О горевестниках и достоинствах альтернативной медицины

- Да я и не собиралась, - дрогнула плечами Арлетта, которая хотела сперва вообще оставить замечание мужчины без комментариев, но потом решила, что хоть как-нибудь обозначить свою позицию всё же надо. Иначе гробовое молчание можно будет истолковать довольно двусмысленно, и как знак молчания, и как знак протеста - вопреки расхожей поговорке, крутить его легко можно в обе стороны. Пока таланты Маргариты не начали влиять на детей разрушительным образом - а таких примеров до сегодняшнего дня пока не было и, как надеялась Арлетта, в ближайшем будущем и не должно было больше появиться, - зримых поводов пытаться отсечь рыжую девушку от детей не предвиделось.
- Миску не надо держать, её нужно поставить. А вот это богатство можно забрать, - сказала Арлетта, кивая на по-прежнему сложенные рядом с циновкой боккены, шнур и пояс. - Оно сегодня сослужило гениальную службу, но больше эта гениальность пока не требуется. И не потребуется, смею надеяться.
В миску с водой Арлетта сбросила ша-ци из ноющих рук, и вода немедленно потемнела. Теория гласила, что сбрасывать ша-ци можно и просто в землю, без дополнительных ухищрений, но Давенпорт осторожничала, не желая проверять, является ли деревянный пол лазарета тождественным земле, и мазать негативную энергию по полу. Избавившись от ша-ци и от тяжести в руках, Арлетта в последний раз взглянула на ауру Валентина, лишний раз убедилась в том, что серый разлом исчез и кость цела, ласково потрепала сына по голове и объявила: - Сразу скакать на этой ноге я бы на твоём месте не стала, но ходить можно. Исцелен и свободен. Но, очень прошу, хотя бы до вечера воздержись от поиска новых приключений на свои конечности, а?

Послушно поставив миску, Маргарита быстро собрала «добро» Мотидзуки сана, сослужившее сегодня хорошую службу и, молча, передала мужчине, оставив себе больше никому не нужные боккены. Раз другой помощи от нее не требовалось девушка немного отошло в сторону, чтобы не раздражать Арлетту излишним вниманием и принялась наблюдать за процессом лечения издалека, стараясь вынести для себя что-то полезное, чтобы в следующий раз не бежать за помощью к более опытным врачевателям.

Мастер Давенпорт, тем временем, вполне успешно справлялась со своей работой, убирая перелом и возвращая ногу Валентина в состояние пригодное для самостоятельного передвижения. Сбрасывать ша-цы Рита толком не умела, а потому за этим процессом следила с особым внимание, в кой-то веке, огорчаясь своему сложному отношению с магией Воды. Арлетта же все делала ловко и быстро, в скором времени, явив миру вполне здорового сына, чем вызвала у рыжей восхищенный возглас:
- Ух, ты! Уже готово? – Заданный вопрос, призванный выразить отношение девушки к происходящему, не требовал ответа.

- Теперь, когда самое важное позади, нас начнут карать? – Не то, чтобы Маргарита верила в лютую расправу над вероятными виновниками, но к паре взвешенных рекомендаций со стороны наставницы была вполне готова. Тем более что каждый из присутствующих их в той или иной мере заслужил.

Практически слившись со стеной Тору, раз не мог помочь, то старался хотя бы не шуметь, чтобы ненароком не отвлечь мать Валентина от совершенно непонятного ему, но, вероятно, сложного процесса. Пошевелился он лишь однажды, принимая пояс и сагэо из рук Маргариты, все остальное время, изображая из себя уникальную статую и не забывая при этом внимательно наблюдать за происходящим.

То, что обитателя монастыря не чужды чему-то магическому, японец знал давно. Но, не считая некоторых фокусов его рыжеволосого наказания, названных магией Воздуха, Мотидзуки наблюдал нечто подобное на столь близком расстоянии впервые и, должен был признать, что увиденное впечатляло. Сам Тору умел только ломать, а вот лечить, тем более с такой скоростью… Что-то подобное всегда оставалось на уровне безумных мечтаний.

Наконец, процесс лечения закончился, что ознаменовалось очередным странным вопросом от мастерицы дурацких формулировок. Как женщина, чьего имени он до сих пор не знал, должна была, по мнению Маргариты, карать присутствующих, мужчина так и не понял. Хотя, монастырь, являясь необычным местом, имел возможность преподнести ему еще немало сюрпризов. И одним из них вполне могло стать получение какого-нибудь экзотического наказания.

