Почему нельзя быть самостоятельной

В этот день Яреци проснулась рано. Настолько рано, что на Востоке еще даже не забрезжил рассвет. Солнце спало, луна правила этим миром. Девушка взяла с тумбочки телефлн и посмотрела на дисплей. Четыре часа утра. Она вздохнула и, повернувшись на спину, стала смотреть на темный потолок. Справа раздавалось спокойное и размеренное дыхание Тору, и она повернула голову. Посмотрела на его профиль и осторожно пальцами убрала прядь его волос с щеки. Он непроизвольно поморщился, видимо стало щекотно, но продолжил спать. Девушка поцеловала его в щеку и тихо встала с кровати. Укрыла спящего одеялом, подоткнув края, чтобы было тепло, и вышла из комнаты. Посмотрела на перебинтованную ладонь и разбинтовала ее. Порезы постепенно затягивались, и она умылась. Теперь вода и мыло не причиняли такой боли, как, скажем дня два назад. Даже не щипало.

Она умылась, привела себя в порядок и ушла на кухню. Город еще спал, мир еще спал, а она села на стул и вздохнула. Взяла с подоконника альбом для рисования, который попросила Тору купить в магазине, и, вспомнив черты лица матери Тору, стала рисовать портрет этой властной женщины, вызывающей уважение и внушающей страх. Начало светать, настенные часы показывали шесть утра. Время пролетело незаметно, и она, зевнув, отложила альбом и встала. Размяла затекшие мышцы и заглянула в холодильник. Не найдя ничего интересного, она вернулась к рисованию. Теперь почему-то рука сама стала рисовать портрет змеюки. Уставившись на него, девушка хмыкнула и продолжила рисовать, сопроводив это красивой надписью на испанском "змея". Закончила портрет где-то через полтора часа. Получилась гадюка с лицом жены старшего брата Тору. И с этой мерзкой улыбкой...

Наверное, не стоит показывать Тору этот портрет. Она вырвала лист из альбома и сложила пополам. Надо будет выкинуть, а то вдруг Тору обидится, что так изображают его родственников. Да и к тому же нарисованныы портрет мог не соответствовать действительности, ведь видела она эту женщину всего один раз.

Вспомнив образ Тору, задумчиво-сонный, того Тору, который был для нее всего лишь "мистером Мотидзуки", она захотела было нарисовать и его, но услышала урчание своего желудка. Решив приготовить на завтрак омлет с помидорами и ветчиной, она отложила альбом с портретом женщины, который закрывал сложенный вдвое лист бумаги, и, достав все необходимое из холодильника, с задумчивым видом стала неторопливо резать помидоры...

Тору не знал, что именно заставило его проснуться, но глаза он открыл так резко, словно где-то на задворках его спящего сознания прозвучал невидимый будильник. Повернув голову в сторону, где должно было располагаться женское тело, и никого не обнаружив, Тору с недовольным бурчанием приподнялся на кровати и внимательно посмотрел по сторонам, прислушиваясь к доносящимся с кухни звукам и пытаясь определить, чем занимается девушка.

Первичный анализ показал, что пока он спал, в квартире опять начали происходить не разрешенные им безобразия, в которые стоило незамедлительно вмешаться. Может он сильно преувеличивал всевозможные опасности, но после недавней истории Тору начал опекать Яреци даже больше, чем до этого. А с учетом порезанной руки и вовсе не давал ей ничего делать. Девушка, конечно, была от этого не в восторге, но, как говорится, сама виновата. Нечего резать себе руки и заставлять его переживать.

Вставать не хотелось, но ситуация явно требовала его внимания, так что Тору окончательно выполз из под одеяла, натянул на голое тело домашние штаны и, не тратя больше времени на приведение себя в порядок, чтобы хоть как-то убрать с лица легкую помятость и расчесать растрепанные волосы, отправился на кухню. Как он и предполагал, Яри старательно стучала ножом по доске, догадавшись при этом еще и снять бинт, чем сразу вызвала желание как следует ее отшлепать за непослушание. Но пока он решил ограничиться тем, что отнял у нее нож и постарался изгнать ее подальше от всевозможных колюще-режущих предметов.

