Он ловил взгляд ворона, дожидаясь, пока тот немного успокоится и начнет понимать, что происходит. Ученик сейчас способен видеть и слышать не хуже, чем человек, но ему трудно понимать слова, он забыл, что умеет говорить. Ворон – умная птица, на это весь расчет. Сознанию человека немного легче вспомнить настоящего себя.

- Мидори, - медленно и четко сказал Ньяо. – Мидори, - повторил он более уверенно.

Имя человека обозначает очень многое. Оно одновременно является некой командой, как «внимание», оно связано с ощущением иллюзорного для буддиста собственного «я», но оно способно вернуть поток мыслей и ощущений в рамки сознания человека. Ши испытывал это на себе в более сложной ситуации, когда его настоящее имя однажды вернуло его к жизни. Он не произносил ни одного слова, кроме имени ученика, все равно ворон не может понять ничего другого, но человек может ворваться в сознание птицы, вспомнив о себе.

Шири молча выслушала объяснения мастера и кивнула, открывая наконец глаза и медленно оглядываясь по сторонам. Она прекрасно помнила, как проходило ее собственное превращение, и как менялся в тот момент мир. Как ее собственное сознание выкидывало фортели и не желало вставать на свое место, уступая силам змеи. Как сложно было в тот момент Яну, который в результате вернул ее назад. А потом долго обучал владению обликом, что в дальнейшем спасло жизнь им обоим. Ян... Он ждал ее сейчас дома, ухаживая за дочкой. Сифу Ньяо отпустил их, и хотелось уже вернуться в их дом, к маленькой семье.

Девушка медленно поднялась на ноги, осторожно ступая, чтобы не испугать Мидори, с который сейчас говорил мастер. Она не по наслышке знала, насколько сейчас трудно мальчику. Шири улыбнулась и проходя мимо Луна тихо ему прошептала.

- Если хочешь, можешь посмотреть, как Ян с дочерью справляется. Заодно и с Лин пообщаешься, она подросла. - На самом деле она все еще помнила о грубых словах, что парень сказал ей в день родов. Помнила все. Интонацию, жесты, выражение его лица. Помнила и не собиралась прощать. Но также знала, что при всем этом парень нашел и привел тогда Лю, и сидел вместе с ним под дверью лазарета, ожидая рождения девочки. Возможно агрессивному парню не хватало именно подобного общения. Со взрослым мужчиной, путь и таким язвительным и вредным, как ее муж. И если они подружатся, как Ян уже подружился с Таном, она будет только рада. Пора была разбивать тот лед в отношениях, что сложились у ее любимой ящерицы со всеми здешними обитателями.

Шири чуть замедлила шаг, ожидая реакции на свои слова. Она не надеялась, что Лун с радостью побежит к ним домой, да и не думала, что он вообще что-тот ответит. Но нужно жить в ладу со своей совестью, а так она успокоится.

Ворон стоял, непрестанно каркая, приподнимая крылья и глядя на мастера, что начал что-то говорить. Птица не могла понять, что именно говорит этот человек, но сама речь заинтересовала Мидо, и он замолк, взволновано держа клюв раскрытым, и всё ещё подрагивая крыльями, он молчал, слушая голос человека. Тот явно обращался к остальным людям, потому ворон начал кратко поглядывать на других присутствующих. Вскоре люди, что сидели поблизости, начали постепенно подниматься со своих мест, чем заставили ворона отскакивать в сторону. Недовольно каркая он пару раз едва удержался на ногах.

Внезапно Мидо услышал слово, в котором было что-то знакомое. На мгновение, это заставило птицу вновь посмотреть на мастера и даже заметно удивлённо вытянуться на лапках. Но голос девушки отвлёк, Мидо быстро переключился на вновь непонятные слова, недовольно каркнув, отпрыгал метра на три от людей. В теле ощущалась усталость, потому ворон сердито насупился, растрепав перья и задержав немного взгляд на уходящих людях, вновь с интересом посмотрел на человека, что продолжал повторять слово, в котором было что-то очень знакомое. Ворон пристально смотрел на этого человека, то ероша перья, то вытягивая шею. Внезапно Мидо принял полностью спокойный вид, с заметной некой уверенностью во взгляде. «Мидори…» - словно эхо от слов человека, прозвучало в его сознании. Мидо замер, пристально глядя на мастера.