В последние минуты, когда в кости шебуршало странное ощущение - то ли её покалывало, то ли этим словом точно не описать происходящее, но внутри ноги явно что-то происходило, а значит, процесс исцеления на всех парах двигался вперёд, - Валентин за движениями маминых рук следил особенно напряженно, даже дышать через раз забывал. Мальчик только что не всей кожей чувствовал: вот, сейчас чудо войдёт в завершающую стадию, а потом оп, и случится. И можно будет опять с целой ногой прыгать по окрестностям - хотя, наверное, лучше сразу же так ногу не нагружать, а всё-таки выждать немного.
- Уже все? - удивился Фельтин примерно с теми же интонациями, что у Маргариты. Осторожно согнул и разогнул ногу - нога согнулась и разогнулась, как будто всегда здоровой была, без каких-то видимых трудностей. Тогда Валентин попробовал на эту ногу опереться и приподняться на ней - это испытание нога тоже выдержала с честью, не пытаясь больше подломиться.
- Хоть до завтрашнего утра ничего искать не буду, - пообещал Валентин, который живо представлял себе, что мог бы в иных условиях просидеть в гипсе целый месяц. На фоне этого - провести один спокойный вечер дома, никуда не высовывая нос, вообще жертвой не казалось. - Мам, спасибо. Ты лучшая! - и Фельтин немедленно повис у матери на шее с объятиями. И вполне искренне выражая радость, и в то же время - коварно мешая матери перейти в карательный режим, чтобы закончить день всё-таки можно было на светлой ноте, а не казнями там какими-то.

- Те, кто сомневаются в моих исключительных талантах, в следующий раз будут лечить себя сами, - ворчливо сказала Арлетта, даже на миг оторопевшая от того, как её вдруг со всех сторон начали на разные лады спрашивать "что, неужели уже готово" и как будто даже хотели в конце прибавить "да не заливай". Правда, Валентин быстро исправился, как только убедился, что нога действительно цела и работает. Сын полез обниматься, и Арлетта тут же растаяла, как разомлевшая на солнце кошка. Где уж тут кого-то наказательно рвать в клочья и на британский флаг, тут ни лапой, ни даже кончиками усов лишний раз шевелить не хочется.
- Радость моя, ты так сильно хочешь, чтобы тебя покарали? - удивилась Арлетта, припадая щекой к тёплой макушке Валентина. Проштрафившиеся ученики в этом месте уже бы десять раз слиняли прочь, пользуясь тем, что про них так удачно позабыли. Маргарита же самоотверженно напрашивалась на показательную порку, да так старательно, что прямо неуютно было ей в таких горячих просьбах отказывать. Как бы абсурдно ни звучало - вот именно таким боком рыжая Эрнандес умудрилась все вывернуть и с ног на голову перевернуть.
- Не могу отказать, когда меня так настойчиво просят. Сейчас придумаю тебе в наказание какую-нибудь каторжную работу, - пообещала Арлетта. Давенпорт, в принципе, была готова ограничиться заявлением "сегодня живите, но если ещё раз принесете мне ребенка в таком виде - головы вам, тренерам бедовым, поотрубаю и возле своего дома на пики насажу, чтобы другим впредь неповадно было", но уж как-то так сложилось, что ограничиться этим заявлением у Давенпорт не вышло. С Маргариты Арлетта перевела взгляд на мужчину, безмолвно вытянувшегося вдоль стены - вот кто не отсвечивал очень грамотно, но, пусть скажет спасибо Маргарите, толку от этого не оказалось никакого, - и лукаво поинтересовалась: - Вас как - тоже нужно примерно покарать? Как желаете?

Каторжные работы Маргарита не любила и, по понятной причине, особого энтузиазма от перспективы перевоплощения в каторжника не испытывала. Но, обладая повышенным чувством ответственности за окружающих, особенно если речь заходила о детях наставницы, начинала чувствовать свою вину, когда что-то шло не по плану, а уж тем более, заканчивалось травмами. Так что про карательные мероприятия рыжая спросила для очистки совести, давая Арлетте, как, в каком-то смысле, пострадавшей стороне, оценить тяжесть своих прегрешений и, при необходимости, вынести приговор.