- А ну брысь на стул. Я сам все сделаю. - Тору старался, чтобы его лицо выглядело грозно, хотя с учетом общей помятости его старания не слишком впечатляли. - Я так понимаю, ты омлет хотела сделать?

Не имея способностей к предсказанию, Тору ориентировался на вытащенные из холодильника продукты. Вряд ли Яреци собиралась готовить на завтрак что-то совсем неожиданное, так что версия с омлетом казалась ему наиболее вероятной.

И все было тихо и спокойно, и ничто не предвещало беды, но, видимо, не может быть здесь все идеально и хорошо. На кухню вошел Тору и резко вырвал из ее руки нож, будто она не резала им помидор, а размахивала из стороны в сторону. Она вздрогнула от неожиданности и задохнулась от возмущения, когда поняла, что он хочет сам доделывать ее работу.

- Эй, отдай! - фыркнула она, глядя на него. - Ты чего делаешь?! Ты... мы же могли порезаться! Или я могла случайно порезать тебя.

Она возмущенно засопела, нахмурившись и смешно сморщив носик. В глазах было негодование и возмущение. Она не любила, когда ей мешают. К тому же таким методом. И отступать она не хотела. Хотя его ворчание заставило ее улыбнуться и обреченно вздохнуть и отойти от места потенциальной опасности. Хотя сейчас вроде бы не было ничего опасного. Если только разделочная доска не упадет ей на ногу, оставив переломы всех пальцев. Но это настолько нереально, что онс уже готова была хмыкнуть, как снова посмотрелна на любимого Тору. Он сильно за нее переживает, он хочет о ней заботиться, он любит ее. Это прекрасно. Но иноода его забота слишком навязчива.

- Нет, я хотела просто пожарить яичницу. С помидорами и ветчиной. Но... если ты хочешь омлет, то давай я перемешаю яйца с молоком? Я использую венчик, - решила она уточнить и улыбнулась. - Ты почему так рано проснулся? Да еще и не умылся толком. Я тебя разбудила?

Она выгнула бровь, слушая его речь, наполненную ядом. Но это был какой-то любимый и добрый яд. Уголки ее губ на то, что он порезаться не может, и она не сможет его порезать, и вообще, начали медленно ползти вверх. Хотелось его крепко обнять, никогда не отпускать. Постоянно быть рядом с ним, чтобы он всегда оберегал ее. Его забота ей очень нравилась, она хотела, чтобы они больше никогда не расставались, чтобы они всегда были вместе и все делали вместе. И ругались по таким мелочам. Не из-за чего-то серьезного, а просто из-за того, что он не подпускает ее к ножам. Это мило и в какой-то мере забавно.

- Ах, молоко, - как будто отрешенно протянула она, - ну, я хотела тебе сварить кофе с молоком. Ты же будешь кофе с молоком? Даже если не будешь, я все равно сварю.

Он приблизился слишком близко к ней и нагло ухмыльнулся. Как кот, который поймал мышку и уверен в своей победе. Но нет, даже мышка может плстоять за себя. Яреци сощурилась, потом сделала вид, что испугалась. Что он там говорил про наказание? Он хочет ее наказать? Пусть попробует. Хотя почему она не может отдубасить его чем-то? Вот только чем?

Рука нащупала полотенце, и девушка хитро сощурилась и ухмыльнулась. Он вернулся к работе с холодным оружием, и она, выждав удобный момент, отняла у него нож. Быстро положила его на столешницу и начала дубасить его полотенцем по лицу.

- Не спится ему, ах, какие мы нежные, - засмеялась она. - Ну прям вообще. Сам сиди за столом! Ты порезал мне все, дальше я сама справлюсь!

Она опустила руку с полотенцем и посмотрела нс него, усмехнувшись. Кажется, он открутит ей голову... но было весело. Теперь было хорошо.

