Ветер перемен

На старательно вычищенный пол Анна-Лиза тоже обращает внимание, но это не столько кажется ей красивым, сколько вызывает уважение. Далеко не у всех дежурных есть желание драить половицы до блеска, даже на саму Саволайнен, от общественных работ не отлынивающую, подобные приступы трудолюбия находят не часто. Тут явно трудились фанатики, причём скорее девушки, чем юноши. Мальчишки могут запросто допереть от ручья полную ледяной воды бочку, этот подвиг у них уже входит в обыденность. Долго и терпеливо натирать пол - это все-таки, наверное, не к ним. Хотя если как следует поискать, то, может, и такие герои найдутся.
Фразу "съем все на свете" Анна-Лиза воспринимает как разрешение тащить Рогнеде тройную королевскую порцию. С улыбкой кивает, обещает: - Метнусь тушканчиком, вернусь мухой. Не скучай без меня! - и резво, почти вприпрыжку спускается в погреб.
Сегодня котелок с холодным обедом выглядит как-то особенно жалко - обитатели оказались то ли голоднее, то ли сговорчивее обычного, трескали как не в себя. Анна-Лиза даже начинает сомневаться в том, что на запланированную тройную королевскую порцию там хватит. Как бы не пришлось довольствоваться обычной королевской. Саволайнен хватает котелок - девушка она и так не хрупкая и всегда справляется с ним без проблем, а сегодня, так это и вовсе легко - и бодро взбегает обратно вверх по лестнице. Чтобы обнаружить в столовой значительные перемены.
- Не постигаю. Где третий? - коротко удивляется Анна-Лиза, обводя столовую глазами в безуспешной попытке найти Тео. Вытряхивает содержимое котелка в жаровню, ленясь разводить огонь, прикладывает к гладким бокам жаровни разгоряченные магией ладони - и, пока Манипура заменяет собой очаг и разогревает обед, Саволайнен старается занять Рогнеду беседой, уточняя: - Он тебя быстро бросил или хоть попытался изобразить вежливого собеседника?

Рогнеда проводила собеседницу взглядом. Прыткая и неуловимая, как солнечный зайчик, Анна-Лиза с порывистым энтузиазмом ускакала тот час же за восточными кушаньями в погреб. Но не успел и простыть от девушки след, как она вновь возникла перед глазами Рони (та даже не успела как следует устроиться на циновке у маленького столика).
Как будто бы солнце вдруг спряталось играючи за пепельными тучами повседневности, а затем выглянуло себе как ни в чём не бывало, ясное и задорное. Ты, к слову, даже и опомниться-то не успел.
По какой-то причине всю недолгую жизнь Рогнеды окружали её подобные Анне-Лизе люди. Юная ирландка обычно описывала их кратко и ёмко: солнечными зайчиками. Свет нельзя поймать и заключить в руках даже на секунду - он не осязаем. Если вода благословит тебя ненадолго и по твоей просьбе задержится в ладошках, сложенных корабликом, то свет, напротив, будет скользить по твоим плечам златой шалью только возжелав того сам, своевольно. Свет свободен, непостижим. Его нельзя коснуться, но можно почувствовать. А шлейф послевкусия, который он оставляет, совершенно необъясним и не поддаётся отделкой словами.
Наверное, в симбиозе света и воды последний элемент можно сравнить с алмазом, который красив лишь только в огранке. А свет - это и есть огранка. Огранка воды.
Дедушка Рогнеды тоже солнечный зайчик. Но видно богам, он какой-то особенный солнечный зайчик, поскольку лишь рядом с ним она не чувствует себя одинокой отшельницей. Рядом с дедом Рони - цельная личность, достойная любви и внимания, счастливой и интересной жизни, а вовсе не "та странная девчонка". Благодаря этому тёплому, родному свету вода блестит и переливается в его лучах искренне, с душой и так, как никогда прежде не переливалась.
Отправляясь в Храм, Рони заранее знала, как будет болезненно сжиматься сердце при долгой разлуке с близким человеком, и как ей будет одиноко. Но иного пути выбрать она была просто не в состоянии. Рони не может всю свою жизнь оставаться в деревне и топтаться на месте, в зоне комфорта. Ей необходимо двигаться дальше, как ручейку - он всюду пробьёт себе дорогу. На самом деле Одиночество, в большей степени, её друг, а не враг. Да, это правда: Рони порою устаёт от людей и нуждается в отдыхе, в некотором роде терапии единения и тишины, которая позволяет ей прислушаться к сердцу и потоку мыслей. Благодаря этим терапиям она не потеряет, не забудет саму себя. Корень проблемы зарыт немного глубже...
Рогнеда знала, что первое время без деды будет чувствовать грусть острее обычного. Однако она так же и понимала, что это незнакомое место сможет ответить ей на многие вопросы и прояснить то, что раньше было подёрнуто неподатливой дымкой неизвестности. А потому... Как говорится, без боли нет побед.
- Чего нос повесила, курочка? - прозвучал ласковый голос деда в голове, и перед глазами его лицо осветилось добродушной улыбкой.
Курочка. Так дед ласково называет Рони и её мать.
Лицо Рогнеды тронула едва заметная улыбка.
Верно! Не время хмуриться, иначе мышцы соберутся в области третьего глаза и закроют обзор на всё прекрасное, что есть в этом мире. Она усмехнулась этим мыслям: вон, уже и к культуре начинает приобщаться. Может, не совсем тибетской, но... Зато к восточной!
Больше всего на свете ей сейчас хотелось поскорее наесться (живот уже неистово урчал) и побежать исследовать территорию Храма. У неё что-то дрожит под яремной впадинкой, какое-то волнительное нетерпение и щекочущее ощущение того, что она, похоже, здесь сможет почувствовать себя как рыба в воде, в отличие от отторгающего её Дублина. Как же хочется, чтобы шестое чувство не подвело.
Хотя... Разве же оно когда-либо подводило нашу героиню? Нет, оно всегда оборачивалось её путеводной нитью в запутанном лабиринте жизни.
"Он тебя быстро бросил или хоть попытался изобразить вежливого собеседника?"
Вопрос, неожиданно адресованный встрепенувшейся Рони, вывел её из текучих раздумий.
- Похоже, у него назрели какие-то очень важные дела, - немного растерянно ответила она и улыбнулась.