- Если что, получения суровых наказаний я не жажду, - на всякий случай уточнила девушка, если у наставницы сложилось впечатление о наличии у нее прогрессирующей склонности к мазохизму. – Вину признаю, но как смягчающие обстоятельства прошу рассмотреть хорошие побуждения, с которыми все это плачевно закончившееся мероприятие начиналось и своевременное оказание первой медицинской помощи.

Закончив свою повинную речь, Рита замолчала, давая Арлетте возможность проникнуться глубиной ее раскаяния, одновременно с этим наблюдая за здоровым и активным Валентином. К счастью, сегодняшняя история закончилась вполне себе благополучно, успев, при этом, принести изменения в жизнь одного человека, подпирающего в данный момент стену, последствия которых Эрнандес сейчас бы предсказывать не взялась.

Как Тору и предполагал, опрометчивое высказывание болтливой рыжеволосой особы о необходимости покарать виновных, «отрикошетив» от матери Валентина, прилетело в него. К счастью, заданные женщиной вопросы прозвучали не угрожающе, а скорее, игриво. Вероятно, обретение сыном здоровой ноги, подняло настроение врачевательницы, избавило от лишних тревог и позволило немного расслабиться за счет легкого подтрунивания над неудачливыми тренерами. Не имея ничего против и даже испытывая некоторый интерес к тому, куда может привести поднятая тема карательных мер, Мотидзуки немного «отлип» от стены, внимательно посмотрел на женщину, выдерживая небольшую паузу и официальным тоном сообщил:

- В нашей культуре принято карать себя самостоятельно, но, поскольку, я здесь в гостях, обещаю отложить вспарывание живота на потом и последовать местным традициям, а потому передаюсь в ваше полное распоряжение.

По непроницаемому выражению лица трудно было понять, насколько японец в данный момент серьезен, и лишь опытный глаз мог заметить легкие подрагивания губ, подсказывающие, что его слова содержат явные осознанные преувеличения, позволяющие ненадолго отвлечься от полезших со всех сторон в голову мыслей о ближайшем будущем, изменившемся с учетом развернувшихся неожиданным образом событий.

Услышав, как мама пригрозила раздачей наказаний, Валентин напрягся, чисто на всякий случай. С одной стороны, настроена вроде мама была благодушно, рубить и карать со страшной силой не собиралась. А с другой стороны, если уж пойдёт наказывать, так может всех перебрать, включая пострадавшего - тем более что от травмы уже все равно осталось одно только воспоминание.
В общем, сложно всё как-то выходило, а может статься, даже и не очень приятно.
- Я тоже согласен, чтобы меня покарали, - торопливо сказал Валентин, спеша придумать себе сам что-нибудь славное, пока мама не придумала за него что-нибудь далеко не такое славное. - Предлагаю наказать меня страшным, нудным, но очень полезным занятием по ментальной магии. Я готов к этой участи и смиренно её приму, - торжественно завернул Фельтин. Идея быть наказанным хорошей лекцией по ментальной магии ему на самом деле очень нравилась. С одной стороны, детей вроде как и полагается наказывать уроками, дополнительными домашними заданиями и всяким таким прочим. А с другой стороны, уроки Валентина никогда особенно не пугали, а по интересующим его темам, так и вовсе наоборот, только радовали.
В общем, в отношении самого себя Фельтин всё придумал идеально, просто на загляденье. Оставалось теперь только надеяться, что и в отношении Маргариты и Мотидзуки-сана мама придумала тоже что-нибудь скорее символическое, чем действительно наказательное.

Валентин со своим предложением вместо наказания пойти и начать страшно мучиться на ментальной магии выступил не сказать чтобы шибко вовремя - но, поразмыслив, Арлетта не нашла в его словах ничего нездравого или предосудительного. Поэтому Давенпорт одобрительно кивнула: - Добро! Наказан. Можешь хоть сейчас идти и искать мастера, который согласится тебя ментальной магией мучить. Только сперва зайти домой, покажись Дарсии. Пусть увидит, что ты живой, здоровый и больше не сломан. Все, свободен. Ну, а теперь с вами... что бы мне с вами такое сделать? - Арлетта повернулась к незадачливым учителям и изобразила глубокие раздумья. Как будто выбирала между повешением и четвертованием.
На самом же деле ответ пришёл довольно быстро и был отчасти продиктован словами самих же наказуемых тренеров. Опираясь сперва на слова мужчины, Арлетта сообщила: - Местные традиции предписывают за проступки отправлять виновных на работы на благо монастыря. А поскольку Рита просит принять хорошие побуждение во внимание и за честь их как смягчающее обстоятельство, - Арлетта кинула на Маргариту короткий взгляд, убеждаясь, что пока рыжая не пытается от этих своих слов отказаться, - то я дам вам возможность реализовать эти хорошие побуждения. В качестве отработки будете заниматься с учениками, делиться с ними своими знаниями. Заодно и преподавательские навыки свои подтянете, и мастеров слегка разгрузите, - подытожила Арлетта, которая под загруженным мастерами, как обычно, имела в виду в первую очередь себя. - Ученики будут взрослые, их зашибить так легко у вас не получится. Слушаю ваши вопросы, предложения, протесты.