Рассуждения девушки о молоке, Тору как-то пропустил, занимаясь ветчиной. Сам он предпочитал обычный кофе, без каких-то добавок и сильно не баловался с этим напитком, чаще всего выбирая чай. Любовь к чаю прививалась ему с детства и, в отличие от других вещей, связанных с его с семьей, сохранилась до настоящего времени.

Тору уже хотел отложить нож в сторону и заняться "сборкой" яичницы, как на него было совершено нападение, настолько подлое и неожиданное, что он даже позволил отнять у себя нож. Дальше же началось и вовсе какое-то непотребство - его стали лупить полотенцем по лицу. Это, конечно, не причиняло боли, но являлось настоящим вызовом, который он просто не мог ни принять.

- Ну все. Теперь ты точно напросилась на наказание. - Тору с грозным видом направился в сторону Яреци и, пресекая попытки совершить побег, сделал резкий выпад, схватил девушку и повалил ее на пол. - Ну и кто теперь смелый?

Идея идеального наказания пришла в голову сразу. Соорудив на лице самое грозное из выражений, на которое был сейчас способен и, стараясь не начать глупо улыбаться, Тору начал беспощадным образом щекотать Яреци.

- Сдаешься? Будешь меня слушаться?

С одной стороны, Тору хотел выйти из этой ситуации победителем, а с другой, он был бы совсем не против и дальше продолжать их милую возню. Все эти забавные мелочи создавали ощущение близости между ним и Яри и давали надежду, что самый трудный период в их отношениях уже позади.

У нее даже не было возможности сбежать. Все это произошло настолько быстро, что она даже не успела как-то отреагировать на все это безобразие. Вот он только что стоял недалеко от нее, а уже через мгновение она лежит на полу и смотрит на потолок. А еще через мгновение Тору склонился над ней и состроил такое страшное выражение лица, что она невольно засмеялась. Звонким смехом, радостным и беззаботным. Потому что в глазах любимого не было гнева. И злобы.

- Я тебе поддалась, - показала она ему язык и только хотела встать на ноги, как он ее начал щекотать. Она взвизгнула.

Она всегда, сколько себя помнила, боялась щекотки. Папа иногда этим пользовался, когда дурачился вместе с ней, дядя Гильермо тоже иногда щекотал ее, и она пыталась от него убежать. И визжала от восторга, радовалась. А вот мама почему-то не участвовала в таких безобразиях. Нет, мама ее любила, но эта любовь была другой. Более строгая, канонная. Видно, мужчины любят дурачиться. Сколько бы лет им не было.

- Ай, щекотно, - смеялась девушка, пытаясь увернуться от него, но этого ей никак не удавалось. Из глаз текли слезы от смеха, а ее громкий заливистый смех поднимался все выше, а потом сталкивался с преградой в виде потолка и разбивался на миллионы осколков. Но это было неважно. Как и то, что они своим смехом могли разбудить соседей.

- Все, сдаюсь, - сказала она, чувствуя, что от смеха стало тяжело дышать. Она ладонями стерла слезы и внимательно посмотрела на его лицо. Его глаза все были такими же холодными и непроницаемыми, но в них, казалось, плясали озорные искорки. - Я проиграла эту битву, но война еще не окончена, - со всей серьезностью в голосе произнесла она, но все-таки не смогла сдержать улыбку.

Она вдруг начала думать, какое было детство у него. Наверное, у него не было такой близости с мамой, а может он этого не помнит. Она хотела было спросить у него про детство, но потом решила, что не готова слушать. Он вряд ли был готов рассказать что-то о себе. Да и ситуация сейчас была несколько другой. Не для грустных разговоров.

- Яичница сама не сделается, если что, - тихо напомнила она, вздохнув.

Несмотря на попытки Яреци убедить его в том, что она поддалась, Тору не сомневался в своей безоговорочной победе. Что только подтвердилось неспособностью Яри вырваться, когда он начал ее щекотать. Хотя, судя по ее заливистому смеху, она от этого особенно не страдала.

