Так, как раньше

- Удалить астроцитому из ствола, - ответил Вэньхуа. - Ши дайфу сказал, у нас скоро оборудуют гибридную операционную, когда сразу во время работы можно делать КТ, и мы сможем проводить такие операции.

Астроцитомы могли быть очень похожими внешне на здоровые ткани, как это оказалось, например, во время недавней операции Ли. Некоторые можно было отличить на ощупь с помощью инструментов. Это была сложная и муторная работа, и опухоли ствола зачастую признавали неоперабельными из-за очень высокого риска повредить жизненно важные центры в процессе операции. С созданием гибридной операционной такие пациенты получали возможность получить необходимое им лечение в Хусин.

- Сначала будем ассистировать Ши дайфу, потом и сами, - ответил Вэньхуа. - Мы сможем удалять те опухоли, при которых пока отказывались оперировать. Если она в коре, можно удалять, пока пациент в сознании, и следить за его состоянием. А в стволе или мозжечке без интраоперационного контроля очень опасно удалять.

Удаление опухолей, в отличие от экстренной хирургии, было долгой интересной задачей, в которой сама операция была лишь верхушкой айсберга, а до этого проводилась очень долгая и тщательная подготовка, позволявшая минимизировать риски и добиться наилучшего результата.

- Здорово, - ответила Мэйлин на слова Вэньхуа о гибридной операционной. - Можно будет проводить ангиографии прямо во время операций.

Это бы существенно снизило риски и осложнения при аневризмах аорты и прочих сосудов. К тому же сэкономило бы много времени хирургам, когда из-за разницы положения тела пациента во время проведения компьютерной ангиографии и непосредственно операции приходится долго сопоставлять снимки и реальное положение, и тщательно выбирать доступ к проблеме.

- Я с этим декретом обо всем узнаю последняя, - пожаловалась Мэйлин. Она любила быть в курсе медицинских новостей. А теперь у нее не всегда было время даже просто журнал свежий почитать. Впрочем, в иные дни ей было некогда даже поесть и сходить в душ, так что проблема журнала становилась не самой большой. - Мне так стыдно об этом говорить, но иногда я жалею, что сохранила беременность.

Об этом она долгое время просто боялась говорить, боясь порицания Вэньхуа. Что не ощущает вот этой всепоглощающей любви, которую вроде бы должна ощущать, что иногда она просто бесится, когда Мэйхуа не хочет засыпать, а иногда даже хочется просто все бросить и куда-нибудь уйти. А больше всего ей не нравились эти перемены в жизни, которые наступали независимо от нее самой, а были спровоцированы кем-то извне. Даже если этот кто-то - ее собственный ребенок.

Вэньхуа понимал, что вряд ли Мэйлин легко далось это признание. И он ценил, что ему она доверяла настолько, что могла поделиться этой мыслью. Мэйлин посвятила много лет учебе, чтобы получить должность в Хусин. Она жила своей профессией и видела в ней смысл, и она не планировала срочно выходить замуж и тем более рожать детей в ближайшее время. Появление Сяомими было большой неожиданностью, и Вэньхуа не удивлялся тому, что Мэйлин, сопоставляя то, как сейчас складывалась её жизнь, с тем, как бы она могла сложиться без необходимости сидеть с ребенком, не всегда была довольна таким развитием событий.

- Тебе нечего стыдиться, ты говоришь о том, что чувствуешь. Тебе было бы намного легче, если бы ты решила не рожать, - согласился Вэньхуа. - Я очень люблю нашу дочь, но я понимаю, о чем ты говоришь. И надеюсь, что тебе станет лучше, когда ты выйдешь на работу. Ты - хорошая мать, но ты по своей натуре не можешь отказаться от кардиохирургии и сидеть дома.

Мэйлин было важно работать, развиваться профессионально, иметь возможность оперировать и расти с этом. Пока Мэйхуа была для неё препятствием, поэтому чувства Мэйлин к ней были противоречивыми. Вэньхуа было проще - он быстро вышел на работу после возвращения, он проводил в клинике значительную часть времени и имел возможность переключаться с того, чтобы следить за Сяомими, на что-то более интеллектуальное, чем укачивание ребенка или смена памперсов. Поэтому ему было легче с умилением смотреть на ребенка, чем Мэйлин, проводившей с Мэйхуа целые дни.

Эта тема была непростой для Мэйлин, и она опасалась осуждения Вэньхуа, потому что, наблюдая за ним, когда он занимался Сяомими, она не замечала у него раздражения, если вдруг дочь не реагировала на попытки ее успокоить и продолжала надрываться дурниной. От ее крика, казалось, даже вибрировали уши и начинала болеть голова, и Мэйлин терпеть не могла этот выматывающий ор на грани ультразвука. И она не понимала, как Вэньхуа может спокойно его выдерживать, когда ей самой порой хотелось просто оставить этот вопящий сверток там, где он лежал, и уйти в закат, тем самым признав публично, что ей не быть матерью, и тем более хорошей.