Слушая Валентина, рыжая в очередной раз порадовалась, что сын ее наставницы вполне здоров и готов к новым ученическим подвигам. По мнению Риты, конкретно его наказывать было не за что, но поскольку все участники неудачной тренировки решили примерить на себя роль «самого виноватого человека в мире», выбор в качестве наказания занятия по ментальной магии показался девушке очень разумным решением.

Разобравшись с Валентином, Арлетта приступила к озвучиванию воспитательно-карательных мер, которые планировалось принять по отношению к главным «виновникам торжества». Предложение наставницы позаниматься с учениками Маргарита восприняла с энтузиазмом и легким удивлением, связанным с недооценкой мастером Давенпорт ее способностей к причинению вреда себе и окружающим, но последний момент комментировать так и не решилась.

- Я смиренно принимаю наказание, - торжественно произнесла Маргарита, не скрывая довольной улыбки. – Но, прежде чем приступить к выполнению штрафных работ, стоит куда-то определить нашего гостя, - девушка бросила многозначительный взгляд в сторону Тору, - который, я полагаю, задержится здесь надолго.

По итогам всего произошедшего Рита испытывала чувство глубокой благодарности к детям и Арлетте, своими действиями и словами заставившими упрямого японца сделать шаг и пересечь линию ворот монастыря, о чем, как поняла, сопоставив известные ей факты девушка, он думал достаточно давно, но по каким-то одному ему известным причинам не решался этого сделать.

Тору не слишком верил в судьбу и судьбоносные встречи, но, учитывая в каком ключе начали развиваться события, был готов признать сегодняшнее вторжение детей в его личное пространство неслучайным. То, о чем он так долго думал, произошло само собой, без привычных сомнений и терзаний, закрутившись таким образом, чтобы у японца не оставалось возможности отступить. А последние слова матери Валентина, окончательно привязывали Мотидзуки к монастырю и демонстрировали, что если долгое время не можешь принять решение самостоятельно, то кто-нибудь сделает это за тебя.

- Польщен вашим доверием, - Тору сопроводил свои слова неглубоким поклоном. Мужчина десять раз подумал бы, прежде чем подпустил к ученикам человека, выглядящего столь же сомнительно, как сейчас он сам. Но, вероятно, рассказ Маргариты и отсутствие комментариев Валентина о том, что он весь из себя такой жуткий и иногда использует детей в гастрономических целях, а может и просто женская проницательность позволили врачевательнице определить его именно туда, где он всегда был наиболее полезен – в преподавание.

- Меня зовут Мотидзуки Тору. – Японец посчитал уместным сообщить свое имя, после того, как его так круто взяли в оборот. – На случай, если вам в будущем еще придется помянуть меня добрым или не очень словом.

Об этом самом будущем Тору пока думать не хотел. События развивались неожиданным образом, и теперь ему приходилось приспосабливаться к ворвавшимся в его жизнь изменениям. Но, что самое главное, Мотидзуки не жалел о произошедшем. Он не мог предсказать, что его ожидает в ближайшие месяцы, только предполагать. И эти предположения, как ни странно, внушали не опасения, а надежду на обретение передышки после бесконечного пути к неизвестной цели.