- Вот и правильно. Сразу бы так. - Тору перестал щекотать девушку, но отпускать ее с пола не торопился. - Хотя мое превосходство было очевидным. Я больше, сильнее и намного опытнее в боевых искусствах. Хочешь тоже как-нибудь завалить меня на пол - тренируйся. Ну, или найди для этого какой-нибудь более интересный способ, когда я сам не смогу отказаться.

Тору все же выпустил девушку, поднимаясь и помогая встать ей. Как она верно заметила, яичница не умела делать себя сама, так что если они планировали позавтракать, стоило уделить ей больше внимания. А уж только потом, при желании, еще немного подурачиться.

Приготовление завтрака много времени не отняло, и скоро он уже раскладывал по тарелкам обещанную яичницу, которая хоть и не являлась шедевром кулинарного мастерства, получилась вполне вкусной.

- Со мной все понятно, а вот ты почему так рано поднялась? И чем занималась, пока я спал? Вынашивала планы захвата власти в нашей семье?

Последнее слово вырвалось как-то само собой. Они так толком и не обсуждали варианты развития их совместного будущего, получая удовольствие от настоящего, но, похоже, последние дни окончательно создали в его голове картину их полноценной совместной жизни, приравнивая ее чуть ли не к супружеству.

- А вот я попробую тебя завалить на пол, - с вызовом сказала девушка, улыбнувшись и пытаясь встать, но он не давал ей этого сделать. Она коротко вздохнула и сощурилась. - А ты меня будешь тренировать? Я вынослива. К тому же, если ты меня будешь тренировать, я буду знать твои слабые места, - добавила она.

Она сильно сомневалась, что у него есть слабые места. Хотя практика показывала. что она сама и есть его слабое место. Он сильно за неё переживал и боялся потерять, что вызывало у неё какое-то странное чувство где-то в животе. Как будто раз - и полетело много бабочек. Она тоже боялась его потерять, но сейчас была уверена почти на сто процентов, что все печали и проблемы ушли на второй план, и у них впереди счастливое будущее. Не безоблачное, конечно, но уже не будет таких проблем. Как бы она этого хотела.

Наконец, Тору решил всё-таки приготовить яичницу и встал. Помог подняться ей, и она отправилась в ванную, чтобы умыться и причесаться. Потом вернулась и села на стул. Снова подтянула к себе ноги и обняла их руками. Положила подбородок на колени и из-под полуприкрытых век стала наблюдать за движениями Тору, который готовил яичницу. В воздухе витали приятные запахи, а желудок стал более настойчиво просить еды, что вызвало на губах слабую улыбку. Тору поставил перед ней тарелку, и она спустила ноги на пол и задумчиво посмотрела на альбом.

- Я... мне не спалось. Я в четыре утра встала. вспомнила, что я как бы в художественном институте учусь. Вот решила порисовать, - она покраснела до кончиков ушей и осторожно подвинула ему альбом со сложенным вдвое листом бумаги. Потом спохватилась и быстро его забрала, но пока рвать не стала. А вдруг Тору понравится портрет этой змеи? Хотя это вряд ли. Она же принадлежит к этой семье, Тору, наверное, к ней нормально относится. А может и нет. Но всё равно, ему это вряд ли понравится. Она положила этот лист себе на колени и смущённо опустила глаза. Стала ковыряться в тарелке, тщетно пытаясь выковырять кусок помидора. - Семья... я пока не думала о... нашей семье... - её щёки стали, кажется, пунцовые. Она подняла на него глаза. - Но... Тору, тебе надо помириться с мамой. Я видела, как ты молился перед алтарём... мама тебя очень любит, она была рада, что ты вернулся. Она простит тебя, я уверена в этом. Поговори с ней...

Она осеклась и опустила голову. Она не была уверена, что её слова были правдой. Возможно, там было всё намного серьёзнее, чем она предполагала. Но она хотела, чтобы он помирился с мамой, чтобы вернулся в свою семью. Хотя бы душой...

