Раз ниточка, два иголочка

Очередное перемещение кендоги, теперь уже полностью по инициативе Ярецы, призванное заполнить возникшую паузу, Тору встретил как нечто неизбежное. Он не стал отбирать куртку обратно, поскольку подобное поведение превратило бы их и без того странное общение в возню двух детей, делящих одну лопатку. И если для Ярецы в силу ее возраста это было простительно, то от себя Мотидзуки требовал совсем иных проявлений. Хотя, как показывала практика, обычно он проигрывал в нелегкой битве против своей эмоциональности, совершая поступки о которых, успокаиваясь, начинал жалеть.

Наблюдая за тем, как Яреци старательно зашивает порванный рукав, Тору снова испытал некоторое смущение. До этого починкой его одежды, кроме него самого, занимались только бабушка, мать и бывшая жена, но уж никак не кто-то из учеников или студентов. Так что все происходящее казалось японцу не просто странным, а словно выворачивающим мир, вместе с ним самим наизнанку. Ту самую, с которой лучше зашивать, если что-то порвалось.

- Если будешь скучать, то всегда сможешь вернуться, здесь тебе будут рады. – Слова, непроизвольно сорвавшиеся с языка после долгой паузы, снова удивили Тору, на этот раз неприсущей ему обычно мягкостью. Да что же с ним творилось за последний год? То он разрешил своей рыжеволосой партнерше по тренировкам называть себя по имени и применять по отношению к нему открытую манипуляцию. То сам вызвался на проведение группового занятия, хотя его никто об этом не просил. А вот теперь и вовсе начал переживать из-за отъезда ученицы… Воистину человек полон сюрпризов, даже если этот человек ты сам.

Она сосредоточенно зашивала дырку на куртке мастера, стараясь не отвлекаться, чтобы работа была выполнена качественно и в короткий срок. Для неё это было очень важно, ведь сейчас она сама взяла куртку, хотя, наверное, вообще не должна была ничего этого делать. И ей казалось, что если она сделает не так, как должна сделать, а немного хуже, то всё, он рассердится, накричит, прогонит. И больше уж точно не будет с ней разговаривать. Потому что не будет ей верить. Ведь она сказала, что может. А вдруг не сможет зашить именно так, как нужно? Ведь это неправильно.

Поэтому она не приняла во внимание его слова, даже не уловила интонацию, с которой они были произнесены. Хотя фраза отложилась в мозгу, а это означало, что рано или поздно она ответит на сообщение. Просто немного позже, чтобы не отвлекаться.

Она закончила первый ряд, ниточки располагались близко друг к другу, между ними почти не было зазоров, и это радовало. Закрепив нити, она оторвала от катушки ещё одну нитку и стала шить второй ряд. Это уже оказалось намного сложнее, так как ниток было много, они были тонкие, и через них в шахматном порядке, сильно прижимая друг к другу, надо было продевать иголку. Тут ещё надо стараться не порвать ниточки, а то придётся всё начинать сначала. Кропотливая работа, которая у неё должна получиться. Она должна это сделать, хотя бы чтобы... завоевать его уважение? Но это лишнее, к тому же вряд ли он будет уважать её. Уважают ведь за что-то значительное, да и не может она, мелкая девчонка, сделать что-то значительное для этого интересного человека с очень непростым характером. Зашить дырку? Вряд ли за это можно уважать. Но ей было главное, что этот человек хотя бы разговаривает с ней, не называет зазнайкой. Или не прогоняет. Хотелось бы ей узнать о его жизни? Разумеется, кому не хочется узнать о жизни человека, который нравится. Но она старалась не лезть к нему в душу. Она просто хотела помочь.

Дырка постепенно зашивалась, она вышла на "финишную прямую". Осталось так немного, но почему-то в душу проник страх. Так часто бывает, когда ждёшь чего-то, стараешься не волноваться, а в последнюю секунду непонятный страх просто разрывает душу. И не знаешь, что делать дальше. Она сглотнула и, моргнув, продолжила занятие.

- Вот, готово, - произнесла она, в голосе чувствовалась скрываемая радость, нельзя показывать свои эмоции, а то он подумает что-то не то. - Носите на здоровье. - Она протянула ему куртку. Зашитая дыра немного выделялась, но при беглом взгляде её можно было посчитать каким-то декором, например. Ну, она так считала...

- Я, наверное, после сессии вернусь, - сказала она тихо. - Зимой. - поспешила она уточнить. Ну а вдруг у них там, в Японии, немного по-другому всё. Может у них там сессий нет. Или она одна на каждом курсе.

Тору старался не вмешиваться в процесс работы, лишь время от времени бросая взгляд на ловкие пальцы девушки, способные подчинить себе столь загадочный предмет, как швейная иголка. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что этот процесс его завораживает и ему становится все труднее и труднее отводить глаза, чтобы не смущать девушку чрезмерным вниманием. После некоторой борьбы с самим собой он все же смог сконцентрироваться на разглядывании местных пейзажей, которые уже и так чуть ли не в мельчайших подробностях мог описать по памяти. Но, к счастью, его мукам скоро суждено было закончиться, поскольку Ярецы разобралась с рукавом кендоги и вернула куртку хозяину.

- Спасибо. – Тору не нашелся, что еще сказать и снова почувствовал себя неловким дураком, не способным связно выразить свои мысли по самому простому поводу. За сегодняшнее утро он уже умудрился побить все рекорды собственной странности и, похоже, до предела было еще далеко.

- Значит зимой… - японец начал подсчитывать, сколько месяцев осталось до возвращения еще даже не уехавшей девушки, но резко себя прервал. – Желаю тебе удачного поступления. Скоро у тебя начнется новая интересная жизнь, так что, может, ты еще нескоро вспомнишь о монастыре и его обитателях.

Тору снова направил взгляд куда-то вдаль. Странное чувство легкой, как весенней ветерок, грусти усилилось и стало больше похоже на ветреный осенний вечер. Но теперь его кендоги, стараниями Яреци, снова была цела, и у него появлялась возможность как-то защититься от этого холодного пронизывающего ветра…