- Мне стыдно перед Сяомими. Иногда я не могу даже найти в себе сил сказать вслух, что люблю ее, - точнее, она за все четыре месяца дочери так и не смогла произнести эти слова, чувствуя, что если скажет - соврет и себе и ей. И от этого ей становилось только еще хуже. Это было что то неправильное, так не должно было быть. Разве она не должна радостно порхать птичкой вокруг своего ребенка, умиляясь каждому ее действию, даже если это пронизывающий внутренности вопль, так похожий на крик мифической банши? - И я всегда боюсь, что она почувствует это, что иногда я жалею, что она есть, или что злюсь на нее, когда она вопит.

Все дети орут, Мэйлин об этом как минимум догадывалась. Но теоретические все дети и орущий ее собственный ребенок - суть принципиально разная. Почему то выдерживать вопли конкретно Сяомими оказалось для нее ужасно тяжело. Особенно когда она не понимала, почему она вопит. Что случалось примерно в девяносто процентов случаев.

- Мэйлин, пока Сяомими вообще не может понять, что чувствуют по отношению к ней. Она даже не понимает, что ты - это отдельный человек, - сказал Вэньхуа.

Эволюция распорядилась так, что человек ходит на двух ногах и при этом обладает очень развитым головным мозгом. И именно это сочетание приводит к огромным сложностям при рождении ребенка, поэтому природа всегда ищет компромисс между тем, чтобы новорожденный был жизнеспособным, и чтобы при этом женщина смогла его родить, несмотря на узкий таз, обусловленный хождением на двух ногах. В итоге ребенок человека рождается с крайне недоразвитой нервной системой, которая начинает быстро наверстывать упущенное в первые годы жизни. Вэньхуа понимал, что Сяомими даже не запомнит ничего, что будет происходить с ней в первые пару лет, и тем более не заметит, что говорила или не говорила ей мама.

- Ты не обязана её любить и говорить ей об этом. Достаточно того, что она сыта, здорова и находится в безопасности. И я уверен, что тебе будет проще понять твои к ней чувства, когда ты сможешь заниматься не только ей, - сказал Вэньхуа. - А для неё ты все равно будешь самой лучшей и самой любимой, - добавил он и улыбнулся.

Не было оснований не верить Вэньхуа, все-таки к нервной системе человека он был намного ближе, чем Мэйлин. Но если человек хочет себя в чем-то обвинить, то он найдет это что-то. Мэйлин постоянно напоминала себе, что она все-таки хорошая мать, но говорить себе это и самой в это верить - немного разные вещи. Она могла твердить себе это раз за разом, когда Сяомими плачет, но она не могла поверить в это, все по той же причине - Сяомими плачет. В представлении Мэйлин у идеальной матери, этакого мифического существа, дети никогда не плачут. У нее поголовно круглощекие улыбающиеся младенцы, из тех, что можно фотографировать на открытки, спят и едят по часам, и с трех месяцев уже цитируют Конфуция или кого-нибудь еще. У нее Сяомими только-только делала попытки перевернуться со спины на живот, плохо, как и сама Мэйлин, соблюдала распорядок дня, и Мэйлин не мыла полы каждый день в комнате, где стояла кроватка. Может быть, раз в неделю в лучшем случае. Оказывается, быть хорошей по всем представлениям матерью очень скучно.

- Пока я что-то этого не ощущаю, - ответила Мэйлин и слабо улыбнулась. - Иногда мне кажется, что уж самой любимой я для нее точно не буду, - ну потому что на самых любимых так громко не орут, как орет Сяомими, когда ей что-то не нравится.

Но ее немного успокоило то, что Мэйхуа не запомнит, как отвратительно вела себя ее мать на первых порах ее жизни. А у Мэйлин еще будет время разобраться в себе и понять, что она на самом деле чувствует по отношению к маленькой дочери.

Вэньхуа не стал спорить, потому что был уверен, что сомнения Мэйлин сами развеятся со временем, когда она прийдет в себя в новой для себя роли матери, и поймёт, что по-прежнему может реализовываться в профессии. Сейчас он считал, что может только дать ей почувствовать, что не считает ее мысли и чувства неправильными, и что она - отличная мать для Мэйхуа, даже если пока ей сложно в это поверить.

- У тебя есть талант быть самой любимой, в этом я убедился сам, - сказал Вэньхуа и улыбнулся.

Он надеялся, что они смогут воспитать Сяомими так, что она будет куда больше уверена в себе и в своём праве быть любимой, чем была воспитана Мэйлин. И по мнению Вэньхуа в этом ей должен был помочь пример ее матери, которая не будет класть все на алтарь материнства, чтобы потом спрашивать все с процентами, а будет жить своей жизнью и своими целями.

- У тебя будут дежурства на этой неделе, или сначала дадут время освоиться без них? - спросил Вэньхуа.

Вэньхуа старался ее поддерживать, как мог, хотя, честно говоря, Мэйлин не считала, что он может понять ее в полной мере, но она была ему очень благодарна за то, что он ее хотя бы не осуждает. Потому что она саму себя очень осуждала. Но на эту тему можно было жаловаться до бесконечности, и нужно было просто потерпеть до завтрашнего дня, когда она выйдет на работу после вынужденного перерыва. Конечно, за один день ей вряд ли станет легче, но это будет уже что-то, лучше, чем ничего.