- Знаю я, что ты вынослива, - многозначительно протянул Тору. Ему нравилось время от времени говорить самые обыденные вещи так, словно он подразумевал под ними что-то другое и смотреть, как мило начинают розоветь щеки Яреци.- Если хочешь, я буду тебя тренировать. Но учти, я - строгий тренер, и поблажек от меня можешь не ждать.

Как оказалось, поднявшись в такую рань, Яреци решила немного порисовать, пододвигая к нему альбом в доказательство своих слов и подозрительно забирая вырванный листок. В альбоме оказался портрет женщины, очень похожей на его мать, что дало ему некоторую пищу для размышлений. Видимо встреча Яри с твердой, как скала, Мотидзуки Чиеко сильно запала девушке в душу и, возможно, ему еще предстояло столкнуться с ее последствиями.

- А там чего прячешь? - Тору кивнул в сторону лежащего у нее на коленях листа. - Портрет какого-нибудь симпатичного мальчика?

Мысленно перебрав несколько возможных вариантов скрываемого изображения, он пришел в выводу, что в большинстве из них одной порцией щекотки Яреци точно не отделается. И пусть она ему потом не рассказывает о художественной ценности произведения, мотивах, побудивших ее это нарисовать и прочей незначительной ерунде.

С темы их отношений Яри быстро соскочила на необходимость его примирения с матерью, показывая, что, наверное, ему стоило больше ей рассказать о специфике своих отношений с семьей, чтобы у нее не было лишних иллюзий на этот счет. Конечно, он приехал в Японию не только, чтобы отдать почести умершему отцу, но и чтобы пробить брешь в беспросветных отношениях с ныне живыми родственниками. Но он и близко не рассчитывал на любовь, взаимопринятие и другие, как ему казалось, совершенно невозможные вещи.

- Яри, я же не рассказывал тебе, как перестал общаться с родными? Если коротко, то с отцом у нас всегда были натянутые отношения, в то время как с матерью они практически отсутствовали вообще. После моего отказа от карьеры, развода и нежелания прислушиваться к их советам отец как-то позвонил мне и сообщил, что не хочет иметь со мной ничего общего. А мать... Он нее я не услышал ни слова. За все эти годы. Ровно до того момента, как мы с тобой пришли в родительский дом. Так что, я конечно, с ней поговорю, причем, в ближайшие дни, но очень сильно сомневаюсь в эффективности нашего разговора.

Тору не стал уточнять, что характер запланированного разговора будет сильно отличаться от того, что рисует ее воображение. Он собирался высказать матери все, что он думает по поводу вмешательства в его личную жизнь, ну а если после этого ему придется уехать из Японии... Что же, он заберет Яреци и без особых сожалений это сделает.

Наверное, это глупо. Глупо рисовать родственников любимого человека, которых видишь всего один раз в жизни и с вероятностью больше тысячи процентов больше никогда не увидишь. Но эта женщина, уже в возрасте, внушающая страх и какую-то внутреннюю силу, почему-то сильно запала в душу Яреци. Девушка была уверена, что мать Тору не приняла её в свою семью, ведь она действительно слишком молода, да ещё, несмотря на все уверения, что будет сильной, умудрилась разреветься при ней. И если бы она сдержалась, потом разревелась бы при Тору, где-нибудь в другом месте, пусть хоть в автобуса, было бы легче. И проще. Тогда была бы хоть какая-то вероятность, что её примут в семью. А так всё, ей лучше больше там не появляться.

- Нет, я... - она вздохнула и немного испуганно протянула ему сложенный лист. - Это само так получилось, я не хотела. Но... она действительно похожа на змею, - тихо прошептала она, глядя в тарелку, с таким интересом, будто там было произведение искусства. Интересно, он ей открутит голову за такую дерзость? Надо было выкинуть этот рисунок сразу.

Перепады настроения стали происходить всё чаще, и она нахмурилась. Раньше такого с ней почти никогда не было, но вот последнее время это всё происходит чаще. Возможно, так на неё повлиял весь этот монастырь или ещё что-то, а может и кто-то. А возможно, это просто усталость и присутствие постоянного стресса.