Парень продолжал нагло подглядывать за птицей и чуть ли не прыгающего около него Мастера. Забавно, честное слово, это было так забавно… Но Лун отчетливо понимал всю важность происходящего, потому еще и не полез ловить птичку, чтобы выпустить ее на свободу. Знаете как в деревнях бывает? Вот выводок цыплят где-нибудь в клетке маленькой бегает, на солнышке греется, наседка с остальными курами-петухами гуляет, а цыплята маленькие, заперты и им точно одиноко. И, конечно же, кто, кроме детей им поможет? Кто, как не они, поймет, как им плохо томиться среди этих прутков? Вот в такие моменты начинается обучение цыплят элементарным навыкам полета: берется цыпленок обыкновенный в обе руки, сильно подбрасывается в воздух и отпускается в свободный полет. Правда почему-то ни один из них никогда и никуда не улетал, лишь вяло махали маленькими крылышками и приземлялись на землю. А после какой-нибудь попытке выходила какая-нибудь бабушка Намия и начинала кряхтеть и ругаться, что им, дворовым непослушным мальчишкам, лишь бы вредничать и заниматься вредительством. Естественно, что они тогда разбегались кто куда, а потом, ближе к вечеру, им попадало от родителей, которым всенепременно докладывала та или иная бабулька. Ну как попадало… Вот лично Луну отец читал лекции о том, что не стоит лишний раз раздражать такую бабушку, что она и так старенькая и не очень адекватная, а тут еще и они наносят моральную травму цыплятам… Ну, в общем, вы поняли.

Пока он вспоминал такое веселое и беззаботное детство, сифу Ньяо известил об окончании занятия, которое не так уж и давно началось, но… да, он прекрасно понимал как сейчас важно, чтобы Мидори вернулся. Хороший паренек, по мнению тигра. Но тут его окликнула Шири с таким… странным предложением. Парень чуть удивленно округлил глаза, мол, неужели он действительно услышал то, что услышал, после чего поднялся с места и догнал девушку.

- Ну, если вы не против… Все только и говорят, что она на Л…сифу Лю похожа… Но она же родилась блондинкой, разве нет? – он последовал вместе с европейкой в сторону жилых корпусов.

Прозрачные, удивительно мягкие, однако в то же время пробуждающие легкое покалывание на оголенной коже, волны воздушной стихии обволакивали собой пшеничноволосую волшебницу, привнося странное, почти идиллическое умиротворение в её душу, сглаживая шероховатости прежних тревог и страхов. Изабель глубоко вздохнула и тихонько улыбнулась самой себе, улыбнулась матери и отцу, чьи образы сейчас находились перед её мысленным взором – лицо Жозефины словно лучилось безмятежностью, в то время как золотисто-медовые глаза Чарльза, точная копия собственных глаз Белль, были наполнены затаенной грустью. Это настолько не вязалось с тем Чарльзом Тигельманом, всегда сдержанным, порой даже чересчур самоуверенным и холодным, как льды недалеко расположенной Гренландии – с тем бесстрастным человеком, каким Изабо запомнила своего отца за несколько лет жизни в его доме. Однако в это быстротечное мгновение Белль показалось, что всё это время она раз за разом допускала грубейшие, непростительные ошибки, не утруждаясь даже налаживанием отношений с вновь обретенным родителем, а будучи грубой, хамоватой особой. Быть может, не поведи Изабель себя таким образом в те первые месяцы общения с Чарльзом, сейчас она видела бы в Тигельмане исключительно хорошего собеседника, верного товарища и, в самую первую очередь, настоящего отца. Девушка с силой сжала кулаки, однако воздух, витающий вокруг, занимающий каждую клеточку пространства, - воздух, который и был пространством, целительный воздух – не позволил бессильной злобе вновь проникнуть в сердце волшебницы. Белль благодарно улыбнулась своей родной стихии, которая всегда находилась рядом с ней, не позволяя поддаваться унынию и рассеивая самые крошечные её частички, стоило только американке, как и сейчас, обратиться к её силам.