- Пока без них. Я звонила Чжи дайфу, чтобы он посмотрел мой график, сказал, что пока у меня амбулаторные приемы и ни одного дежурства или операции. Говорит, Лань дайфу хочет сначала посмотреть на меня, и как я работаю, - услышав это по телефону, Мэйлин даже удивилась. Ей казалось, что статус старшего хирурга подразумевает как минимум то, что она умеет работать, и делает это хорошо, а тут, оказывается, надо еще кому-то опять доказывать. - Я как будто опять вчера университет закончила.

С одной стороны, может быть и правильно, что Лань дайфу хочет к ней присмотреться. С другой, это было довольно обидно. Она провела две сложнейшие операции в условиях, когда успех был минимальным, и это не было чистой удачей, а сейчас ее бросают на амбулаторку только из-за того, что она месяц просидела дома. Некоторые в отпуске дольше бывают.

- Интересно, что он увидит, если ты будешь только вести амбулаторный прием, - заметил Вэньхуа.

Ему показалось, что такое начало работы было несправедливым по отношению к Мэйлин. У неё пока не было своих пациентов, но они могли быстро набраться за пару дней работы, если даже не переводить их от других врачей. Неприязнь Вэньхуа к новому заведующему кардиохирургией еще немного возросла.

Син цзынли ждал возвращения Мйлин из командировки и сразу давал ей повышение, а его подчиненный вдруг решал устраивать какие-то странные проверки, еще и не в операционной, а в самой неблагодарной и не интересной работе, какая только могла быть в Хусин после заполнения бумаг и катания ватных шариков.

- Странный этот Лань дафу: для важной консультации присылает интерна, а старшему хирургу не дает оперировать. Если он так и будет поступать, Сину цзынли это вряд ли понравится, - сказал Вэньхуа.

Главврач всегда уделял больше внимания кардиохирургии, чем другим отделениям, потому что продолжал оперировать и был кардиохирургом по специальности. У него бывали его собственные пациенты, которые лежали в этом отделении, и он много общался с персоналом, поэтому мог быстро узнавать о странных решениях Ланя.

Мэйлин пожала плечами, показывая, что не знает. Да, это было нечестно, но не идти же с этим вопросом к Сину цзынли, тем самым загодя портя отношения с начальством, которое она еще и в глаза не видела.

- Наверное, как и многие, не верит, что я и правда могу быть кардиохирургом. Или ждет, что я облажаюсь на приемах, тогда меня можно будет с чистой совестью не пускать в операционную вообще, - ей было все равно, какими мотивами руководствовался Лань дайфу при этом своем решении. Гораздо больше ее интересовало, как снова вернуться к практике, не засиживаясь в приемнике дольше, чем на пару дней. Мэйлин хотелось поскорее очутиться в операционной клиники, чистой, светлой, оборудованной по последнему слову, чтобы перекрыть воспоминания о том, в каких условиях приходилось работать до этого в госпитале.

- Вдруг я получила должность старшего хирурга через постель главврача, - предположила Мэйлин. В одно время эта сплетня была у всех на устах, тщательно поддерживаемая небезысвестным Шу дайфу. Тогда половина клиники гадала, к кому же она нырнула под одеяло, чтобы начать работать по специальности, ведь она, о, ужас! была всего лишь женщиной без опыта работы. Раньше это задевало, сейчас - казалось ерундой, на которую не стоило обращать внимания. В конце концов, важно не то, что думают о ней другие, а то, что она сама о себе думает. - Вот увидишь, завтра он в лицо скажет мне, что дает мне время привыкнуть и освоиться, словно я в командировке только и делала, что сидела без дела и забыла, как скальпель держать.

Мэйлин на тот момент еще не знала, что ее слова могут оказаться пророческими. Сейчас это было просто предположение.

- Мне все равно придется считаться с его решениями, - ответила Мэйлин. - Нравятся они мне или нет, но он - мой начальник. не хочу портить с ним отношения еще даже не начав работать. Завтра посмотрю, что это за фрукт такой и как с ним бороться.

Она могла быть сколько угодно быть недовольна новым боссом, ее мнение тут мало учитывалось. Если Син цзынли назначил его новым заведующим отделения кардиохирургии, значит, как минимум у Ланя сяншена был огромный профессиональный опыт, и ради этого можно было немного потерпеть все его причуды. Мэйлин никогда не упускала возможности подхватить новое знание, даже если источником был не самый приятный человек.

Она грустно усмехнулась, услышав, что сказал Вэньхуа. Они стали циничнее, тверже, злее и язвительнее, эгоистичнее. Жестче. Эти перемены ей не нравились. Это было необходимо, чтобы выжить в мире военного госпиталя, но совсем необязательно было тащить все это за собой обратно в Пекин. И все-таки оно притащилось следом, как какой-то ненужный груз прошлого, от которого сложно избавиться вот так, сразу. Или невозможно избавиться в принципе,

- Мы так изменились, ты заметил? - тихо спросила она у Вэньхуа, грея руки о чайную чашку, уже полупустую. - Не скажу, что в лучшую сторону.