Он немного рассказал о своих отношениях с родителями, но, в принципе, она и не просила, чтобы он рассказал прям всё-всё. Создавалось такое впечатление, что родители его не любили. Хотя его мать показалась ей пусть и строгой, властной и серьёзной женщиной, но всё-таки любящей его. Она даже представить себе не могла, как это может быть такое, чтобы мать не любила своего ребёнка. Но обычно такие дети либо воспитываются в приюте или на улице, и о них никто не вспоминает. А если они и возвращаются в дом, то, вероятно, их либо не пускают, либо просто указывают на дверь. Но никак не подают руку, не разговаривают, Ей так казалось. И уж тем более не интересуются, почему на нелюбимого и ненужного сына запала какая-то мелкая девчонка, которая не знает ничего о жизни. С другой стороны, может просто сам Тору не хотел поддерживать с ними отношения, но он не был похож на того ребёнка, который просто сбежал из дома, наплевал на всё и всех. Он грустил, скучал.

- Мне папа рассказывал, что одно время он дружил с беспризорниками. Некоторые выросли, сейчас работают, вернулись к жизни. Но они никогда не вспоминали дом, родителей. Вот никогда. Папа иногда общается с ним. Ни разу они не вспомнили о родителях. Кого-то просто выгнали из дома, кто-то ушёл сам. Но... - она задумалась. - Тору, мама тебя любит. Как-нибудь, но любит. Если бы ты был ей безразличен, она бы не стала говорить со мной. Она бы меня просто не заметила. Да и тебя бы, наверное, тоже. Ты... поговори с ней. Она тебя поймёт и простит. Я уверена в этом. Если... конечно, если ты сам хочешь наладить отношения с ней и помириться в сердце со своим отцом... - Она прислонила руку к его груди. - Всё, что было в прошлом... оно осталось там. Не будешь ли ты винить себя, если, пока есть возможность, не изменишь эту ситуацию?

По тому, с какой опаской Яреци протянула ему листок, Тору начал предполагать что-то действительно нехорошее, а открыв его и посмотрев на изображение, не смог удержаться от смешка.

- По-моему, очень похоже. Ты боялась, что я стану на тебя за это ругаться? Зря. - Тору вернул листок девушке. - В нашей семье к Фуэми никто особой любви не испытывает. Даже сам Рюхей. Как ты понимаешь, женился он на ней не от хорошей жизни. Семейный бизнес переживал не самые лучшие времена, а инвестиции ее отца значительно облегчили всем жизнь. Но поскольку мой старший брат - воплощенная в человеческом теле ответственность, раз он взвалил на себя этот крест, то будет нести его до конца жизни. Печально только, что после смерти матери именно Фуэми станет в родительском доме полновластной хозяйкой.

Яреци продолжила убеждать его в материнской любви, на что Тору лишь пожал плечами. В доводах девушки было рациональное зерно, но от них сильно тянуло идеализмом юности, когда невозможное кажется возможным, а родственники, чтобы не случилось, в глубине души любят друг друга. Но, дожив до своих лет, Тору уже давно для себя решил, что это не более чем красивая мечта, далекая от реальности.

- Яри, я обещаю тебе, что в ближайшее время встречусь с матерью, а все остальное... Понимаешь, в детстве мной в основном занималась бабушка. Я был незапланированным ребенком и родился в сложный период жизни родителей. У них хватало других забот, и пока я никому не мешал, все шло прекрасно. Но я начал расти и, с какого-то момента доставлять проблемы, а они не нашли ничего лучше, чем просто пытаться все неправильные с их точки зрения порывы задавить...

Тору раньше об этом как-то не думал, но, сейчас высказавшись, понял простую вещь - он до сих пор обижался на мать. Даже больше чем на отца, с которым постоянно ругался. Она находила время, чтобы все в доме функционировало, как один слаженный механизм, учила английский язык и разбиралась в финансовой отчетности, чтобы помочь мужу, но могла и не найти и получаса в неделю, чтобы нормально поговорить со своим младшим сыном.