Слова наставника Ши прозвучали совсем неожиданно – Изабо мгновенно отстранилась от стихии и с удивлением в золотисто-янтарных глазах взглянула на своего куратора, пытаясь понять, что именно побудило его обратиться к ученикам с подобной просьбой. Проследить за внимательным взором старшего мастера оказалось делом несложным, и американка обратила внимание на темноволосого юношу, Мидори, с которым явно творилось что-то неладное – послушник монастыря не находил себе места, извивался и метался, точно испытывая сильнейшие судороги, мышечные спазмы, иными словами, боль. Изабель попыталась вернуться к иллюзорному плаванию в водах родной стихии, столь тихому, спокойному и безмятежному, однако червячок неусидчивости, присущий всё тому же Воздуху, мешал сосредоточиться еще раз, побуждая волшебницу вновь и вновь взглянуть на паренька с азиатской наружностью. Но в какое-то мгновение очертания Мидори начали расплываться, меняясь всё быстрее и быстрее, приобретая совершенно не человеческие детали – иссиня-черное оперение, глаза-бусинки, когтистые лапы. Американка невольно вскрикнула, внезапно осознав, что в молодом послушнике Храма пробудился его звериный облик – вместе с этим открытием в душу Белль просочился и леденящий страх. Неужели всё то же самое будет происходить и с ней, если в Изабо внезапно поднимет голову её внутренний зверь? Попытки сосредоточиться на воздушной стихии можно было с полной уверенностью оставить, ибо девушка была слишком взволновала всем происходящим на обрыве, чтобы снова погрузиться в самое сердце ласкового ветра. Оттого призывы наставника Ши к завершению занятия только обрадовали Изабель, хоть и в любую другую минуту американка невероятно огорчилась бы такому повороту событий. Светловолосая волшебница торопливо поднялась и, стараясь действовать бесшумно, быстренько свернула расстеленный на сыроватой земле плед, время от времени исподтишка поглядывая на Мидори и своего куратора, после чего почтительно поклонилась наставнику и легким шагом направилась прочь от обрыва. Перед мысленным взором американки изгибались в странных пируэтах её родители, метался в агонии Мидори, хрипло каркал новорожденный ворон, еще не научившийся летать..

Ученики расходились, но внимание Ньяо сейчас было полностью посвящено ворону. Он почувствовал, что Мидори узнал свое имя, но пока не может понять, что делать дальше. При первом превращении звериный облик становится неустойчивым, стоит лишь пробудить человеческое сознание, и тогда обратная трансформация начнется сама. Ши не двигался, чтобы не спугнуть черную птицу, которая сейчас присматривалась к нему. Вороны – умные птицы, Ньяо верил, что Мидори сможет вспомнить, кем является на самом деле. Это будет намного лучше, чем ждать непроизвольное обратное превращение, при котором у ученика могут остаться следы звериного облика.

- Мидори, - снова повторил Ши негромким уверенным голосом.

Человек всегда помнит собственное имя. При этом разум животного отличается от человеческого в том, что только человек способен мыслить словами. Люди пытаются постичь обратную сторону мышления, осваивая техники дзен, но все равно все с детства слишком привыкают к тому, что любому понятию существует название, и собственному «я» тоже. В тот момент, когда в зверином облике вспоминаешь важное для себя слово, будь то собственное имя или молитва, человеческое сознание лавиной врывается в мысли, перестраивая их нужным образом, и тогда обратная трансформация тела является лишь логическим завершением того процесса, что возник на уровне мысли. Материальный мир иллюзорен, сознание, являющееся частью общего мирового закона, более реально, и именно оно способно производить во внешнем мире те изменения, что принято называть магией. Истинная магия не в управлении стихиями, не в превращении, не в работе с энергией, а в мастерстве, с которым опытный маг управляет своим личным сознанием, отрекаясь от себя и обретая себя вновь.