Валентин кивнул дважды - сперва торжественно, выражая полную удовлетворенность тем, как они с мамой легко и быстро договорились о "наказании" для мальчишки, а потом торопливо и понимающе, признавая, что и вправду надо бы показаться сестре. Сам же говорил, что Дарси от волнения на стенку полезет - ну так вот надо её поводов для такого волнения лишить. Показав ей, например, свою обратно целую ногу. Это должен быть вполне себе неплохой способ успокоить сестру, осталось только эту гипотезу на практике проверить.
- Понял. Бегу, - серьёзно сказал Валентин, мысленно вычерчивая в голове предстоящий маршрут: сперва домой, чтобы там показаться сестре, живым, здоровым и больше не сломанным, а потом из дома немедленно петлять до наставника и у него просить занятие. Если наставника на месте не окажется, не отчаиваться и не опускать рук, а просто взять и пойти по всем мастерам, кто найдётся, лишь бы соорудить себе занятие прямо сегодня, никуда не откладывая. Да, это звучит как хороший план.
Поднявшись на ноги, на бывшую сломанную ногу Валентин в первый миг наступил всё ещё с опасением - но опасения оказались излишними. Нога прекрасно держала мальчика, прямо как в старые добрые времена. Наслаждаясь тем, что наконец-то он опять ходит своими ногами и посторонняя помощь ему для этого больше не требуется, Фельтин бойко прошёл к выходу из лазарета. На пороге мальчик обернулся, поклонился и сказал, адресуясь к Маргарите и Мотидзуки-сану: - Спасибо за всё. До свидания!
Попрощавшись, Валентин окончательно испарился из лазарета. У него впереди ещё был большой хороший план, с которым кровь из носу надо было справиться до вечера. Некогда задерживаться.

С учётом того, как тяжело и заковыристо начинался день - наверное, то, как сейчас легко и гладко он заканчивался, было отчасти справедливой компенсацией. Вылечить Валентину ногу получилось, не столкнувшись ни с какими осложнениями, раздать "наказания" тоже вышло, не встретив не то что ни одного весомого - вообще никаких протестов. Словом, эта часть Мерлезонского балета, шла легко и гладко, без сучка без задоринки. Как будто все заранее договорились, кто и что говорить будет, чтобы всех остальных это устроило.
- Только не очень бегом беги! - предупредила Арлетта покидающего лазарет сына. Ей всё же казалось, что не стоит лишний раз испытывать удачу и на только что вылеченной ноге скакать всю дорогу до дома. Лучше уж лишний раз перестраховаться.
- Вот уж расселением гостя, пожалуйста, займись сама. Куда селиться, ты знаешь, свободные комнаты там есть, - немедленно отказалась Арлетта, перебрасывая эту обязанность с себя на Маргариту. И виновато развала руками: - Я бы вас, может, и проводила, но я сегодня прикована к лазарету, как Прометей к скале. Дежурю, не могу покидать боевой пост, - вдруг сейчас явится ещё кто-то со сломанной ногой. Или что там ещё обитатели монастыря так любят себе ломать.
Никакое, даже самое печальное дежурство, тем не менее, не могло помешать Арлетте завести новое знакомство. Давенпорт вежливо кивнула: - Рада с вами познакомиться, - и в той же манере представилась в ответ: - Арлетта Давенпорт. На случай, если у вас станут спрашивать, кому взбрело в голову доверить вам учеников, и вам нужно будет на кого-то сослаться.
Представившись, Арлетта встала и взяла в руки миску с почерневшей водой. Ей как минимум надо было выплеснуть эту воду на улицу и вернуть миску на место - а в идеале, так ещё вернутьсяпосле этого к чтению трактата, потому что необходимость овладеть способностью восстанавливать нервы пока никто не отменял. Арлетте так и вообще казалось, что время поджимало.

Валентин испарился из лазарета с такой скоростью, не забыв, в прочем, попрощаться с рыжей и своим новым знакомым, словно это тут не его сейчас лечили от перелома ноги. Маргарита даже почувствовала легкое чувство зависти, поскольку ей самой так бодро скакать после серьезных травм не доводилось ни разу. Но, детская активность – это хорошо, а ряд назревших вопросов так до сих пор еще не был решен. И первый из них заключался в размещении Тору в жилом корпусе.

- Хорошо, с расселением я разберусь, - покладисто ответила на слова наставницы Риты. – Пойдемте, Мотидзуки-сан, я покажу, где здесь можно остановиться, а потом проведу небольшую экскурсию по территории монастыря.

Попрощавшись с Арлеттой, девушка направилась к выходу и, уже было перешагнула порог лазарета, как промелькнувшая в голове мысль заставила рыжую резко затормозить и, обернувшись, добавить одно, но сейчас очень важное для нее слово:
- Спасибо.