Значит, он был незапланированным ребёнком. Со старшим братом у него, небось, огромнейшая разница в возрасте, родители не занимались им. Он рос одиноким и нелюдимым. Прям как беспризорник, только в его ситуации это было ужасней. У него были родители, которые его не выгоняли из дома, которые просто не обращали на него внимания. И была только бабушка, которая научила его пускать бумажные кораблики, которая любила его. Больно понимать, что ты никому не нужен. Но может это всё просто верхушка айсберга? Может... у них, в Японии, вообще не принято показывать свои чувства к детям? Не принято баловать, разговаривать по душам с ними?

- Они тебя любили, Тору. Иначе бы просто вышвырнули на улицу. А ты ушёл сам, сказав, что не хочешь иметь с ними ничего общего после разговора с отцом. Ты убежал от проблем и не хочешь к ним возвращаться, чтобы помириться с мамой и примириться с отцом. Но... я уверена, что мама... она простит тебя. Позволь ей просто пообщаться с тобой. Твоя мама тебя назвала одиноким странником с тёмной аурой и ранимой душой. Она понимает, что ты страдаешь... возможно, она понимает, что не уделяла тебе внимания, когда была такая необходимость. Но...

Она замолчала и глубоко вздохнула. Посмотрела в глаза Тору и взяла его ладонь в свои руки. ей хотелось его поддержать, она хотела, чтобы он наконец-то обрёл свой дом. Потому что если у него где-то будет дом, куда он в любой момент может вернуться, она будет счастлива за него. Потому что его глаза будут счастливые. Тяжело, когда люимые люди ссорятся, а потом упускают возможность помириться. Вот папа упустил возможность помириться с бабушкой мамы, хотя они не особо сильно ссорились, бабушка мамы как-то более лояльно относилась к их браку. Но все проблемы начались только после того, как папа сказал, что пока они работают в России, Яреци будет жить с ними. И ни в какую солнечную Испанию они её не отдадут.

Она должна попытаться сделать всё возможное, чтобы Тору помирился с мамой и братьями.

- Кстати, очень вкусная яичница. Папа бы оценил твои способности, а то он мне периодически говорит, что я даже не в состоянии приготовить яичницу, - она попыталась перевести тему на что-то более нейтральное и весёлое.

- "Одинокий странник с темной аурой и ранимой душой"... Как поэтично. - Тору скептически хмыкнул. Он понимал желание Яреци примирить его с семьей и ценил ее заботу, но сомневался, что нечто подобное вообще возможно. По крайней мере не в тех масштабах, что нарисовала в своем воображении девушка. И это прекрасно показало их последнее общение с Рюхеем. Оказавшись наедине, они только и смогли, что перекинулись парочкой ничего не значащих фраз, осознавая полное отсутствие общих тем для разговоров. В каком-то смысле, даже с отцом Яреци Тору чувствовал себя намного свободнее, чем со своей собственной родней, не привыкшей к доверительным беседам.

- Думаю, твой папа преувеличивает. Ты хорошо готовишь. Но это, конечно, не отменяет того факта, что я большой молодец.

Тору был рад сменить болезненную для него тему на что-то нейтральное. Тем более он не имел ничего против того, чтобы послушать, как любимая девушка положительно отзывается о его кулинарных достижениях.

- Я вообще умею много всего интересного. - Тору поднялся из-за стола и поставил посуду в раковину. - А пока ты думаешь на эту тему, я пойду умоюсь и попытаюсь вернуть себе подобающий приличному человеку облик. Посуду я помою, когда вернусь.

С этими словами Тору направился в сторону ванной, прикидывая, что ему нужно сделать, чтобы прочесать изрядно запутавшиеся за ночь волосы и придумывая новое наказание для Яреци, если ей придет в голову использовать его отсутствие для каких-нибудь не разрешенных им занятий.