Ворон замер и казалось на миг, словно перестал дышать. Затем спокойно посмотрел на мастера Ньяо, что вновь повторил его имя. «Мидори. Это…я?» Мелькнуло в голове птицы, после чего человеческое сознание взяло верх, что можно было увидеть в мимолётном осознанном взгляде птицы. Однако сразу же всё тело вновь сжалось в нарастающем напряжении. Ворон упал на землю, стараясь сделать вдох, но всё тело сковало странное ощущение покалывания и судорожной боли. Мидо не мог и звука выдавить, лишь плотно закрыл глаза, надеясь, что всё это вскоре закончиться, толком и не понимая, что же с ним происходит.

Спустя пару минут, Мидори открыл глаза. Юноша лежал на земле, прерывисто дыша, словно ожидая повторной боли от каждого вдоха. Парен увидел сифу Ньяо, что внимательно смотрел на него. Сделав медленный глубокий вдох, но, всё ещё не намериваясь пошевелиться, не смотря на то, что боль прошла, хоть и осталась слабость, Мидори тихо спросил.

- Что произошло? – Он почти ничего не помнил, лишь боль, то, как он упал на землю, а затем, как он только что открыл глаза. Мидори неуверенно оглянулся и медленно приподнялся. Удивлённо заметив, что остальных присутствующих на тренировке уже не было. «Где все? Что произошло?» Мидо задавался вопросами про себя, и лишь вопросительно посмотрел на мастера.

Ворон забился, прижавшись к земле – Мидори начал превращаться обратно. Ньяо терпеливо дожидался, пока ученик придет в себя, ведь он не был лекарем, а любое вмешательство сейчас могло только помешать. Ели отвлечь человека во время превращения, резко повышаются шансы, что что-то пойдет неверно, и звериный облик оставит свои неожиданные следы на лице и теле. Превратившись, ученик оказался на земле и не стал подниматься, видимо, боясь боли, которая сопровождает первые превращения. Ши ободряюще улыбнулся.

- Ты принял звериный облик, Мидори, - спокойно сказал старший мастер. – Не бойся, все прошло хорошо. Ты можешь встать?

Вряд ли ученик хоть что-нибудь запомнил, ему сейчас нужно просто прийти в себя. Хорошо, то он не пытался летать, и его не пришлось ловить. Ши присматривался к лицу Мидори, и пока не видел никаких отметин, которые мог бы оставить звериный облик. На траве лежало несколько черных перьев, выпавших во время превращения. Воздух, бывший ведущей стихией юноши, поможет ему быстро понять свою вторую сущность. Возможно, он уже во время следующего превращения вспомнит, что умеет летать. Вороны хорошо летают, хоть и хуже стерхов. Но это все позже, сейчас нужно убедиться, что с Мидори все в порядке и при необходимости проводить его в лазарет, где наверняка есть кто-то из дежурных лекарей. Наставницей юноши была молодая европейка, которая, насколько было известно Ши, сама не очень уверенно владела превращениями, так что, возможно, тренировать ученика придется лично Ньяо, так безопаснее.

Мидори озадачено оглядывался, но стоило услышать ответ мастера, как парень в миг посмотрел на него широко раскрытыми глазами. Растерянность, удивление, радость и сомнение, все эти чувства сейчас смешались в подростке, который не знал, как реагировать на слова мастера Ньяо. Мидори сел и кратко осмотрел себя, свои руки… «Я смог? Смог превратиться? - Недоверчиво задавался вопросами парень. – Но как? Почему сейчас? - Увидев на земле несколько перьёв чёрного цвета, юноша поднял одно из них, рассматривая. – Мои?» Мидори вновь посмотрел на сифу Ньяо, поначалу напрочь пропустив его вопрос мимо ушей, в голове крутилось лишь одно: «Я смог превратиться?!» Наконец до парня дошла полная фраза мастера, и тот смог ответить.

- Да, наверное, да. – Мидори медленно поднялся на ноги, крепко сжимая в руке родное перо. Ещё раз посмотрев на него, а затем на мастера, не в силах сдерживать интерес и желание получить ответы. – Но как? Почему? Почему именно сейчас? Я столько раз пытался… Почему я ничего не помню? – Напрочь забыв о своей молчаливости, вопросы один за другим вылетали из его рта.